Казалось ему, что
в небе извивается многокрылое, гибкое тело страшной, дымно-чёрной птицы с огненным клювом. Наклонив красную, сверкающую голову к земле, Птица жадно рвёт солому огненно-острыми зубами, грызёт дерево. Её дымное тело, играя, вьётся в чёрном небе, падает на село, ползёт по крышам изб и снова пышно, легко вздымается кверху, не отрывая от земли пылающей красной головы, всё шире разевая яростный клюв.
Неточные совпадения
— Что он ей наговорил — понять нельзя, но только она всё о бесах лепечет и что
небо чёрное,
в дырьях, а сквозь дырья огонь видно, бесы
в нём кувыркаются, дразнят людей. Разве можно этакое младенчику рассказывать?
Два окна второй комнаты выходили на улицу, из них было видно равнину бугроватых крыш и розовое
небо.
В углу перед иконами дрожал огонёк
в синей стеклянной лампаде,
в другом стояла кровать, покрытая красным одеялом. На стенах висели яркие портреты царя и генералов.
В комнате было тесно, но чисто и пахло, как
в церкви.
На столе горела лампа, прикрытая зелёным абажуром, против окна,
в пустом
небе, блестел круглый шар луны, — он тоже казался зелёным, стоял неподвижно, как тени
в комнате, и обещал недоброе…
Светало,
в окно смотрел бледный кусок
неба,
в комнате просыпались мухи и жужжали, мелькая на сером фоне окна. Вместе с запахом керосина квартиру наполнял ещё какой-то запах, густой и тревожный.
Осенняя ночь дышала
в окно тёплой и душистой сыростью,
в чёрном
небе трепетали, улетая всё выше и выше, тысячи ярких звёзд, огонь лампы вздрагивал и тоже рвался вверх. Двое людей, наклонясь друг к другу, важно и тихо говорили. Всё вокруг было таинственно, жутко и приятно поднимало куда-то к новому, хорошему.
В его душе, постоянно полной опасениями и обидами, не находилось места надежде на милость
неба, но теперь, явившись неожиданно, она вдруг насытила его грудь теплом и погасила
в ней тяжёлое, тупое отчаяние.
«Теперь идти бы куда-нибудь, — полями, пустынями!» — думал Евсей, входя
в тесные улицы фабричной слободки. Вокруг него стояли красноватые, чумазые стены,
небо над ними выпачкано дымом, воздух насыщен запахом тёплого масла. Всё вокруг было неласково, глаза уставали смотреть на прокопчённые каменные клетки для работы.
Смотрел на круглый одинокий шар луны — она двигалась по
небу толчками, точно прыгала, как большой светлый мяч, и он слышал тихий звук её движения, подобный ударам сердца. Не любил он этот бледный, тоскующий шар, всегда
в тяжёлые минуты жизни как бы наблюдавший за ним с холодной настойчивостью. Было поздно, но город ещё не спал, отовсюду неслись разные звуки.
Он говорил не уставая, а когда дошёл до момента встречи с Маклаковым, вдруг остановился, как перед ямой, открыл глаза, увидал
в окне тусклый взгляд осеннего утра, холодную серую бездонность
неба. Тяжело вздохнул, выпрямился, почувствовал себя точно вымытым изнутри, непривычно легко, приятно пусто, а сердце своё — готовым покорно принять новые приказы, новые насилия.
Когда они нашли Евсея, коснулись его, он с трудом поднялся на ноги и пошёл
в сумерках рощи вслед за ними. У опушки остановился и, прислонясь к дереву, стал ждать, слушая отдалённый, сердитый шум города. Уже был вечер,
небо посинело, над городом тихо разгоралось матовое зарево.
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался
в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Гриша обедал в столовой, но за особенным столиком; он не поднимал глаз с своей тарелки, изредка вздыхал, делал страшные гримасы и говорил, как будто сам с собою: «Жалко!.. улетела… улетит голубь
в небо… ох, на могиле камень!..» и т. п.
Неточные совпадения
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе
в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай
в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на
небе, так вот как на ладони все видишь.
Одни судили так: // Господь по
небу шествует, // И ангелы его // Метут метлою огненной // Перед стопами Божьими //
В небесном поле путь;
Молиться
в ночь морозную // Под звездным
небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
В тот год необычайная // Звезда играла на
небе;
Так солнце с
неба знойного //
В лесную глушь дремучую // Забросит луч — и чудо там: // Роса горит алмазами, // Позолотился мох.