С начала октября императрица Анна Иоанновна стала прихварывать. Это состояние нездоровья государыни, конечно, не могло не отразиться на состоянии духа придворных вообще и близких к императрице людей в частности. Одно обстоятельство усугубляло страх придворных за жизнь государыни, несмотря на то, что случившееся внезапное нездоровье Анны Иоанновны вначале было признано врачами легким недомоганием и не представляло, по их мнению, ни малейшей опасности, тем более что императрица
была на ногах.
Сергей Семенович назначил день и час и был аккуратен. Князь выглядел похудевшим, бледным, но
был на ногах. Они уселись втроем в том самом кабинете, где полгода тому назад Сергей Семенович сообщил князю содержание письма тамбовского наместника относительно Татьяны Берестовой, искусно в течение уже года разыгрывавшей роль его невесты — княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.
Неточные совпадения
Первым появился Остерман, которого по причине болезни
ног везли в извозчичьих санях в одну лошадь.
На нем
был небольшой парик, черная бархатная фуражка и старая короткая лисья шуба, в которой обыкновенно сидел он у себя дома.
В 1744 году Елизавета Петровна вздумала приказать, чтобы
на некоторых придворных маскарадах все мужчины являлись без масок, в огромных юбках и фижмах, одетые и причесанные, как одевались дамы
на куртагах. Такие метаморфозы не нравились мужчинам, которые бывали оттого в дурном расположении духа. С другой стороны, дамы казались жалкими мальчиками. Кто
был постарее, тех безобразили толстые и короткие
ноги.
«Не может
быть, — неслось в голове любящей матери, — чтобы такая красавица, такая молоденькая, княжна, с богатым приданым, не поразила приезжего петербуржца. Разве там, в Петербурге или Москве,
есть такие, как моя Люда? Голову закладываю, что нет… Бледные, худые, изможденные, с зеленоватым отливом лица, золотушные, еле волочащие отбитые
на балах
ноги — вот их петербургские и московские красавицы, — куда же им до моей Люды?»
Случилось это ранней весной. Однажды, после вечернего доклада ее сиятельству, староста Архипыч, благообразный старик, бодрый и крепкий, с длинной седой бородой и добродушными с «хитринкой» глазами, одетый в чистый, даже щеголеватый кафтан синего домашнего сукна, стал переступать с
ноги на ногу, как бы не решаясь высказать, что у него
было на уме.
Первое чувство ее
было чувство страха, она хотела бежать, но казалось, именно этот обуявший ее страх сковал ее члены. Она не могла двинуть ни рукой, ни
ногой и стояла перед избушкой как завороженная, освещенная мягким светом луны. Через несколько мгновений дверь избушки скрипнула, отворилась, и
на крыльце появился Никита. Стоявшая невдалеке Таня невольно бросилась ему в глаза.
Усталость и нравственная и физическая взяла свое, и князь заснул. Вдруг он
был разбужен тремя сильными ударами, раздавшимися в стене, прилегавшей к его кровати. Князь Сергей Сергеевич вздрогнул и проснулся. То, что представилось его глазам, так поразило его, что он остался недвижим
на своей кровати. Он почувствовал, что не может пошевельнуть ни рукой, ни
ногой, хотел кричать, но не мог издать ни одного звука.
Сойдясь
на дружескую
ногу с любимцем государыни императрицы Иваном Ивановичем Шуваловым, он в то же время ухитрился
быть своим человеком и при «молодом дворе», где оказывали ему благоволение не только великая княгиня, но даже и великий князь Петр Федорович.
Эгоист с головы до
ног, он готов
был на всякие жертвы для достижения намеченной цели, лично ему желательной, и не пренебрегал для того никакими средствами, памятуя правило своих воспитателей — отцов иезуитов.
Поздним утром созрело наконец в его уме решение — упасть к
ногам императрицы и сознаться во всем.
Был уже двенадцатый час дня, когда он позвонил и приказал явившемуся
на звонок Якову подать ему полную парадную форму. Сметливый лакей удивленно посмотрел
на бледного как смерть барина, выслушал приказание и удалился исполнять его, не проронив ни слова, не сделав даже жеста изумления.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Осип. Да
на что мне она? Не знаю я разве, что такое кровать? У меня
есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?
Вы, может
быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной
на дружеской
ноге.
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а
будь хоть немножко
на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в
ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, //
На шее — нет креста!