Неточные совпадения
Зачем я в Петербурге?
по какому случаю? — этого вопроса,
по врожденной провинциалам неосмотрительности, я ни разу не задал
себе, покидая наш постылый губернский город.
И точно, за обедом мы пьем сравнительно довольно мало, так что, когда я, руководясь бывшими примерами, налил
себе перед закуской большую (железнодорожную) рюмку водки, то на меня оглянулись с некоторым беспокойством. Затем:
по рюмке хересу,
по стакану доброго лафита и
по бутылке шампанского на человека — и только.
Ежели первый признак,
по которому мы сознаем
себя живущими в человеческом обществе, есть живая человеческая речь, то разве я ощущал на
себе ее действие?
Он сознавал
себя представителем своего права, и
по случаю этого права предавался всякого рода необузданностям, с полною уверенностью, что они пройдут для него безнаказанно.
Если б кто-нибудь взял на
себя труд обстоятельно написать историю этих пикировок, вышла бы очень интересная история, из которой всякий увидел бы, что это был просто глупый обычай,
по поводу которого можно только развести руками.
Теперь, мы спрашиваем
себя только, должен ли повторяться этот едва совершившийся факт безгранично? и на вопрос этот позволяем
себе думать, что ежели бы рядом с совершившимся фактом было поставлено благодетельное тире, то от сего наши сердца преисполнились бы не менее благоговейною признательностью, каковою был фимиам, наполнявший их
по поводу совершившегося факта.
— Иду, знаете, дозором, и вдруг вижу — благородные люди! И можно сказать, даже в очень веселом виде-с! Время, знаете, ночное-с… местожительства объявить не могут… Ну-с, конечно, как сам благородный человек…
по силе возможности-с… Сейчас к
себе на квартиру-с… Диван-с, подушки-с…
Разрешите
себе его, и вы разом получите возможность не только оценить
по достоинству самую затею и исходный пункт, из которого она возникла, но и провидеть дальнейший процесс ее осуществления, со всеми ожидающими ее впереди колебаниями и неизбежным в конце концов фиаско.
Будучи состояния бедного и погребая брата, оставившего после
себя только старинную копеечку да две акции Рыбинско-Бологовской железной дороги, она, для того только, чтобы не обличить саму
себя, обязывалась бы продолжать притворяться нищей и сократить расходы
по погребению до последней крайности.
Прокоп был вне
себя; он, как говорится, и рвал и метал. Я всегда знал, что он ругатель
по природе, но и за всем тем был изумлен. Таких ругательств, какие в эту минуту расточали уста его, я, признаюсь, даже в соединенном рязанско-тамбовско-саратовско-воронежском клубе не слыхивал.
Читая эти вдохновенные речи, мы, провинциалы, задумываемся. Конечно, говорим мы
себе, эти люди невинны, но вместе с тем как они непреклонны! посмотрите, как они козыряют друг друга! Как они способны замучить друг друга
по вопросу о выеденном яйце!
К величайшему удивлению, мы стали замечать, что Никодим ведет газету на славу, что"столбцы ее оживлены", что в ней появилась целая стая совершенно новых сотрудников, которые неустанно ведут между
собой живую и даже ожесточенную полемику
по поводу содержания московских бульваров,
по поводу ненужности посыпания песком тротуаров в летнее время и т. д.
— Представьте
себе, — говорил он, — небо там синее, море синее,
по морю корабли плывут, а над кораблями реют какие-то неизвестные птицы… но буквально неизвестные! a la lettre!
— Очень и очень многое! — восклицают хором все пенкосниматели и, как бы после принятого важного решения, вдруг все рассыпаются
по комнате. У всех светлые лица, все с беспечною доверчивостью глядят в глаза будущему; некоторые бьют
себя по ляжкам и повторяют: очень и очень многое!
И, может быть, это удалось бы мне (я очень хорошо помню, что и сам раз или два уж ударил
себя по ляжке с восклицанием: очень и очень многое!), но меня пугал Неуважай-Корыто.
Что это за люди? — спрашивал я
себя: просто ли глупцы, давшие друг другу слово ни под каким видом не сознаваться в этом? или это переодетые принцы, которым правила этикета не позволяют ни улыбаться не вовремя, ни поговорить
по душе с человеком, не посвященным в тайны пенкоснимательской абракадабры? или, наконец, это банда оффенбаховских разбойников, давшая клятву накидываться и скалить зубы на всех, кто к ней не принадлежит?
Но мы отвлеклись опять, и потому постараемся сдержать
себя. Не станем бродить с пером в руках
по газетному листу, как отравленные мухи, но выскажем кратко наши надежды и упования.
По нашему мнению, от которого мы никогда ни на одну йоту не отступим, самые лучшие сроки для платежа налогов — это первое февраля и первое апреля. Эти же сроки наиболее подходящие и для экзекуций. И мы докажем это таким множеством фактов, которые заставят замолчать наших слишком словоохотливых противников.
Менандр несколько раз прошелся взад и вперед
по комнате, потер
себе лоб и сказал...
— Да, и от чего стал задумываться… от"Петербургских ведомостей"! С реформами там нынче все поздравляют, ну вот он читал-читал, да и вообрази
себе, что идет он
по длинномудлинному коридору, а там,
по обеим сторонам, все пеленки… то бишь все реформы развешены! Эхма! чья-то теперь очередь с ума сходить!
По крайней мере, говорил я
себе, у меня друг будет!
Представьте
себе такое положение: вы приходите
по делу к одному из досужих русских людей, вам предлагают стул, и в то время, как вы садитесь трах! — задние ножки у стула подгибаются! Вы падаете с размаху на пол, расшибаете затылок, а хозяин с любезнейшею улыбкой говорит...
Ежели мистификаторы упорны и пользуются здоровьем, они могут свести человека с ума.
По крайней мере, я испытал это отчасти на
себе. Теперь, после двух сыгранных со мной фарсов, я не могу сесть, чтоб не подумать: а ну, как этот стул вдруг подломится подо мной! Я не могу ступить
по половице, чтоб меня не смущала мысль: а что, если эта половица совсем не половица, а только подобие ее, устроенное с исключительной целью, чтоб я провалился и расквасил
себе нос!
Первое заседание прошло шумно и весело. Члены живо разобрали между
собой подлежащие разработке предметы и организовались в отделения; затем определен был порядок заседаний (число последних ограничено семью). В заключение, Энгель очень приятно изумил, выпив бутылку пива и сказав по-русски...
Но вслед за тем он вдруг спохватился, хлопнул
себя по ляжке и залопотал...
Идет ли человек
по тротуару, сидит ли в обществе пенкоснимателей, читает ли корреспонденцию из Пирятина — вдруг гаркнет: odiarti! [ненавидеть тебя!] — и сам не может дать
себе отчета, зачем и почему.
— Я чему радуюсь? Я? чему я радуюсь?"Затишье"! Астахов! Маша!"Человек он был" — а теперь что! Что я такое, спрашиваю я вас! Утонула! Черта с два… вышла замуж за Чертопханова! За Чертопханова — понимаете!"Башмаков еще не износила"… Зачем жить! Зачем мне жить, спрашиваю я вас! Сибирь… каторга…
по холодку! Вот тут! — закончил он, ударяя
себя в грудь, — тут!
— Ну-с, допрос кончен, — обратился ко мне лжепрезус, — и если бы вы не запятнали
себя запирательством
по показанию Корподибакко…
На другой день опять допрос и ужин — с тою же обстановкой. На третий, на четвертый день и так далее — то же. Наконец, на седьмой день, мы так вклепались друг в друга и того сами на
себя наболтали, что хоть всех на каторгу, так впору в тот же день нам было объявлено, что хотя мы по-прежнему остаемся заарестованными на честном слове в своих квартирах, но совместное жительство уже не допускается.
Сад опустел и обнажился; на дорожках лежала толстая стлань желтых, мокрых от дождя листьев; плетневый частокол местами совсем повалился, местами еще держался кой-как на весу, как будто силился изобразить
собой современное европейское равновесие; за садом виднелась бесконечная, безнадежная равнина; берега пруда были размыты и почернели; обок с усадьбой темнели два ряда жалких крестьянских изб, уныло глядевших друг на друга через дорогу,
по которой ни проехать, ни пройти невозможно.
— Гм… я, кажется, сапоги с
себя снял, — говорит он, — а вы уж и раскисли, старушки! По-родственному! Это значит: в Проплеванной с вами жить, да наливки распивать… недурно сказано!
Знай она русскую грамматику, она доказала бы, как дважды два — четыре, что вредный коммунизм, и под землей и
по земле, и под водой и
по воде, как червь или, лучше сказать, как голодный немец, ползет, прокладывая
себе дорогу в сердца простодушных обывателей российских весей и градов!
Ведь деньги мои не были заперты! ведь он был один в момент моей смерти, или,
по крайней мере, мнил
себя быть одним!
Он,
по обыкновению своему, шагал из угла в угол, но,
по временам, останавливался и меланхолически рассматривал щегольской серый казакин с бубновым тузом на спине, который сгоряча заказал для
себя и в котором теперь не предстояло никакой надобности.
— Возможное ли теперича дело, чтоб они не поверили, коли мы, значит, даже руку, с позволения сказать, под
себя клали! По-ихнему, теперича, какой это разговор?"Верное слово" — и больше ничего!
Городские головы оставили за
собой одну специальность: угощать
по воскресеньям «излюбленных губернаторами людей» пирогами.
Воровать и грабить было воспрещено строго-настрого, а в 1891 году,
по инициативе белебеевского «излюбленного губернатором человека», всем ворам было поставлено в обязанность подать о
себе особые ревизские сказки,
по исполнении чего они немедленно были посажены на цепь, и тем сразу прекращены были способы для производства дальнейших с их стороны беззаконий.
Изъян третий: постоянно находясь под игом воспоминаний о периоде самоотверженности, они чувствуют
себя до того задавленными и оскорбленными при виде чего-либо нового, не
по их инициативе измышленного, что нет, кажется, во всем их нравственном существе живого места, которое не ныло бы от уязвленного самолюбия.
Уничтожение крепостного права, сделавшись совершившимся фактом, открыло перед нами новые перспективы, и была одна минута, когда едва ли нашелся бы хоть один член русской интеллигенции, который не сознавал бы для
себя ясными (или,
по крайней мере, не притворился бы ясно сознающим) все логические последствия этого факта.
Большинство выражало этот либерализм тем, что стыдилось и каялось, меньшинство — тем, что прощало и забывало прошлое (оставляя, впрочем, за
собой право, —
по временам поддразнивать покаявшихся).
Слушая эти рассуждения, я не могу не признать одного: что Петр Иванович,
по крайней мере, настолько умен, что нимало не обольщает
себя насчет своей задачи.
Что он в свое время относился к"молодым людям"благосклонно, когда они попадали в беду, что он не тиранил их, а сажал за свой стол и предоставлял разговаривать по-французски с своей женой — это я испытал на
себе, когда я написал"Маланью"и попался
по этому случаю впросак.
Возьмешь с
собой в сумерки управляющего и пойдешь с ним
по полям.
— Сам от вас отгрызусь!"И можешь ты
себе представить, мой друг, ведь я
по сю пору под судом состою!
И ежели ты, например, калач украл, я тебе скажу: ты это что, курицын сын, наделал? — а он тебя призовет: вы, скажет, калач вам не принадлежащий
себе присвоили, так за это вы подлежите,
по такой-то статье, такому-то истязанию.