Неточные совпадения
Вот почему и
случилось, что до двадцатого года я почти
не видал моей матери, кроме двух-трех случаев мельком.
Я
не знаю, ненавидел или любил я его, но он наполнял собою все мое будущее, все расчеты мои на жизнь, — и это
случилось само собою, это шло вместе с ростом.
О mon cher, этот детский вопрос в наше время просто страшен: покамест эти золотые головки, с кудрями и с невинностью, в первом детстве, порхают перед тобой и смотрят на тебя, с их светлым смехом и светлыми глазками, — то точно ангелы Божии или прелестные птички; а потом… а потом
случается, что лучше бы они и
не вырастали совсем!
Он как-то вдруг оборвал, раскис и задумался. После потрясений (а потрясения с ним могли
случаться поминутно, Бог знает с чего) он обыкновенно на некоторое время как бы терял здравость рассудка и переставал управлять собой; впрочем, скоро и поправлялся, так что все это было
не вредно. Мы просидели с минуту. Нижняя губа его, очень полная, совсем отвисла… Всего более удивило меня, что он вдруг упомянул про свою дочь, да еще с такою откровенностью. Конечно, я приписал расстройству.
Я там ничего
не говорю: конечно, все это святыня и все может
случиться…
Так и
случилось, что его
не было дома…
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы
случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости лет, когда б
не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля, в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще время.)
Я вовсе
не читателю задаю этот вопрос, я только представляю себе эту тогдашнюю минуту, и совершенно
не в силах даже и теперь объяснить, каким образом
случилось, что я вдруг бросился за занавеску и очутился в спальне Татьяны Павловны.
Почему я
не пошел к ним навстречу, а спрятался, —
не знаю; все
случилось нечаянно, в высшей степени безотчетно.
— Стебельков, — продолжал он, — слишком вверяется иногда своему практическому здравомыслию, а потому и спешит сделать вывод сообразно с своей логикой, нередко весьма проницательной; между тем происшествие может иметь на деле гораздо более фантастический и неожиданный колорит, взяв во внимание действующих лиц. Так
случилось и тут: зная дело отчасти, он заключил, что ребенок принадлежит Версилову; и однако, ребенок
не от Версилова.
— Про это я ничего
не знаю, — заключил Васин. — Лидия Ахмакова умерла недели две спустя после своего разрешения; что тут
случилось —
не знаю. Князь, только лишь возвратясь из Парижа, узнал, что был ребенок, и, кажется, сначала
не поверил, что от него… Вообще, эту историю со всех сторон держат в секрете даже до сих пор.
Он
не договорил и очень неприятно поморщился. Часу в седьмом он опять уехал; он все хлопотал. Я остался наконец один-одинехонек. Уже рассвело. Голова у меня слегка кружилась. Мне мерещился Версилов: рассказ этой дамы выдвигал его совсем в другом свете. Чтоб удобнее обдумать, я прилег на постель Васина так, как был, одетый и в сапогах, на минутку, совсем без намерения спать — и вдруг заснул, даже
не помню, как и
случилось. Я проспал почти четыре часа; никто-то
не разбудил меня.
— Тут вышло недоразумение, и недоразумение слишком ясное, — благоразумно заметил Васин. — Мать ее говорит, что после жестокого оскорбления в публичном доме она как бы потеряла рассудок. Прибавьте обстановку, первоначальное оскорбление от купца… все это могло
случиться точно так же и в прежнее время, и нисколько, по-моему,
не характеризует особенно собственно теперешнюю молодежь.
Поступок остался бы
не менее прекрасным, но единственно из прихоти гордости
случилось иначе.
— Mon cher,
не кричи, это все так, и ты, пожалуй, прав, с твоей точки. Кстати, друг мой, что это
случилось с тобой прошлый раз при Катерине Николаевне? Ты качался… я думал, ты упадешь, и хотел броситься тебя поддержать.
Но уж и досталось же ему от меня за это! Я стал страшным деспотом. Само собою, об этой сцене потом у нас и помину
не было. Напротив, мы встретились с ним на третий же день как ни в чем
не бывало — мало того: я был почти груб в этот второй вечер, а он тоже как будто сух.
Случилось это опять у меня; я почему-то все еще
не пошел к нему сам, несмотря на желание увидеть мать.
— Развить? — сказал он, — нет, уж лучше
не развивать, и к тому же страсть моя — говорить без развития. Право, так. И вот еще странность:
случись, что я начну развивать мысль, в которую верую, и почти всегда так выходит, что в конце изложения я сам перестаю веровать в излагаемое; боюсь подвергнуться и теперь. До свидания, дорогой князь: у вас я всегда непростительно разболтаюсь.
— О, я
не вам! — быстро ответил я, но уж Стебельков непозволительно рассмеялся, и именно, как объяснилось после, тому, что Дарзан назвал меня князем. Адская моя фамилия и тут подгадила. Даже и теперь краснею от мысли, что я, от стыда конечно,
не посмел в ту минуту поднять эту глупость и
не заявил вслух, что я — просто Долгорукий. Это
случилось еще в первый раз в моей жизни. Дарзан в недоумении глядел на меня и на смеющегося Стебелькова.
Я заговаривал с нею и о князе Сергее Петровиче, и она очень слушала и, мне казалось, интересовалась этими сведениями; но как-то всегда так
случалось, что я сам сообщал их, а она никогда
не расспрашивала.
Особенно усилилось ее неудовольствие на меня за последнее время: она видеть
не могла моего франтовского платья, а Лиза передавала мне, что с ней почти
случился припадок, когда она узнала, что у меня лихач-извозчик.
Так
случилось и теперь: я мигом проврался; без всякого дурного чувства, а чисто из легкомыслия; заметив, что Лиза ужасно скучна, я вдруг брякнул, даже и
не подумав о том, что говорю...
Ничего подобного этому я
не мог от нее представить и сам вскочил с места,
не то что в испуге, а с каким-то страданием, с какой-то мучительной раной на сердце, вдруг догадавшись, что
случилось что-то тяжелое. Но мама
не долго выдержала: закрыв руками лицо, она быстро вышла из комнаты. Лиза, даже
не глянув в мою сторону, вышла вслед за нею. Татьяна Павловна с полминуты смотрела на меня молча.
Одним словом, меня поздравлять
не с чем, и тут никогда, никогда
не может ничего
случиться, — задыхался я и летел, и мне так хотелось лететь, мне так было это приятно, — знаете… ну уж пусть будет так однажды, один маленький разочек!
Я знаю, что за этими рулетками
случаются иногда воры, то есть
не то что с улицы, а просто из известных игроков.
Я был бесконечно изумлен; эта новость была всех беспокойнее: что-то вышло, что-то произошло, что-то непременно
случилось, чего я еще
не знаю! Я вдруг мельком вспомнил, как Версилов промолвил мне вчера: «
Не я к тебе приду, а ты ко мне прибежишь». Я полетел к князю Николаю Ивановичу, еще более предчувствуя, что там разгадка. Васин, прощаясь, еще раз поблагодарил меня.
— Непременно есть и «должны быть они»! — вырвалось у меня неудержимо и с жаром,
не знаю почему; но меня увлек тон Версилова и пленила как бы какая-то идея в слове «должны быть они». Разговор этот был для меня совсем неожиданностью. Но в эту минуту вдруг
случилось нечто тоже совсем неожиданное.
Со мной
случился рецидив болезни; произошел сильнейший лихорадочный припадок, а к ночи бред. Но
не все был бред: были бесчисленные сны, целой вереницей и без меры, из которых один сон или отрывок сна я на всю жизнь запомнил. Сообщаю без всяких объяснений; это было пророчество, и пропустить
не могу.
— Андрей Петрович, — схватил я его за руку,
не подумав и почти в вдохновении, как часто со мною
случается (дело было почти в темноте), — Андрей Петрович, я молчал, — ведь вы видели это, — я все молчал до сих пор, знаете для чего? Для того, чтоб избегнуть ваших тайн. Я прямо положил их
не знать никогда. Я — трус, я боюсь, что ваши тайны вырвут вас из моего сердца уже совсем, а я
не хочу этого. А коли так, то зачем бы и вам знать мои секреты? Пусть бы и вам все равно, куда бы я ни пошел!
Не так ли?
Есть больные воспоминания, мой милый, причиняющие действительную боль; они есть почти у каждого, но только люди их забывают; но
случается, что вдруг потом припоминают, даже только какую-нибудь черту, и уж потом отвязаться
не могут.
И, знаешь, ведь она
не всегда была такая пугливая и дикая, как теперь; и теперь
случается, что вдруг развеселится и похорошеет, как двадцатилетняя; а тогда, смолоду, она очень иногда любила поболтать и посмеяться, конечно, в своей компании — с девушками, с приживалками; и как вздрагивала она, когда я внезапно заставал ее иногда смеющеюся, как быстро краснела и пугливо смотрела на меня!
Не знаю, смогу ли передать это ясно; но только вся душа его была возмущена именно от факта, что с ним это могло
случиться.
Сказав это, он вдруг ушел; я же остался, стоя на месте и до того в смущении, что
не решился воротить его. Выражение «документ» особенно потрясло меня: от кого же бы он узнал, и в таких точных выражениях, как
не от Ламберта? Я воротился домой в большом смущении. Да и как же могло
случиться, мелькнуло во мне вдруг, чтоб такое «двухлетнее наваждение» исчезло как сон, как чад, как видение?
На этот счет он был рыцарем; так что рано или поздно он вдруг мог встать и приступить к исполнению своего намерения с неудержимою силой, что весьма и весьма
случается именно с слабыми характерами, ибо у них есть такая черта, до которой
не надобно доводить их.
— Знаете ли, — усмехнулся я вдруг, — вы передали письмо потому, что для вас
не было никакого риску, потому что браку
не бывать, но ведь он? Она, наконец? Разумеется, она отвернется от его предложения, и тогда… что тогда может
случиться? Где он теперь, Анна Андреевна? — вскричал я. — Тут каждая минута дорога, каждую минуту может быть беда!
— Rien, rien du tout… Mais je suis libre ici, n'est-ce pas? [Ничего, ничего… Но я здесь свободен,
не правда ли? (франц.)] Как ты думаешь, здесь ничего
не может со мной
случиться… в таком же роде?
Без вас он погибнет, с ним
случится нервный удар; я боюсь, что он
не вынесет еще до ночи…» Она прибавила, что самой ей непременно надо будет отлучиться, «может быть, даже на два часа, и что князя, стало быть, она оставляет на одного меня».
Все могло
случиться тогда; но только, придя с Ламбертом, он ничего
не знал из того, что
случится.
Но я знаю, что мама часто и теперь садится подле него и тихим голосом, с тихой улыбкой, начинает с ним заговаривать иногда о самых отвлеченных вещах: теперь она вдруг как-то осмелилась перед ним, но как это
случилось —
не знаю.