Неточные совпадения
Матрос Китаев. Впрочем, это было только его деревенское прозвище, данное ему по причине того, что он долго жил в бегах в Японии
и в Китае. Это был квадратный человек, как в ширину, так
и вверх, с длинными, огромными обезьяньими ручищами
и сутулый. Ему было
лет шестьдесят, но десяток мужиков с ним не мог сладить: он их брал, как котят,
и отбрасывал
от себя далеко, ругаясь неистово не то по-японски, не то по-китайски, что, впрочем, очень смахивало на некоторые
и русские слова.
—
Годов тридцать атаманствовал он, а лямки никогда не покидал, с весны в лямке; а после путины станицу поведет… У него
и сейчас есть поклажи зарытые. Ему золото — плевать…
Лето на Волге, а зимой у него притон есть, то на Иргизе, то на Черемшане… У раскольников на Черемшане свою избу выстроил, там жена была у него… Раз я у него зимовал. Почет ему
от всех. Зимой по-степенному живет, чашкой-ложкой отпихивается, а как снег таять начал — туча тучей ходит… А потом
и уйдет на Волгу…
Отец просил меня, расставаясь, подробно описать мою бурлацкую жизнь
и прислать ему непременно, но новые впечатления отодвинули меня
от всякого писания
и только в 1874
году я отчасти исполнил желание отца.
Летом 1874
года, между Костромой
и Нижним, я сел писать о бурлаках, но сейчас же перешел на более свежие впечатления. Из бурлаков передо мной стоял величественный Репка
и ужасы только что оставленного мной белильного завода.
Обыкновенно он исчезал из лагерей. Зимой это был самый аккуратный служака, но чуть лед на Волге прошел — заскучает, ходит из угла в угол, мучится, а как перешли в лагерь, — он недалеко
от Полупленной рощи, над самой рекой, — Орлова нет как нет. Дня через три-четыре явится веселый, отсидит,
и опять за службу. Последняя его отлучка была в прошлом
году, в июне. Отсидел он две недели в подземном карцере
и прямо из-под ареста вышел на стрельбу. Там мы разговорились.
Оказалось, что братья Поповы получили это имение
года два назад в наследство
от дяди, переехали сюда вдвоем
и сразу закутили вовсю.
— Здесь все друг другу чужие, пока не помрут… А отсюда живы редко выходят. Работа легкая, часа два-три утром, столько же вечером, кормят сытно, а тут тебе
и конец… Ну эта легкая-то работа
и манит всякого… Мужик сюда мало идет, вреды боится, а уж если идет какой, так либо забулдыга, либо пропоец… Здесь больше отставной солдат работает али никчемушный служащий, что
от дела отбился. Кому сунуться некуда… С голоду да с холоду… Да наш брат, гиляй бездомный, который, как медведь, любит
летом волю, а зимой нору…
Десятки
лет прошло с тех пор. Костя Попов служил на Западе в каком-то пехотном полку
и переписывался со мной. Между прочим, он был женат на сестре знаменитого ныне народного артиста В.
И. Качалова,
и когда, тогда еще молодой, первый раз он приехал в Москву, то он привез из Вильны мне письмо
от Кости.
И действительно, там Карганов, наш Карганов!
И почти слово в слово я прочитал у Льва Николаевича его рассказ, слышанный мной в 1877
году на позиции Муха-Эстата
от самого Карганова, моего командира.
Недолго я пробыл дома. Вскоре получил письмо
от Далматова из Пензы, помеченное 5 октября 1878
года, которое храню
и до сих пор. Он пишет...
Лентовским любовались, его появление в саду привлекало все взгляды много
лет, его гордая стремительная фигура поражала энергией,
и никто не знал, что, прячась
от ламп Сименса
и Гальске
и ослепительных свечей Яблочкова, в кустах, за кассой, каждый день, по очереди, дежурят три черных ворона, три коршуна, «терзающие сердце Прометея»…
Таковы были казармы, а бараки еще теснее. Сами фабричные корпуса
и даже самые громадные прядильни снабжены были лишь старыми деревянными лестницами, то одна, то две, а то
и ни одной. Спальные корпуса состояли из тесных «каморок», набитых семьями, а сзади темные чуланы, в которых
летом спали
от «духоты».
— Вчера мне исправник Афанасьев дал. Был я у него в уездном полицейском управлении, а он мне его по секрету
и дал. Тут за несколько
лет собраны протоколы
и вся переписка о разбойнике Чуркине. Я буду о нем роман писать. Тут все его похождения, а ты съезди в Гуслицы
и сделай описание местности, где он орудовал. Разузнай, где он бывал, подробнее собери сведения. Я тебе к становому карточку
от исправника дам, к нему
и поедешь.
Впоследствии я бывал на «пятницах» Полонского в Петербурге,
и года через три, когда я уже был женат
и жил на Мясницкой, в гостинице «Рояль», возвращаясь домой с женой к обеду, я получил
от швейцара карточку «Яков Петрович Полонский».
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, //
И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок
лет, // А
от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Крестьяне рассмеялися //
И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину //
И за соху взялся. // С тех пор
лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается //
От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь
от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько
лет в ту землю, где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег
от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно
и щедро.
Простаков. Странное дело, братец, как родня на родню походить может. Митрофанушка наш весь в дядю.
И он до свиней сызмала такой же охотник, как
и ты. Как был еще трех
лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит
от радости.
Простаков.
От которого она
и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже
лет не было о нем ни слуху, ни вести, то мы
и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку
и надзираем над ее имением, как над своим.