Неточные совпадения
К тому же мне претило это целование
рук (а иные так прямо падали
в ноги и изо всех сил стремились облобызать мои сапоги). Здесь сказывалось вовсе не движение признательного сердца, а просто омерзительная привычка, привитая веками рабства и насилия. И я только удивлялся тому же самому конторщику из унтеров и уряднику, глядя, с какой невозмутимой важностью суют они
в губы мужикам свои огромные красные лапы…
Поплевав на пальцы, она начала раскладывать кабалу. Карты падали на стол с таким звуком, как будто бы они были сваляны из теста, и укладывались
в правильную восьмиконечную звезду. Когда последняя карта легла рубашкой вверх на короля, Мануйлиха протянула ко мне
руку.
Голос, певший песню, вдруг оборвался совсем близко около хаты, громко звякнула железная клямка, и
в просвете быстро распахнувшейся двери показалась рослая смеющаяся девушка. Обеими
руками она бережно поддерживала полосатый передник, из которого выглядывали три крошечные птичьи головки с красными шейками и черными блестящими глазенками.
В то время когда она вытянутой правой
рукой показывала мне направление дороги, я невольно залюбовался ею.
— И слава Богу! — махнула она пренебрежительно
рукой. — Как бы нас с бабкой вовсе
в покое оставили, так лучше бы было, а то…
И она легко и быстро побежала
в хату, наклонив вниз голову и придерживая
руками разбившиеся от ветра волосы.
Левой
рукой Олеся быстро сучила белую, мягкую, как шелк, кудель, а
в правой у нее с легким жужжанием крутилось веретено, которое она то пускала падать почти до земли, то ловко подхватывала его и коротким движением пальцев опять заставляла вертеться.
Эта работа, такая простая на первый взгляд, но
в сущности, требующая огромного, многовекового навыка и ловкости, так и кипела
в ее
руках.
Она перестала прясть и сидела, низко опустив голову, тихо положив
руки вдоль колен.
В ее неподвижно остановившихся глазах с расширившимися зрачками отразился какой-то темный ужас, какая-то невольная покорность таинственным силам и сверхъестественным знаниям, осенявшим ее душу.
Вдруг
рука ее сделала едва заметное легкое движение, и я ощутил
в мякоти
руки, немного выше того места, где щупают пульс, раздражающее прикосновение острого лезвия. Кровь тотчас же выступила во всю ширину пореза, полилась по
руке и частыми каплями закапала на землю. Я едва удержался от того, чтобы не крикнуть, но, кажется, побледнел.
— О нет, нет… Я буду
в лесу
в это время, никуда из хаты не выйду… Но я буду сидеть и все думать, что вот я иду по улице, вхожу
в ваш дом, отворяю двери, вхожу
в вашу комнату… Вы сидите где-нибудь… ну хоть у стола… я подкрадываюсь к вам сзади тихонько… вы меня не слышите… я хватаю вас за плечо
руками и начинаю давить… все крепче, крепче, крепче… а сама гляжу на вас… вот так — смотрите…
— Нет, нет… Вы этого не можете понять, а я это чувствую… Вот здесь, — она крепко притиснула
руку к груди, —
в душе чувствую. Весь наш род проклят во веки веков. Да вы посудите сами: кто же нам помогает, как не он? Разве может простой человек сделать то, что я могу? Вся наша сила от него идет.
— Фью-ю-ю! — протяжно свистнул урядник и глубоко засунул
руки в карманы шаровар. — Тоже благодарность называется! Что же вы думаете, я из-за каких-нибудь двадцати пяти рублей поставлю на карту свое служебное положение? Нет-с, это вы обо мне плохо понимаете.
— Какое? Очень прямое-с. Пункт первый (Евпсихий Африканович загнул толстый, волосатый указательный палец на левой
руке): «Урядник имеет неослабное наблюдение, чтобы все ходили
в храм Божий с усердием, пребывая, однако,
в оном без усилия…» Позвольте узнать, ходит ли эта… как ее… Мануйлиха, что ли?.. Ходит ли она когда-нибудь
в церковь?
Однако мне не пришлось долго его уговаривать. Урядник принял ружье, бережно поставил его между своих колен и любовно отер чистым носовым платком пыль, осевшую на спусковой скобе. Я немного успокоился, увидев, что ружье, по крайней мере, перешло
в руки любителя и знатока. Почти тотчас Евпсихий Африканович встал и заторопился ехать.
В моем присутствии она отдавалась работе с напряженной, суровой деловитостью, но часто я наблюдал, как среди этой работы ее
руки вдруг опускались бессильно вдоль колен, а глаза неподвижно и неопределенно устремлялись вниз, на пол.
Голова сделалась тяжелой,
в ушах шумело,
в темени я ощущал тупую беспрестанную боль, — точно кто-то давил на него мягкой, но сильной
рукой.
Я долго не мог ей ничего ответить, и мы молча стояли друг против друга, держась за
руки, прямо, глубоко и радостно смотря друг другу
в глаза.
Она хотела еще что-то прибавить, но только махнула
рукой, поплелась своей дрожащей походкой
в угол и, кряхтя, закопошилась там над какой-то корзиной.
— Теперь мне все равно, все равно!.. Потому что я люблю тебя, мой дорогой, мое счастье, мой ненаглядный!.. Она прижималась ко мне все сильнее, и я чувствовал, как трепетало под моими
руками ее сильное, крепкое, горячее тело, как часто билось около моей груди ее сердце. Ее страстные поцелуи вливались
в мою еще не окрепшую от болезни голову, как пьяное вино, и я начал терять самообладание.
— Это все глупости, Олеся! — возразил я горячо. — Ты через полгода сама себя не узнаешь. Ты не подозреваешь даже, сколько
в тебе врожденного ума и наблюдательности. Мы с тобой вместе прочитаем много хороших книжек, познакомимся с добрыми, умными людьми, мы с тобой весь широкий свет увидим, Олеся… Мы до старости, до самой смерти будем идти
рука об
руку, вот как теперь идем, и не стыдиться, а гордиться тобой я буду и благодарить тебя!..
Справив все, что мне нужно было
в местечке, я перекусил на скорую
руку в заезжем доме фаршированной еврейской щукой, запил ее прескверным, мутным пивом и отправился домой. Но, проезжая мимо кузницы, я вспомнил, что у Таранчика давно уже хлябает подкова на левой передней, и остановился, чтобы перековать лошадь. Это заняло у меня еще часа полтора времени, так что, когда я подъезжал к перебродской околице, было уже между четырьмя и пятью часами пополудни.
Страшная догадка блеснула у меня
в уме. Я бросился к конторщику и, не помня себя от волнения, крепко вцепился
рукой в его плечо.
И вдруг ее коричневое лицо собралось
в чудовищную, отвратительную гримасу плача: губы растянулись и опустились по углам вниз, все личные мускулы напряглись и задрожали, брови поднялись кверху, наморщив лоб глубокими складками, а из глаз необычайно часто посыпались крупные, как горошины, слезы. Обхватив
руками голову и положив локти на стол, она принялась качаться взад и вперед всем телом и завыла нараспев вполголоса...
Она, не отнимая лица от подушек, протянула назад обнаженную
руку, точно ища чего-то
в воздухе. Я понял это движение и взял ее горячую
руку в свои
руки. Два огромных синих пятна — одно над кистью, а другое повыше локтя — резко выделялись на белой, нежной коже.
Она привстала и, не стесняясь присутствием бабки, взя-ла
руками мою голову и несколько раз подряд поцеловала меня
в лоб и щеки.
Она положила обе
руки мне на плечи и с невыразимой любовью поглядела
в мои глаза.