Неточные совпадения
Взяв рукопись, Петр Михайлыч первоначально перекрестился и, проговорив: «С богом, любезная,
иди к невским берегам», — начал запаковывать ее с таким старанием, как бы отправлял какое-нибудь собственное сочинение, за которое ему предстояло получить по крайней мере миллион или бессмертие. В
то время, как он занят был этим делом, капитан заметил,
что Калинович наклонился
к Настеньке и сказал ей что-то на ухо.
— Молебен! — сказал он стоявшим на клиросе монахам, и все
пошли в небольшой церковный придел, где покоились мощи угодника. Началась служба. В
то время как монахи, после довольно тихого пения, запели вдруг громко: «Тебе, бога, хвалим; тебе, господи, исповедуем!» — Настенька поклонилась в землю и вдруг разрыдалась почти до истерики, так
что Палагея Евграфовна принуждена была подойти и поднять ее. После молебна начали подходить
к кресту и благословению настоятеля. Петр Михайлыч подошел первый.
— А понимать, — возразил, в свою очередь, Петр Михайлыч, — можно так,
что он не приступал ни
к чему решительному, потому
что у Настеньки мало, а у него и меньше
того: ну а теперь,
слава богу, кроме платы за сочинения, литераторам и места дают не по-нашему: может быть, этим смотрителем поддержат года два, да вдруг и хватят в директоры: значит, и будет
чем семью кормить.
Несмотря на свои пятьдесят лет, князь мог еще быть назван, по всей справедливости, мужчиною замечательной красоты: благообразный с лица и несколько уж плешивый,
что, впрочем,
к нему очень
шло, среднего роста, умеренно полный, с маленькими, красивыми руками, одетый всегда молодо, щеголевато и со вкусом, он имел
те приятные манеры, которые напоминали несколько манеры ветреных, но милых маркизов.
Словом, разница была только в
том,
что Терка в этот раз не подличал Калиновичу, которого он, за выключку из сторожей, глубоко ненавидел, и если когда его
посылали за чем-нибудь для молодого смотрителя,
то он ходил вдвое долее обыкновенного, тогда как и обыкновенно ходил
к соседке калачнице за кренделями по два часа.
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое, в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов
к ней,
к луне,
к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая
тем показать молодому литератору свою симпатию
к художникам и любовь
к искусствам, а вместе с
тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно, в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные враги его, в силу
той невинной слабости,
что всякому маленькому смертному приятно стать поближе
к великому человеку и хоть одним лучом его
славы осветить себя.
Чувство ожидаемого счастья так овладело моим героем,
что он не в состоянии был спокойно досидеть вечер у генеральши и раскланялся. Быстро шагая,
пошел он по деревянному тротуару и принялся даже с несвойственною ему веселостью насвистывать какой-то марш, а потом с попавшимся навстречу Румянцовым раскланялся так радушно,
что привел
того в восторг и в недоумение. Прошел он прямо
к Годневым, которых застал за ужином, и как ни старался принять спокойный и равнодушный вид, на лице его было написано удовольствие.
О подорожниках она задумала еще дня за два и нарочно
послала Терку за цыплятами для паштета
к знакомой мещанке Спиридоновне; но
тот сходил поближе,
к другой, и принес таких,
что она, не утерпев, бросила ему живым петухом в рожу.
— Коли злой человек, батюшка, найдет, так и тройку остановит. Хоть бы наше теперь дело: едем путем-дорогой, а какую защиту можем сделать? Ни оружия при себе не имеешь… оробеешь… а он, коли на
то пошел, ему себя не жаль, по
той причине,
что в нем — не
к ночи будь сказано — сам нечистой сидит.
«Вот с этим человеком, кажется, можно было бы потолковать и отвести хоть немного душу», — подумал он и, не будучи еще уверен, чтоб
тот пришел, решился
послать к нему записку, в которой, ссылаясь на болезнь, извинялся,
что не был у него лично, и вместе с
тем покорнейше просил его сделать истинно христианское дело — посетить его, больного, одинокого и скучающего.
— Да, — произнес он, — много сделал он добра, да много и зла; он погубил было философию, так
что она едва вынырнула на плечах Гегеля из
того омута, и
то еще не совсем; а прочие знания, бог знает, куда и
пошли. Все это бросилось в детали, подробности; общее пропало совершенно из глаз, и сольется ли когда-нибудь все это во что-нибудь целое, и
к чему все это поведет… Удивительно!
Если, говорю, я оставляю умирающего отца, так это нелегко мне сделать, и вы, вместо
того чтоб меня хоть сколько-нибудь поддержать и утешить в моем ужасном положении, вы вливаете еще мне яду в сердце и хотите поселить недоверие
к человеку, для которого я всем жертвую!» И сама, знаешь, горько-горько заплакала; но он и тут меня не пожалел, а
пошел к отцу и такую штучку подвел,
что если я хочу ехать, так чтоб его с собой взяла, заступником моим против тебя.
Чем дальше они
шли,
тем больше открывалось:
то пестрела китайская беседка,
к которой через канаву перекинут был, как игрушка, деревянный мостик;
то что-то вроде грота, а вот, куда-то далеко, отводил темный коридор из акаций, и при входе в него сидел на пьедестале грозящий пальчиком амур, как бы предостерегающий: «Не ходи туда, смертный, — погибнешь!» Но
что представила площадка перед домом — и вообразить трудно: как бы простирая
к нему свои длинные листья, стояли тут какие-то тополевидные растения в огромных кадках; по кулаку человеческому цвели в средней куртине розаны, как бы венцом окруженные всевозможных цветов георгинами.
Надобно было иметь нечеловеческое терпенье, чтоб снести подобный щелчок. Первое намерение героя моего было пригласить тут же кого-нибудь из молодых людей в секунданты и
послать своему врагу вызов; но дело в
том,
что, не будучи вовсе трусом, он в
то же время дуэли считал решительно за сумасшествие. Кроме
того,
что бы ни говорили, а направленное на вас дуло пистолета не безделица — и все это из-за
того,
что не питает уважение
к вашей особе какой-то господин…
Я, конечно, очень хорошо знала,
что этим не кончится; и действительно, — кто бы после
того к нам ни приехал, сколько бы человек ни сидело в гостиной, он непременно начнет развивать и доказывать, «как
пошло и ничтожно наше барство и
что превосходный представитель, как он выражается, этого гнилого сословия, это ты — извини меня — гадкий, мерзкий, скверный человек, который так развращен,
что не только сам мошенничает, но чувствует какое-то дьявольское наслаждение совращать других».
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь,
шел было
к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали,
что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у
того и у другого.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком
шли, //
Что год,
то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Г-жа Простакова. Бог вас знает, как вы нынче судите. У нас, бывало, всякий
того и смотрит,
что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка, других посмышленее, так сколько трудисся! Вот и теперь, сюда
шедши, я видела,
что к тебе несут какой-то пакет.
—
Что ты! с ума, никак, спятил!
пойдет ли этот
к нам? во сто раз глупее были — и
те не
пошли! — напустились головотяпы на новотора-вора.