Цитаты со словом «ещё»
Интрига моего романа основана на истинном происшествии — теперь оно забыто; но я помню
еще время, когда оно было предметом общих разговоров и когда проклятия оскорбленных россиян гремели над главою несчастной, которую я назвал Полиною в моем романе.
Казалось, она одна
еще, не отделенная ни морем, ни безлюдными пустынями от земель, ему подвластных, не трепетала его имени.
Сильный любовию подданных, твердый в вере своих державных предков, царь русской отвергал все честолюбивые предложения Наполеона; переговоры длились, и ничто, по-видимому, не нарушало
еще общего спокойствия и тишины.
Народ не толпился
еще вокруг храмов господних; еще не раздавались вопли несчастных вдов и сирот и, несмотря на турецкую войну, которая кипела в Молдавии, ничто не изменилось в шумной столице севера.
На западе России сбирались грозные тучи; но гром
еще молчал.
По его узкому, туго застегнутому фраку, черному галстуку и небольшим усам нетрудно было догадаться, что он служил в кавалерии, недавно скинул эполеты и не совсем
еще отстал от некоторых военных привычек.
— И смотреть таким же сентябрем, как ты? Нет, душенька, спасибо!.. У меня вовсе нет охоты сидеть повесив нос, когда я чувствую, что могу
еще быть веселым и счастливым…
Поклонясь с рассеянным видом на все четыре стороны, он сел молча на стул, нахмурился
еще более, наморщил лоб и, посвистывая себе под нос, начал преважно протирать свои зеленые очки.
Против Зарецкого и Рославлева, между худощавым стариком и толстым господином, поместился присмиревший Степан Кондратьевич; прочие гости расселись также рядом, один подле другого, выключая офицера: он сел поодаль от других на конце стола, за которым оставалось
еще много порожних мест.
— Иосиф, брат императора французов, — по крайней мере до тех пор, пока Испания не названа
еще французской провинцею.
— И
еще на кой-чем другом, — прибавил молчаливый офицер, подойдя к французу. — Позвольте спросить, — продолжал он спокойным голосом, — дорого ли вам платят за то, чтоб проповедовать везде безусловную покорность к вашему великому Наполеону?
Одни исполненные томности черные глаза ее напоминали
еще об этом давно прошедшем времени и дозволяли иногда молодым поэтам в миленьких французских стишках, по большой части выкраденных из конфектной лавки Молинари, сравнивать ее по уму с одною из муз, а по красоте — со всеми тремя грациями.
— Да, сударыня! — подхватил дипломат. — Если б этот выбор зависел от нас, то, верно, в России было б
еще просторнее; а во Франции так тесно, как в Большой парижской опере, когда давали в первый раз «Торжество Траяна»!
— Да, — отвечал спокойно Рославлев, — я видел почти такую же табакерку; не помню хорошенько, кажется, с видом Прейсиш-Ейлау или Нови. Она
еще лучше этой.
— Нигде, сударь! нигде! Такие опасные люди не должны быть терпимы во всей Европе. Пусть они едут в Англию или Восточную Индию; пусть проповедывают там возмутительные свои правила; по крайней мере до тех пор, пока на берегах Темзы не развеваются
еще знамена Франции.
Поверьте, на обширных полях наших, усеянных костями литовцев и татар, найдется
еще довольно места и для новых незваных гостей!..
— Дерзость или нет, этого мы не знаем; дело только в том, что карета, я думаю, лежит и теперь
еще на боку!
Вдали, сквозь утренний туман, сверкали верхи позлащенных спицов адмиралтейства и высокой колокольни Петропавловского собора; но солнце
еще не показалось из-за частой сосновой рощи, и густая тень лежала на кровле двухэтажного дома старинной архитектуры, в котором помещался трактир, известный под названием «Руки» или «Средней рогатки».
— Вот изволишь видеть: твоя Полина слишком… как бы тебе сказать?.. слишком… небесна, а я слыхал, что эти неземные девушки редко делают своих мужей счастливыми. Мы все люди как люди, а им подавай идеал. Пока ты
еще жених и страстный любовник…
Не прошло пяти минут, как вдруг ему послышались близкие голоса; он сделал
еще несколько шагов, и подле него за кустом погремел отрывистый вопрос: «Ну, что?..
Еще на три шага ближе!» Рославлев поразодвинул сучья густого куста, который скрывал от него говорящих, и увидел на небольшой поляне четырех человек.
—
Еще одно слово, господин офицер. Мне кажется…
Прошло
еще несколько секунд; сердце Рославлева почти перестало биться. Расстояние между поединщиками становилось все менее; вот уже оставалось не более шести или семи шагов… вдруг раздался третий выстрел.
— Не трудитесь! — перервал офицер, — он доживет
еще до последнего моего выстрела. Ну, что ж, сударь? Да подходите смелее! ведь я не стану стрелять, пока вы не будете у самого барьера.
— Если б я приставил ему мой пистолет ко лбу? Разумеется.
Еще один шаг, господин кавалер Почетного легиона! Прошу покорно!
— Ты жив
еще, мой друг! — вскричал секундант француза.
Вместо ответа офицер улыбнулся и, взглянув спокойно на бледное лицо своей жертвы, устремил глаза свои в другую сторону. Ах! если б они пылали бешенством, то несчастный мог бы
еще надеяться, — и тигр имеет минуты милосердия; но этот бесчувственный, неумолимый взор, выражающий одно мертвое равнодушие, не обещал никакой пощады.
— Но жив
еще. Позвольте!..
Неблагодарные! чем платили они до сих пор за нашу ласку и хлебосольство? — продолжал офицер, и глаза его в первый раз
еще заблистали каким-то нечеловеческим огнем.
— Сто три версты! А там
еще семьдесят! Какая досада! Я мог бы завтра поутру…
С полчаса
еще наш влюбленный путешественник ходил молча взад и вперед по избе; потом от нечего делать напился чаю; и наконец, отворив окно, сел возле него, чтобы видеть, когда станут закладывать его коляску.
— Вестимо. Вот нынче ночью я повез на тройке, в Подсолнечное, какого-то барина; не успел
еще за околицу выехать, а он и ну понукать; так, знашь ты, кричма и кричит, как за язык повешенный. Пошел, да пошел! «Как-ста не так, — подумал я про себя, — вишь, какой прыткой! Нет, барин, погоди! Животы-та не твои, как их поморишь, так и почты не на чем справлять будет». Он ну кричать громче, а я ну ехать тише!
— Вот то-то, Андрюша! — сказал старый крестьянин, — зачем озорничать! Ведь наше дело таковское — за всяким тычком не угоняешься. А уж если пришла охота подраться, так дрался бы с своим братом: скулы-то равные, — а то
еще схватился с барином!..
Вот кабы
еще проезжие-та, как ваша милость, не понукали; а то наши бары, провал бы их взял! ступай им по десяти верст в час; а поехал вволю рысцой или шагом, так норовят в зубы».
— Эх, Ваня, Ваня! Да есть ли земля, где б поборов не было? Что вы верите этим нехристям; теперь-то они так говорят, а дай Бонапарту до нас добраться, так последнюю рубаху стащит; да
еще заберет всех молодых парней и ушлет их за тридевять земель в тридесятое государство.
—
Еще бог дает проезжих! — сказал ямщик в армяке. — Экой разгон!
Может быть, я
еще годов десять промаюсь.
С моей старухой я невовсе
еще был сиротою, а теперь… голубушка моя, родная!.. хоть бы еще разочек на тебя взглянуть, моя сердечная!..
— Но неравно вам прилучится проезжать опять чрез нашу Белокаменную, то порадуйте старика, взъезжайте прямо ко мне, и если я буду
еще жив… Да нет! коли не станет моей Мавры Андреевны, так господь бог милостив… услышит мои молитвы и приберет меня горемычного.
И все так станут думать, как тяжко придет; а впрочем, и теперь, что бога гневить, есть русские дворяне, которые не совсем
еще обыноземились.
Да вот
еще; вы, верно, изволили читать: «Мысли вслух на Красном крыльце Силы Андреевича Богатырева».
— И, сударь! Придет беда, так все заговорят одним голосом, и дворяне и простой народ! То ли
еще бывало в старину: и триста лет татары владели землею русскою, а разве мы стали от этого сами татарами? Ведь все, а чем нас упрекает Сила Андреевич Богатырев, прививное, батюшка; а корень-то все русской. Дремлем до поры до времени; а как очнемся да стрехнем с себя чужую пыль, так нас и не узнаешь!
Рославлев пожал
еще раз руку молодому купцу и сел с Иваном Архиповичем в коляску. Ямщик тронул лошадей, затянул песню, и когда услышал, что купец даст ему целковый на водку, присвистнул и помчался таким молодцом вдоль улицы, что старой ямщик не усидел на завалине, вскочил и закричал ему вслед...
— Никак нет, сударь! До поворота версты две
еще осталось.
Минут через пять березовая роща осталась у них назади; коляска своротила с большой дороги на проселочную, которая шла посреди полей, засеянных хлебом; справа и слева мелькали небольшие лесочки и отдельные группы деревьев; вдали чернелась густая дубовая роща, из-за которой подымались высокие деревянные хоромы, построенные
еще дедом Полины, храбрым секунд-майором Лидиным, убитым при штурме Измаила.
— Ну, здравствуй
еще раз, любезный жених! — сказал Николай Степанович Ижорской, пожимая руку Рославлева. — Знаешь ли что? Пока еще наши барыни не приехали, мы успеем двух, трех русаков затравить. Ей, Терешка! Долой с лошади!
А так как он
еще не прибыл, так сдать мне должность старшему приставу.
— Ну, конечно, батюшка! подчас напляшешься. Не только губернатор, и слуги-то его начнут тебя пырять да гонять из угла в угол, как легавую собаку. Чего б ни потребовали к его превосходительству, хоть птичьего молока, чтоб тут же родилось и выросло. Бывало, с ног собьют, разбойники! А как
еще, на беду, губернатор приедет с супругою… ну! совсем молодца замотают! хоть вовсе спать не ложись!
Он держал за руку больную и хотя не говорил
еще ни слова, но не трудно было отгадать по его веселому и довольному лицу, что опасность миновалась.
Цитаты из русской классики со словом «ещё»
— А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел потерять нитку разговора с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он с осторожною улыбкой, как бы все
еще боясь его чем-нибудь раздражить.
— Никогда не привозил. Я про нож этот только вот что могу тебе сказать, Лев Николаевич, — прибавил он, помолчав, — я его из запертого ящика ноне утром достал, потому что всё дело было утром, в четвертом часу. Он у меня всё в книге заложен лежал… И… и… и вот
еще, что мне чудно: совсем нож как бы на полтора… али даже на два вершка прошел… под самую левую грудь… а крови всего этак с пол-ложки столовой на рубашку вытекло; больше не было…
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и
еще проживешь десять лет — нового ничего не увидишь Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
Но не оттого закружилась у меня тогда голова и тосковало сердце так, что я десять раз подходил к их дверям и десять раз возвращался назад, прежде чем вошел, — не оттого, что не удалась мне моя карьера и что не было у меня
еще ни славы, ни денег; не оттого, что я
еще не какой-нибудь «атташе» и далеко было до того, чтоб меня послали для поправления здоровья в Италию; а оттого, что можно прожить десять лет в один год, и прожила в этот год десять лет и моя Наташа.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался
еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же — о столь важном, что он не обращал никакого внимания на то, что́ происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но ему всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Предложения со словом «ещё»
- Но каким бы долгим и мучительным ни был путь в аэропорт, к тому моменту как мы прибыли туда, до вылета оставалось ещё больше трёх часов.
- Такие колебания могут стать ещё более значительными при использовании кредитного плеча.
- Я немного отхлебнул горьковатой, но приятной на вкус жидкости, потом сделал ещё несколько больших глотков.
- (все предложения)
Афоризмы русских писателей со словом «ещё»
- Что такое революция? Это переворот и избавление.
Но когда избавитель перевернуть — перевернул, избавить — избавил, а потом и сам так плотно уселся на ваш загорбок, что снова и еще хуже задыхаетесь вы в предсмертной тоске, то тогда черт с ним и с избавителем этим!
- Вот и еще особенность нашего времени: презирать писание ради литературы, хотя и помнишь, и соглашаешься <там> с Белинским, что у настоящей литературы цель — сама литература, художественность, а остальное приложится. Но слишком противны эти наши самодовольные деятели литературы сегодня, а потому и их литература, даже если и не лишена чисто литературных достоинств.
- Если насилие — повивальная бабка истории, то еще вернее, что сегодня она скорее — могильщик истории!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно