Неточные совпадения
В это время с другой половины кресел стремился
к статскому другой военный, уж какой-то длинновязый, с жиденькими усами и бакенбардами, с
лицом, усыпанным веснушками, с ученым знаком на груди и в полковничьих эполетах.
Он давно со вниманием заглядывал на статского, и, когда тот повернул
к нему
лицо свое, военный, как-то радостно воскликнув: «Боже мой, это Бегушев!» — начал, шагая через ноги своих соседей, быстро пробираться
к нему.
— Скажите, — начала она, приближая уже почти
к самой решетке свое
лицо и весьма негромким голосом, — хмуринские акции верны или нет?
Домна Осиповна обратила, наконец, внимание на то, что Бегушев мало что все молчал, сидел насупившись, но у него даже какое-то страдание было написано на
лице. Она встала и подошла
к нему.
Бегушев побагровел от злости. Он убежден был, что графа принял Прокофий, и принял с умыслом, а не просто. Первым его движением было идти и избить Прокофия до полусмерти, но от этого он, как и всегда, удержался, только
лицо его оставалось искаженным от гнева. Граф Хвостиков, заметивший это и относя неудовольствие хозяина
к себе, сконфузился и почти испугался.
Бегушев на это молчал. В воображении его опять носилась сцена из прошлой жизни. Он припомнил старика-генерала, мужа Натальи Сергеевны, и его свирепое
лицо, когда тот подходил
к барьеру во время дуэли; припомнил его крик, который вырвался у него, когда он падал окровавленный: «Сожалею об одном, что я не убил тебя, злодея!»
Подъехав
к крыльцу Бегушева, Домна Осиповна судорожно и громко позвонила. Ей неторопливо отворил дверь Прокофий,
лицо которого было на этот раз еще мрачнее обыкновенного и какое-то даже исхудалое.
Вскоре приехала Домна Осиповна, очень веселая и весьма
к лицу одетая.
Раздор, как и любовь растут быстро; между Домной Осиповной и Бегушевым произошла, наконец, до некоторой степени явная ссора. Однажды Домна Осиповна приехала
к Бегушеву с
лицом сильно рассерженным.
Бегушев ни слова ей не ответил и, когда Домна Осиповна, Олухов и Грохов ушли, он стал с понуренной головой и мрачным выражением в
лице прислушиваться
к довольно оживленному разговору, начавшемуся между ними в соседней комнате.
Домна Осиповна возвратилась
к нему с
лицом добрым, любящим и, по-видимому, совершенно покойным. По ее мнению, что ей было скрывать перед ним?.. То, что она хлопотала по своим делам? Но это очень натурально; а что в отношении его она была совершенно чиста, в этом он не должен был бы сомневаться!
— Графу я, конечно, не напомнил об этом и только сухо и холодно объявил ему, что место это обещано другому
лицу; но в то же время, дорожа дружбой Ефима Федоровича, я решился тому прямо написать, и вот вам слово в слово мое письмо: «Ефим Федорович, — пишу я ему, — зная ваше строгое и никогда ни перед чем не склоняющееся беспристрастие в службе, я представляю вам факты… — и подробно описал ему самый факт, — и спрашиваю вас: быв в моем положении, взяли ли бы вы опять
к себе на службу подобного человека?»
— Сейчас доложу-с!.. Потрудитесь пожаловать в гостиную! — отвечал курьер и указал на смежную комнату. Бегушев вошел туда. Это была приемная комната, какие обыкновенно бывают на дачах. Курьер скоро возвратился и просил Бегушева пожаловать
к Ефиму Федоровичу наверх. Тот пошел за ним и застал приятеля сидящим около своего письменного стола в халате, что весьма редко было с Тюменевым.
К озлобленному выражению
лица своего Тюменев на этот раз присоединил важничанье и обычное ему топорщенье.
— Чем?.. — спросил Бегушев, обертываясь
к нему
лицом.
На
лице Перехватова выразилось маленькое недоумение, зачем же, собственно, его Бегушев пригласил
к себе.
Одета она была
к лицу, со вкусом и богато.
Она внимательно прислушивалась
к его словам, что же означало выражение
лица ее, определить было трудно.
При всем этом разговоре доктор на
лице своем не выражал ничего; он даже встал из-за стола и направился
к Бегушеву.
Проводив гостей своих, Аделаида Ивановна вошла
к брату, стараясь иметь довольное
лицо.
Послать какого-нибудь адвоката в Сибирь Домна Осиповна боялась, так как в последнее время
к ней со всех сторон доходили повествования о том, как адвокаты обманывают своих клиентов, и особенно женщин, — что отчасти она испытала и на себе, в
лице Грохова.
— Александр Иванович до сих пор еще, кажется, сердится на меня, хотя я в разлуке моей с ним нисколько не виновата! — отнеслась она
к Елизавете Николаевне, у которой опять появилось отчаяние в
лице.
Приехавший в восемь часов доктор и раздавшийся затем звонок прервал их свидание. Бегушев поспешил уйти от Елизаветы Николаевны. Доктор, войдя
к ней, заметил, что она была в тревожном состоянии, и первое, что начал выслушивать, — ее грудь; выражение
лица его сделалось недовольным.
Татьяна Васильевна, не меняя грустного выражения
лица, пододвинула
к нему свою тетрадь.
Только я и не заметила, как это было, — вижу, что она приложила платок
к лицу и, comprenez [понимаете (франц.).], кровью харкнула…
Услышав последнюю фамилию, ее сейчас же пустили
к Грохову, который с отекшим
лицом и с ногами, окутанными в плед, лежал на кушетке.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее. Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали
лицом к лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.
Неточные совпадения
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся
к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный
к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна
к другой с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо
к семейству городничего.
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да
к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Гаврило Афанасьевич // Из тарантаса выпрыгнул, //
К крестьянам подошел: // Как лекарь, руку каждому // Пощупал, в
лица глянул им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий // По утреннему воздуху // Раскатываться стал…
Бурмистр потупил голову, // — Как приказать изволите! // Два-три денька хорошие, // И сено вашей милости // Все уберем, Бог даст! // Не правда ли, ребятушки?.. — // (Бурмистр воротит
к барщине // Широкое
лицо.) // За барщину ответила // Проворная Орефьевна, // Бурмистрова кума: // — Вестимо так, Клим Яковлич. // Покуда вёдро держится, // Убрать бы сено барское, // А наше — подождет!
И, сказав это, вывел Домашку
к толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед ними, та же немытая, нечесаная, как прежде была; стояла, и хмельная улыбка бродила по
лицу ее. И стала им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать невозможно.