Этот-де самый Корнеплодов, опросив подробно и рассмотрев
документы, какие Митя мог представить ему (о
документах Митя выразился неясно и особенно спеша
в этом месте), отнесся, что насчет деревни Чермашни, которая должна бы, дескать,
была принадлежать ему, Мите, по матери, действительно можно бы
было начать иск и тем старика-безобразника огорошить… «потому что не все же двери заперты, а юстиция уж знает, куда пролезть».
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы тысячи той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то
есть после благородного признания ей
в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму,
в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под
документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
— Ты этого еще не знаешь. У нее
в руках один
документ есть, собственноручный, Митенькин, математически доказывающий, что он убил Федора Павловича.