Неточные совпадения
Все шло нам прекрасно,
и дивная
была нам в каждом деле удача: работы всегда находились хорошие; промежду собою у нас
было согласие; от домашних приходили всё вести спокойные;
и за все это благословляли мы предходящего нам ангела,
и с пречудною его иконою, кажется, труднее бы чем с жизнию своею не
могли расстаться.
Речь он имел тупую
и невразумительную, все шавкал губами,
и ум у него
был тугой
и для всего столь нескладный, что он даже заучить на память молитв не умел, а только все, бывало, одно какое-нибудь слово твердисловит, но
был на предбудущее прозорлив,
и имел дар вещевать,
и мог сбывчивые намеки подавать.
А потому не
мог я этого долго терпеть
и под каким ни
есть предлогом покинул работу
и побежал домой; думаю: пока никого дома нет, распытаю я что-нибудь у Михайлицы. Хоша ей Лука Кирилов
и не открывался, но она его, при всей своей простоте, все-таки как-то проницала, а таиться от меня она не станет, потому что я
был с детства сиротою
и у них вместо сына возрос,
и она мне
была все равно как второродительница.
Милостивые государи, вы на меня не посетуйте, что я
и пробовать не
могу описать вам, что тут произошло, когда барин излил кипящую смоляную струю на лик ангела
и еще, жестокий человек, поднял икону, чтобы похвастать, как нашел досадить нам. Помню только, что пресветлый лик этот божественный
был красен
и запечатлен, а из-под печати олифа, которая под огневою смолой самую малость сверху растаяла, струила вниз двумя потеками, как кровь в слезе растворенная…
— Сам, — говорю, — не знаю. Наслышан я, что
есть еще в Москве хороший мастер Силачев:
и он по всей России между нашими именит, но он больше к новгородским
и к царским московским письмам потрафляет, а наша икона строгановского рисунка, самых светлых
и рясных вап, так нам потрафить
может один мастер Севастьян с понизовья, но он страстный странствователь: по всей России ходит, староверам починку работает,
и где его искать — неизвестно.
Их необрезанные сердца,
может быть, еще
и не то изобразят
и велят за божество почитать: в Египте же
и быка
и лук красноперый богом чтили; но только уже мы богам чуждым не поклонимся
и жидово лицо за Спасов лик не примем, а даже изображения эти, сколь бы они ни
были искусны, за студодейное невежество почитаем
и отвращаемся от него, поелику
есть отчее предание, «что развлечение очес разоряет чистоту разума, яко водомет поврежденный погубляет воду».
— Ну родненький, ну батечка, ну Марк Александрыч, государь, не зови меня туда, где
едят да
пьют и нескладные речи о святыне говорят, а то меня соблазн обдержать
может.
Можете себе, милостивые государи, представить, как я такого дива должен
был испугаться! Откуда этот повелительный тихий старичок взялся,
и как это мой Лева сейчас точно смерти
был привержен
и головы не
мог поднять,
и опять сейчас уже вязанку дров несет!
И с тем, вижу, он удаляется от меня, а я отвратить глаз от него не
могу и, преодолеть себя
будучи не в состоянии, пал
и вслед ему в землю поклонился, а поднимаю лицо
и вижу, его уже нет, или за древа зашел, или… господь знает куда делся.
По Луки замечанию
было так, что англичанин точно будто жаждал испытать опасных деяний
и положил так, что поедет он завтра в монастырь к епископу, возьмет с собою изографа под видом злотаря
и попросит ему икону ангела показать, дабы он
мог с нее обстоятельный перевод снять будто для ризы; а между тем как можно лучше в нее вглядится
и дома напишет с нее подделок.
Неточные совпадения
Хлестаков. Поросенок ты скверный… Как же они
едят, а я не
ем? Отчего же я, черт возьми, не
могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как
и я?
Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а
может быть,
и того еще хуже.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что
и на свете еще не
было, что
может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал
было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не
могу, не
могу! слышу, что не
могу! тянет, так вот
и тянет! В одном ухе так вот
и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!»
И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз.
И руки дрожат,
и все помутилось.
Городничий. Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост
и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его
и на сто рублей не
было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя,
мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?