Психология с подковыркой

Ренат Янышев, 2007

Дайте женщине рычаг – и она перевернёт землю. Тот, кто попробует обокрасть психолога, горько пожалеет о содеянном, потому что для поимки вора будут применены все последние достижения психологии. Что и продемонстрировала главная героиня Валерия Верницкая после пропажи денег, одолженных у подруг на покупку автомобиля. Вот только, как говорят, «её бы энергию – да в мирное русло»!

ГЛАВА 3

К такому серьёзному делу следовало приступать разумно и основательно. Поэтому я приготовила несколько листов бумаги и цветные карандаши. На левом краю стола расположилась коробка шоколадных конфет с ликером, для полноты картины к ней присоединилась недопитая вчера бутылка «Хванчкары». Само собой, разумеется, нашлось место и для хрустального фужера и для тарелки с бутербродами. Получился неплохой натюрморт. Фу! Какое мерзкое словосочетание — мертвая природа! Больше не буду его произносить.

Я поменяла стул на кресло и, налив в бокал рубиновый напиток, сделала изрядный глоток, чтобы воспламенить разум для интеллектуальных изысканий. Затем забралась в кресло с ногами, взлохматила себе волосы для придания творческого вида и, добившись тем самым отдаленного сходства с Альбертом Эйнштейном, стала восстанавливать в памяти события того злополучного дня.

Итак, когда Оксана передавала мне деньги, все было в порядке. После этого я пошла в аудиторию. Там моя сумка лежала на столе, и теоретически можно было оттуда изъять деньги, пока я чертила на доске схемы, но тогда следует признать, что в этом участвовал весь курс. А это абсурд.

В перерыве я пошла на кафедру и просидела там почти все время, попивая кофе с девчонками. В дверь иногда просовывали головы настырные студенты, но мы их гнали прочь. Потом все потихоньку стали расходиться по аудиториям, а я заглянула на минутку в кабинет к Людке. А, вернувшись, застала на кафедре одну Алену, сидевшую за своим столом. Я подхватила сумку и помчалась на вторую пару.

Надо бы спросить у Алены, не заходил ли кто посторонний. СТОП! Поверить не могу. Но ведь она сама была какое-то время одна? Значит, теоретически могла порыться в моей сумке? Мы же дружим уже лет пять! Алена, от которой у меня никогда не было секретов? Ужас какой!

Алена — воровка? Я попыталась представить, как она, оставшись одна, тянется к моей сумке и вытаскивает конверт с деньгами! Миниатюрная блондинка, любившая зачесывать волосы назад, чтобы оставлять открытыми свои маленькие ушки. В чьих глазах постоянно плескалась истома, провоцирующая на заигрывания большинство мужчин. Хотя впечатление легкомысленности было обманчивым. На самом деле она являлась очень дельным психологом и хорошим преподавателем. Если это она, то все мое доверие к людям рухнет в тартарары. Неужели она хладнокровно украла мои деньги? Лично я бы от разрыва сердца умерла, если бы пошла что-нибудь красть…

Ладно, эмоции в сторону. Если я всерьез намерена этим заниматься, то зачислять в подозреваемые буду, руководствуясь не симпатиями, а рассудком. Я взяла карандаш и на листе появилась первая запись.

…На второй паре курс был другой, но ситуация та же. Из сумки, лежащей на виду у всех, трудно вытащить деньги. Поехали дальше.

На следующем перерыве меня вызвала Спирохета. Так и студенты, и преподаватели помоложе, за глаза называли ректора нашего института Светлану Аркадьевну Жеребцову. За ее вечно унылый, изможденный вид — словно только сегодня она поднялась с больничной койки после продолжительной болезни. За ее узкое, лисье личико, обрамленное прядями бесцветных волос. Хотя будь моя воля, я бы дала ей прозвище, как у Маргарет Тэтчер — Железная леди, поскольку институтом она управляла очень даже жестко.

Итак, я спустилась на второй этаж и зашла в приемную. Юлька, секретарь Светланы Аркадьевны, приветливо поздоровалась со мной и пригласила в кабинет. Спирохета, как выяснилось, решила послать меня во внеочередную командировку в наш екатеринбургский филиал и вызвала, чтобы поставить в известность. Тут из коридора послышались громкие крики. Судя по голосам, произошло что-то серьезное. Мы с Жеребцовой выскочили на шум и увидели сборище студентов. Как выяснилось, это одной из первокурсниц внезапно стало плохо, и она упала, ударившись головой об пол. Какое-то время мы организовывали помощь, затем вернулись в ректорский кабинет.

Оттуда как раз вышел Жора Кеосаян, фаворит Жеребцовой. Что фаворит — это было совершенно ясно. Мы же психологи! Да, да! На дворе двадцать первый век, а у нас, в отдельно взятом институте, все еще феодализм и фаворитизм.

Он, как заводной, постоянно бегал по институту, с озабоченным видом. Уж какие он дела при этом решал, мне было неведомо, да и знать не хотелось. А поскольку считал он себя совершенно неотразимым, то одновременно с беготней старался оказывать знаки внимания всем дамам, находившимся в поле его зрения.

Я никак не могла понять, как необразованный парень двадцати пяти лет от роду, типичный представитель торгового племени и горожанин в первом поколении устроился личным водителем ректора петербургского института. Но, исходя из принципов фаворитизма, не удивилась бы, узнав, о назначении Кеосаяна в ближайшем будущем преподавателем. Кроме того, меня слегка передергивало от его невероятной волосатости. Казалось, что ему не надо бриться только вокруг глаз. Тем не менее, многим моим знакомым он нравился.

Завидя нас, он радостно осклабился.

— А я к вам забегал, да? Светлана Аркадьевна, мне деньги, понимаешь, нужны. А в бухгалтерии не дают.

— Хорошо, Жора, я позвоню сейчас, — ласково сказала Жеребцова и пошла в кабинет. Я двинулась было следом, но этот юный самец удержал меня за руку и игриво ущипнул. Хамить, или устраивать скандал лишний раз не хотелось, и я попыталась отшутиться:

— Вам, Жорик, известно что вчера Государственная Дума приняла долгожданный закон о сексуальном домогательстве на работе? За то, что вы меня ущипнули — легко можете получить два года! Так как: мне в суд подать, или вы отпустите мою руку?

Он недоуменно поморгал своими длиннющими ресницами, пытаясь переварить информацию, а затем, обиженно хмыкнув, отстал от меня и переключился на Юлю. Я же гордо подняв голову, прошествовала к Жеребцовой.

Закончив обсуждение занятий, предстоявших в Екатеринбурге, я покинула ректорат, не забыв сумку, и пошла вести семинар у своей группы. СТОП! Сумка лежала на столе в кабинете у Светы Спирохеты. Юля могла зайти? Могла. Да она в обморок упадет при одной мысли о краже. Но ведь она оставалась одна в своем предбаннике? Оставалась. Ладно, пусть мое подозрение падет и на нее.

Я с удовольствием сделала глоток вина, закусила сырным ломтиком и пустилась в дальнейшие размышления.

А как долго находился реактивный Кеосаян в кабинете Жеребцовой? Он знал о том, что я сегодня покупаю машину? Наверняка знал. И завидя мою любимую сумку, невероятно красного цвета, единственную на весь институт, вполне мог в ней пошариться. Уж этот точно мог. Недаром он у меня всегда вызывал интуитивное подозрение.

А сама Спирохеточка? Ведь тоже была наедине с моей сумкой! А может, вообще это все было подстроено ею? То, что Жора меня задержал? Нет, это уже патологический бред. Тем не менее, внесем в кондуит и собственную начальницу.

Да, список растет. Кошмар какой-то. А ведь я еще в конце рабочего дня умудрилась в бухгалтерии сумку забыть. Я туда зашла передать бумаги, да заболталась с Тамарой Семеновной о предстоящем дачном сезоне, о посадках и удобрениях. Так и забыла о сумке, лишь на улице вспомнила и опрометью кинулась обратно. А уже на лестнице чуть не столкнулась с Бобром.

Это прозвище институтского завхоза Игоря Леонидовича Боброва. Он удивительным образом походил на зверька давшего ему фамилию. Коренастый, толстый, с большой плешивой головой, постоянно задранной кверху, он ходил по институту, переваливаясь с ноги на ногу — ну точь в точь бобер, только сзади не хватало большого плоского хвоста.

— Вот, Лерочка, вы сумку забыли. А я иду себе спокойно, как вдруг Тамара выскакивает и просит меня догнать вас. Да куда мне, пожилому человеку за вами угнаться. Думал, может, на вахте оставлю.

Тогда я его поблагодарила и спокойно покинула институт. А вот сегодня у меня появились вопросы. Почему Тамара Семеновна не оставила мою сумку у себя? Почему она не послала с ней какого-нибудь студента, а выбрала именно Боброва. Глупость какая-то. Неужели на этаже не было ни одного хоть самого завалящего студентика? Да и сам Игорь Леонидович с каких это пор в рассыльные заделался? Так уж услужить мне хотел?

Очень бы хотелось задать эти вопросы прямо в лоб. Но, увы, сие невозможно. Я не милиционер и сослаться на интересы следствия, как это делают в фильмах, не могу. А, кроме того, расследование следует производить в тайне. О, как!

Итак, подводим итоги, круг подозреваемых оформился. Я подумала, подумала и расположила их по степени подозрительности. Список стал выглядеть следующим образом:

1. Жора Кеосаян — водитель ректора

2. Светлана Аркадьевна Жеребцова — ректор института

3. Игорь Леонидович Бобров — завхоз института

4. Юлька Лютикова — секретарь ректора

5. Тамара Семёновна — бухгалтер

6. Алена Скороходова — коллега и подруга

Вот так. Шесть человек, много это или мало? Посмотрим.

Я подлила еще немного вина в бокал и откинулась в кресле. Черкасов предложил протестировать их всех. А что? Интереснейшая мысль. Конечно, нужно подойти ко всем индивидуально. Будем считать, что это творческое задание для меня. Только на кону стоит не просто желание воскликнуть: «Ай да я! Ай да молодец!», а возврат семи тысяч долларов. Сегодня пятница и в институт я поеду только в понедельник. Так что время еще есть.

Я достала из секретера папки с материалами и стала готовиться к этим столь важным для меня встречам. Итак, на первом этапе следует отсеять агнцев от козлов.

…Когда вернулась от подруги дочка, мне пришлось оторваться от своих наполеоновских планов и посвятить вечер установлению в семье мира и спокойствия. Ибо сказано в одном военном трактате: тот воин побеждает, у кого в тылу все спокойно. Это я сама придумала. Правда, здорово?

А уже когда в девятом часу домой заявился ненаглядный, слегка навеселе, зато с большим тортом и букетом роз — начался один из маленьких домашних праздников, когда все друг друга любят и стараются предугадать малейшие желания. На высочайшей ноте идиллических семейных отношений мы разошлись в первом часу ночи. Сережка и Натка — спать, а я — мыть посуду…

…Езда в автомобиле предполагает получение удовольствия. Но я пока никак не могла этого ощутить. Только природное упрямство заставляло меня не бросить руль и не разрыдаться от собственного бессилия, а километр за километром постигать искусство вождения. В конце концов, я уже многого достигла — почти выучила дорогу к институту.

И каждый раз, завидев два унылых, выкрашенных в серый цвет, четырехэтажных корпуса, на которых гордо красовалась золоченая табличка «институт прикладной психологии», я испытывала дикую радость — вот ведь, опять добралась!

Именно так и прошли у меня суббота и воскресенье — я привыкала к ласточке и к дороге. В общей сложности удалось прокатиться взад-вперёд четыре раза, при этом был установлен маленький рекорд — всего лишь два часа и пять минут затратила на езду в один конец. Правда, на перекладных до института все еще можно побыстрее добраться.

— А на бензин сколько ушло денег? — осуждающе погрозил пальцем Верницкий, когда я решила похвастаться результатами.

Но я только отмахнулась от него. Что толку разговаривать с человеком, который не может понять, что такое скорость?

Так что к началу рабочей недели я ощущала себя за рулем гораздо увереннее. А, кроме того, в моей голове за выходные окончательно созрел план боевых действий.

В понедельник у меня в графике стояли две лекции первой и третьей парами, что обеспечивало полтора часа с лишком, для занятий личными делами…

…Как тигр, ищущий добычу, я рыскала по институту в поисках Бобра. И, наконец, нашла его в подвале соседнего корпуса, где он беседовал на повышенных тонах с каким-то высоким широкоплечим незнакомцем. Неизвестный, по своему типажу, напомнил мне слащавых любовников из фильмов шестидесятых годов. Фу, терпеть не могу таких мужиков. Тем не менее, я подошла и, вежливо извинившись, спросила:

— Игорь Леонидович, когда вы вернетесь в наш корпус, вас нельзя попросить заглянуть к нам на кафедру?

— А что случилось? — довольно недружелюбно отреагировал он на мое обращение.

— Ничего не случилось, просто вы своим посещением окажете мне большую услугу. И я буду вам очень признательна за это. Это для моей диссертации.

— А-а-а! — протянул Бобер. — Ну ладно приду. Вот сейчас закончу и приду.

Вообще для завхоза все, чем мы занимались в институте, было темным лесом. Он в это не вникал. Главное, по его мнению — это чтобы хозяйство было исправным. Всякие трубы, столы, двери. Единственное, к чему он относился с вниманием — была диссертация. К этому термину он испытывал глубочайшее почтение, непонятно впрочем, на чем базирующееся.

Я вернулась в свой корпус, выяснила какая из аудиторий пустая и перенесла туда чайник с чашками и купленное заранее печенье. А потом вышла в коридор и стала дожидаться Бобра. Едва он появился на нашем этаже, как я его затянула в аудиторию и, первым делом угостила чаем. Он, все это знали, любил почаевничать, чем я и воспользовалась, чтобы добиться его расположения.

Конечно, если деньги украл он, то должен бы насторожиться! Но с другой стороны, он ведь не знает, что я его подозреваю. Поэтому должен быть естественным. Хотя это я думаю, что он должен быть естественным. А вдруг он от меня только и ждет каверзу?

Однако ничего страшного не случилось. Бобер уселся за преподавательский стол, перевернув стул спинкой вперед, и принял из моих рук чашку. Он стал пить чай, шумно прихлебывая, и при этом сосредоточенно обгрызая печенье по краям, словно ребенок.

— Ну, так какое дело-то? — спросил он, когда выдул половину чашки.

— Понимаете, Игорь Леонидович, я пишу диссертацию, в которой затрагиваются особенности разных возрастных и социальных категорий при составлении тестов. Так вот у меня не хватает материала, а сегодня надо сдавать главу. Поэтому не могли бы вы помочь мне в проведении еще одного теста?

Ух, и завралась же я, чуть сама не запуталась.

— Делать-то чего? — прервал мои разглагольствования завхоз.

— Я буду диктовать вам слова, а вы мне в ответ тоже будете называть слова, любые, которые вам придут на ум, главное — это отвечать, быстро, не задумываясь.

— И долго? — подозрительно прищурился Бобер.

— Нет, минут десять, пятнадцать, — успокоила я его.

— Ну ладно, говори свои слова, — разрешил, подобревший после чая, подозреваемый.

Я включила заранее приготовленный диктофон и, взяв в руки листок со словами, начала размеренно читать:

Самолет… дверь… лес… любовь… война… стул… облако… улыбка… институт… конверт… рука… доска… лопата… земля… волк… кирпич… плакат… цветок… деньги… одеяло… водка… ребенок… доллар… кошка… наркотик… скрипка… дорога… сумка… солнце… тряпка… день… машина… пистолет…

Я еще долго диктовала, а Бобер послушно отвечал, иногда только прерывая размеренный ритм вопросами, по типу: чего, чего?

Но вот поток припасенных мною слов иссяк, и я выключила диктофон:

— Все. Спасибо, Игорь Леонидович.

— И что вы будете делать теперь с этими словами? — поинтересовался он.

Я не видела причин лукавить, поэтому искренне объяснила:

— Ну, дома я стану смотреть, где вы отвечали неадекватно, отыскивать всякого рода нестыковки. Разложу их и посмотрю, что у вас вызывало наибольшие опасения. А на основе этого сделаю далеко идущие выводы.

— Это как это? — нахмурился завхоз.

— Вот смотрите, к примеру, — решила я пояснить. — Я произнесла «кирпич». По логике вы должны ответить или «стена», или «дом», или «глина». В общем, что–либо родственное, сопутствующее. А вы вместо этого выдали слово «машина», значит у вас последние по времени ассоциации связаны не с собственно строительством, а с транспортировкой. Верно?

— Ну, — совсем набычился тестируемый.

— Дальше по тесту, вы должны ответить на слово «машина»: или «шофер», или «дорога», или «кирпич». Так? А вы, вместо этого, насколько я помню, сказали: «опасность». Значит сочетание слов «кирпич» — «машина» представляет для вас некоторую проблему. Вот такие зоны я и хочу вычленить, после обработки записи.

— Эй, мне что-то разонравилось все это, — стал подниматься Бобер. — Отдайте-ка мне эту запись. На хрена я только согласился?

Он совершенно изменился. Глаза вдруг превратились в злые, колючие точки, челюсть выдвинулась вперед, а ноздри раздвинулись так широко, что нос напомнил африканские маски. Я спрятала диктофон за спину и испуганно вскрикнула:

— Нет!

Тогда Бобер удивительно быстро ринулся ко мне. Я даже не успела дернуться, как он уже схватил меня за руку. В панике я приготовилась закричать, но тут дверь аудитории раскрылась, и в нее ворвались три моих студентки:

— Ой, мы вам не помешали? Валерия Михайловна, а мы вам хотели свои рефераты показать. Можно?

Бобер тихо выругался и прошептал:

— Отдайте кассету.

— Нет, — гордо ответила я и выдернула руку. — Большое спасибо, Игорь Леонидович, но дальше я справлюсь сама.

— Ох, смотри не пожалей девонька, — вдруг зашипел по-змеиному завхоз.

Но я гордо хмыкнула и, демонстративно не обращая на него внимания, стала собирать чашки. Студентки помогли мне перебазироваться на кафедру и уже там сдали рефераты.

Так Бобер и остался с носом. Больше он мне на глаза не попадался, видимо опять занимался всякими своими хозяйственными делами: лазал по подвалам, да чердакам, и смотрел, где что сломалось.

…На обеде в столовой я совершенно случайно (вернее, почти случайно) оказалась за одним столом с Тамарой Семеновной, главным бухгалтером нашего заведения. Надо сказать, что из всех подозреваемых, она была наименее похожа на преступницу. Умудренная жизнью женщина, с годами располневшая, но все еще оставшаяся привлекательной, даже седина ей удивительно шла. К тому же она необыкновенно любила общаться. Все это, плюс удивительно добрые глаза, необычайно располагали к себе. И потому мне совершенно не хотелось проверять ее. Кое-как я приступила к выполнению задания. Скрепя сердце, честное слово.

В конце обеда я упросила Тамару Семеновну принять участие в апробации нового теста, сославшись примерно на те же причины, что и для Бобра.

Она с воодушевлением согласилась, вызвав у меня очередной приступ угрызений совести. Мы перешли к ней в кабинет, и я стала объяснять суть происходящего.

На форматных листах бумаги, извлеченных из сумки, красовались черно–белые изображения совершенно отвратных физиономий. Я разложила их перед Тамарой Семеновной по нескольким стопкам и предложила выбрать из каждой стопки наиболее симпатичные ей лица.

Она аж отшатнулась от стола, когда рассмотрела первые снимки.

— Ну, сударыня, и подборочка у вас. Мне здесь никто не нравится, — усмехнулась бухгалтер. — Я не хочу выбирать из этого.

— Ну, пожалуйста, — стала я ее упрашивать. — Мне это очень надо.

— Только ради вас, — согласилась Тамара Семеновна и тяжело задумалась, разглядывая фотографии.

Она очень долго выбирала, чему-то усмехалась, сравнивала их друг с другом но, наконец, выполнила задание. Теперь мне дома останется только проанализировать результат.

— Спасибо, — воскликнула я. — Вы мне необычайно помогли!

— Да, полноте, — засмущалась она. — Приходите еще, если надо, только лучше после работы. Хорошо?

Поскольку на сегодня занятия были исчерпаны, я решила немного покататься по городу. Должна же я, в конце концов, получить удовольствие от езды на ласточке?

Погода была превосходная. И я решила поехать ни много, ни мало, к Летнему саду, в надежде, что его еще не закрыли на просушку. Сказано — сделано. Я, не спеша, потихоньку, рулила себе и рулила. Так и добралась до центра. И почти не создавала аварийных ситуаций, ну раз, или два, не больше. Что можно справедливо счесть значительным достижением.

Легко припарковалась у Марсова поля (там просто не было машин) и пошла гулять. Как я давно этого не делала! Деревья уже очнулись от спячки и протягивали свои промёрзшие за зиму ветви-руки к небу. Я вышла к Лебяжьей канавке и с удовольствием вдохнула в себя запах влажной, согретой солнцем земли, прелых прошлогодних листьев и талого снега. Если вы думаете, что снег не пахнет, то глубоко ошибаетесь. Этот запах трудно уловить, но он есть — я это твердо знаю.

Деревья сохраняли вокруг себя тишину, отгородив меня от гула городских улиц. Мне хотелось покормить припасенной булочкой лебедей. Но их еще не перевезли из зоопарка, и тогда я покрошила угощение стайке синичек, слетевшихся ко мне с ближайших кустов.

Прогулка по аллеям сада возродила меня к жизни. А когда сидела в открытом кафе у Летнего дворца Петра Первого, то со мной даже пытались познакомиться. Но я стойко преодолела искушение и осталась в гордом одиночестве.

Незаметно приблизился вечер, стало зябко — настало время ехать домой. Настроение за два часа прогулки, поднялось до небес, и я даже решила, что попробую ехать со скоростью где-нибудь шестьдесят километров.

Ласточка, словно проникшись весенним настроением, легко вывернула на набережную, прошлась по-над мостами и, вывернув к Литейному мосту, унесла меня на Выборгскую сторону.

Я включила магнитофон и поставила кассету Тимура Шаова. А потом стала подпевать ему о том, что следует делать для поднятия жизненного тонуса:

— Вам надо ежедневно сто сорок раз подряд пропеть о том, что все отменно, все просто офигенно, все ништяк!

Но жизнь никогда не движется по прямой. Когда я выехала на Гражданский проспект, машины, идущие впереди меня, стали резко тормозить. Тогда и я посильней надавила на педаль тормоза.

Однако раздался щелчок, педаль провалилась до пола, а время вокруг меня вдруг сгустилось, и осталось только беспомощно смотреть, как долго-долго приближается задний бампер маршрутного микроавтобуса.

Я судорожно вцепилась в руль и зажмурилась. Раздался сильный удар, меня бросило на руль, вдобавок я стукнулась со всего маху о лобовое стекло, отчего оно сразу же покрылось паутиной мелких трещин.

«Мамочки!» — подумала я и открыла глаза.

Вокруг наших машин все также проносились автомобильные потоки. И только мы застыли, как вечный укор людской спешке. Из маршрутки выбрался пожилой мужчина и, почесывая затылок, подошел ко мне.

— Ну, ё…, — сказал он, ни к кому впрочем, конкретно не обращаясь. — Пойду, пассажиров выпущу.

Он достал мобильный телефон и стал кому-то звонить.

Я вспомнила, что у меня тоже есть куда звонить и полезла в сумочку. Заветный номер, слава богу, не был занят, или отключен. Прошло два зуммера, и знакомый голос весело произнес:

— Легки на помине, Валерия Михайловна. Ну, как там у вас дела. Есть ли новости?

— Есть, — пожаловалась я, изо всех сил стараясь сохранить бодрость в голосе. — Я машину разбила. Сильно.

— Как? — рявкнул гигант. — Где?

Я как могла, объяснила. Он коротко сказал, что едет и отключил телефон.

Вылезать из машины не хотелось совершенно, и я так и сидела, тупо уставившись на руль. Не смогла уберечь ласточку. Недели не прошло, а уже сумела ее угробить. Значит, грош мне цена, как водителю.

Мне хотелось завыть как волку, или как волчице. Только я не знала, волчицы воют или нет. Деньги у меня украли, причем чужие. Но я все равно купила машину, на совсем чужие деньги. И эту машину разбила! Ууууу! Как мне плохо! Ни машины, ни денег! Ууууу!

И голова болит, просто-таки раскалывается. Я потрогала место удара и обнаружила огромную шишку. А рука испачкалась в крови. Но я не испугалась, а решила, что так и к лучшему. Пусть хоть вся кровь вытечет. Тогда все проблемы рассосутся сами собой.

Но тут вернулся водитель маршрутки и сказал угрюмо:

— Я вызвал милицию. У вас есть страховка?

— Должна быть где-то в бардачке, — вяло отозвалась я и с тоской подумала, что надо бы заготовить какие-нибудь объяснения для Михаила, почему врезалась в маршрутку.

Может сказать, что у той не горели тормозные огни? Или колесо попало на что-то скользкое?

Увы! Я умею хитрить лишь в своей профессиональной деятельности. А как только мои выдумки начинают затрагивать другие сферы человеческой жизни, окружающие сразу это замечают. А уж что касается технической, или научной стороны! Тут у меня совсем слабо.

Так я и сидела за рулем раненой ласточки. Денег на ее ремонт нет. И занимать больше не у кого. Останется продать ее на разборку. Тут мне так стало жалко машинку! Да еще вспомнились пророческие слова Верницкого:

— ТЫ ВЕДЬ ЕЗДИТЬ НЕ УМЕЕШЬ! РАЗОБЬЕШЬ МАШИНУ И ОСТАНЕШЬСЯ У РАЗБИТОГО КОРЫТА!

Ууууу! Гад какой, ведь накаркал же, а? Ууууу! Завыла я на злую судьбину. И сама не заметила, как слезы потекли по лицу.

Вокруг нас разрастался затор — шум, гам, ни проехать, ни объехать. А я была одна, и никто не хотел за меня заступиться. Вот уж точно, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Целый час прошел, а к нам никто не ехал, хотя уже ощутимо стемнело и стало в два раза тоскливей.

Но вот, наконец, распугивая всех сигналом и зажженными фарами, вдали показались два черных джипа. Они остановились позади моей ласточки, и из них вышло сразу шесть человек. Первым шел Михаил.

Я съежилась, стараясь стать как можно незаметней. А он наклонился ко мне и тут же, заметив раны, рявкнул:

— В скорую звонили?

Я пожала плечами и отрицательно помотала головой. Он распорядился вызвать медиков и потащил меня из машинки. Его люди сразу развернули вокруг места аварии бурную деятельность, а он отвел и усадил меня в свой джип. Сам же уселся рядом и начал разборку:

— Ну, а теперь рассказывайте, как все произошло. Кто виноват?

Я попыталась честно воспроизвести события, но в голове у меня осталось только одно видение — надвигающийся бампер маршрутки.

— А, может, вы слишком близко держались от микроавтобуса? — раздался с заднего сиденья вопрос.

Я резко повернулась и увидела, что мы в салоне не одни. Там сидел сухощавый мужчина средних лет в кепке, надвинутой до бровей и светлой куртке.

— Нет, — возмутилась я несправедливым обвинением. — Я знаю, что такое дистанция. Просто я нажала на тормоз, а машина тормозить не захотела. Даже педаль как ушла в пол, так и осталась там.

— Ну-ка, — отчего-то насторожился Миша и обратился к незнакомцу. — Проверь.

Тот резво вышел из джипа и направился к моей ласточке. А я впервые за вечер осмелилась посмотреть в глаза своему клиенту и тихо вымолвила:

— Я не хотела, честное слово. Оно само так получилось. А что теперь делать? У меня права отберут? Миша, вы не беспокойтесь, я сама попробую ласточку отремонтировать.

Он усмехнулся и вместо ответа полез в мини-бар между сидений. Достал оттуда бутылки, налил полстакана водки, подумал немного и добавил сока:

— Нате, выпейте! Полегче станет.

— Ой, а сейчас же милиция приедет? — испугалась я. — Увидят, что я пьяная.

— Не приедут, — отмахнулся Миша. — Сами разберемся.

Мне было плохо, так почему бы не усугубить свое положение? Прежде я никогда не пила водку. Но, видимо, настал момент такой. Я приняла стакан и, глубоко вздохнув, выпила его до дна. И даже не закашлялась.

— Вот и отлично, — похвалил меня мой ангел (или черт?) — хранитель.

В то время как я пьянствовала, микроавтобус уже уехал с места происшествия, а люди Михаила откатывали мою ласточку на обочину. Сам гигант тоже завел джип и отъехал следом. Несколько минут спустя к нам присоединился незнакомец в кепке. Он сел сзади, откашлялся и отчитался:

— Интересное дело, Михаил Александрович, получается. Педаль действительно оказалась не рабочей. Тогда мы капот открыли и обнаружили, что в бачке тормозной жидкости ни грамма! Пусто! И под машиной чисто. Зато метров за тридцать до места аварии на асфальте четко виден свежий шлейф из жирной жидкости. Судя по всему — именно тормозной, из машины вашей знакомой. Стали смотреть дальше. Так вот, оказалось, лопнул наконечник шланга у правого переднего колеса. Да не сам по себе. Он был явно пережат несколько раз. По-видимому, работали быстро, плоскогубцами. Но сделал все это человек знающий. Профи. Пока тормозами пользовались в обычном режиме, место надлома еще держалось. Но при экстренном торможении произошел разрыв. Так что, можно сказать, вашей знакомой здорово повезло остаться в этакой передряге живой и почти невредимой. Это я про вас, — последовал кивок в мою сторону.

Я вопросительно взглянула на Михаила, он сочувственно кивнул мне в ответ. И тогда, осознав всю серьезность положения, я принялась икать:

— Ик… ик… ик…

Да не как-нибудь по-дилетантски, а беспрерывно, содрогаясь всем телом. Гигант стал отпаивать меня водой, но тщетно. На его счастье, тут к нам подкатила скорая помощь, и он передал меня в более квалифицированные руки.

Как ни странно, едва я попала в салон санитарного автомобиля, как икота сразу же прошла, зато мной овладела полнейшая прострация. Я честно отвечала на все поставленные вопросы: да, я — Валерия Михайловна Верницкая; да, живу, на проспекте Просвещения, дом 14, квартира двухкомнатная; да, ударилась головой, сидя за рулем; нет, противопоказаний к лекарственным препаратам нет; да, пила, сколько — не помню; нет, от госпитализации отказываюсь.

Врачи забинтовали мою голову, вкололи что-то в вену и передали на руки Мише. Сразу захотелось спать, и было глубоко безразлично, что сейчас со мной будут делать. Однако гигант ничего не предпринимал — не распиливал меня бензиновой ножовкой, требуя обратно вложенные в меня деньги и вообще, вел себя удивительно корректно, учитывая обстоятельства. Он бережно положил меня на заднее сиденье и укрыл невесть откуда взявшимся пледом.

Мы куда-то ехали, и это было прекрасно. Езда по вечернему, освещенному сотнями огней, городу всегда мне нравилась. И я спросила, а долго ли мы будем так кататься, и есть ли у нас конечная цель? Оказалось, что все достаточно прозаично — Миша вез меня домой. Это было весьма великодушно с его стороны, и я от нечего делать стала подсчитывать вслух, сколько столетий мне придётся психотерапевтировать всю их семью, чтобы расплатиться за то, что он делает.

— Видать, она крепко головой приложилась, — раздался с переднего сиденья голос незнакомца в кепке.

— М-г-м! — ответил Миша. — Ума не приложу, что с ней делать…

(Это со мной!!!)

–…Я бы с удовольствием приставил к ней пару бойцов побашковитей. Да ведь там такой гадюшник. Враз шухер поднимется. А козел, который все подстроил, уйдет на дно. Ладно. Сейчас с ней разговаривать толку нет. Сдадим ее мужу, пускай проспится. А завтра до обеда наведаемся к ней в институт по-тихому. Посмотрим что к чему.

Мужчины немного помолчали, потом незнакомец тихо спросил:

— А можно поинтересоваться, если конечно это не секрет? В чем причина вашей заинтересованности в судьбе этой особы? Не в тех ведь деньгах, что вы выложили за машину?

— Есть у меня на нее определенные виды, — туманно пояснил Миша. — Неплохая комбинация складывается. Но пока рано говорить о ней вслух. Во всяком случае, я не хочу, чтобы с Валери что-нибудь случилось.

— Хопа! Михаил Александрович! Тогда, сдается мне, что я придумал следующий ход! Тот, кто хотел увидеть некролог вашей знакомой, немного обломается. Представляете, если она завтра приедет в институт на своей машине? Как ни в чем ни бывало? Так пусть он подергается, глядишь, ошибется в чем, так его и вычислить будет легче.

— Да, — согласно отозвался гигант. — Не забудь Жанне сказать, чтобы глаз не спускала с Валери. А с машиной — это любопытно. Почему бы не попробовать?

…Последнее что я подумала, засыпая: вот оказывается, как меня за глаза зовет Миша Черкасов. На французский манер, с ударением на последнем слоге. Но кто такая Жанна?..