Цитаты со словом «высокая»
Все было незнакомо мне:
высокая, большая комната, голые стены из претолстых новых сосновых бревен, сильный смолистый запах; яркое, кажется летнее, солнце только что всходит и сквозь окно с правой стороны, поверх рединного полога, который был надо мною опущен, ярко отражается на противоположной стене…
Дорогой, довольно рано поутру, почувствовал я себя так дурно, так я ослабел, что принуждены были остановиться; вынесли меня из кареты, постлали постель в
высокой траве лесной поляны, в тени дерев, и положили почти безжизненного.
Степь не была уже так хороша и свежа, как бывает весною и в самом начале лета, какою описывал ее мне отец и какою я после сам узнал ее: по долочкам трава была скошена и сметана в стога, а по другим местам она выгорела от летнего солнца, засохла и пожелтела, и уже сизый ковыль, еще не совсем распустившийся, еще не побелевший, расстилался, как волны, по необозримой равнине; степь была тиха, и ни один птичий голос не оживлял этой тишины; отец толковал мне, что теперь вся степная птица уже не кричит, а прячется с молодыми детьми по низким ложбинкам, где трава
выше и гуще.
Верст за восемь до села пошли парашинские поля, покрытые спелою,
высокою и густою рожью, которую уже начали жать.
Сначала, верстах в десяти от Парашина, мы проехали через какую-то вновь селившуюся русскую деревню, а потом тридцать верст не было никакого селения и дорога шла по ровному редколесью; кругом виднелись прекрасные рощи, потом стали попадаться небольшие пригорки, а с правой стороны потянулась непрерывная цепь
высоких и скалистых гор, иногда покрытых лесом, а иногда совершенно голых.
Разделенная вода была уже не так глубока, и на обоих протоках находились
высокие мосты на сваях; один проток был глубже и тише, а другой — мельче и быстрее.
Высокие деревья были до половины закутаны в туман.
Солнце стояло еще очень высоко, «дерева в два», как говорил Евсеич, когда мы с крутой горы увидели Багрово, лежащее в долине между двух больших прудов, до половины заросших камышами, и с одной стороны окруженное
высокими березовыми рощами.
Я уже понимал, что мои слезы огорчат больную, что это будет ей вредно — и плакал потихоньку, завернувшись в широкие полы занавеса, за
высоким изголовьем кровати.
Это был скорее огород, состоявший из одних ягодных кустов, особенно из кустов белой, красной и черной смородины, усыпанной ягодами, и из яблонь, большею частию померзших прошлого года, которые были спилены и вновь привиты черенками; все это заключалось в огороде и было окружено
высокими навозными грядками арбузов, дынь и тыкв, бесчисленным множеством грядок с огурцами и всякими огородными овощами, разными горохами, бобами, редькою, морковью и проч.
Дедушка приказал нас с сестрицей посадить за стол прямо против себя, а как
высоких детских кресел с нами не было, то подложили под нас кучу подушек, и я смеялся, как высоко сидела моя сестрица, хотя сам сидел не много пониже.
За обедом нас всегда сажали на другом конце стола, прямо против дедушки, всегда на
высоких подушках; иногда он бывал весел и говорил с нами, особенно с сестрицей, которую называл козулькой; а иногда он был такой сердитый, что ни с кем не говорил; бабушка и тетушка также молчали, и мы с сестрицей, соскучившись, начинали перешептываться между собой; но Евсеич, который всегда стоял за моим стулом, сейчас останавливал меня, шепнув мне на ухо, чтобы я молчал; то же делала нянька Агафья с моей сестрицей.
После такой скучной, продолжительной и утомительной дороги я очень обрадовался нашему уфимскому просторному дому, большим и
высоким комнатам, Сурке, который мне также очень обрадовался, и свободе — бегать, играть и шуметь где угодно.
Мать, щегольски разодетая, по данному ей от меня знаку, выбегала из гостиной, надевала на себя
высокий белый фартук, снимала бережно ножичком чудное пирожное с железного листа, каждую фигурку окропляла малиновым сиропом, красиво накладывала на большое блюдо и возвращалась к своим гостям.
Я торжествовал и не мог спокойно сидеть на моих
высоких кресельцах и непременно говорил на ухо сидевшему подле меня гостю, что все это маменька делала сама.
Тогда я ничего не понимал и только впоследствии почувствовал, каких терзаний стоила эта твердость материнскому сердцу; но душевная польза своего милого дитяти, может быть, иногда неверно понимаемая, всегда была для нее
выше собственных страданий, в настоящее время очень опасных для ее здоровья.
Я, конечно, не мог понимать ее
высокого значения, но я мало обратил внимания даже на то, что понятно для детей: радостные лица, праздничные платья, колокольный звон, беспрестанный приезд гостей, красные яйца и проч. и проч.
Великим моим удовольствием было смотреть, как бегут по косогору мутные и шумные потоки весенней воды мимо нашего
высокого крыльца, а еще большим наслаждением, которое мне не часто дозволялось, — прочищать палочкой весенние ручейки.
Сзади мостков стоял огромнейший дуб в несколько обхватов толщиною; возле него рос некогда другой дуб, от которого остался только довольно
высокий пень, гораздо толще стоявшего дуба; из любопытства мы влезли на этот громадный пень все трое, и, конечно, занимали только маленький краешек.
В один прекрасный осенний день, это было воскресенье или какой-нибудь праздник, мы возвращались от обедни из приходской церкви Успения Божией Матери, и лишь только успели взойти на
высокое наше крыльцо, как вдруг в народе, возвращающемся от обедни, послышалось какое-то движение и говор.
Вид в снегах быстро бегущей реки, летняя кухня на острову,
высокие к ней переходы, другой остров с большими и стройными деревьями, опушенными инеем, а вдали выпуклоутесистая Челяевская гора — вся эта картина произвела на меня приятное, успокоительное впечатление.
Понял также и то, для чего мать напрасно обвиняла багровскую дворню, понял, что в этом случае дворня была
выше некоторых своих господ.
В углу стоял
высокий столик, накрытый белой салфеткой, с большим образом, перед которым теплилась желтая восковая свечка...
Не увижу я Сергеевки и ее чудного озера, ее
высоких дубов, не стану удить с мостков вместе с Евсеичем, и не будет лежать на берегу Сурка, растянувшись на солнышке!
Впоследствии понял я
высокий смысл этих простых слов, которые успокоивают всякое волненье, усмиряют всякий человеческий ропот и под благодатною силою которых до сих пор живет православная Русь. Ясно и тихо становится на душе человека, с верою сказавшего и с верою услыхавшего их.
Я видел из бабушкиной горницы, как тянулись телеги, нагруженные снопами, к нашему
высокому гумну.
Трава поблекла, потемнела и прилегла к земле; голые крутые взлобки гор стали еще круче и голее, сурчины как-то
выше и краснее, потому что листья чилизника и бобовника завяли, облетели и не скрывали от глаз их глинистых бугров; но сурков уже не было: они давно попрятались в свои норы, как сказывал мне отец.
Евсеич опять рассмеялся, сказав: «А, увидали, сороки!» На одной из десятин был расчищен ток, гладко выметенный; на нем,
высокою грядой, лежала гречневая солома, по которой ходили взад и вперед более тридцати цепов.
На гумне стояло уже несколько новых
высоких ржаных кладей.
Я как теперь гляжу на него:
высокий ростом, благообразный лицом, с длинными русыми волосами, в которых трудно было разглядеть седину, в длинном сюртуке горохового цвета с огромными медными пуговицами, в синих пестрых чулках с красными стрелками и башмаках с большими серебряными пряжками, опирался он на камышовую трость с вызолоченным набалдашником.
У него с утра до вечера читали и писали, а он обыкновенно сидел на
высокой лежанке, согнув ноги, и курил коротенькую трубку; слух у него был так чуток, что он узнавал походку всякого, кто приходил к нему в горницу, даже мою.
Едва мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел
высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Вдруг вошла какая-то толстая,
высокая и немолодая женщина, которой я еще не знал, и стала нас ласкать и целовать; ее называли Дарьей Васильевной; ее фамилии я и теперь не знаю.
Без образования, без просвещения, она не могла быть во всем
выше своего века и не сознавала своих обязанностей и отношений к 1200 душ подвластных ей людей.
Дарья Васильевна, старая и глухая сплетница, хотя и добродушная женщина, не чувствовала унизительности своего положения, а очень неглупая и добрая по природе Александра Ивановна, конечно, не понимавшая вполне многих
высоких качеств своей благодетельницы и не умевшая поставить себя в лучшее отношение, много испытывала огорчений, и только дружба Миницких и моих родителей облегчала тягость ее положения.
В Багрове же крестьянские дворы так занесло, что к каждому надо было выкопать проезд; господский двор, по своей обширности, еще более смотрел какой-то пустыней; сугробы казались еще
выше, и по верхушкам их, как по горам, проложены были уединенные тропинки в кухню и людские избы.
Отец рассказывал подробно о своей поездке в Лукоянов, о сделках с уездным судом, о подаче просьбы и обещаниях судьи решить дело непременно в нашу пользу; но Пантелей Григорьич усмехался и, положа обе руки на свою
высокую трость, говорил, что верить судье не следует, что он будет мирволить тутошнему помещику и что без Правительствующего Сената не обойдется; что, когда придет время, он сочинит просьбу, и тогда понадобится ехать кому-нибудь в Москву и хлопотать там у секретаря и обер-секретаря, которых он знал еще протоколистами.
Мы с сестрицей катались в санях и в первый раз в жизни видели, как крестьянские и дворовые мальчики и девочки смело катались с
высокой горы от гумна на подмороженных коньках и ледянках.
В каждой комнате, чуть ли не в каждом окне, были у меня замечены особенные предметы или места, по которым я производил мои наблюдения: из новой горницы, то есть из нашей спальни, с одной стороны виднелась Челяевская гора, оголявшая постепенно свой крутой и круглый взлобок, с другой — часть реки давно растаявшего Бугуруслана с противоположным берегом; из гостиной чернелись проталины на Кудринской горе, особенно около круглого родникового озера, в котором мочили конопли; из залы стекленелась лужа воды, подтоплявшая грачовую рощу; из бабушкиной и тетушкиной горницы видно было гумно на
высокой горе и множество сурчин по ней, которые с каждым днем освобождались от снега.
Проехать было очень трудно, потому что полая вода хотя и пошла на убыль, но все еще высоко стояла; они пробрались по плотине в крестьянских телегах и с полверсты ехали полоями; вода хватала
выше колесных ступиц, и мне сказывали провожавшие их верховые, что тетушка Татьяна Степановна боялась и громко кричала, а тетушка Александра Степановна смеялась.
По безрассудному намерению пробраться полоями к летней кухне, которая соединялась
высокими мостками с высоким берегом нашего двора, все угадали, что они были пьяны.
Конечно, вода уже так сбыла, что в обыкновенных местах доставала не
выше колена, но зато во всех ямах, канавках и стари́цах, которые в летнее время высыхали и которые окружали кухню, глубина была еще значительна.
Мы с Евсеичем стояли на самом
высоком берегу Бугуруслана, откуда далеко было видно и вверх и вниз, и смотрели на эту торопливую и суматошную ловлю рыбы, сопровождаемую криком деревенских баб, мальчишек и девчонок; последние употребляли для ловли рыбы связанные юбки и решета, даже хватали добычу руками, вытаскивая иногда порядочных плотиц и язиков из-под коряг и из рачьих нор, куда во всякое время особенно любят забиваться некрупные налимы, которые также попадались.
Этот необыкновенно умный и талантливый человек стоял неизмеримо
выше окружающего его общества.
Нетронутая трава стояла стеной, в пояс вышиною, и крестьяне говорили: «Что за трава! медведь медведем!» [Я никогда не умел удовлетворительно объяснить себе этого выражения, употребляемого также, когда говорилось о густом,
высоком несжатом хлебе: как тут прошел медведь!
По зеленым
высоким рядам скошенной травы уже ходили галки и вороны, налетевшие из леса, где находились их гнезда.
Пересыхающая во многих местах речка Берля, запруженная навозною плотиной, без чего летом не осталось бы и капли воды, загнившая, покрытая какой-то пеной, была очень некрасива, к тому же берега ее были завалены целыми горами навоза, над которыми тянулись ряды крестьянских изб; кое-где торчали
высокие коромыслы колодцев, но вода и в них была мутна и солодковата.
Хоша я еще был махонькой, когда нас со старины сюда переселили, а помню, что не токма у нас на деревне, да и за пять верст
выше, в Берлинских вершинах, воды было много и по всей речке рос лес; а старики наши, да и мы за ними, лес-то весь повырубили, роднички затоптала скотинка, вода-то и пересохла.
Пройдя несколько комнат, одна другой богаче, мы вошли в огромную, великолепную и очень
высокую залу, так высокую, что вверху находился другой ряд окон.
Симбирск с своими церквами и каменным губернаторским домом, на
высокой горе, покрытой сплошными плодовитыми садами, представлял великолепный вид; но я мало обращал на него вниманья.
Цитаты из русской классики со словом «высокая»
Ассоциации к слову «высокая»
Синонимы к слову «высокая»
Предложения со словом «высокий»
- Они отличаются от обычных крыс ещё более высоким уровнем интеллекта, менее агрессивным характером, большей продолжительностью жизни, у них такие же отличные социальные навыки и прекрасное обоняние.
- Рост производства, в свою очередь, приводит к восстановлению равновесия между товарной/денежной массой при более высоком уровне цен.
- – Здесь стоял человек… – всё с большим убеждением и пристально всматриваясь в подоконник, тихо говорил лейтенант, – здесь стоял человек очень высокого роста, с очень большими ногами…
- (все предложения)
Сочетаемость слова «высокий»
Что (кто) бывает «высокой»
Афоризмы русских писателей со словом «высокий»
- Как часто мы бросаемся высокими словами, не вдумываясь в них. Вот долдоним: дети — счастье, дети — радость, дети — свет в окошке! Но дети — это еще и мука наша! Вечная наша тревога! Дети — это наш суд на миру, наше зеркало, в котором совесть, ум, честность, опрятность нашу — все наголо видать. Дети могут нами закрыться, мы ими — никогда.
- Все души милых на высоких звездах.
Как хорошо, что некого терять…
- Мангалочный дворик,
Как дым твой горек
И как твой тополь высок…
Шехерезада
Идет из сада…
Так вот какой, Восток!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно