Неточные совпадения
Несмотря на свои пятьдесят лет, князь
мог еще
быть назван, по всей справедливости, мужчиною замечательной красоты: благообразный с лица и несколько уж плешивый, что, впрочем, к нему
очень шло, среднего роста, умеренно полный, с маленькими, красивыми руками, одетый всегда молодо, щеголевато и со вкусом, он имел те приятные манеры, которые напоминали несколько манеры ветреных, но милых маркизов.
— Да, я недурно копирую, — отвечал он и снова обратился к Калиновичу: — В заключение всего-с: этот господин влюбляется в
очень миленькую даму, жену весьма почтенного человека, которая
была, пожалуй, несколько кокетка,
может быть, несколько и завлекала его, даже не мудрено, что он ей и нравился, потому что действительно
был чрезвычайно красивый мужчина — высокий, статный, с этими густыми черными волосами, с орлиным, римским носом; на щеках, как два розовых листа, врезан румянец; но все-таки между ним и какой-нибудь госпожою в ранге действительной статской советницы оставался salto mortale…
Как я ни люблю мою героиню, сколько ни признаю в ней ума, прекрасного сердца, сколько ни признаю ее
очень миленькой, но не
могу скрыть: в эти минуты она
была даже смешна!
Наконец, он
будет читать в присутствии княгини и княжны, о которых
очень много слышал, как о чрезвычайно милых дамах и которых,
может быть, заинтересует как автор и человек.
Но чувство к княжне
было скорей каким-то эстетическим чувством; это
было благоговение к красоте, еще более питаемое тем, что с ней
могла составиться
очень приличная партия.
— Отчего ж не
может? — перебила стремительно княжна. — Одна моя кузина,
очень богатая девушка, вышла против воли матери за одного кавалергарда. У него ничего не
было; только он
был очень хорош собой и чудо как умен.
— Все это, князь,
может быть,
очень справедливо, — возразил Калинович, — но чрезвычайно обще и требует слишком многих исключений. По вашему правилу,
очень бы немногим пришлось жениться.
Значит, из всего этого выходит, что в хозяйстве у вас, на первых порах окажется недочет, а семья между тем,
очень вероятно,
будет увеличиваться с каждым годом — и вот вам наперед ваше будущее в Петербурге: вы напишете,
может быть, еще несколько повестей и поймете, наконец, что все писать никаких человеческих сил не хватит, а деньги между тем все
будут нужней и нужней.
«Ну, не ожидал я, чтоб так легко это устроилось», — подумал он и, желая представить свой отъезд как
очень обыкновенный случай, принялся
было быть веселым, но не
мог: сидевшие перед ним жертвы его эгоизма мучили и обличали его.
Калинович обрадовался. Немногого в жизни желал он так, как желал в эту минуту, чтоб Настенька вышла по обыкновению из себя и в порыве гнева сказала ему, что после этого она не хочет
быть ни невестой его, ни женой; но та оскорбилась только на минуту, потому что просила сделать ей предложение
очень просто и естественно, вовсе не подозревая, чтоб это
могло быть тяжело или неприятно для любившего ее человека.
— Я знаю еще больше, — продолжал Калинович, — знаю, что вам тяжело и
очень тяжело жить на свете, хотя,
может быть, вы целые дни смеетесь и улыбаетесь. На днях еще видел я девушку, которую бросил любимый человек и которую укоряют за это родные, презрели в обществе, но все-таки она счастливее вас, потому что ей не за что себя нравственно презирать.
— Merci! — отвечал Дубовский, торопливо
выпивая вино, и, видимо, тронутый за чувствительную струну, снова продолжал: — Я
был, однако, так еще осторожен, что не позволил себе прямо отнестись в редакцию, а вот именно самого Павла Николаича, встретив в одном доме, спрашиваю, что
могу ли надеяться
быть напечатан у них. Он говорил: «
Очень хорошо,
очень рад». Имел ли я после того право
быть почти уверен?
—
Очень хороший, говорят, — подтвердил он, — я, конечно, тогда его не знал; но если б обратился прямо к нему с моим произведением, так,
может быть, другая постигла бы его участь.
— Он вот
очень хорошо знает, — продолжала она, указав на Калиновича и обращаясь более к Белавину, — знает, какой у меня ужасный отрицательный взгляд
был на божий мир; но когда именно пришло для меня время такого несчастия, такого падения в общественном мнении, что каждый, кажется,
мог бросить в меня безнаказанно камень, однако никто, даже из людей, которых я,
может быть, сама оскорбляла, — никто не дал мне даже почувствовать этого каким-нибудь двусмысленным взглядом, — тогда я поняла, что в каждом человеке
есть искра божья, искра любви, и перестала не любить и презирать людей.
— Госпожа эта, — возразил князь с усмешкою, — пустилась теперь во все тяжкие. Он,
может быть, у ней в пятом или четвертом нумере, а такими привязанностями не
очень дорожат. Наконец, я поставил ему это первым условием, и, значит, все это вздор!.. Главное, чтоб он вам нравился, потому что вы все-таки
будете его жена, а он ваш муж — вопрос теперь в том.
— Необходимо так, — подхватил князь. — Тем больше, что это совершенно прекратит всякий повод к разного рода вопросам и догадкам: что и как и для чего вы составляете подобную партию? Ответ
очень простой: жених человек молодой, умный, образованный, с состоянием — значит, ровня… а потом и в отношении его, на случай, если б он объявил какие-нибудь претензии, можно прямо
будет сказать: «Милостивый государь, вы получили деньги и потому
можете молчать».
— Послушайте, однако, — начала она, — я сама хочу
быть с вами откровенна и сказать вам, что я тоже любила когда-то и думала вполне принадлежать одному человеку.
Может быть, это
была с моей стороны ужасная ошибка, которой, впрочем, теперь опасаться нечего! Человек этот, по крайней мере для меня, умер; но я его
очень любила.
Нашему вице-губернатору предшествовал на этот раз приглашенный им из департамента
очень еще молодой человек, но уже с геморроидальным цветом лица, одетый франтом, худощавый и вообще
очень похожий своим тоном и манерами на Калиновича, когда тот
был молод, и,
может быть, такой же будущий вице-губернатор, но пока еще только, как говорили, будущий секретарь губернского правления.
— Никаких… Какие же
могут быть приказания?.. Ступайте…
Очень вам благодарен за беспокойство… Никаких… — повторил старик раздраженным голосом, и полицеймейстер уехал.
Другой протестант
был некто m-r Козленев, прехорошенький собой молодой человек, собственный племянник губернатора, сын его родной сестры:
будучи очень богатою женщиною, она со слезами умоляла брата взять к себе на службу ее повесу, которого держать в Петербурге не
было никакой возможности, потому что он того и гляди
мог попасть в солдаты или
быть сослан на Кавказ.
Он
очень хорошо понимает, что во мне
может снова явиться любовь к тебе, потому что ты единственный человек, который меня истинно любил и которого бы я должна
была любить всю жизнь — он это видит и, чтоб ударить меня в последнее больное место моего сердца, изобрел это проклятое дело, от которого, если бог спасет тебя, — продолжала Полина с большим одушевлением, — то я разойдусь с ним и
буду жить около тебя, что бы в свете ни говорили…
Пускай потешится и пострижет… шерстки, одно дело, заранее уж позапасено, а другое,
может быть, и напредь сего, хоть не
очень шибко, а все-таки станет подрастать!» Калинович тоже как будто бы действовал по сказке Папушкина.
Неточные совпадения
Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего:
может быть, оно там и нужно так, об этом я не
могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это
может быть очень худо: господин ревизор или другой кто
может принять это на свой счет.
Хлестаков. Да что ж жаловаться? Посуди сам, любезный, как же? ведь мне нужно
есть. Этак
могу я совсем отощать. Мне
очень есть хочется; я не шутя это говорю.
Прыщ
был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я
могу! я еще
очень могу! Он
был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него
была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
Но так как он все-таки
был сыном XVIII века, то в болтовне его нередко прорывался дух исследования, который
мог бы дать
очень горькие плоды, если б он не
был в значительной степени смягчен духом легкомыслия.
Очень может статься, что многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность
была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода
была у него под боком и он
мог прибыть туда через полчаса? Как
мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен
быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под конец даже налились кровью?