Неточные совпадения
Собор Успенский, церковь Благовещения, Грановитая палата, Теремный дворец, Кремль с своими стрельницами, множество каменных церквей и
домов, рассыпанных по городу, — все это, только что вышедшее из-под рук искусных зодчих, носило
на себе печать свежести и новизны, как бы возникло в один день волею всемогущею.
— Уж не сам ли король королей тут живет!» Десять башен поставь рядом, разве выйдет такой
дом: посмотришь
на трубы, шапка валится, а войдешь в него — запутаешься, как в незнакомом лесу.
Духовник шел с дарами
на лестницу; вслед за ним входил Антонио Фиоравенти; навстречу шел хозяин
дома, бледный, дрожащий, с растрепанной головой, с запекшимися губами. Был полдень; солнце ярко освещало лестницу, все предметы резко означались. Первым делом барона, гордого, спесивого, родственника королевского, было броситься к ногам итальянца и молить его о спасении супруги. Золото, поместья, почести, все сулил он ему, лишь бы спасти ту, которая была для него дороже самой жизни.
Антонио взглянул
на хозяина
дома…
А другой, лишь увидел свет, обречен
на изгнание из
дома родительского, из отчизны, отчужден всех прав своих, растет
на руках иноземца, постороннего, врага его семейству; ласки, которые расточает ему мать, самое свидание с ним куплены у этого иноземца дорогою ценою унижения.
Смотри, пятенщик мой, [Пятенщик, ставивший клеймо
на лошадях и сбиравший за то пошлину в казну или
на монастыри, которым эта пошлина предоставлялась грамотою.] — прибавил Мамон, грозя кулаком в ту сторону, где стоял
дом воеводы Образца, — глубоко выжег ты пятно
на груди моей!
Со всех сторон окружали их переходы под навесами и с глухими перилами, которые примыкали к домовой церкви и часовням; главный из этих переходов вел к церкви Благовещения, потому так и называемой:
на дворе великокняжеском правитель народа не начинал и не оканчивал дня без молитвы в
доме божием.
Четыре улицы, немного пошире тогдашних обыкновенных, загроможденные церквами, похожими
на часовни, и
домами наподобие богатых изб в Новгородской и Псковской губерниях, вот вам и дворцовая площадь!
Целый город, заключавшийся в ограде Кремля, походил
на муравейник
домов и церквей, по которому дитя провело, в разные стороны, как попало, несколько дорожек.
На этих-то дорожках крыша одного
дома почти сходилась с крышею другого, так что смельчак мог бы, не хуже хромоногого беса, сделать по ним изрядное путешествие.
— Вступающим в брак господь наказывает оставить отца своего и матерь и прилепиться к жене. В такой же брак вступил и ты, государь всея Руси, приняв по рождению и от святительской руки в
дому божьем благословение
на царство. Приложение сделай сам, господине! Умнее
на твою речь сказать не сумею: я не дьяк и не грамотей.
Внутри города, именно
на том самом месте, где еще в наше время стоял каменный шатер для хранения пушек, в свою очередь сломанный, красовался
дом московского воеводы и боярина Василия Федоровича Симского, по прозванию Образца.
Этот
дом был каменный, строен
на славу иноземными мастерами и прозван ими паластом (palais), [дворец (фр.).] почему и наши с этого времени стали называть каменные
дома палатами.
Дитя, единица ли он или толпа единиц, любит игрушки; а
дом Образца был большая каменная игрушка, невиданная
на Руси.
Старшая в
доме женщина сходила
на пепелище прежнего жилья, вынула из печурки
на черепок горящих угольев, кого-то пригласила оттуда и завернула в скатерть.
Образец со всеми домочадцами вышел навстречу, неся хлеба-соли; поклон в пояс, еще и еще, потом униженно, поникнув седою головой и указывая кому-то путь в новый
дом, приговаривал: «Дедушка! милости просим с нами
на новое место».
Но лучшая утеха и надежда, ненаглядное сокровище старика, была дочь Анастасия. О красоте ее пробежала слава по всей Москве, сквозь стены родительского
дома, через высокие тыны и ворота
на запоре. Русские ценительницы прекрасного не находили в ней недостатков, кроме того, что она была немного тоненька и гибка, как молодая береза. Аристотель, который
на своем веку видел много итальянок, немок и венгерок и потом имел случай видеть ее, художник Аристотель говаривал, что он ничего прекраснее ее не встречал.
Когда она родилась, упала звезда над
домом;
на груди было у ней родимое пятнышко, похожее
на крест в сердце.
И Андрей, сын зодчего Аристотеля, полетел исполнять волю боярина. Из клети, которую покуда будем звать оружейною, железные двери, запиравшиеся сзади крюком, а
на этот раз отворенные, вели в темные переходы; отсюда, по лесенке с перилами, можно было пробраться в терем Анастасии. С другой стороны, из задних покоев боярина,
на правом крыле
дома, вилась к тому же терему другая лестница, и обе, будто играючи, сходились в теплых верхних сенцах, разделявших покои Анастасии от клети ее мамки.
Не для путешественников, однако ж, выступили они толпами из
домов; нет, они стремились в Москву как будто
на потеху,
на которую боялись опоздать.
У въезда в Великую улицу встретило путников несколько приставов, посланных от великого князя, вместе с переводчиком, поздравить их с благополучным приездом и проводить в назначенные им домы. Но вместо того чтобы везти их через Великую улицу, пристава велели извозчикам спуститься
на Москву-реку, оговариваясь невозможностью ехать по улице, заваленной будто развалинами
домов после недавнего пожара.
Размахнув пахи рысьей шубы, Варфоломей выказал свой опашень из рудо-желтой камки с золочеными пуговицами. Правда, нога его заупрямилась было над своей запятой, но он скоро победил ее, стал в благопристойном положении и доложил, что Аристотеля не застал
дома. По приглашению Антона он сел
на лавку. Как штукарь выкидывает разом изо рта несколько сот аршин разноцветных лент, стал он выкидывать без перерыву свои пестрые рассказы.
В жестокое доказательство, что он навсегда лишил Антонио прав
на сердце, имя и достояние родительское, он усыновляет Поппеля, сына умершей сестры, который воспитывался у него в
доме вместе со вторым его сыном Фердинандом.
Пустоте его жилища, отчуждению от него хозяев
дома, которые решительно отказывались его видеть, несмотря
на приветливые его засылы к ним, он грустно изумился.
Посмотри, сколько разрушено
домов и церквей за оградой кремлевской, и помысли, какую сильную, непобедимую волю должен иметь правитель народа, который осмелился наложить молот разрушения
на эту давность и святыню!
Художник, по множеству разнородных занятий своих, мог только редко с ними видеться; хозяин
дома и почти все русские продолжали его чуждаться, скажу более — гнушаться им: Андрей был
на Руси одно любящее существо, которое его понимало, которое сообщалось с ним умом, рано развившимся, и доброю, теплою душою.
Какая-то святая тишина налегла
на весь
дом: ни дверь не стукнет, ни кольцо в ворота не брякнет и слово неосторожное не канет в эту глубокую тишь.
Выходя из
дому и приходя домой, не видит он более Анастасии; только иногда, возвращаясь к себе, находит он
на крыльце брошенную сверху ветку, перо попугая, которое было подарено Софьей Фоминишной маленькому любимцу великого князя и перешло от Андрея к дочери боярина. Раз нашел он даже ленту из косы. Он понимает, откуда дары, он понимает эту немую беседу и, счастливый, дорожит ею выше всех милостей Ивана Васильевича.
Вот, ближе к
дому, что-то шевелится… что-то скребет по стене и — перед ним высокая, необыкновенно высокая фигура, загородившая собой почти все окно. Надобна нечеловеческая сила и ловкость, чтобы взобраться по стене
на такую высоту. Эта мысль, незапность чрезвычайного явления заставили Антона в первую минуту испуга отодвинуться назад.
Все в
доме спало крепким сном; все переполошилось и встало
на ноги — боярин, боярышня и дворчане: псари, сокольники, птичники, бражничие, повара, конюшие, истопники, огородники, сенные девушки и проч. и проч., что составляло тогда дворню боярина.
Антон идет за своим вожатым в темноте, не зная, куда его ведут; он знает только, что они не вышли из города и что они идут по тесным, кривым улицам, потому что беспрестанно готовы наткнуться
на угол
дома.
Этот вестник дал знать Антону, что они освободились из ограды
домов и находятся
на возвышении.
Он делает усилие, отрывает Селинову от ног своих, как отрывают плющ, въевшийся годами в могучий дуб, перебрасывает ее себе
на плечо и, сказав Антону, чтобы он шел в
дом через отворенную калитку, уносит свою добычу.
И лекарь, с грузом странных, неприятных впечатлений, входит
на двор,
на крыльцо. Лестница освещена фонарями: богатый восточный ковер бежит по ступенькам. Антон в сени, в прихожую. Видна необыкновенная суета в
доме. Страх написан
на всех лицах; в суматохе едва заметили лекаря. Слуги не русские.
На каком-то неизвестном языке спрашивают его, что ему надо. Он говорит по-русски — не понимают, по-немецки — то ж, по-итальянски — поняли.
Возле постели мужчина, лет за сорок, низенький, лысый, тщедушный,
на козьих ножках. Должен быть хозяин
дома, потому что челядь, стоящая около него в изумлении и грусти, дает ему почет. Глаза его красны и распухли от слез. Ему бы действовать, подавать какую-нибудь помощь, а он плачет, он хныкает, как старая баба.
Бедная пташка к полдню была испугана появлением злого коршуна, который так часто кружил над ее гнездом. Опять Мамон в
доме Образца, но теперь не так, как гордый вестник от великого князя, а как приговоренный, в сопровождении двух недельщиков и двух вооруженных боярских детей. Прежде чем взяли его из
дому, отобрали
на нем оружие.
К случаю только поручено ему было от короля римского, Максимилиана, узнать, что за страна находится
на востоке, о которой слухи стали доходить и до цесарского
дома и которой дела начинали понемногу вязаться с делами Европы.
Народ радовался такому благоволенью к человеку, который отливал колокола для призыва к молитве, лил пушки
на голову ворогов и собирался строить
дом пречистой.
На другой день ни свет ни заря всё в
доме Образца было уже
на ногах.
На другой день должен он был отправиться в поход вместе с великокняжеским поездом: он теперь же потребовал своего коня и ускакал со двора боярского с тем, чтобы переночевать у Аристотеля и уж оттуда в путь, обещаясь не вступать ногою в тот
дом, где жила Анастасия.
О! с какою радостью поменялась бы теперь
на муки нынешнего утра и прошедших дней, лишь бы ей знать, что он тут, недалеко от нее, в одном с нею
доме, что ей можно будет увидеть его, встретить его взоры, хоть ждать его возврата!
Он не выдержал, он еще раз хотел проехать мимо
дома Образца, проститься с жилищем ее, если не с ней, может быть, навсегда, догнал большой полк, идущий в поход, увидал бедного Афанасия Никитина, с которым познакомил его Андрюша и который не раз беседовал с ним о жизни и природе
на Западе, и спешил подать страже его горсть серебра.
Покуда первые ничего не успели, если исключить басурманский дух, которого засадил Мамон в
дом Образца
на горе его и беду нежно любимой дочери.
И дьяк, покорный ученик Схариа, исполнял со всею точностью и усердием наказ своего наставника и второго отца, как он называл его; еврею известно было все, что делалось в
доме Образца,
на половинах боярской и басурманской.
Много людей
на белом свете, а видишь только одного, в светлице своей,
на улице, в
доме божием.
Добрый час выпадет — отец, брат не будут
дома; Селинова станет
на страже, и концы в воду.
Брат еще не приезжал из Твери, отец поехал к приятелю
на пир по случаю какого-то домашнего праздника, мамка отправилась
на торг для закупок; постоялец был
дома — это доказывали прилетавшие из его комнаты печальные звуки его голоса и волшебного снаряда, которым он, между прочими средствами, очаровывал дочь Образца.
В это время
на небе насупилась туча, ветер завыл, будто прорванная плотина, и стал прохватывать художника. Он ощупал голову. Андрюша предупредил его и подал берет, который за ним нес, когда отец выходил из
дому, а потом положил недалече от него, между камнями. Аристотель накрыл голову.
— Нет, при этом случае не возьму богатых даров от великого князя, хотя бы пришлось заслужить и гнев его. Я не продаю себя. По крайней мере душа моя чиста будет, здесь и
на том свете, от упрека в корысти. Во всем прочем послушаю тебя; чтоб доказать это, из твоего
дома иду прямо к Афанасию Никитину.
— Иной летает соколом с руки великокняжеской, — перебил Афоня, — что ни круг, то взовьется выше; другой пташке не та часть. Поет себе щебетуньей-ласточкой, скоро-скорехонько стрижет воздух крыльями, а дале
дома родимого не смеет. Не все ж по тепло
на гнездо колыбельное; придет пора-времечко, надо и свое гнездышко свивать и своих детушек выводить.