Неточные совпадения
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха
в свой
широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
— Сюда, ваше сиятельство, пожалуйте, здесь не обеспокоят ваше сиятельство, — говорил особенно липнувший старый, белесый Татарин с
широким тазом и расходившимися над ним фалдами фрака. — Пожалуйте, ваше сиятельство, — говорил он Левину,
в знак почтения к Степану Аркадьичу ухаживая и за его гостем.
В его лице и фигуре, от коротко обстриженных черных волос и свежевыбритого подбородка до
широкого с иголочки нового мундира, всё было просто и вместе изящно.
В то время как он подходил к ней, красивые глаза его особенно нежно заблестели, и с чуть-заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой (так показалось Левину), почтительно и осторожно наклонясь над нею, он протянул ей свою небольшую, но
широкую руку.
Он был еще худее, чем три года тому назад, когда Константин Левин видел его
в последний раз. На нем был короткий сюртук. И руки и
широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели на губы, те же глаза странно и наивно смотрели на вошедшего.
Аннушка уже дремала, держа красный мешочек на коленах
широкими руками
в перчатках, из которых одна была прорвана.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти
в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на
широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Мышцы задних и передних ног не были особенно крупны; но зато
в подпруге лошадь была необыкновенно
широкая, что особенно поражало теперь, при ее выдержке и поджаром животе.
Одетая
в белое с
широким шитьем платье, она сидела
в углу террасы за цветами и не слыхала его.
Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил
в очень длинной белой рубахе, согнувшись, махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина
в кучерах, с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит, по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом, как бы играя косой, срезывая свой
широкий ряд.
Пред ним,
в загибе реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом за бабами шли мужики с вилами, и из валов выростали
широкие, высокие, пухлые копны. Слева по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Красавец обер-кельнер с начинавшимся от шеи пробором
в густых напомаженных волосах, во фраке и с
широкою белою батистовою грудью рубашки, со связкой брелок над округленным брюшком, заложив руки
в карманы, презрительно прищурившись, строго отвечал что-то остановившемуся господину.
Среднего роста, плотный, с вертлявою походкой, Михайлов,
в своей коричневой шляпе, оливковом пальто и
в узких панталонах, тогда как уже давно носили
широкие,
в особенности обыкновенностью своего
широкого лица и соединением выражения робости и желания соблюсти свое достоинство произвел неприятное впечатление.
Постанов ее головы на красивых и
широких плечах и сдержанно-возбужденное сияние ее глаз и всего лица напомнили ему ее такою совершенно, какою он увидел ее на бале
в Москве.
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и
в нижнем этаже красили,
в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по
широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли
в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Молодые же были
в дворянских расстегнутых мундирах с низкими талиями и
широких в плечах, с белыми жилетами, или
в мундирах с черными воротниками и лаврами, шитьем министерства юстиции.
Но только что, въехав на
широкий, полукруглый двор и слезши с извозчика, он вступил на крыльцо и навстречу ему швейцар
в перевязи беззвучно отворил дверь и поклонился; только что он увидал
в швейцарской калоши и шубы членов, сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх; только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок и увидал, входя по отлогой ковровой лестнице, статую на площадке и
в верхних дверях третьего состаревшегося знакомого швейцара
в клубной ливрее, неторопливо и не медля отворявшего дверь и оглядывавшего гостя, ― Левина охватило давнишнее впечатление клуба, впечатление отдыха, довольства и приличия.
— Экой молодец стал! И то не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич, глядя на бойко и развязно вошедшего красивого,
широкого мальчика
в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к отцу и подал ему записку о баллах, полученных
в школе.
— Вот он! — проговорила княгиня, указывая на Вронского,
в длинном пальто и
в черной с
широкими полями шляпе шедшего под руку с матерью. Облонский шел подле него, что-то оживленно говоря.
Неточные совпадения
Потом свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли?
широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу
в ней тьма тём, // А ни
в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О время, время новое! // Ты тоже
в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
Кто видывал, как слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет, что ни работою // Ни вечною заботою, // Ни игом рабства долгого, // Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы не поставлены: // Пред ним
широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки
в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..
Сманила Гришу узкая, // Извилистая тропочка, // Через хлеба бегущая, //
В широкий луг подкошенный // Спустился он по ней.
«Дерзай!» — за ними слышится // Дьячково слово; сын его // Григорий, крестник старосты, // Подходит к землякам. // «Хошь водки?» — Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как
в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника //
Широкую ладонь.
Крестьяне думу думали, // А поп
широкой шляпою //
В лицо себе помахивал // Да на небо глядел.