Неточные совпадения
Но мы преступно небрежем этою заботою, и
мне если доводится видеть в такой день храм не пустым, то
я даже недоумеваю, чем это объяснить? Перебираю все догадки и вижу, что нельзя этого ничем иным объяснить, как страхом угрозы моей, и отсель заключаю, что все эти молитвенники слуги лукавые и ленивые и молитва их не молитва, а наипаче есть торговля, торговля
во храме, видя которую господь наш И. X. не только
возмутился божественным духом своим, но и вземь вервие и изгна их из храма.
…
Я не знаю, что со
мною сегодня; голова моя путается,
я готова упасть на колени и просить и умолять пощады. Не знаю, кто и как, но
меня как будто убивают, и внутренно
я кричу и
возмущаюсь;
я плачу и не могу молчать… Боже мой! Боже мой! Укроти
во мне эти порывы! Ты один это можешь, все другое бессильно: ни мои ничтожные милостыни, ни занятия, ничего, ничего, ничего
мне помочь не может. Пошла бы куда-нибудь в служанки, право:
мне было бы легче.
Однако
я должен вам сказать, что совесть моя была неспокойна: она
возмущалась моим образом жизни, и
я решил
во что бы то ни стало выбраться из этой компании; дело стояло только за тем, как к этому приступить? Как сказать об этом голубому купидону и общим друзьям?.. На это у
меня не хватило силы, и
я все откладывал свое решение день ото дня в сладостной надежде, что не подвернется ли какой счастливый случай и не выведет ли он
меня отсюда, как привел?
— Да? Вы находите? — говорит Жилин, сердито щурясь на нее. — Впрочем, у всякого свой вкус. Вообще, надо сознаться, мы с вами сильно расходимся
во вкусах, Варвара Васильевна. Вам, например, нравится поведение этого мальчишки (Жилин трагическим жестом указывает на своего сына Федю), вы в восторге от него, а
я…
я возмущаюсь. Да-с!
«Вот, — подумал Ермий, — это
мне готовое место». И сейчас же взлез на этот столп по ветхому бревнышку, которое кем-то было к скале приставлено, и бревно оттолкнул. Бревно откатилось далеко в пропасть и переломилось, а Ермий остался стоять и простоял на столпе тридцать лет.
Во все это время он молился богу и желал позабыть о лицемерии и о других злобах, которые он видел и которыми до боли
возмущался.