Неточные совпадения
Ему, верно, случалось проезжать целые уезды, не набредя ни
на одно жилое барское поместье, хотя часто ему метался в
глаза господский дом, но — увы! — верно, с заколоченными окнами и с красным двором, глухо заросшим крапивою; но никак нельзя было этого сказать про упомянутую волость: усадьбы ее были и в настоящее время преисполнены помещиками; немногие из них заключали по одному владельцу, но в большей части проживали целые семейства.
— Прах бы вас взял и с барыней! Чуть их до смерти не убили!.. Сахарные какие!.. А коляску теперь чини!.. Где кузнец-то?.. Свой вон, каналья, гвоздя сковать не умеет; теперь посылай в чужие люди!.. Одолжайся!.. Уроды этакие! И та-то, ведь как же, богу молиться! Богомольщица немудрая, прости господи! Ступай и скажи сейчас Сеньке, чтобы ехал к предводителю и попросил, нельзя ли кузнеца одолжить, дня
на два, дескать! Что глаза-то выпучил?
В это время в гостиную вошел Эльчанинов, прислонился к колонне и, стараясь принять несколько изысканное положение, вставил стеклышко в
глаз и взором наблюдателя начал оглядывать общество. Вдруг
глаза его неподвижно остановились
на одном предмете; бледное лицо его вспыхнуло.
— Ваш идеал приехал, можете адресоваться, — сказала она Эльчанинову. Тот ей ничего не ответил и вряд ли даже слышал ее замечание. Он, не спуская
глаз, глядел
на Мановскую.
Мановский только взглянул
на него своими выпуклыми серыми
глазами.
Никогда еще Эльчанинов не встречал такой нежной красоты, никогда еще не видал такого кроткого и спокойного взгляда, каким взглянула
на него девушка своими карими
глазами из-под длинных ресниц.
Не помня себя, она назначила ему свидание и во все остальное время как бы лишилась сознания: во всем теле ее был лихорадочный трепет, лицо горело, в
глазах было темно, грудь тяжело дышала; но и в этом состоянии она живо чувствовала присутствие милого человека: не глядя
на него, она знала, был ли он в комнате, или нет; не слышавши, она слышала его голос и, как сомнамбула, кажется, чувствовала каждое его движение.
— Посмотрите, посмотрите, — продолжала Уситкова, показывая
глазами на графа, который целовал руку у Анны Павловны.
— Напрасно вы рассказываете при этих дворянишках, — сказал исправник, показывая
глазами на ушедшего молодого человека, — как раз перенесут графу.
При входе в гостиную он увидел колоссальную фигуру Задор-Мановского, который в широком суконном сюртуке сидел, развалившись в креслах; невдалеке от него
на диване сидела хозяйка. По расстроенному виду и беспокойству в беспечном, по обыкновению, лице Клеопатры Николаевны нетрудно было догадаться, что она имела неприятный для нее разговор с своим собеседником:
глаза ее были заплаканы. Задор-Мановский, видно, имел необыкновенную способность всех женщин заставлять плакать.
Эльчанинову не хотелось еще спать, и он, сев, в раздумье стал смотреть
на своего товарища, который, вытянувшись во весь свой гигантский рост, лежал, зажмурив
глаза, и тяжело дышал.
Анна Павловна начала колебаться: ей казалось, что граф говорил искренне, и слезы невольно навернулись
на ее
глазах.
— Так это жена моя была… Ты ее видел с Эльчаниновым? — начал глухим голосом Мановский, приподнимаясь с дивана, и
глаза его налились кровью и страшно взглянули
на Ивана Александрыча, который ни жив ни мертв сидел
на стуле и не мог даже ничего отвечать.
Инстинкт женщины очень ясно говорил, что участие графа было не бескорыстное и не родственное, так что она не хотела было даже отвечать; но совершенно иными
глазами взглянул
на это Эльчанинов.
После этого Савелий перестал говорить и только иногда долго и долго смотрел
на Анну Павловну каким-то странным взором, потом вдруг опускал
глаза и тотчас после того уходил.
Анна Павловна схватила последнее и быстро пробежала
глазами, но болезненный стон прервал ее чтение, и она без чувств упала
на пол, и долго ли бы пробыла в этом положении, неизвестно, если бы Эльчанинов не вернулся домой.
Сидя в гостиной, он рвал
на себе волосы, проклинал себя и Мановского, хотел даже разбить себе голову об ручку дивана, потом отложил это намерение до того времени, когда Анна Павловна умрет; затем, несколько успокоившись, заглянул в спальню больной и, видя, что она открыла уже
глаза, махнул ей только рукой, чтоб она не тревожилась, а сам воротился в гостиную и лег
на диван.
Он думал этим вызвать вдову
на любезность, но Клеопатра Николаевна конфузилась, мешалась в словах и не отвечала
на вопросы, а между тем была очень интересна: полуоткрытые руки ее из-под широких рукавов капота блестели белизной;
глаза ее были подернуты какою-то масляною и мягкою влагою; кроме того, полная грудь вдовы, как грудь совершенно развившейся тридцатилетней женщины, покрытая легкими кисейными складками, тоже производила свое впечатление.
Она бросилась к окну и, увидев выезжавшего Мановского, тотчас же сбежала вниз, выглянула из спальни в гостиную, чтобы посмотреть, не уехал ли граф, но Сапега сидел
на прежнем месте. Клеопатра Николаевна, несмотря
на внутреннее беспокойство, поправила приведенный в беспорядок туалет и хотела войти в гостиную, как вдруг
глаза ее остановились
на оставленной Мановским записке. Она схватила ее, прочитала и окончательно растерялась.
М-me Симановская приехала с красными и распухшими
глазами: она два дня их не осушала, не получив к сроку из губернского города бального платья, которое она заказала
на последние деньги.
— Успокойтесь, Анна Павловна, успокойтесь, — говорил Савелий, с
глазами, полными слез, — Валерьян Александрыч едут только
на две недели.
Между тем Анна Павловна, бывшая с открытыми
глазами, ничего в то же время не видела и не понимала, что вокруг нее происходило. Савелий позвал двух горничных, приподнял ее, надел
на нее все, какое только было, теплое платье, обернул сверх того в ваточное одеяло и вынес
на руках. Через несколько минут она была уложена
на перине вдоль кареты.
Глаза его, полные слез, с любовью остановились
на бледном лице страдалицы, которой, казалось, становилось лучше, потому что она свободнее дышала,
на лбу у нее показалась каплями испарина — этот благодетельный признак в тифозном состоянии.
Осмотревши всю комнату и видя, что никого нет, она поправила немного левую руку,
на которую, видно, неловко легла, и расстегнула верхнюю пуговицу капота, открыв таким образом верхнюю часть своей роскошной груди, и снова, закрывши
глаза, притворилась бесчувственною.
Граф невольно отвернул
глаза от образа и взглянул
на кровать: Анна Павловна крепко спала;
на бледном лице ее видна была улыбка, как будто бы ей снились приятные грезы; из-под белого одеяла выставлялась почти до плеча голая рука, несколько прядей волос выбивались из-под ночного чепчика.
Граф с невольным удивлением взглянул ей в лицо,
на котором как бы мгновенно изгладилось всякое присутствие мысли и чувства: ни горя, ни испуга, ни удивления — ничего не было видно в ее чертах;
глаза ее, взглянув
на икону, неподвижно остановились, рот полураскрылся, опустившиеся руки вытянулись.
Но она только ласково улыбнулась и, ничего не ответив, снова закрыла
глаза. Бог судил ей в последний раз прийти в себя и посмотреть
на истинно любящего ее человека. Дыхание ее стало учащаться, лицо более и более бледнело.
Приехал священник и вместо учетного молебна начал читать отходную. Через несколько минут она скончалась. Аксинья завыла во весь голос, священник, несмотря
на привычку, прослезился. Окончив отходную, он отер
глаза бумажным платком и в каком-то раздумье сел
на стул. Савелий стоял, прислонясь к косяку, и глядел
на покойницу.
Около ее ног
на креслах помещался старый ее супруг, с какой-то собачьей преданностью смотревший ей в
глаза.