Неточные совпадения
Сло́ва супротивного молвить
никто не смел, все преклонялись перед властным оружейником.
Никто из девиц, сама даже Фленушка, не смели при ней лишних
слов говорить, оттого, выросши в обители, Дуня многого не знала, о чем узнали дочери Патапа Максимыча.
Меж тем взбешенный Орошин, не доужинав и не сказав
никому ни
слова, схватил картуз и вон из трактира.
Пуще всего его берегись, его
словам из наших рыбников
никто не верит.
— Ну, это ина статья, — заговорили бурлаки совсем другим уже голосом и разом сняли перед хозяином картузы и шапки. — Что ж ты, ваше степенство, с самого начала так не сказал? А то и нас на грех, и себя на досаду навел. Тебе бы с первого
слова сказать,
никто бы тебе супротивного
слова не молвил.
— Ведь, ежели она примет иночество, матушка-то Манефа при своем животе благословит ее на игуменство, и
никто из обительских
слова против того не молвит.
Про былую тяжбу из-за пустошей миршенцы якимовским
словом не поминали, хоть Орехово поле, Рязановы пожни и Тимохин бор глаза им по-прежнему мозолили.
Никому на ум не вспадало, во сне даже не грезилось поднимать старые дрязги — твердо помнили миршенцы, сколько бед и напастей из-за тех пустошей отцами их принято, сколь долго они после разоренья по миру ходили да по чужим местам в нáймитах работали. Но вдруг ровно ветром одурь на них нанесло: заквасили новую дежу на старых дрождях.
Юродивые Бог знает отколь к ним приходили, нередко из самой Москвы какой-то чудной человек приезжал — немой ли он был, наложил ли подвиг молчания на себя, только от него
никто слова не слыхивал — из чужих с кем ни встретится, только в землю кланяется да мычит себе, а в келейных рядах чтут его за великого человека…
— Вот до чего мы с вами договорились, — с улыбкой сказала Марья Ивановна. — В богословие пустились… Оставимте эти разговоры, Марко Данилыч. Писание — пучина безмерная,
никому вполне его не понять, разве кроме людей, особенной благодатью озаренных, тех людей, что имеют в устах «
слово живота»… А такие люди есть, — прибавила она, немного помолчав, и быстро взглянула на Дуню. — Не в том дело, Марко Данилыч, — не невольте Дунюшки и все предоставьте воле Божией. Господь лучше вас устроит.
И стали готовить Катеньку ко вступлению «на правый путь истинной веры»; когда же привезли ее в Луповицы и она впервые увидала раденье, с ней случился такой сильный припадок, что, лежа на полу в корчах и судорогах, стала она, как кликуша, странными голосами выкрикивать
слова,
никому не понятные.
Ни
словом, ни движеньем
никто не отозвался ему. Только блаженный ни с того ни с сего захохотал во всю мочь, приговаривая...
Вдруг песня оборвáлась. Перестали прыгать и все молча расселись — мужчины по одну сторону горницы, женщины по другую.
Никто ни
слова, лишь тяжелые вздохи утомившихся Божьих людей были слышны. Но
никто еще из них не достиг исступленного восторга.
Никому ни
слова о нем не говорила, и все думали, что он у меня из памяти вон…
Никто ни
слова, а Онисим Самойлыч больше да больше злобится, крепче и крепче колотит кулаком по столу. Две чайные чашки на пол слетело.
— Заверяю вас, сударыня, — молвила Аннушка. — Самовидцы говорили. Пляшут и мирские песни поют, а
слов разобрать нельзя, потому что далеко. Охают, кричат, иные визжат. И что такое у них делается,
никто не знает.
Пластом лежит на голой земле. Двинуться с места не может, голосу не в силах подать, лежит один-одинехонек, припекаемый полуденными лучами осеннего солнца. Ни на горе, ни под горой
никого нет, стая галок с громким криком носится в высоте над головой миллионщика. Лежит гордый, своенравный богач беспомощен, лежит, всеми покинутый, и
слова не может промолвить. Тускнеет у него в очах, мутится в голове, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Забытье нашло на него…
— Каждая по-своему распорядилась, — отвечал Патап Максимыч. — Сестрица моя любезная три дома в городу-то построила, ни одного не трогает, ни ломать, ни продавать не хочет. Ловкая старица. Много такого знает, чего
никто не знает. Из Питера да из Москвы в месяц раза по два к ней письма приходят. Есть у нее что-нибудь на уме, коли не продает строенья. А покупатели есть, выгодные цены дают, а она и слышать не хочет. Что-нибудь смекает. Она ведь лишнего шага не ступит, лишнего
слова не скажет. Хитрая!
— Из-за того, что он беспомощен! По-человеческому, Михайло Васильич, надо так, — подняв голову и выпрямясь всем станом, сказал Патап Максимыч. — А ежели мне Господь такую же участь сготовил? Горько ведь будет, когда обросят меня и
никто не придет ни с добрым
словом, ни с добрым делом!..
Опять дурак родился. Опять
никто ни
слова.
Сильно поразили Дуню сказанья Устюгова про Саваофа богатого богатину и про Ивана Тимофеича. Хоть и много говорила она про новую принятую ею веру с Марьей Ивановной и с Луповицкими, но
никто из них, даже ее подруги, Варенька с Катенькой, о том ни
слова не говаривали. Много бывало у них бесед, но все говорилось об умерщвлении плоти, о радениях, о хождении в
слове, о таинственной смерти и воскресении; сказаний о новых христах разговоры их не касались.
Отцовское письмо такое было ласковое, такое тоскливое… И жаль стало Дуне старика, положившего в нее душу свою. Одинокий, в тоске, в печалях, в заботах, быть может, больной!.. И
никто ему не молвит приветного
слова! Один, как перст, один-одинешенек…
Мало
слов сказала с ним, но думала о нем ежечасно и берегла свои думы как святыню, словечка о них
никому не промолвила, одному только старому сердечному другу, Аграфене Петровне, немногими
словами намекнула.
Никто не противоречил, Варенька поняла
слова дяди и вся внезапно зарделась.
— Не могу я тятеньку покинуть! Без меня помрет он с тоски… И теперь скучает… Один ведь,
никого возле него нет. Не с кем
слова перемолвить… Нет, не могу я жить без него.
Денисов
никому ни
слова в ответ. Его целуют, его ласкают, приветствуют, а он ровно не видит
никого, ровно ничего не слышит. Склонив голову, молча идет в дом медленными шагами.
В сенях встретила приезжего прислуга, приведенная в тайну сокровенную. С радостью и весельем встречает она барина, преисполненного благодати. С громкими возгласами: «Христос воскресе» — и мужчины и женщины ловят его руки, целуют полы его одежды, каждому хочется хоть прикоснуться к великому пророку, неутомимому радельщику, дивному стихослагателю и святому-блаженному. Молча, потупя взоры, идет он дальше и дальше,
никому не говоря ни
слова.
И перед склонившимся до земли и коленопреклоненным Максимом старец стал ходить в
слове, трубил в золотую трубу живогласную, пророчествовал общую судьбу праведным: «Боритесь с исконным врагом, его же окаянное имя да не взыдет
никому на уста.
С детства видела одну сухую обрядность, ни от кого не слыхала живого
слова,
никто не мог разрешить ей вопросов, возникавших в юной душе.
Обед прошел в строгом молчанье. Заговорила было Марья Ивановна, но Егор Сергеич властно запретил ей разговаривать во время трапезы. И
никто после того не осмеливался
слова промолвить. Кончился обед, и, кроме Дуни, все до земли поклонились Денисову, а потом и он каждому поклонился.
Никто не замечал их,
никто не знал про них,
никому я не говорила, даже тебе ни
слова не сказала…
После выгонки ненавистного приказчика голоса
никто не повышал в работных избах, а ежель и случалось кому хмельком чересчур зашибиться, сами товарищи не допускали его бушевать, а если
слов не слушался, так пускали в ход палки и кулаки.
И до самого расхода с посиделок все на тот же голос, все такими же
словами жалобилась и причитала завидущая на чужое добро Акулина Мироновна. А девушки пели песню за песней, добры молодцы подпевали им. Не один раз выносила Мироновна из подполья зелена вина, но питье было неширокое, нешибкое, в карманах у парней было пустовато, а в долг честная вдовица
никому не давала.
Он застал жену без языка. Так и не пришлось ему двух
слов сказать. На похоронах он громко подпевал городецким дьячкам — скитницы не пожаловали петь к Патапу Максимычу, очень уж сердилась на брата мать Манефа, — и сама не поехала и другим не велела ездить. Все ее
слов послушались,
никто из сбирательниц не приехал в Осиповку.
Ни Патап Максимыч, ни Дуня
словом не сказали, и
никто из других не сказал Мокею Данилычу, кого встретит он в Осиповке; приехал он туда и был крайне удивлен пустотой в доме.
— А кто обещал про это дело
никому не поминать? Кто
слово давал и себя заклинал? А? — прошипел, подойдя к Алексею, Патап Максимыч. — Забыл?
Неточные совпадения
Всечасное употребление этого
слова так нас с ним ознакомило, что, выговоря его, человек ничего уже не мыслит, ничего не чувствует, когда, если б люди понимали его важность,
никто не мог бы вымолвить его без душевного почтения.
Очевидно, фельетонист понял всю книгу так, как невозможно было понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что для тех, которые не читали книги (а очевидно, почти
никто не читал ее), совершенно было ясно, что вся книга была не что иное, как набор высокопарных
слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор книги был человек совершенно невежественный. И всё это было так остроумно, что Сергей Иванович и сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то и было ужасно.
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала от волнения радости и страха. Они отошли так далеко, что
никто уже не мог бы слышать их, но он всё еще не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после
слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала:
Вернувшись домой и найдя всех вполне благополучными и особенно милыми, Дарья Александровна с большим оживлением рассказывала про свою поездку, про то, как ее хорошо принимали, про роскошь и хороший вкус жизни Вронских, про их увеселения и не давала
никому слова сказать против них.
«Не для нужд своих жить, а для Бога. Для какого Бога? И что можно сказать бессмысленнее того, что он сказал? Он сказал, что не надо жить для своих нужд, то есть что не надо жить для того, что мы понимаем, к чему нас влечет, чего нам хочется, а надо жить для чего-то непонятного, для Бога, которого
никто ни понять, ни определить не может. И что же? Я не понял этих бессмысленных
слов Федора? А поняв, усумнился в их справедливости? нашел их глупыми, неясными, неточными?».