Рок. Шаги в вечность. Книга 4. Том 2 «Уход Льва»

Юрий Викторович Швец

– Дорогие читатели! Представляю четвёртую книгу романа «Рок. Шаги в вечность», том второй «Уход Льва». Продолжим поиск истоков в новом, надеюсь, увлекательном путешествии в глубины времени, ибо время и пространство меняются вместе с уровнем наших знаний, а знания (истинные знания) находятся в глубинах нашей памяти, под «коркой» сознания) под грифом третьего забвения, кое накладывается на нас, с приходом в этот, «наш» мир. Солнцем. Неожиданно? И тем не менее, это так. Почему? Многие ответы здесь.

Часть первая

«Пекло надежд»

Глава 1

Гасдурбал Гикет стоял на носу своей галеры. Взгляд его был устремлён вдаль… Лицо его было сосредоточенным, но не перипетии плавания угнетали его разум. Думы иного плана терзали его сердце и душу. С недавнего времени, они завладели им полностью и не давали покоя… Раздумья эти касались его личной жизни. Хотя, тогда, когда всё только начиналось и никто не думал, что развитие рождённой спонтанно ситуации, вот так заведёт всё в тупик и превратит жизнь, обременённую таинством политики, в сплошные сердечные метания и терзания… Когда он соглашался на то, что он, Гасдурбал совершил, в тот самый момент, и он, и Гамилькар думали совершенно о другом. Он надеялся, таким образом, разгрузить хоть как-то плечи своего тестя — Протектора Гамилькара Барки, а сам Протектор хотел скрепить, завязать узел, меж соединением западных и восточных кельтов, так щедро поливаемых посулами из враждебного Сагунта. Задумка удалась, но… судьба выдала то самое неожиданное коленце, о котором никто бы, никогда бы, и не догадался…

Гасдурбал вздохнул. Ветер, усиливаясь, дунул сбоку, поднимая копну его волос. Он бросил их ему на глаза, тем самым закрывая ему картину впереди лежащего курса галеры, но Гасдурбал не убрал их с глаз — его глаза не видели ничего, они смотрели в глубину души…

«-…и сколько, теперь, времени я её не увижу? — вихрем неслись его мысли, — А я ведь, теперь уже, не могу долго без неё! То, что начиналось, как простой шаг политики, погрузило меня в чувственный „котёл“, который „сварил“ меня… Сварил и весь мой разум…»

Гасдурбал дёрнул головой, сбрасывая волосы назад — порыв ветра утих. Одновременно, он как бы избавлялся от наваждения раздумий… но… безуспешно:

«-…Зоя поселилась в моём разуме, завоевала сердце, приручила к себе душу… Я не заметил, как это ей удалось?! Я просто вдруг осознал, что не могу без неё дышать, жить… Мне не хватает её ежеминутно… И я ничего с собой поделать не могу. Это выше моих сил. Но, сначала, я думал по-другому… Тогда, когда я впервые посетил с посольством вождя Титея и не видел её, мне всё удалось. И даже мысль, когда я узнал, что у Титея есть дочь на выданье, дала мне подсказку о том, что в следующий мой приезд, надо с собой захватить Гасдрубала Барку. Он вполне подходил под осуществления задуманного… Но, всё оказалось сложней… Намного, сложней…»

Гасдурбал перешёл к другому борту галеры и окинул море своим «пустым» взглядом.

«-…зачем я согласился тогда увидеть Зою?! Это было моей ошибкой… или это судьба? Боги решили сыграть со мной в какую-то игру! И я проиграл в ней… Не смог перебороть в себе то, что должен был. А тогда, я просто был поражён видом и красотой девушки! Сражён и завоёван. И теперь, тот мир, в коем я жил до этого, уже не тот. Вернее, его уже нет! Он… теперь… приходит ко мне, только во снах… На Яву же… Всё изменилось в нём, как и изменился я сам!.. Я тогда, в тот момент, когда увидел её, уже и не думал о том, чтобы привести к ней и Титею Гасдрубала Барку. Я сам хотел её видеть… Один! Каждый час, каждый день! Просто изнемогал под её взглядом! Забыл, что я отец и муж… И теперь, сам запутавшись, не знаю, как поступить?! Зоя ответила мне. Ответила взаимностью. Она заметила мои взгляды и они, тоже, „легли“ в её сердце. Теперь, я уже сам желал этого брака. Просто тяготел этой мыслью… Я рассказал о привязанности дочери Титея ко мне Гамилькару и тот задумался… на три дня. А потом, всё более и более, получая каждодневно известия о том, что кельты объединяются… под натиском этих раздумий, Гамилькар высказал свою мысль… Вернее, я сам подсказал её ему… В одном из разговоров, незаметно… Меня терзали сомнения… в правильности сделанного мной шага. Мне, даже, было мерзко от этого… Но… зерно было брошено! Оно… медленно росло… Гамилькар, потом, „дозрев“, преподал мою же подсказанную идею, как свою, что мне и требовалось… Я получил разрешение на союз… но не рассказал многого Гамилькару. Попросту, обманул его… Да. Мерзко…»

Гасдурбал вновь убрал волос с лица. Ветер, будто бы почувствовав бег его мыслей, усиливался…

«-…как же это тяжело! Я нахожусь меж двух наковален… И там нет покоя, с Оттией, и с Зоей, мысли, тираня мой разум, не дают мне спокойствия… Мне нет покоя с ней, и нет покоя без неё. Что же делать? Как быть… Я совсем… запутался…»

Гасдурбал, теперь уже ясно, ощущал изменение направления ветра. Это изменение, уже сказывалось на движении флотилии. Гасдурбал, отвлёкшись от раздумий повернулся к своему помощнику, но увидел, что тот, уже вносит необходимые коррективы в их движение, без его подсказки. Гасдурбал не стал ничего говорить и снова углубился в размышления.

«-… Одно ясно, мне не избежать объяснений с Оттией! Не избежать… не убежать… — Гасдурбал горько улыбнулся. — Я виновен перед ней. Без сомнений! О, как играют с нами Боги! Как костьми… То, что я говорил Оттии вначале нашего семейного союза, рассеялось через девять лет. Люблю ли я её, сейчас? мне кажется, люблю! Но Зою я люблю больше! И я тут ничего не могу поделать! Ничего! Могу только убить себя… а убить чувство нет. Я уже пробовал это… надеялся, что смогу… Ничего. Безрезультатно. Каждый раз, когда я плыл у Сагунта, я не в силах, совладать с собой, разворачивал флотилию и устремлялся к побережью титеев… Оставляя флотилию в одном из заливов, я совершал путешествие к ней… Не к Вождю Титею, а к ней. Там же, с ней… можно провалиться в дыру время… не замечать его хода. Да-а-а… Это… всепоглощающая дыра… Недаром… древние говорили, что мир, на самом деле… дыра… Когда Гамилькар, обдумав идею с союзом, стал вроде бы как уговаривать меня на брачный союз, мне пришлось изобразить сомнения, колебания и раздумья… Пришлось. В душе же я ликовал… Эх! Когда-нибудь мне придётся за всё ответить… Знать бы, когда?.. А тогда, я думал, что найду слова с которых начну разговор с Оттией. Мне казалось, что я сделаю это довольно мягко… Быстро. Но, каждый раз возвращаясь и взглянув в её глаза я терял в себе и силы для этого разговора, и убеждённость в нём… Зато, другие слова, кои были направлены Зое, я говорил в страсти и без мыслей о последствиях… А, теперь, вот пытка… Петля, аркан! И он, этот аркан, душит меня. Душит и сердце, и душу…»

Гасдурбал тяжело вздохнул.

«-…союз с Титеем, был конечно же большим делом. Назревавшая война, могла быть ещё более страшной. Но титеи, вырубили охотников присоединиться к Союзу кельтов Корбуло и Тестолапия… А остальных разогнали по своим землям… Титеям, выполняющим здесь свой долг, совсем не нужно, чтобы дикие кельты, поправ память предков, ринулись к Пиренеям. Этого и не допускают титеи… А греки Сагунта, поначалу решившие, что смогут использовать их, горько разочаровались, поняв, что здесь заимели соседа, который напоминает от какой культуры они сами „открестились“, тысячелетие назад… запутавшись в интригах с Богами и их посулами… Отец Зои, приняв её выбор, долго присматривался ко мне. Он вступил в союз, но с оговоркой, что его воины не участвуют в походах Союза. Этого Гамилькару было достаточно. Главное, что меж кельтами существует прослойка, который в короткое время становится жёстче камня и отгонит от границ союза любого врага… Но… я всё же надеюсь, что Титей и его войны станут нашими полными союзниками… Не сейчас, в будущем. Гамилькар не вечен. А Титей, как я заметил, имеет недоверие к Карфагену. Если, я стану Протектором, я отделюсь от Карфагена. Я не Баркид и не давал клятвы защищать его! Тогда, Титей и его всадники будут моими союзниками в полной мере. Это, несомненно. Этим я обезопасил союз на будущее. А война с кельтами, скорее всего, будет продолжена. Пока мы не выйдем на рубежи реки Ибер. Вот, когда это произойдёт, можно и подумать и о мире…»

Ветер вновь изменился. Он подул со стороны берега Иберии.

«-…я добился многого. — Продолжил размышления Гасдурбал, — Особенно, в политике. Вожди иберов и многих кельтиберов уважают меня и моё слово. Гамилькар, с его непререкаемым авторитетом непобедимого полководца вызывает у них опасения. Они бояться его, не понимая, что он никогда не отступает от своих слов и обещаний. Но они-то, этого не знают! И поэтому, стремятся обезопаситься какими-то иными мерами… Поэтому, такие как Брино и Тестолапий, пользуются их страхами… и ведут свои народы на убой… Глупцы!.. Гамилькара невозможно одолеть на поле сражения. И латиняне давно это поняли… Они испытали это на собственной шкуре. И поэтому, избрали другой путь решения проблем… через подосланных убийц. Гамилькар же, зная об этом, стал последнее время, замкнутым… Он что-то знает… о чём-то думает. А с вождями кельтов предпочитает разговаривать с позиции силы. А те, имея великую спесь, не могут мириться с этим. Поэтому, я взял часть политики, где нужно вести диалог с кельтскими вождями, на себя. И у меня получилось… Многие, перешли на сторону Союза Иберии без применения силы армии. Сильная армия — это хорошо. Но, ещё лучше, если она останется целой и невредимой, и не будет нуждаться в постоянном пополнении от потерь, кои, несомненно, последуют в битвах, коих можно было избежать. Здесь, мы немного расходимся во взглядах с Гамилькаром Баркой… расходимся… Но он мне доверяет, и я не могу не оправдать его доверия… Я всем обязан ему… Всем. Но, теперь, имея ввиду то, что произошло с Оттией и мной, многое может измениться… Он может перестать мне доверять… Оттия сделает ему это внушение. Она способна на это. У неё воля отца и навряд-ли она простит меня! Я знал это, когда согласился на союз с Зоей. Знал. И пошёл на это… Всё равно пошёл… Что же дальше? Какой будет дальнейший путь? Мрак… пока мрак…»

Гасдурбал почувствовал, что ветер, своей силой, уже «рвёт» на голове волосы. Он повернулся в ту сторону откуда он задувал. Завывания потоков воздуха в канатах оснастки галеры, говорили ему о приближении шторма.

«-…будет гроза. А гроза преддверие перемен… Может они будут всем нам на пользу?.. Ведь перемены уже необходимы. И Гамилькар это чувствует. Он меня научил многому. Он не просто мой тесть… он мой учитель. Самый важный в жизни. Как насмешлива над нами судьба?! Она пытается развести даже самых близких людей… Путём вплетения в нашу жизнь новых нитей, кои тянут нас на новый виток метаний… и уклониться от них, нет никакой возможности… Да… В политике Протектор уязвим… И я, согласившись на то посольство к Титею, и не мог предполагать о побочных результатах, моей поездки… Гамилькар не знал мои слабые места… и я о них, к сожалению, не знал… Не знал! Зоя — вот место моей слабины… Дети мои и Оттии — вот моё слабое место… Что теперь впереди?.. Опять мрак. Мрак и у Гамилькара… и у меня…»

Гасдурбал резко развернулся и пошёл к корме.

«-…есть один путь. Есть. Он связан с болью… но через неё придётся перешагнуть. Такова цена. Такова жизнь. Таково испытание. Такой мир, созданный Богами… Но… Я не знаю, как поведут себя сыновья Гамилькара, после известия о моём втором союзе с дочерью Вождя Титея. Гасдрубал, наверное, меня осудит… и будет прав. Магон может меня возненавидеть. А Ганнибал… А вот Ганнибал может и не осудить меня… Он уже сейчас проявляет талант не только на поле сражения, но и в политике. И он, сразу же, поймёт выгоду союза с титеями. И если, начнётся игра против меня… Ганнибал скорее всего станет мне союзником, несмотря на то что он очень любит сестру. Я могу на него рассчитывать… Я знаю это. Нам всё равно придётся брать Сагунт. Это форпост Рима против нас… Но, что же делать нам с Оттией?..»

Гасдурбал не мог найти ответ на этот вопрос и глубоко вздохнул:

«-…Её дети тоже Баркиды. Но они будут на втором месте, после детей сыновей Гамилькара… О чём это я?! Гасдурбал, ты что? Тебя уже подъедает каверза власти?!»

Гасдурбал одёрнул себя, при осознании собственных мыслей.

«-…Да… надо хорошо присмотреться к себе! Что-то со мной происходит?! Раньше у меня не было таких мыслей. Вот оно проявление рассыпанных чувств в этом поясе, изворотливого клана Ану! Терзания и сомнения о судьбе своего ребёнка… Как их побороть?..»

Гасдурбал вдруг вспомнил, как он ожидал рождения первого ребёнка. Как он радовался этому, когда это произошло! Два лета он ждал его появления. Два. И когда Оттия сказала, что она почувствовала в себе плод их союза, Гасдурбал считал дни до его появления.

«-…кто же знал, что всё изменится? Кто знал, что я увижу Зою?! Увижу и воспылаю к ней чувством! Её взгляд погрузил меня в иную реальность, создаваемую у меня на глазах. Это было, подобно вспышке! Зоя ослепила меня… и долго, не отпускала от себя, заставив забыть меня обо всём на свете…»

— Скоро устье Бетиса, Стратег! — Крикнули с вышки наблюдателя.

— Хорошо. Держимся от берега на пол версты. Движемся строго по оговорённому курсу. Передай по цепочке, что бы остальные галеры правили к берегу залива и вытаскивали корпуса галер на берег! Со мной идут две галеры. Пусть ждут меня здесь. Я вернусь через три дня.

— Сделаем, Стратег! — отвечали с мачты.

Тут же сигнальщики заработали, передавая приказ.

Гасдурбал, посмотрел на устье Бетиса. Он обогнул Иберию, чтобы проплыть по реке, до Кордубы. Этот месяц, он беспрерывно патрулировал берега Иберии и всё, что вызывало у него подозрение — топил. Так он потопил две галеры жреческой Касты Египта, даже не спрашивая о цели их появления здесь. Он знал, что он считается их врагом и, поэтому, не имел никаких иллюзий на свой счёт. Если бы, у Касты Жрецов была возможность его погубить, они бы без колебаний сделали это. Поэтому, и он, совершенно уверенно и спокойно, без лишних эмоций и слов, делал тоже самое. Несколько, неизвестных кораблей, завидев его галеры, попытались скрыться и Гасдурбал потопил их из онагров, разбив им палубы и днище…

«-…и всё равно, они высадили кого-то? Я не успел узнать кого! Но я догадываюсь кого… Новая партия убийц. Убийц, кои будут охотится на семью Баркидов, включая меня и моих детей! Надо предупредить семью… и Оттию… Я виновен перед ними… Виновен… но это выше моих сил. И что мне делать? Как мне оторваться от этой вины?..»

Галеры Гасдурбала в количестве трёх, входили в устье Бетиса…

Глава 2

Гамилькар отдал приказ выступать. Армия, в порядке, установленном Протектором, двинулась навстречу огромной армии мавров, лузитан, ареваков и других племён кельтиберов… Полководец Барка, попав в свою стихию — войну, забыл на время «то» что так его угнетало последнее время, а именно, тревогу и озабоченность за будущее своей дочери Оттии. От этого выступления армии, Гамилькар снова, будто бы помолодел лет на десять — пятнадцать. Все, кто находился в этот момент рядом с ним, какой раз удивлялись этому его преображению. Гамилькар, сразу же, двинул вперёд свои головные отряды, назначив их военачальниками тех, кому он особо доверял. Одним из таких военачальников, стал и Ферон. Головные отряды, двумя колоннами, двинулись вперёд, выполняя задумку Стратега, кою знали только они и он. Они обошли цепь холмов, отрезая в них отделившиеся отряды противника и нещадно уничтожая их. Враг, попытавшийся отбить свои окружённые отряды, снова попал в ловушку, кою две колонны замкнули своим новым и движением и разгромленные части врага, как щупальца спрута, втянулись к основной армии Союза кельтов… Враг, поняв, что малыми силами, сбор провианта не осуществить, стал лихорадочно замышлять контрмеры… Вперёд пошла пехота ареваков, коя знала эти места более-менее хорошо. Ареваков укрепили конницей мавров и лузитан. В нескольких крупных столкновениях, им удалось отбросить отряды Гамилькара, кои вдруг, потянулись назад, оставляя только что отбитую местность… Враг, не понимая до конца, что заставило отступить отряда Льва, остановился, усиленно обшаривая местность своими дозорами, на предмет наличия новой засады… А Ферон, в это время, уже был в ставке Стратега, в кою был вызван для уточнения новой задачи…

–… А, Ферон! — Гамилькар пошёл навстречу своему военачальнику, когда тот прибыл на зов, — я знал, что ты пребудешь быстро! Но и здесь, ты меня удивил. По моим подсчётам, ты должен был появиться к вечеру! Ну, спасибо! За скорость, за рвение.

Ферон, устало улыбнулся.

— Я правда спешил. Ведь, я оставил там своих товарищей.

По виду Ферона, было заметно, что он валится с ног от усталости. Гамилькар, положил ему на плечо свою руку.

— Молодец! Первую часть нашего плана вы с Сапфоном выполнили на отлично! Сегодня, отдохни, а утром отправишься. Но сейчас, скорректируем наши планы. Ну, сначала ответь мне, — жарко было в схватках?

— Да, Стратег! Враг сражается озлобленно и с чувством своего превосходства. Ареваки, усиленные лузитанами, держались очень хорошо. Только фланговые обходы позволили нам добиться успеха. Они лезли вперёд на наши позиции, пока мы осуществляли его. Пехота ветеранов, приданная нам, сделала перевес в нашу сторону. Несколько тысяч лузитан и кельтиберов, остались лежать на поле сражения. Но их не убавилось, а только стало больше.

Гамилькар выслушал своего военачальника.

— Так-так… — Задумчиво произнёс он, — значит, они поверили в свой успех… На этот раз поверили…

Ферон кивнул.

— Да. Они упорно лезли на обороняемые нами холмы, не считаясь с потерями. В этом бою, очень хорошо зарекомендовали себя болеары. Их снаряды выкашивали ряды атакующих и только это, позволило снять давление, на оборону. Враг, не выдерживая ливень метательных снарядов, повернул назад…

Гамилькар внимательно слушал своего военачальника. Когда тот кончил рассказ, он улыбнулся.

— Как летит время. Оно идёт то по большой спирали, то свои круги в ней сужает, убыстряясь. Ты, Ферон, становишься полководцем. Как отец. Я рад за тебя и ещё более рад, что хоть как-то имею к этому отношение. И благодарю своих Богов, что мне они, на моём пути, отрядили такого помощника. Да-а-а. Время… время. А когда-то вы, были соперниками с Гасдурбалом Гикетом, Ферон. — При этих словах, лицо Ферона стало напряжённым, но Гамилькар не заметил этого и продолжил, — теперь, всё в прошлом.

Гамилькар улыбнулся, заметив оцепеневшее лицо Ферона.

— Я вижу твоё лицо напряжено?! Нет, я не хочу вас сравнивать! Гасдурбал делает своё дело на море, ты на суше. А Оттия, давно, жена Гасдурбала… и так. К делу!

Ферон, выдохнул весь воздух из лёгких и придвинувшись к своему Стратегу, приготовился слушать нововведение в свою задачу.

–… Сегодня отоспись и к полуночи возвращайся к своей колонне. Есть, чем заняться в ближайшее время. — Продолжал развивать свою мысль Гамилькар. — Свои позиции, на коих укрепился, сдашь Тимолеонту. А сам, тут же выступишь со своими силами и переместишься вот сюда…

Гамилькар показал Ферону точку, на карте холмогорья.

–…здесь вот река, но ты не форсируй её. Иди вдоль её берегов. Этим ты обезопасишь себя от обхода с фланга. Дойдёшь вот до сюда… Видишь?..

Стратег обвёл пальцем окружность.

–…При движении береги силы своей колонны. Болеары идут с тобой. Тысяча ветеранов тоже. Но иди кромкой берега. По зарослям. Когда окажешься на месте, затаись и жди врага. Вчерашний твой враг, который лез на холмы, пойдёт в обход. Он будет пытаться обойти нашу оборону, атакуя прежние позиции, дабы создать иллюзию своей бесхитростности. Подыграем им. Силы, кои они бросят в обход, будут в пределах тысяч десяти, не больше. Для большего количества войск не хватает манёвра и мобильности передвижения. Такой манёвр требует большего времени. Поэтому, сама местность отмерила численность врага, спешащего в обход наших позиций. И появятся они, как раз там, где затаишься ты. — Гамилькар положил руку на предплечье Ферона, — вот же будет им сюрприз, когда они снова напорются на тех же самых воинов, кои их сбросили с холмов! Твоя задача, не истребить их всех, но очень хорошо потрепать. Не ввязывайся в преследование. Хорошенько потрепав, убедись в их отступлении. После того, как они отступят, ты сразу же, движешься обратно, той же дорогой, какой и пришёл. Сразу же! Запомни это. Ты уже опытный военачальник, и понимаешь, твой отход будет прикрыт! Выполняй то, что тебе поставлено. Но, ещё раз предупреждаю тебя — не преследуй врага. Он уходит — уходишь ты. Достигнув вот этой точки…

Гамилькар снова очертил круг на карте.

–…Вот этой. В тот момент, когда твоя колонна достигнет её, кони будут измотаны, а люди выбьются из сил и будут валиться с ног от усталости. Но, к этому времени, здесь уже будет колонна Сапфона и Теоптолема. И если, враг появиться, будет кому его встретить. Твоя задача на этом этапе заканчивается. Я думаю, враг появиться. Это для него ловушка. Увидев ваше быстрое движение, после своего отступления, они бросятся вдогонку. И тем самым, обессилят и людей, и лошадей. Вот мы и подготовим им третий сюрприз! Надо, как можно больше перемолоть их живой силы в этих холмах, чтобы они сами, стали мечтать о решающей битве, видя тщетность прорыва через холмы.

Ферон, выслушав своего Стратега, был краток:

— Я выполню всё, что мне поставлено, Стратег!

Гамилькар снова улыбнулся:

— Мне нравиться, что ты, Ферон, стал не многословным и сдержанным. Ты изменился, как внутренне… так и внешне. И это твоё самое важное изменение. Изменившись внутренне, ты осветлил свои внешние качества. Скажу из своего длительного опыта наблюдения за людьми — это мало кому удаётся. Обычно, если человек меняется внутренне, то он переписывает и внешние данные своей натуры. Ты же, сумел сохранить то, что тебе было присуще ранее… Всё! Иди отдыхай. Выспись, как следует. Силы военачальника в походе, его выдержка, самое важное в достижении успеха! А «дело», задуманное нами, не простое. И с ним справиться не каждый военачальник! — Гамилькар как-то странно посмотрел на Ферона.

Будто бы… что-то задумав.

–…Надо бы тебя женить! Мужчина в таком рассвете силы и красоты, должен иметь потомство!..

Ферон, после этих слов своего Стратега, замер. Он не знал, как себя вести. Мысли в его голове перепутались. Гамилькар увидев его реакцию, почему-то вздохнул, о чём-то подумав сам, махнул рукой:

–…ну ладно… Сейчас не время об этом. Иди. Отдыхай. — Закончил он, улыбнувшись.

Ферон встал и молча вышел из ставки Стратега. Гамилькар, проводил его взглядом, пока мощная фигура Ферона не скрылась за пологом шатра.

«-…Да-а-а… он, наверное, так же, как и я, переживает смерть жены. Только какой из них. Первой или второй?! А может обоих?.. Мне кажется, от первой у него должен был быть ребёнок… Да… В этом мы с ним очень схожи. — Подумал Гамилькар, — Надеюсь, он, в отличии от меня, найдёт ту, которая отодвинет его горе и печаль утраты на задний план и принесёт ему счастье, проявившись в его жизни чувственной страстью и счастьем продолжения рода. Очень надеюсь на это…»

Ферон вышел из ставки Стратега, коя была очерчена расположением нескольких шатров. Он находился в чувственном смятении. Невольные слова о его женитьбе и сравнении его с Гасдурбалом, вызвали это смятение в нём. Будто бы кто-то заставил произнести эти слова, как будто вырвавшиеся из уст Гамилькара случайно, с двоякой двусмысленностью…

«-…Боги что? играют нами?! Играют нашими чувствами?! Этот наш обоюдный взрыв чувств, который выплеснулся при последней встрече с Оттией в её саду, фактически сделал нас преступниками… Преступниками поневоле… Могли ли мы сдержаться там… в саду? Запахи одурманили наши головы… вскружили их… Сдержаться навряд ли хватило бы сил. Я там почти ослеп от счастья! От счастья, когда Оттия была в моих объятьях! Я готов был умереть там… Там, на её глазах, в её объятьях. Лишь бы чувствовать ту нежность, тот сладостный трепет её прикосновений и тела… Если бы пришлось умереть там… я бы пошёл на это не раздумывая. Я готов был к этому. Настроен. О, Боги! Что же вы делаете с нами?! Зачем, вы, наделили нас этими слабостями? Создавая мужчину и женщину, вы создали и падение, через плотское влечение… Но… Может в этом есть совсем иной, сакрально противоположный смысл? Ведь, со всеми этими влечениями можно бороться… и вполне успешно. Но… когда в это ввязывается твоё сердце… когда оно руководит этим процессом… бороться уже намного сложнее. Можно перебороть разум, заставив его думать о другом. Можно побороть плотское влечение… но заставить повернуться или отвернуться от кого-то, или к кому-то само сердце — нельзя! Невозможно! Сердце руководит всеми процессами… Оно соединяет в себе влечение плоти с мыслями разума… и уже перед этим, сметающим всё, „валом“ чувств не устоять никаким барьерам… Бороться с этим процессом нет сил. Лучше, наверное, умереть… А так… Что нас ждёт впереди? Гамилькар, ведь, ничего не знает! Не догадывается. Об этом знают только Боги, ибо только они могут заглянуть в будущее…»

Ферон, загруженный этими мыслями, двигался сквозь круг шатров ставки Стратега Гамилькара Барки. Он шёл не спеша, и со стороны казалось, что он полностью погрузился в размышления по поводу только что полученного им нового задания. Так он вышел за внутренний круг Ставки…

–…Ферон… ты что не слышишь?! — вдруг он услышал голос у себя за спиной.

От звука этого голоса, он сначала застыл на месте… а потом резко развернулся.

— Оттия?! Как ты здесь оказалась?! Что за наваждение?! — Его удивлению не было предела. — Ты в ставке армии?!

Ферон, широкими шагами приблизился к шатру, из которого его окликнул голос, приоткрыв входной полог. Там, в сумраке шатра, он увидел ту, о которой думал только что и все последние дни. Он не забывал о ней и в походе… и в бою… Мысли о ней, после их расставания в тот день, когда он посетил дом Протектора в Кастулоне, не покидали его.

— Я приехала вчера. Вчера вечером. После захода солнца. Об этом знает только Ариссий, Теоптолем и отец. Даже твои воины, коих ты оставил мне, находятся в Кастулоне. — Оттия схватила его руку и потянула его в шатёр.

Она буквально втащила его внутрь шатра. Как только полог закрылся за ними, руки Оттии обхватили его шею… Оба, слились в поцелуе, потеряв ясность и стойкость в мыслях. Их кружил хоровод страсти, возгоревшейся неожиданно, но видимо дремавшей долгое время в них обоих. Ферон, оторвав её от земли, прижал её к своей груди. Голова его кружилась от близости её тела. На Отиие было лёгкое, почти невесомое платье.

— Постой, Отиия! У меня серьёзное задание… Данное твоим отцом… — Бормотал он, в перерывах меж жаркими, страстными поцелуями. — У меня голова идёт кругом… Нет… с этим невозможно бороться…

Он поднял на руки тело Оттии и они скрылись в сумраке шатра…

Неяркий огонь, горевший в глубине шатра, стал единственным свидетелем той страсти, коя возгорелась в неистовых всполохах невидимого глазу пламени жарьих тел обоих и страсть эта… горела в них в течении целого часа… Только тень, пыталась повторить в своём танце на противоположной стене шатра, те фигуры, тот таинственный, чувственный ритуал, в котором родилось уже одно, сросшееся существо, имевшее множество сходственностей с людьми, но не являвшееся ими. Тень, копируя происходящее, всё же была «заштрихована» пламенем очага, который оставил некоторые нюансы «танца» неосвещёнными, осев в самый важный момент вниз и оставив тень бессильной, что-либо сделать в этом случае. Это и создало иллюзию рождения того странного существа, напоминающего «что-то» не принадлежащие этому миру… И это было истинной, ибо то чувство, кое подчинило себе даже время, включая пространство, огородило шатёр, в коем царствовали страсть, любовь и нежность, каким-то невидимым колпаком, заставив всех позабыть о его существовании… Все безумства чувств, страсти, родившаяся царица Любовь, сокрыла сама, затворив проникновение в свои границы. Даже огонь, подчинившись ей, осел в очаг, замедляя свой «танец» пламени, который он, какое-то время, старался вести в такт той страсти, кою наблюдал, удивляясь её накалу и «температуре»…

–…иди, Ферон! Да хранят тебя Боги Предки! Я буду просить их об этом! — Оттия выпустила руку своего возлюбленного, — Знай, Баркид любит тебя! А союза с Гасдурбалом для меня больше не существует! Иди, отец дал тебе задание. Ты должен его исполнить, а для этого, тебе нужно выспаться. Иди!

Ферон оглянулся на лежащую на ложе Оттию и, чувствуя, рождение нового желания, резко откинув полог, вышел из половины шатра, в коем оставил возлюбленную, перебарывая своей волей букет чувств и понимая истину её слов. Он подошёл к выходу из шатра, немного отодвинул полог, вглядываясь в окружающее… Его взгляд не нашёл ничего, что могло бы вызвать его сомнение в незаметности своего выхода из него… Он быстро вышел из него и тут же скрылся меж других, похожих на покинутый, шатров… попетляв меж ними… Ферон вышел на ту тропу, по которой шёл до того, как его окликнула Оттия… Его сердце, вновь дышало жизнью, счастьем и радостью…

Ферон, в этот момент, был почти слеп и ничего не видел вокруг. Когда он минул один из шатров, за ним появилась фигура. Это был воин седой и опытный. Он проводил взглядом Ферона и чуть заметно покачал головой. Потом, он развернулся и пошёл назад, в точности повторяя «тропу» Ферона. Оказавшись у шатра Оттии, он встал и огляделся вокруг. Какое-то время он стоял с вниманием изучая всё вокруг, потом, как будто убедившись в чём-то улыбнулся. В следующее мгновение, он скрылся меж шатрами…

Ферон вернулся к тем, с кем прибыл на встречу с Гамилькаром в лагерь.

— Ложимся отдыхать. Спим до заката, потом выступаем к колонне. У нас новое задание. Я думаю, это будет погорячее прежнего. Давайте спать, друзья! Ноги просто подкашиваются! — Это последнее, что произнёс он, ложась на ложе и вытягивая ноги.

Его товарищи, ожидавшие его прихода от Гамилькара, без лишних слов, последовали его примеру, так как и сами валились с ног и просто завидовали тем, кто остался в колонне и имели, вследствие этого, возможность хорошо отдохнуть…

Ферон, только закрыв глаза, растворился в глубоком, счастливом сне, который своей тяжестью придавил его веки, склеивая их навью сновидений…

…Ферон, ждал возвращения своего отца. Он, как и весь народ Карфагена, замер в ожидании сражения на равнине Тунесса. Он, мальчишка, каких в Карфагене были тысячи, бегал на окраины города, по длинным прямолинейным улицам своего города, чтобы поглядеть не несутся ли вдали гонцы, неся весть, коя могла родить необыкновенное счастье, или же стать предвестником рока, накрывающим город. Он, вместе с мальчишками, сразу же заметил, сколько нововведений произвёл в самом городе возвратившийся из Сицилии Гамилькар Барка. С утроенной скоростью возводились оборонительные стены. Вырывались рвы, за версту от города. Там же рылась какая-то непонятная для мальчишек, цепь траншей, в кои набивали острые колья и копья. Им, мальчишкам, было необыкновенным интересом и раздольем, носиться меж этих работ, помогая взрослым. Укрепления росли на глазах и, хотя они, ещё не понимали их полного значения, Ферон понял, чем отличается прибывший Барка, от тех, кто считал себя стратегами в совете Суффетов. Ничего подобного вокруг города никогда не возводилось и не создавалось…

Они, поделившись на две группы, одну из которой называли «квиритами», вооружались палками, служащими им и мечами, и копьями, каждодневно «воевали» друг с другом, разыгрывая осаду и «штурм» города. «Коварные и злейшие» квириты шли на штурм, а «горожане» отражали его. Порой, игра доходила до такого накала, что происходили настоящие потасовки. Ни одна из сторон не могла смириться с поражением… Ферон, так уж получалось, всегда командовал той стороной, коя исполняла роль римской армии. В одной из своих «атак» и разыгранным сражением, после неё, они поднялись на вал, насыпанный городскими строителями… С шумом и гамом, их «армия» взобралась на вал, голося клич римских легионов «барра». Там их встретила армия «горожан», но сражению не суждено было свершиться… Здесь, они, увидели вблизи того, о ком давно уже говорил весь город — Гамилькара Барку. Все думали, что именно он, поведёт войско в Тунесс. Но он отказался взять командование, так как в армии был очень талантливый стратег лакедемонянин Ксантипп.

Мальчишки замерли, увидев на самой высокой точке вала группу военачальников. В её середине стоял крепкий, неустрашимый на вид, мужчина. Его снаряжение говорило само за себя: на широком поясе висела пара мечей, а в городе давно говорили, что Гамилькар не пользуется щитом и что вместо щита у него второй меч; также, на нём, будто влитый в его фигуру, «сидел» и хорошо подогнан кожаный, слоёный панцирь, без излишеств отделки, но разукрашенный по плечам бахромой из цветов рода Баркидов. Гамилькар был очень статен и крепость его фигуры, нисколько не портили эту статность. И, в завершении всего что увидели мальчишки, на нём был плащ с вышитой композицией в виде месяца, покачивающегося на… на волнах. Это был герб Гамилькара, что снимало последние вопросы мальчишек о его принадлежности к Роду Баркидов, кои могли появиться у тех, в момент их встречи… Гамилькар, в окружении своих военачальников и городских строителей, о чём-то говорил с ними, в момент крикливого, шумного появления «сражающихся» армий… Гамилькар, осёкся на полуслове… и повернулся к ним, смотря на них с улыбкой. Потом, твёрдыми, широкими шагами, пошёл к ним…

–…Это откуда же такое количество будущего подкрепления, к нам прибыло на вал? — громко произнёс он, приблизившись вплотную к ним.

Мальчишки, застыв на месте, переглядывались, не имея решимости заговорить с прославленным полководцем. Многие даже попятились, скрываясь за склоном вала.

–…Э… куда же вы? — засмеялся Барка, — я-то думал, что из вас вырастут настоящие войны?! Те, кто в будущем будут отражать врага от стен этого города! А вы… уже пятитесь… Не порядок. Пятитесь, ещё только завидев, кажущуюся вам опасность…

Мальчишки встали… обернувшись. Многие из них, в это время глядели на одного в своих рядах. И Гамилькар понял, что это был один из заводил всей этой игры.

— Как тебя зовут? — спросил Гамилькар.

— Ферон. Я сын стратега Форгона. — Заносчиво ответил тот.

Говорил он без дрожи в голосе и это особо понравилось Гамилькару.

— О, я вижу сына доблестного горожанина! — Гамилькар приветливо, ободряюще улыбался. — Так значит, вы тренируетесь бить врага на этих рубежах?! Это хорошо. Но врага надо встречать далеко от своих границ. Лучше бить врага не у города, где живут твои сёстры, родители и все родственники, и друзья! Лучше врага не пускать в свою страну и бить на его территории. К какому мнению ты, Ферон, тянешься своим сердцем?

— Ферон, предводительствует римлянами! — подсказали Барке другие мальчишки, уязвлённые тем, что Гамилькар заговорил с ним. — А стражи города — мы!

— Вот как?! — удивился Гамилькар, но посмотрев на Ферона, а потом на остальных, добавил. — Но я понимаю, что, наверное, никто не хотел в игре изображать врага?! Ведь так? А Ферон, взялся за эту трудную роль, дабы игра продолжалась… Понимаю…, и кто же побеждает в этой игре?

Гамилькар, задав этот вопрос, оглядел всех мальчишек.

Тут раздался общий гвалт: одни кричали, что «стражи города», другие что, наоборот, «квириты»… Гамилькар терпеливо ждал, когда они закончат спор… Но вот он резко поднял руку и… группа мальчишек замолчала, поняв эту команду.

— Тихо! Я понял — вы очень тверды в своих устремлениях к победе! Это очень хорошо. Здесь, не имеет значение, кто на какой стороне! На стороне Карфагена или Рима. Но, я хочу предложить вам настоящее дело. Вы можете поучаствовать в создании оборонной линии города. Хотите?

Гамилькар, замолчав, пригляделся к мальчишкам. Тут, вперёд, вышел Ферон и за всех ответил:

— Мы уже выполняли некоторые просьбы! Что нам делать сейчас? Мы сможем сделать всё.

— Так уж и всё? — весело прищурился Барка, — Нет! «Всё» трудно сделать даже взрослым. Всё не надо… А вот некоторое… Свою лепту, вы сможете внести. Нужно, вон ту кучу круглых камней, по цепочке перенести сюда! Сможете?!

Ферон, оглядев своих «соратников», а потом кучу камней, улыбнулся:

— Конечно же, сделаем! Это нам раз плюнуть.

Гамилькар одобрительно кивнул.

— Вот и хорошо. Займитесь, сейчас же. Не равен час, враг приблизиться. Встречать его будем ударом метательных машин. Но, ребята, подняв камни и перенеся их сюда, вы их больше не раскидывайте? Хорошо?! Сейчас, вы узнаете, как это трудно делать. Но знайте, эти камни, посыпятся на головы врагов, если они приблизятся к городу, когда-нибудь?! Но готовым к этому надо быть всегда. Верно?

— Верно! — ответили мальчишки и принялись за работу.

Ферон, как и все его соратники, бросил своё «оружие» и принялся за работу. Он выполнял наказ самого Гамилькара Барки и это окрыляло его… С этого дня, они всегда искали распорядителя работ и спрашивали его, не искал ли Гамилькар Барка их. И как это ни странно, Гамилькар всегда оставлял им какое-нибудь задание. Всегда. Это окрыляло мальчишек. Они чувствовали себя приобщёнными к общей задаче. Задаче, от которой зависит жизнь их города…

…Ферон проснулся удивительно отдохнувшим и бодрым. Сон, напомнивший ему первое знакомство с Гамилькаром Баркой, показался ему благоприятным и он, решил, что в скором времени, как только вернётся из этого похода, расскажет сам Гамилькару о их отношениях с его дочерью — Оттией. Это решение было твёрдым и он, чтобы ускорить наступление этого момента, дал приказ двигаться к, оставленной накануне в горах, колонне своего корпуса…

Глава 3

Ганнибал обходил место истребления передового отряда неприятеля. Он смотрел на экипировку и оружие отрядов Тестолапия. И то и другое сын Гамилькара нашёл и оценил, как очень хорошее. Ганнибал сделал для себя вывод, что или Тестолапий очень хорошо и скрупулёзно готовился к войне, или против них действуют наилучшие отряды передовых колонн Тестолапия и они, эти отряды, имеют какое-то особое задание, поэтому, состоят из воинов опытных и выдержанных. Пехота ареваков, относилась сюда же и имела очень хорошую выучку…

— А кто командует виттиями? — Спросил Ганнибал. — Кто прятал обоз?

— Мы ещё не выяснили этого, Ганнибал. Говорят, разное. Но видели впереди отряда воина с седыми волосами на плечах. Может это их старший Стратег?! Сейчас, узнаем.

Ганнибал оглядел скалы.

— Да, место они выбрали для обороны благоприятное! Всё же надо поговорить с их Стратегом!

— Сейчас, Ганнибал! Мы найдём его и приведём к тебе. — Отозвались воины.

— Пойдёмте вместе! Поищем их военачальника. — Отреагировал Ганнибал.

Все, кто окружал юного стратега, двинулись с ним, оберегая его и с тыла, и с фланга. В этом бою, все воочию увидели, что талант юного Стратега начинает выбрасывать яркие блики, если ещё не полного свечения, то довольно сокрушительных для врага, вспышек. Они двигались к обозу виттиев… Но не прошли они и ста косых саженей (косая сажень — 2метра 48—50 см), как увидели, что от повозок обороны виттиев, им навстречу движется группа воинов из отряда, коему они пришли на помощь.

— Похоже они сами, хотят переговорить с нами! — Подал голос один из номархов.

Ганнибал согласно кивнул и спрыгнул с лошади. Далее, навстречу группе виттиев, он пошёл пешим. Все повторили его действия, и завязав лошадей, бросились следом. Вскоре, они нагнали Ганнибала, который не спеша, шёл в подъём. Но, не доходя до приближающейся группе Ганнибала, шагов семь, впереди шагающий воин из витиев, встал и сделал знак, чтобы все остальные ожидали его в месте, где они сейчас остановились… Тот, кто остановил воинов, действительно был седовласым и на вид, очень опытным — на его руках, ногах проглядывали шрамы многих сражений прежних лет.

Ганнибал, воспринял это, как приглашение к такому же действию. Он повернулся и тоже сделал знак своим номархам и воинам, ожидать его здесь. Но ему не пришлось далеко отойти от своих воинов и номархов, седой воин уже достиг его.

— Я приветствую, сына Великого Гамилькара, грозу врагов его Союза и любимца Богов! Мы не сразу поняли, кто оказал нам поддержку в сегодняшнем столкновении. Но, узнав андалузцев, поняли чья победоносная конница смешала порядки врага. Вы спасли нас от уничтожения, к коему мы уже приготовились, решив, как можно больше забрать с собой и врагов. Меня зовут стратег Агорис. Я военачальник нашего вождя Сакротиса. От его имени, я, с великой признательностью, благодарю тебя, Барка, за своевременную помощь и поддержку. Наши священные птицы, видели и были свидетелями вашего бесстрашия. Они будут хранить это в памяти вечно, ибо по поверью, многие из нас становятся ими, после смерти! Это священное место для виттиев. Я смотрю на сына Гамилькара Барки и испытываю оторопь от твоего возраста, отважный Ганнибал. Я ожидал увидеть более взрослого мужа. Но, видимо, Боги решили всё по-своему и наставив тебя на этот путь, преследуют какие-то свои цели. И я вижу, что у тебя уже проявлена хватка Льва и стремительность леопарда. В этих холмах столетия не было врагов. Легенды говорят, что их не было с той последней войны Богов. Наш род мирный и, поэтому, мы не принимали участие ни в одной из войн межплеменного характера, кои шли на обоих сторонах за нашими пределами холмистых земель. Но, сюда, до сих пор, никто не заходил. Тестолапий первый, посягнувший на наши земли и предупреждение. Этот враг будет уничтожен. — Агорис замолчал, ожидая реакции Ганнибала.

— Я сам разыскивал того, с кем мне вступить в переговоры, мудрый Агорис. То, что ты появился сам, упростило мою задачу и я благодарен тебе за это! Ты упомянул о каком-то таинственном предупреждении?! Кто его оставил и в чём его суть? Нам ничего не известно об этом?!

Агорис, на десяток мгновений, впал в раздумье. Потом, переглянувшись с одним из молодых воинов, который стоял за его спиной, ответил:

— Легенды говорят, что в прежнею войну Богов, моря вспучились и поднявшись, дошли до нашего Холмогорья, смывая города и деревни прежних народов, уничтожая животных. Все искали спасения от гнева Ния, обе стороны воюющих. И поэтому, холмы были заполнены теми, кто искал спасения. Одни были заполнены одной воюющей стороной, другие другой. Также, меж ними были и животные, которые жались в испуге от этого невероятного количества людей и разыгравшейся водной пучины… Но море, странным образом переваливалось через одни холмы, смывая всех находящихся там и по неизвестной причине минуло другие соседние. Были смыты те холмы, на коих спряталась тёмная рать. Но вот эти, — Агорис указал на высокие башни, в коих вили гнёзда птицы, — вода обошла вовсе. Обошла. Будто они, возвышались над всеми остальными, хотя по высоте они не выше других. Об этом чуде, потом долго говорили и по истечению нескольких столетий, это место было признано священным и особо почитаемым. Мой народ, живёт здесь очень давно и хранит спокойствие этих холмов, в коих с тех самых пор вьют свои гнёзда тысячи птиц. Старики рассказывали, что в эти Замки, ушли души тех, кто погиб в той войне. И нас оставили охранять их покой. Но если, кто посягнёт на их тишину, павшие выйдут из своих Замков и нагонят тех, кто осмелился войти в их пределы. Тестолапий сам не знает, что разбудил своим поступком и жадностью чужих земель. Я думаю, рок сел на его след. И смерть его отборного отряда под самыми стенами Замковых Скал, тому прямое свидетельство. — Закончил ответ Агорис.

Ганнибал, заметил, что вовремя своего ответа, Агорис, несколько раз переглядывался с тем самым молодым воином, на вид лет двадцати пяти. Он будто бы искал одобрения для своего ответа. Ганнибал, выслушав ответ, ответил спокойно и без промедления.

— Мы услышали ваше предупреждение, мудрый Агорис! Я хочу заметить, мы здесь не для того, чтобы посягнуть на вашу Волю и Землю. Нас, отправил сюда старец, коего мы видели в вашем селении. Он просил нас, спасти их сыновей. Мы просто откликнулись на просьбу. Он сказал, что вы везли куда-то своё оружие, но нам не нужно и оно. У нас есть своё и мы довольны им. Тестолапий, зачем-то хотел захватить его. Видимо, это имеет для его замыслов какое-то значение?! Но для нас нет. Если, ты, Агорис, сомневаешься в чём-то, то я говорю прямо — нам не нужно никакое мифическое оружие Богов. Я смотрел, как ты переглядываешься, вот с этим молодым воином, который, видимо, не хочет открывать своё имя?! Я же не буду проявлять нескромное желание узнать его. Любопытство такой же порок, как и жадность. Они порой ходят рядом и срастаются на время. Поэтому, я не смею вас задерживать, и вы вольны отправляться куда хотите. Мы же тоже, пойдём своим путём, ибо враг будет искать пути сжать нас в кольцо.

Этими словами, Ганнибал закончил своё ответную реплику, на рассказ Агориса. Виттии, переглянулись, о чём-то перебросившись меж собой, несколькими, не длинными фразами, кои произнесли вполголоса.

После этого, вперёд шагнул, тот самый молодой воин:

— Ты очень цепок в своём внимательном взгляде, юный Ганнибал. — произнёс он, — Я сын вождя Сакротиса. Меня зовут Алёхио. Я, подумав, решил честно сказать тебе куда мы держим свой путь. Ты прав, поняв, что это тайна. Но это тайна для врага, но не для союзника и друга! И… — Сын вождя Сакротиса, с благодарностью и удивлением, посмотрел на воина, который находился рядом с Ганнибалом, — …его воительницы! Вот тот холм с замком на верху, и есть наша цель. Кстати, с его вершины, видны все окрестности здешних мест, намного вёрст вокруг. Я предлагаю подняться тебе на него, Ганнибал, чтобы быть наголову вооруженней, своих врагов! Твоим оружием будет абсолютное знание, кое откроется тебе с его вершины. Я сам испытал его и знаю о чём я говорю. Мы не будем подниматься наверх, наш путь лежит на другую его сторону. Но мне будет намного спокойней знать, что наш спаситель, будет вооружён нами не священным оружием, а оружием другим, но не менее важным — знанием всех скрытых от глаз особенностей этих окрестностей гор! Это принесёт тебе огромную пользу. Тестолапий очень тщеславен. И конечно же, пошлёт за тобой погоню! Его ущемлённое огромнейшее самолюбие будет требовать мщения. Он пошлёт охотиться за тобой своих лучших дворовых псов, кои хорошо держат след. А таких у него не счесть! Но он выберет самого опытного. Но, я не хочу оставлять вас одних с появившимися врагами. После выполнения возложенной на нас задачи, я вернусь и найду место и время, отплатить тебе за наше спасение. А сейчас, нам всем пора! Я думаю, тебе мой совет очень поможет!

Алёхио не стал ждать ответных слов Ганнибала и кивнув, повернулся и повёл своих людей к обозам, кои уже выровняли для отправления в дальнейший путь.

Ганнибал проводил их взглядом… Потом, он поднял взгляд на крутизну подъёма и произнёс:

— Ну что же, совершим подъём на вершину Замка. — Он посмотрел на своих воинов, — пока мы совершим задуманное, надо похоронить павших! Врагов не трогайте. Занимайтесь, только нашими. Виттии своих уже уложили на повозки…

Отдав приказы, Ганнибал в сопровождении нескольких командиров и личной охраны, вместе с Агнис, скрылся в лесу на крутом склоне…

…Подъём оказался очень затруднительным и уже через сотню косых саженей, пришлось оставить лошадей и дальше отправиться пешком. Густота чащобы, была таковой, что в некоторых местах проходы пришлось прорубать. Сплетения ветвей было таким, как будто кто-то специально связывал их, формируя непреодолимый заслон от движения по ним… Но вот подъём изменился — растительность отступила, оголяя стены из камня. С этого расстояния они казались неприступными.

— Здесь, не подняться, Ганнибал! — вернулся первый из посланных воинов к ним, пока группа переводила дух от преодоления чащоб.

Ганнибал молча оглядывал стоящие перед ними стены.

— Алёхио сказал, что надо подняться. Значит, есть какой-то скрытый путь. Сейчас, отдохнём и поищем. У нас нет причин не доверять его словам. Поищем тропу.

Немного отдохнув, продолжили поиски скрытой тропы. Всё группой разбрелись по «прожилкам» скал, в надежде, что кто-нибудь обнаружит то, что можно назвать тропой.

Ганнибал, вместе с Агнис, пошли вдоль одного из «плечей» уходящей наверх скалы. В некоторых местах, заросли, кои они миновали пред выходом к стене, здесь, в этом месте, подходили почти вплотную к отвесу стены и закрывали доступ к «прожилкам» скалы, даже взгляду. Ганнибал, остановившись, прорубил в одном из таких мест, проход себе к скале, чтобы всё осмотреть вблизи и как можно более тщательней. Агнис и два воина, кои были с ним, помогали ему в этом, так как уже выучили одну из особенностей его характера — Ганнибала нельзя было в чём-то убедить, пока он сам не удостовериться в этом. Сейчас же, он вознамерился подняться на скальный Замок и оставалось только следовать за ним, помогая ему совершить задуманное…

Так они прорубили три прохода к скалам, но ничего не обнаружили в их прожилках. Ганнибал стал рубить следующий и… на четвёртой попытке, они увидели что-то напоминающее забытую, заброшенную тропу подъёма.

— Ганнибал, Ганнибал! Здесь, есть что-то! Это похоже на путь! Только двигаться надо осторожней! Здесь, давно никто не ходил! — войны указали на «прожилку» подъёма на скалу.

Ганнибал и Агнис протиснулись к тропе и увидели ступенчатый подъём наверх.

— Агнис, давай руку! — Ганнибал взял её за руку, — ну что поднимемся?!

Он оглядел воинов, которые теперь сами улыбались от удовольствия, что всё же нашли путь. Окрикнув остальных, они стали подниматься следом за Ганнибалом и Агнис.

Ганнибал крепко сжимал ладонь Агнис. Они медленно, но упрямо лезли вверх, достигая то одного уступа, то другого… Уступы были разной величины. Одни могли вместить десяток воинов, следующие же едва вмещали Ганнибала и Агнис… Но вот они вскарабкались на первый карниз. Он был неровный и из его основания, торчало множество «кочек» из камня. Ганнибал, не отпуская руки девушки, начал подъём на второй участок восхождения. Этот путь оказался легче первого и, вскоре, они уже достигли второго широкого карниза. Это был промежуточный карниз скал, где Ганнибал, уже с этой высоты, смог рассмотреть всё, что они не заметили со стороны своего прихода к Птичьим скалам. Понаблюдав по сторонам, куда был открыт доступ взгляду и услышав приближение основной группы воинов, они вновь взошли на тропу подъёма на последний участок. Это был трудный участок, не своей крутизной, а тем, что камни были гладкими и от этого не было хорошего «зацепа» ног, при подъёме. Ганнибал, с особой осторожностью отнёсся к этому подъёму, и страховал Агнис, при каждом её шаге.

–…да подъём опасен, — процедил сквозь зубы Ганнибал, повернувшись к Агнис, — а карниз, здесь, становится ещё уже!

— Не торопись, Ганнибал, мы поднимемся! Не бойся за меня. Я выросла в скалах!

Так они поднялись на последний широкий карниз, который окружал сам скальный замок. Вокруг них, тысячами, беснуясь и галдя, носились птицы, кои, может быть не видели здесь людей уже несколько лет. Они, словно взбесившись, носились у самых макушек наших героев, будто намереваясь напасть на них. Но наши путешественники вышли на ширину карниза и облегчённо вздохнули. Агнис присела на камень, а Ганнибал стал обходить весь карниз кругом, решив найти последний участок подъёма… В этот момент, показались воины, тоже заканчивавшие подъём. Один из них присвистнул, увидев последний скальный замковый уступ.

— Ого! Здесь, только птицы могут подняться! Смотри, облака под нами! — выпалил он.

— Да-а-а! — подтвердил другой, — здесь, нет никакой возможности подняться! Алёхио говорил, наверное, о нём. Отсюда можно рассмотреть все направления. Только надо обойти всё кругом! Ганнибал уже, наверное, обходит его. Поспешим за ним. Агнис, ты не отлучайся никуда! Мы скоро! Пошли, ребята!

Войны, будто бы не чувствуя усталости, с воодушевлением от того, что всё же преодолели и нашли опасный, замаскированный подъём на скальный Замок, пошли за выступ карниза и вскоре исчезли из вида Агнис, коя отдыхала, сидя на камне.

…Агнис уже довольно долго просидела, отдыхая, но ни Ганнибал, ни воины не появлялись с той стороны, где они скрылись за выступом. Девушка стала проявлять беспокойство, встав на ноги и уже было, двинувшись им вслед.

— Агнис! ты куда? — в этот самый момент, Ганнибал появился с другой сторону выступа карниза, видимо сделав большой круг, вокруг вершины Замка, — я прошёл полный круг, но больше подъёма нет! Это последняя точка! Я уже рассмотрел все окрестности! А где наши?

Ганнибал в растерянности озирался по карнизу.

— Они пошли за тобой! Сейчас, вернуться. Сделают круг, как и ты… и вернуться.

Ганнибал подошёл к ней и задрав голову, поглядел вверх.

— Эх! Вот забраться бы туда! Но… мы, к сожалению, не птицы! — вздохнул он.

— К счастью, Ганнибал! Ты слышал, что сказал Алёхио. Птицами становятся после смерти! Зачем, спешить в полёт!

Ганнибал пожал плечами.

— Может быть, виттии, после смерти и становятся птицами. Но мне рассказали иное. Мы не будем птицей, ибо прошли уже тот опыт. Нам идти вверх. К человеку. К асу. А потом в мир Легов. Вот начало нашего пути.

Агнис с удивлением, посмотрела на Ганнибала.

— Мы уже были птицами?! — повторила она. — А знаешь, мне иногда действительно кажется, что я когда-то… парила над землёй… И я, даже, не могу объяснить почему?! Кто тебе рассказал об этом? Твой дядя Междамир?!

Ганнибал вспомнил себя парящим над бескрайним полем, когда находился внутри того тёмного тела в этом мире и светящегося в его мире, но не стал открывать этого Агнис.

— Да, дядя. — Ответил он, — Но, я, всё же посмотрю наверх! Может есть какая-то лестница?!

Агнис, ничего не говоря, тоже пошла вдоль неровностей скальной стены и… пропала за выступом, пока Ганнибал оглядывал стену здесь…

Но, вот она вновь появилась из-за выступа.

— Ганнибал, нам не придётся искать лестницу! Здесь, открывается пещерный вход! — быстро произнесла она, в её голосе улавливалось волнение.

Ганнибал почувствовал невыразимое удовлетворение от её слов. Он быстро, в один миг, оказался рядом с ней.

— Здесь пещера, а в ней лестница! — Ответила на его взгляд Агнис.

— Но как? Я проходил здесь! Не было ничего! Не было! — не мог поверить он своим глазам, — Волшебство!

Он уставился на тёмный зев пещеры. Только, теперь, он понял смысл слов Алёхио — пещера не открывалась всем подряд! Это означало, что Агнис входит в круг избранных. Ганнибал заглянул внутрь и увидел уходящие винтом вверх ступени.

— Давай руку, Агнис! Поднимемся на последний уступ! Но… я до сих пор не могу поверить в его существования. Он открылся именно тебе. Я ведь здесь проходил!

— Нет. — Не согласилась Агнис, — Он открылся нам двоим. Мне бы одной, он, наверное, тоже бы не открылся! Пойдём!

Они вошли в зев пещеры и взойдя наверх ступеней, кои ещё проглядывали сквозь сумрак, далее шли на ощупь…

В этот момент, первые два воина, из группы коя шла следом их, появились с той стороны, откуда появился Ганнибал. Они шли медленно и ещё не видели исчезновение Агнис…

Ганнибал, чувствовал в пещере странный запах. Складывалось впечатление о горевшем в глубине пещеры огне.

— Ты чувствуешь, Ганнибал? — спросила его Агнис. — Что-то горит?!

Ганнибал почувствовал, как её ладонь вздрогнула в его руке.

— Не пойму… Запах знакомый. — Отозвался он, но сказал не всё.

Он почувствовал, как его амулет завибрировал у него на груди и стал колоть сердце иглами. Он опёрся во мраке одной рукой о стену, расположенную слева от себя. Рука оперлась о камень и камень был почему-то очень холодным.

В этот момент, Агнис дёрнулась ещё сильнее.

— Это… амулет! Тот который ты мне дал, Он причиняет мне боль! — произнесла Агнис. — Он колет меня!

— И тебя?! — Ганнибал понял, что им дан знак. — Надо посмотреть по сторонам?! Что-то должно быть…

Ганнибал повернулся вправо и пошарил рукой там, где должен был быть камень. Но там оказалась пустота.

— Здесь, ответвление от пещеры! Надо зайти! Ты не боишься? — спросил он девушку.

— Нет. Зайдём. Раз надо. Этот путь открылся нам не просто!

Это замечание, заставило сердце Ганнибала ускорить свой бег. Он вспомнил слова дяди Междамира о его встречах в пути, кои уже каким-то количеством сбывались у него на глазах, когда он встретил Агнис и «Тень». Сжав ладонь девушки, он шагнул в неизвестность…

Сразу же, как только они вошли в шурф и сделали несколько шагов, позади них, что-то глухо стукнуло…

— Ход! Он закрылся! — Агнис дёрнула руку Ганнибала, — Стена, теперь, сплошная!

Ганнибал обернулся, но в темноте не видел и саму девушку.

— Ну что же, нам надо идти вперёд! Другого пути нет. Так поступал дядя Карислав. «То, что позади тебя — пройдено!» Так говорил он. Поступим и мы так же. Вперёд, Агнис! К неизвестности.

Они двинулись дальше. Ганнибал впереди, Агнис за его спиной, иногда оглядываясь в мрак пещеры.

— Какая темень… — пробурчал Ганнибал, — ничего не видно!

— Мой папа говорил, что темень бояться не надо. «Бойся, Агнис морока — это смерть всего! А тьму можно раздвинуть!» — вспомнилось Агнис.

Путь, который они ощущали своими ногами, вёл их и не вверх, и не вниз… Внезапно, в лицо дунуло тёплым воздухом, который нёс уже знакомый запах чего-то сгорающего… Вот, впереди, темнота стала сереть, а ещё через десяток шагов, они вышли к повороту тоннеля, по которому шли. Повернув, они увидели свет в конце коридора тоннеля и вход в зал. Преодолев последние шаги к нему, они рассмотрели, что он имеет купольно-образную конструкцию свода. Именно в нём горело несколько очагов, кои и выделяли тот запах, который почувствовали при входе в тоннель Ганнибал и Агнис. Но хорошо рассмотрев очаги огня, они поняли, что очаги не имеют искусственного происхождения. Огонь вырывался из трещин скал, то есть — из недр самих скал. Здесь же, в середине зала, и это уже было создано искусственно, был создан источник, в который протекала вода, бьющая из-под скал родником. Журчание воды, сразу же, просигнализировало обоим путешественникам, что они чувствуют жажду.

Ганнибал, подошёл к источнику и медленно набрав воду в ладонь понюхал её и осторожно отпил с ладони несколько глотков.

— Агнис, вода прекрасная. Попей! Видимо, испарения в пещере от источников огня, вызывают жажду! — повернулся он к девушке.

Агнис подошла к нему, и они оба удалили свою жажду. Вода была удивительно приятной на вкус… Именно в этот момент, оба наших путешественника, услышали голос… Он возник совершенно неожиданно для них и заставил обоих замереть, сконцентрировав внимание. Но, ни Ганнибал, ни Агнис не определили места источника голоса — он как будто возник из-под земли.

–…Вы испили из источника, протекающего в трёх мирах! Его в былые времена, Боги Рода спрятали в скалах… от существ нечистых и расчётливых, и вследствие этого, враждебных. Этот источник, скрепит ваши сердца, во всех трёх мирах, потому, как эту информацию о вас, он пронесёт в них и поделится ей со всеми источниками тех земель… — Голос, немного утих и «разбавился» усилившимся шумом и всплесками самой воды.

Голос, сказал что-то ещё, но это уже нельзя было разобрать…

— Ты понял его последнюю фразу, Ганнибал? — спросила Агнис.

— Нет… вода смыла её… — Ганнибал ещё напрягал слух, ожидая продолжение фраз «голоса».

Но «голос» затих и больше себя не проявлял.

— Кто говорил с нами? — Ганнибал огляделся, сказав это довольно громко. — Назовись!

Но в ответ прошла реакция только воды — она снова стала затихать.

— Что это было? — спросила Агнис, прижавшись к Ганнибалу.

Ганнибал хотел что-то ответить, но… в этот момент «голос» зазвучал вновь.

— Это значит, что вы будете встречать друг друга во всех мирах, кои последуют за междумирьем. — Ответил «голос».

— Мы скоро умрём? — задал вопрос Ганнибал и посмотрел на Агнис.

— Этого я не знаю. Что значит для вас это слово? Я вижу, что её для вас нет. Что вы вкладываете в её смысл, произнося вопрос?! Гибель своей телесной «рубашки»? таких будет много! Совершенно разных, ка по размеру, так и могуществу…

— А с кем мы говорим? — в разговор вступила Агнис. — Мы не видим тебя!

— Разве? — в голосе послышался сарказм. — Вы, даже, меня трогали?! Я вижу вас изнутри… Я источник, из которого вы испили… И говорю я с вами… изнутри…

Ганнибал и Агнис переглянулись, поражённые этими словами.

— Вы понимаете меня, только потому что моя влага «говорит» с вами, внутри вас. Для всех других, моё журчание — просто шум воды…

Ганнибал и Агнис, уставились на искрящийся отблесками света, пузырящийся источник.

— Но почему, такой могущественный источник, Боги сокрыли в скале? От кого спрятали? — спросил Ганнибал.

— Это было сделано давно. В тот момент, наверху бушевал поток низвергнувшихся с Лели вод. Много чистых, могущественных источников было спрятано, ещё больше загрязнено и затоплено. В тех водах утонули полчища прибывших извне. Они загадили на время многое на Мидгарде. Но все источники, кои сообщались через Трёхмирье, ушли под землю.

— Но почему бы, сейчас, вам не выйти наружу? Не пробиться на поверхность? — спросила Агнис.

— Поверхность? Что ты называешь поверхностью? Где верх, а где низ? Всё совсем не так, как может быть представлено органами ваших чувств. Это первое. Второе. Я несу всю информацию, кою считываю с того, кто ко мне прикоснётся. Я считала с вас то, что рассказало мне о чистой, безгрешной любви. И понесу рассказ о ней во все три мира. А если ко мне прикоснётся нечистый? зачем, мне нести его «заразу» дальше?! Этот мир создавался без греха в чистоте помыслов и праведности живущих здесь родов. Потом, всё изменилось. Праведность, стала заменяться иными качествами и чувствами. Мир из чистого и светлого, стал серым. Серым. Не тьмой, не Мраком. Не Мороком — смертью. А серым, где может быть всё. И чистое, и грязное. Светлоокие оставили его. Но не навсегда. Это, как замутневший родник, который сам должен очиститься. Пройти путь самоочищения. Но для этого, надо исключить «баламутство» внешних сил. Этим займутся Светлоокие, остальное должно пройти свой путь. Когда всё закончиться, мы вновь пробьёмся на Мидгарде. Последним, из меня испил герой Мелькарт. И я усилила десятикратно его силы. Он-то и вырубил те ступени, по коим вы поднялись, или спустились. Он же сделал и те двери, кои закрылись за вами.

— Так значит ты усиливаешь то, что изначально считываешь? — догадалась Агнис.

— Да. В вашем случае — любовь. Но в других — иное. Если человек зол — зло. Жаден — жадность. Яростен — ярость и непримиримость. И так далее. То, чем он живёт в момент прикосновения ко мне. Так заложено Конами. Теперь, вы понимаете, почему я под землёй. Вся информация о мире во мне. И о всех, кто в нём есть. Если человек болен и хочет исцелиться, то просто пусть поговорит со мной об этом и с мыслью о исцелении, выпьет мою воду. Я тут же, по всему его организму разнесу эту весть, многократно усиливая её и перебарывая хворь. Слово — живое. В нём мудрость и сила. Сила Живы. Но это работает и в обратную сторону. Я могу превратиться в яд, если меня будет пить понукаемый пороками человек. Такова моя природа.

Агнис покачала головой.

— Какая несправедливость — быть в заточении из-за пороков людей! Сколько бы радости и чистоты, ваши воды могут принести на поверхности.

Вода оживилась и зажурчала громче.

–… да, ты права. Мы сами ждём наступления этого момента. Я надеюсь, Светлый Род переборет Серость из середины… Отправит её туда, откуда она прибыла. На седьмое Небо.

— Так значит, после героя Мелькарта, здесь, никого не было? — подал голос Гамилькар.

— Нет. Никого. Ход пропустил вас, потому что на вас есть то, что принадлежало Светлооким. Их Роду. Я знаю — эти предметы не служат людям с тёмными, порочными помыслами. И когда вы прикоснулись ко мне, я сразу же в этом убедилась, считав энергетику с ваших ладоней. Она чиста…

— Но ведь наверху, столько людей, нуждающихся в твоей помощи?! — не унималась Агнис. — Люди болеют и не могут вылечиваться!

— Да, я знаю это. — Ответил источник. — Знаю. Но ведь излечивая одних, я буду многократно «травить» других. Так «травить», что его пути к излечиванию от пороков, будут тупиками. К тому же, те «другие» будут «освещать» другую воду, превознося её качества. Но та вода «мертва», ибо не протекает Трёхмирье. Придёт время, и живые источники выйдут из-под земли, но не сейчас. Живая вода не терпит застоя. Её жизнь, сейчас питает саму землю.

— Но ведь согласно легендам, вся нечисть из мира демонов, тоже живёт под землёй? — Уточнила Агнис. — Значит ли это, что те нечистые, кои схоронились под землёй, могут подзаряжаться твоей живительной силой?

Вода поутихла, прежде чем снова зажурчать с новой силой.

— Я не знаю, поймёте ли вы мой ответ… Я бегу вне пространства и… не знаю границ Трёхмирья. Как и некоторые реки, кои бегут наверху Мидгарда не знают, что пересекают границы, новообразованных тёмных царств, кои считают себя просвещёнными государствами, но управляются одним разумом, какого-то царя — государя, что само по себе смешно, ибо слово государь означает даритель коровы. Слог «Го» — говядина данная в ссуду, а потом, после возвращения первотёлка в общую «казну» — стадо Рода, отдаётся в дар навечно, без каких более пошлин. Люди, забыв Родовую мудрость впали в «детство» деэволюции разума. Но вернёмся к рекам… Для тех рек нет препятствий в их течении, так и для меня нет препятствий в беге вне пространства. Берега меняются, меняются и «государства» глупых царьков, а моя вода и вода рек только берёт, считывает информацию с них. Причём, один мир встроен в другой, а тот другой встроен в третий… и так до бесконечности… Вы тоже, существа, не знающие границ мерности. Но в силу обстоятельств и ограничений, кои наложены на вас, до определённого момента, тоже не знаете, что способны преодолевать все границы Трёхмирья. У вас девять тел, но вы чувствуете только одно… и боитесь за него… будто оно самое важное. Оно, это тело, принадлежит Яви, но утрачивает свою стойкость в любом изменении колебаний окружающего пространства. В любом. Вы не почувствовали мою чистоту, прозрачность и холод мироздания, пока не поднесли мою влагу к своим устам. Я же, прочувствовала вас, ещё до вашего подхода к скалам, по которым пробегают мои источники. Нечистые демоны, тоже не владеют совершенством тел. Они у них ещё более убоги и неразвиты. И они не живут под землёй. Они живут в подземном мире. Мире, который ниже Земель. Люди запутались в том, что когда-то было дано им предками сошедших с Небес Родов. Забыли мудрость Инглии. Первый раз рождённый на Мидгарде зовётся Жителем, а в противовес им на Мидгарде — Нежить… Отсюда же, Люди — те, кто преодолел животное в себе, посредством развития воли и совести и родился дважды на Мидгарде, а в противовес им — Нелюдь. Человек, совершенное существо, коего может достигнуть, при правильном восприятии мудрости мира, рождённый на Мидгарде дважды и более, там в противоположной схеме будет Бесом. Ас — это человек достигший уровня Бога на Мидгарде в те сроки кои отведены КОНОМ, но там же, в противовес ему, Серый Кащей, князь Пекла (правильно Кащей, а не «ко», как преподаётся в некоторых изданиях ныне. Авт.). Но все они (нежить, нелюдь, бес и кащеи) смертны. А вы, я имею ввиду не людей, а человека, нет. Ибо в вас дух, который даёт вам право стать Светом, а в них его нет. И всё это на Мидгарде. И небесное царство и подземное. Такова нынешняя реалия сего мира. И вид, и естество, одно. Но… только до времени. Ибо искусственная генетика будет «трещать» по всем, выверенным, как им кажется, «швам». Так что, уйдя под землю, мы ушли от всех. Мать Сыра Земля, «заземляет» всё… Но, те про кого вы упомянули, не доберутся до «живой» воды, но могут добраться до «мёртвой». Это противоположность мне. Я о ней уже упомянула. Есть свет, есть Пекло, где нет Светил¸ но есть Звёзды.. Есть вы — Люди, а есть Демоны. Но… есть и Серые — те, что с Середины… Есть вода «живая», есть «мёртвая»…

— А что будет если испить «мёртвой» воды? — спросил Ганнибал.

Голос резонансно задрожал в обоих.

— Ничего не будет. Вода, не несёт зла. Вода несёт силу.

— А где они находятся, эти мёртвые источники? — снова спросил Ганнибал.

— Не везде, но есть. Они не несут того, что мы и, поэтому, способны бить ключами в разных местах… как и мы, в некоторых…

Это откровение, прозвучавшее, после паузы, очень заинтересовало и Агнис, и Ганнибала.

— Так значит и ты, всё же, где-то пробиваешься едва заметным, холодным ключом на поверхности?! — ахнула Агнис.

— Да. Совсем недалеко отсюда. Моя влага, питает ту речку, кою вы хотели форсировать.

— Так ты и это знаешь?! — не удержался от удивления Ганнибал.

Источник активизировался и в душе Агнис, и Ганнибала, раздался смешок:

— Ха-ха-ха! Ну конечно же! Я прочла всё о тебе и Агнис, Ганнибал! Ведь ваше тело — это вода.

— И никто не знает, о твоих свойствах, там наверху? На холмах? — Удивилась Агнис.

— Конечно же, знают. Виттии, выковав меч, остужают его в моей влаге, усиливая его поражающую мощь. Видите, как примитивно они используют мои возможности?! Для них, важнее, усилить энергетику их мечей, а не душ и духа, который их пока не покинул…

Ганнибал и Агнис переглянулись — им стало ясна цель обоза Алёхио. О ней тот не сказал, сославшись на скрытость задания.

— И, неужели, они не догадываются о другой твоей силе? Ведь это несправедливо — иметь такие возможности, но не использовать их! — Агнис покачала головой, не веря в то, что поведал источник.

— Когда-то, Светлоокие витязи и их Роды пользовались всеми моими дарами. Они никогда не опускали в меня своё оружие. Они усиливали только свои душевные и духовные устремления. Свет тогда был ярче, природа живее… — Источник «затих», как бы сожалея об ушедших временах и знаниях. Серые… ещё тогда не появились… Но, здесь, на Земле, есть ещё хранители знаний, кои время от времени, посещают меня, говоря со мной. Я честно признаться, сначала, подумала, когда почувствовала вас, что это один из них…

— Хранители?! А сколько их там наверху? И что они хранят? — Заинтересованно спросил Ганнибал.

— Я знаю девять… Но… девятого, я давно не видела… Уже много тысячелетий. Остальные, время от времени, появляются здесь. У моих вод…

— Появляются у холмов? — уточнил Ганнибал.

— Нет, Ганнибал! — снова раздался «смешок» воды, — Для меня нет границ Трёхмирья. Я их чувствую… и всё… Знаю, они или он, где-то рядом… Может и у холмов, а может в ином иномерье… Мне просто приятно, что обо мне помнят… Я же сама, могу развоплотиться в тысячи едва уловимых потоков. Потом, снова собраться… Как солнце, разбрасывающее свои световые лучи. Как свет Инглии, который живёт в каждом из вас и который родил Вселенную… и не только её. Он (свет) создал безсмертие (истинно правильное написание этого слова, ибо не надо славить «бес смертие» бесов. Бес смертный. Бес Славный. Каверзы современного без образного языка… Наши предки знали кто «безсмертен», а кто нет. Авт.). Я и вы безсмертны.

Агнис, поглядела на Ганнибала и со скорбью в голосе, заметила:

— Да. Но люди, там наверху, умирают. Умер мой отец. А у Ганнибала его мать, вместе с братом утонули в море.

— Они умерли здесь, чтобы родиться вновь… здесь… или в ином мире. Это решает Богиня Джива. Я питаю этот мир своей энергией и знаю, о чём говорю. Я питаю всё, что может родиться на землях. Я, питая эту Землю, взращиваю, вместе с землёй, корма животных, птиц, людей. У меня огромное количество задач… Вы не догадываетесь даже и о их тысячной доле! И я, как и другие источники, выполняем их, стараясь не попадаться на глаза… миру, охваченному войной чувств, стремлений, ценностей… Так… Вам пора, Ганнибал! Вас уже ищут. Испейте моей воды ещё раз, я хочу укрепить ваше нынешнее состояние. Знаете, как скорбно понимать, когда приходящий к тебе пьёт твою воду и просвечивается чистотой, а через некоторое время, он же тянется к чистоте воды уже замшевелым пороками бесом… Тогда я иссушаю его… Он… пьёт… но я сушу его… Мне всё известно… Всё… Вам же я хочу сделать подарок в будущем… Не сейчас… о нём вы узнаете потом… И ещё… Ганнибал, отныне твой успех в битвах, будет связан с водой… с водой. Запомни это!

Ганнибал и Агнис, ещё раз испили кристально чистый нектар источника.

— Не прощаюсь… Отныне я в вас обоих… в каждом. Идите! Враги близко! Ваши враги…

Журчание воды утихло и… голос внутри них пропал¸ как и сам источник, внезапно уйдя в скалы.

Ганнибал и Агнис, держась за руки, увидели проход в следующий тоннель и проследовали в него. Войдя в него, они сразу же обнаружили уходящие вверх ступени. Взволнованными от произошедшего и услышанного, они поднимались вверх, каждый обдумывая то, что услышали в гроте пещеры… Наконец, они вышли наружу… на скалу. И поняли, что достигли верха той самой вершины, путь к которой был отрезан. Но на этом, «волшебство» путешествия не закончилось — оглянувшись, они оба увидели, что скала, сдвинулась, отрезав обратный вход в тоннель… Ганнибал переглянулся с Агнис… и они поднялись на самую высокую точку холма… Вид отсюда, был идеальным. Окрестности просматривались с этой точки на десятки вёрст. Ганнибал, стоя наверху будто бы впитывал в себя всю эту неописуемую карту окрестностей, с расположенными в ней ущельями, распадками, неровностями склонов холмов. Сама конфигурация склонов, отсюда просматривалась совсем по-другому, чем с той точки, с коей Ганнибал смотрел до этого. Эта каждая мелочь в них, могла стоить успеха в их рейде. Ганнибал, не спеша, изучал все направления, впитывая в себя их характерность…

— Да, враг действительно переправился через реку! — громко сказал Ганнибал. — Источник связан видимо со всей водой Иберии. Впрочем, о чём я?.. он связан с трёхмирьем…

— Где, Ганнибал? Где ты видишь врага? — Агнис усиленно смотрела в сторону куда бежали остатки врага.

— Не туда смотришь, Агнис! Враг перешёл реку позади нас! Он у нас в тылу! Меж нами и Вождём Андалузии! Вон смотри… — Ганнибал указал направление рукой.

— Да! Мы отрезаны! Вон их конница! — Ахнула Агнис, — Как далеко видно?! Но что нам теперь делать?

— Что делать?.. Надо запомнить хорошенько все изгибы этой реки! Это нам очень пригодиться в скором времени. Мне кажется, мы здесь, меж этих холмов, довольно неплохо сможем поманеврировать! До подхода вождя Сарбона с основными силами…

Так, Ганнибал, ещё несколько минут запоминал местность окружающую вершину холма…

–…Ганнибал… Агнис… — услышали они, снизу, под карнизом, раздающиеся голоса. — Да куда же вы пропали?!

Агнис, тут же сбежала вниз, к краю площадки и поглядела вниз.

— Мы здесь, Друзья! Мы наверху! — крикнула она.

— Наверху?! — Воины с изумлением задрали головы, — ба! Да как же вы туда забрались? Мы обошли уже всё трижды! Туда ведь нет тропы?!

Агнис оценила высоту той площадки, на которой стояла, спустившись с той высоты на коей оставила Ганнибала, до основания той площадки на которой находилась группа их воинов. Меж ними было локтей девять.

— Мы поднялись по уступу, который тут же обвалился! Вон его россыпь камней! — нашлась в объяснениях девушка, — Но вы нас сможете поймать? Я первой готова прыгнуть!

Воины, оценивая высоту, отреагировали.

— Прыгай, Агнис! Мы поймаем! Только отталкивайся подальше от края, чтобы не задеть при падении вон тех острых выступов скалы! Давай! Но, это невероятно?! Вы наверху!..

— Сейчас! Я позову Ганнибала! — ответила Агнис.

Агнис, вновь, поднялась к Ганнибалу. Он будто ждал её.

— Я нашёл выход! — улыбаясь произнёс он.

— Как? — Агнис огляделась вокруг себя, — Где?

Ганнибал понял, что неправильно выразился.

— Да нет! Не с уступа, я нашёл выход! Если враг, обошёл нас и закрыл нам путь в оба направления к вождю Андалузии, то мы пойдём к реке! Пойдём вперёд!

— К реке?! — Агнис не могла вникнуть в план Ганнибала. — Но они там могут оставить заслон?!

— Вот на это я и надеюсь! — Отозвался Ганнибал. — Так, пора прыгать! Ведь только так мы отсюда можем выбраться!

Ганнибал, улыбаясь взглянул на Агнис…

Глава 4

Гасдурбал прибыл в ставку Гамилькара в Кастулоне, но армия уже выдвинулась навстречу врагу и Гамилькара он уже в ней не застал. Зато, в доме нашёл своих детей и домочадцев. Оттии в доме не было. Гасдурбалом овладело незнакомое доселе чувство… Что это было? Он сам не понимал его. Но будучи в неведении о месте нахождения Оттии, он испытывал беспокойство и раздражение. Подождав сутки, он, решил отправиться вслед за армией и стал готовиться к отъезду, давая различные поручения домочадцам… Но ехать вслед армии ему не пришлось — к обеду Оттия вернулась домой. Гасдурбалу принесли эту весть из дома, когда он уже осматривал отряд, который должен был выступить вместе с ним. Как только он узнал о её возвращении, он тотчас отменил отправление и распустил отряд. Сам же, в спешке, отправился домой…

Войдя в дом, Гасдурбал искал в своей голове, как начать этот трудный разговор с Оттией, который он так долго откладывал на потом… Он вошёл в Детскую и оказавшись внутри комнаты, тщательно затворил за собой двери. Оттия сидела к нему спиной и не оборачивалась. Это был неприятный сигнал для Гасдурбала. Оттия, весело разговаривая с дочерью, причёсывала ей волосы. Дочь что-то рассказывала ей, явно обрадовавшись возвращению матери. Гасдурбал, затворив двери, ожидал реакцию на своё появление от своей супруги, поворотом её головы к нему, как было всегда, при его возвращении. Но, как мы уже заметили выше, Оттия не отреагировала на его появление и продолжала говорить с дочерью, громким, весёлым голосом.

— Здравствуй. Оттия! Ты оставила дом в неспокойное время! Как ты могла это сделать? Я отправил тебя в Кастулон, чтобы ты и дети были защищены. Ты же подвергла и себя, и детей, оставив их одних, опасности?! Почему, ты так поступила?

Оттия даже не повернула головы на его слова. И это уже оценилось Гасдурбалом, как совсем плохой знак — его жена, что-то узнала?! Гасдурбал понял, что разговор пойдёт совсем в другом ключе, на который он надеялся и к какому готовился.

— Почему ты молчишь, Оттия?! — снова, спросил Гикет.

Дочь Гасдурбала и Оттии, Кларисса, выглянула из-за спины матери и проговорила:

— Мы с мамой обсуждаем все важные новости дома! Ты тоже не знаешь о них пока?!

— Да?! — Улыбнулся Гасдурбал. — А ну-ка расскажи маме и мне! Я ведь тоже хочу всё знать!

Гасдурбал решил смягчить атмосферу в разговоре. Но, случилось неожиданное — Оттия поднялась, держа дочь за руку и произнесла:

— Пойдём, Кларисса! Я обещала тебе, что после того, как закончу причёсывать тебя, мы пойдём с тобой в сад, чтобы ты показала мне свои успехи в нём! Наверное, твои цветы, уже выросли и хотят пить?!

Кларисса, захлопала в ладоши.

— Да-да! Я совсем забыла! Пойдём скорее! Некоторые из них, даже, распустились.

Гасдурбал стоял как вкопанный. Он был раздавлен происходящим.

— В чём дело, Оттия?! Что случилось? Ты не рада меня видеть?!

Только, сейчас, Оттия повернулась к нему, и он увидел стальные, холодные глаза.

— Я?! А почему я должна быть рада твоему приезду?! Пусть радуются те, кого ты рад видеть сам! Я в их число давно не вхожу! И, поэтому, ищу свои радости…

Гасдурбал застыл с открытым ртом — слова просто слиплись у него на языке.

–…Твои же радости меня уже не интересуют, как и ты сам! — продолжала Оттия, — Не знаю, как зовут твою новую избранницу, но надеюсь ты не предашь её, как меня! Да и неинтересно мне её имя. Как не интересна твоя ложь и ты сам, Гасдрубал! Вспомни, что я говорила тебе в те далёкие годы юности, когда мы были счастливы! Вспомни, что ты мне обещал. Вспомнил?! А, теперь, совмести «это» сегодняшнее с тем, что ты создавал тогда в наших мечтах. Я думаю, ты уже понял итог сравнения?! Я, отпрыск Баркидов, Гасдурбал! И этим всё сказано. Я не дарю любовь безвозмездно, как раб. Ибо я вольна в своём выборе. Я её умерщвляю, коль исчезла взаимность. Я не желаю тебя больше стеснять ложью, коей ты скрывал произошедшее. Мне больно на это смотреть… и противно. Ты свободен в своих стремлениях! Свободна и я.

Оттия прошла мимо него. Гасдрубал схватил её за плечо.

— Тебе всё рассказал твой отец?! — быстро проговорил он. — А он рассказал тебе, что именно он предложил мне этот союз?! Настаивал на нём…

Оттия резко обернулась.

— Настаивал или настоял? Это разные вещи, Гасдурбал! Меня ты не обманешь, Гасдурбал! Отца можешь, а меня нет! — От этих слов Оттии у Гасдрубала задрожала рука и она почувствовала её. — Я же вижу, кто был «заинтересован» в этом на самом деле! Я читаю это в твоих глазах и чувствую в соприкосновениях. А отца, ты просто, правильно «подвёл» под эту мысль…

Оттия «ошпарила» его своим, просвечивающим насквозь тьму, взглядом.

–…Я Баркид! Ты забыл это! Ты забыл меня! Ты забыл наше счастье, ради другого чувства… и другой. Я не вправе осуждать тебя за то «счастье». Может оно намного объёмней и весомей нашего?! Что же, выбор сделан! Мой же остаётся за мной, — Оттия поддёрнула плечом, освобождаясь от руки «мужа».

— А что на это скажет сам Гамилькар Барка?! — теперь, уже прямо, спросил Гасдурбал Гикет.

Оттия снова повернулась к нему лицом.

— А это не имеет значения для Баркида. Баркид не может управлять Баркидом. Мы вольны в своих чувствах. Но объединены своим стремлением. Как мы пойдём к нему — индивидуальный наш выбор. Так заведено нашим Родом. У нас в Роду не заведено многожёнства. Его не было и не будет! Не будет и у меня!

— А Саламбо?! У Нараваса две молодые жены! — выкрикнул Гасдурбал.

Оттия широко улыбнулась.

— Ах, вот откуда взят пример! Вот откуда рождены мечты! Это выбор Саламбо, Гасдурбал. Но Наравас — царь. Восточный царь. Родовой крови. С его обычаями. Саламбо самой с этим жить. Я не знаю, что она чувствует? Что испытывает в сердце? Я думаю, что отец, теперь, не спит ночами, только из-за этого! Поэтому, мои сёстры отправились к далёкому Борею, за своей более счастливой долей! А не в целях безопасности, как он озвучил ранее. Там, в Небесной Державе, чтят традиции Благочестия Родов. Кровь Рода прежде всего. РИТА (свод законов о чистоте Рода и Крови. Авт.) правит Родами. Кстати, ты тоже встал на путь «скользкий». Ибо Титей привёл свой Род оттуда и если Ты скрыл от него свой брак с дочерью Протектора? Не знаю… Но вернёмся к отцу и Саламбо. Я думаю, он хочет после этой войны, повидать её. Для чего — я догадываюсь?! А ты? Что касается меня, он в курсе моего решения. Я ему уже сказала обо всём! И он не повлияет на него, уже никак! Но, ты можешь не волноваться, Гасдурбал. Я не буду мстить тебе. Ты продолжаешь оставаться «правой рукой» Протектора Иберии. У тебя много достоинств и их у тебя не отнимешь. — Оттия стала, вдруг, удивительно спокойной. — Я буду настаивать на этом, если отец станет колебаться в своём мнении. Наши дети по праву Рода принадлежат тебе. Они Гикеты, с кровью Баркидов. Но для меня, ты уже не муж! Не супруг. Вот так.

Оттия снова двинулась к двери и… исчезла за ней, вместе с дочерью Клариссой.

Гасдурбал пребывал в ступоре, от произошедшего.

«-…что я тянул? Что я тянул с объяснением?! Вот чего я добился! Вот итог моих рассуждений и затягивания спутавшихся узлов нитей жизни… Что дальше?.. Что предпринимать?.. или ничего не предпринимать?.. Она сказала, что Гамилькар не переменит ко мне отношения… Этому я верю. Но, как со временем на это посмотрят его сыновья?! Вот где спрятана опасность. Гасдурбал и Ганнибал… Магон — это открытая враждебность! Он был воспитан сёстрами и за них перегрызёт горло обидчику! А обидчик я… Что Оттия сказала о Титее и его Роде?! Он прибыл от Борея… да они не схожи с кельтами… Ни обычаями, ни внешне… Совсем не схожи… Поэтому, и враждебность кельтов к ним проявляется со всех сторон. Что я не учёл?.. Чего не просчитал?..»

Гасдрубал прошёл к окну и выглянул из него в сад, решив поискать глазами Оттию и дочь. Но, распустившаяся, высокая растительность его засаженных аллей и линий, скрыла всё то, что в нём находилось…

«-…Но всё же, я не ожидал от неё такого?! Такого спокойствия… Баркид… Я думал будет иначе… Объяснение будет более импульсивно… продолжительно… и агрессивно. Я, выходит, в пожаре своей страсти, совсем ослеп и ожидая худшего, утратил связь с настоящим… Она оказалась терпеливей… А может, я опоздал? И все её метания, и боль, уже пережиты ей?! Я в слепоте своей страсти, всё пропустил?! Да… я совсем не хотел такого… Не желал… Но так произошло. И ничего сделать нельзя! Любовь продиктовала свои условия дальнейшей жизни. Продиктовала и поставила оттиск своего клейма. Но она оказалась тверда… Очень тверда. Кто ей дал такую решимость? У меня есть соперник?.. Вернее, уже не соперник… А может он уже есть давно?! — Гасдурбал вдруг почувствовал укол самолюбия в самое сердце. — И она это скрывала, так же, как и я?.. Я ведь дал ей достаточно свободы! В строящемся Храме Ния, она была Жрицей… Я только обрадовался этому её увлечению… мне это развязывало руки. Для посещения Рода Титея и Зои. Я думал, она полностью поглощена этим Храмом. А она, может быть, также, как и я, стала жертвой новой страсти. Боги сделали равнозначный ответ на мой ход… вернее их задумку… Всё может быть… Она говорила, что, построив этот Храм, это будет данью памяти его брату Магону, который хотел стать зодчим и просто бредил строительством и архитектурой. Эх, Гасдурбал! Гасдурбал! Что бы сейчас, сказал дядя Гикет?! Он бы стал презирать меня… Это также верно, как и то, что я сгораю от любви к Зое!.. О, Боги, зачем вы послали мне такое испытание и муку?! Для чего?! Я ведь любил Оттию! И сейчас люблю… Но, Зою люблю больше. Где истина? Где правда? Куда уходит счастье первого чувства? И уйдёт ли гармония второго?.. Где дорога без ухабов и ошибок?.. Где я сошёл с неё?.. Где… оступился…»

Гасдурбал, в задумчивости, вышел из Детской. Он медленно прошёл в атриум. Но в этот момент, навстречу ему, из примыкающего коридора вышел его сын Карталон.

— Папа! ты вернулся?! Я мне сказали, что ты отправился за дедушкой! На войну! А может ты вернулся за мной?! Ты обещал взять меня на свой корабль! Я не забыл этого! — выпалил Карталон.

Гасдурбал улыбнулся. Он не чаял души в своём сыне и тут же поднял высоко его на своих руках, как в детстве поднимал его отец.

— Нет, Карталон! Я не могу, сейчас, взять тебя с собой! Потерпи, сынок! Скоро мы добьёмся победы и тогда… поплывём далеко-далеко! Я и ты! Твой дед идёт с войском на врага! И этот момент скоро настанет. Врагу не скрыться от поражения. Потерпи. Хорошо?! — Гасдурбал прижал сына к своей широкой груди.

— Потерплю. — Твёрдо ответил сын. — А мама где?

— Она в саду с Клариссой! — ответил Гасдурбал, опуская Карталона на пол, — Пойдёшь к ним? И кстати, откуда ты идёшь?!

— Я? — Карталон поглядел на отца с вопросом во взгляде. — Я был в походе с мальчишками. Я вождь. И должен учить других отбивать врага от своего города.

— Ты Вождь?! — Гасдурбал изобразил удивление на своём лице, — Это очень ответственная роль, Карталон! Вождь должен избежать ловушек врага, сохранить жизни своих воинов, добиться победы малым числом жертв, избрать для сражения самые выгодные позиции расположения своей армии, создать для марша своей армии самые благоприятные условия! Вот самое малое, что он должен уметь… Я так понял, что это всё ты уже умеешь?

— Я да! — Карталон выпятил грудь. — Об этом мне всё рассказали!

— Рассказали?! Кто же, Карталон?! — улыбался Гикет. — Дедушка, перед отъездом?! Он преподал тебе урок?!

— Нет. Не дедушка. Дед был вне города. Мне это рассказал смелый и славный воин! Он всегда рядом с дедом. Он был в Кастулоне и мы его встретили на торговых рядах! Мама пригласила его в гости от лица деда! Но дед, в тот вечер не появился в доме. И он мне рассказывал обо всех сражениях один. Он знает многое…

Гасдурбал не дал закончить сыну.

— А как его звали, сынок?! Имя ты помнишь? — выпалил он.

— Звали?.. — Карталон задумался, — Ну… от такой большой… как ты, папа! А звали его…

— Его звали Ферон, Гасдурбал. Ферон. — Позади Гасдурбала возникла нянька Биса, — Оттия ждала и брата Гасдрубала, но он не пришёл! А Ферон был здесь допоздна…

Биса, явно получила удовлетворение, от высказанного ею.

Гасдурбал стал сер лицом.

— Да, Ферон! — Подхватил Карталон, — Он очень искусный воин! Так говорят все! Он рассказал мне о экипировке воинов. Рассказал о тактике врага. Поведал о его отрядах, кои рыщут вдоль холмогорья… о схватках с врагом… Он не хотел этого рассказывать, но мама упросила… Она его хорошо знает.

— Да. Видимо, очень хорошо. — заметила Биса, стоя позади Гасдурбала.

Гасдурбал развернулся и в его глазах мелькнула молния.

— Ну, ладно, я пошла! У меня много хлопот по дому! — Биса растворилась за поворотом коридора.

Гасдрубал обернулся к сыну. Тот что-то продолжал ему рассказывать, но Гасдурбал не слышал его… В его голове вертелся вихрь. Вихрь мыслей.

«-…Ферон… вот откуда дует ветер! — злоба захлестнула Гикета, — Но как он узнал?! Как? Он, узнав о моём посольстве в ставку Титея… решил разыграть свою карту! Подлец!.. Впрочем, и я таков… Опять мы встретились… на одних и тех же рубежах… Но… у меня, действительно, был соперник… Был. Я об этом не знал. И его миссия в Картахене не случайна?! Скорее всего… Меня предупреждали… Но я не поверил… Хотя, что я осуждаю другого, будучи сам „замазанным“ по самое не могу!.. И он, и я выходит одного поля „ягодки“… Всё оказалось правдой… И я слепец! И он молодец… Он играл за моей спиной… Или я всё очень сильно приукрашиваю… Чувства вьют во мне клубок заблуждений?.. Эта Биса, способна на многое! Я видел её „призывные“ к себе взгляды! Ощутил их на себе! С тех самых пор, как она оказалась здесь… Оттия сама привела её в дом… Хотя, такие, видимо, посланы Богами… Чтобы будить зло в душах людей… Ладно… оставим пустышку… Так что с Фероном?! Он мне не друг. Это ясно, как день. И не был им никогда. Что с ним делать?! Приобщить к недругам? Он действовал за моей спиной… это не красит его… Хотя, что я знаю?! И знаю ли „что-то“?.. Клянусь Богами, я разберусь во всём и потом приму решение! Если, он действовал, с умыслом, он ответит мне за всё!.. Ответит…»

Гасдурбал обнял сына, не дослушав его рассказ, и резко повернувшись, пошёл к выходу из дома…

Карталон, замерев, провожал отца взглядом… Через мгновение, он, сорвавшись с места, побежал в сад, откуда раздавался голос вернувшейся матери…

Глава 5

Хван оглядывал место побоища… Тела воинов лежали, где в разброс, а где уже собранные в кучи. Но все были без доспехов. Это говорило о том, что победители задержались на этом месте довольно продолжительное время, чтобы собрать особо ценное оружие, а остальное или зарыть, спрятав таким образом, или утопить в той самой реке, коя шумела поблизости от места разгрома отряда Коха.

— Они сейчас отяжелели! У них скорее всего обоз с собранным оружием! — к Хвану подъехал один из его номархов, — мы догоним их!

— Да, настичь их мы сможем без труда, — отозвался другой.

Хван молчал, не произнося ни звука.

— Надо заметить, сын Гамилькара с уважением отнёсся к телам наших воинов. — Снова подал голос первый номарх. — Он выполнил часть нашей работы. Я, честно признаться, не ожидал этого от юнца! Значит, слова Гордея имеют под собой основание. Он хоть и юн, но имеет львиную хватку и смелость. Другой бы, как шакал, поджав хвост, тут же постарался покинуть место сражения. А этот, чувствует силу, и не торопился уходить с места! Но, оставшись на месте, он, конечно же, навредил себе. В этом его ошибка. Сказывается юность. Скоро он окажется в наших клещах!..

Хван молча выслушал этот вывод своего опытного номарха. Он, не спеша двигался по всему полю столкновения в направлении скал, на которых бесновались птицы.

— Что с птицами?! — услышал он вопрос у себя за спиной. — Они как будто проявляют недовольство, по поводу нашего появления здесь?!

— Да. Говорят, здесь не очень хорошее место. Даже, виттии не совались сюда просто так!

Только на это, опытный Хван резко отреагировал сейчас же:

— Только без предрассудков! Птицы глупы! Не становитесь похожими на них. Делаем выводы только из данных, доставляемых нашими дозорами и личным контактным визуальным изучением фактов. Я вижу, юнец рассчитал атаку идеально. И никакие птицы не помогали ему делать его расчёты! Сконцентрируйтесь на этом. Птицы, конечно же, сыграли против нас. Они выдали ему, что за ним идёт погоня. Но, мы же только гоним его, а силки у него впереди! Их «предательство» нам на руку. Куда идут следы обоза виттиев?

— Следы обоза теряются в северном направлении, Стратег. На россыпях камней. — Ответили ему, — Дальше они пропадают.

Хван обернулся.

— Как пропадают? Не могли же они взлететь?! Ищите! Они должны быть! — Хван выказал неудовольствие. — Мне важно знать куда отправились виттии.

— Почему ты думаешь, что это обоз виттиев, и он отделён от основной силы юнца, Стратег? — спросил его второй номарх.

— Потому что, если бы сын Гамилькара собрал наше оружие, он не повёз бы его никуда. Оно схоронено здесь или утоплено. Львёнок ушёл налегке.

— Разве такое может быть, Стратег! Не может юнец быть столь благоразумным. Он, конечно же, повезёт оружие к отцу, чтобы продемонстрировать свою военную удачу и удаль. Это свойство всех молодых стратегов! Мальчишки слишком любят разные «игрушки»! Надо продолжать искать следы повозок!

Хван скосил глаза на заметившего это.

— Да?! Ты судишь по себе, Бёрикс. Так бы поступил ты, в молодости. Не забывай, чей он сын! Но… ищите. Я вам не запрещаю поиски. Мне надо знать всё о нём. Как можно больше. Ищите. — Хван выглядел спокойным и равнодушным. — Но обоз виттиев надо найти. Там священное оружие. Если мы, привезём его Тестолапию — это будет нашим двойным успехом, вместе с поимкой львёнка. Мне кажется, он не слишком умён, как расписал его Гордей. Но и не такой середнячок, как наши опытные военачальники, каким был Кох. Мне кажется, у него хороший, опытный советник… или советчик. Может быть, к нему, кого-то поставил отец? В одном Гордей был прав — нам надо быть вдвойне осторожными! Вдвойне!

Это замечание Хвана, повлияло на двигавшихся рядом с ним. Все стали задумчивы и сосредоточенны. Так они проехали до скал. Навстречу им скакал какой-то всадник. Позади него, неслась его охрана. Видимо, это был ещё один военачальник, который первым прибыл на место побоища и ушёл вперёд намного дальше остальных.

— Мы нашли следы колонны юнца! Он двинулся к реке! Прикажи следовать за ним, Стратег! — Прискакавший резко осадил, взмыленную лошадь.

— Не спешим. Всё просчитываем и потом выступаем. Нам надо похоронить павших. — Отозвался Хван.

— О чём ты, Хван?! Надо действовать решительно! У нас десять тысяч копий! А там всего две тысячи всадников. Изрежем всех на куски! — недовольно отреагировал подскакавший.

— Ты, правда, слишком уж осторожный, Хван! Решим дело в одной битве! — поддержали его остальные номархи, кои были в окружении Хвана.

— Ты же сам послал в обход два отряда, Стратег?! Они обхватили с двух сторон эти холмы! Сядем на хвост, а они захлопнут так идеально изобретённую тобой западню!

Хван спокойно выслушал эти замечания.

— Я молю Богов, чтобы с одним из моих отрядов не случилось тоже самое, что и с отрядом Коха! Если и там, будет такой же расчёт, как и у вас, то всё может быть?! — Хван показал рукой на груды тел, сложенных в кучи.

Номархи переглянулись.

— Что же будем делать? — Спросили они.

— Сжимать петлю! Потихоньку сжимать! Вы же предлагаете порвать её, в погоне за быстрой победой! Будем ждать известий. Ждать и хоронить павших. Пусть, юнец сам объявится. Лишь бы, те, кто остался в наших охватывающих местность отрядах, не вообразили себя великими Стратегами! Ищите обоз виттиев! Ищите!..

Вскоре, из всех окрестностей этого места, стали заметны костры погребальных костров. Дымы устремились к вершинам холмов, и ещё выше, к облакам, как будто решили их напитать собой. Облака, неразрывной пеленой закрыли небо, как будто не желая пускать за свою границу, тех, кто вместе с этим дымом стремился преодолеть «барьер», создаваемый облачностью… Этим препятствием, как бы ставилась оценка их смертям, так как они хотели убить других, но внезапно смерть сама втянула их в свой пространственный плащ. Дымы смешивались с облачностью и наблюдавшие за этим смешиванием с земли люди, так до конца не поняли, куда угодили те, кто стал в новом воплощении судьбы сизым шлейфом дымов…

День угасал… Но дозоры так и не нашли новых следов обоза виттиев. Хван, немного расстроенный этим, испытывающий досаду, приказал готовиться к ночлегу, миновав скалы птичьего гомона. Люди, уставшие за день, от погребальных забот, валились с ног. Вскоре, только дозоры, выставленные во все стороны, бодрствовали в наступивших сумерках. Все остальные забылись сном, разбавленным ожиданием скорой победы и концом этой недавно начавшейся «травле», кою Хван объявил неугомонному «львёнку» Гамилькара Барки. То, что воины, так быстро забылись спокойным, крепким сном, несмотря на то что вокруг них была неизвестная, враждебная местность, совсем не располагающая к столь спокойной «беспечности», говорило, что отряд собран из самых стойких, закалённых походами, воинов. Тишина окутала окрестности… Только завывания и крик диких зверей, ещё не отошедших после охоты ко сну и шум крыльев, с возгласом атаки, ночных охотников — сов, прерывало этот мерный ночной шёпот трескотни ночных насекомых. Эта ария ночи, вместила в себя все описанные выше звуки, иногда так смешивая их происхождение, что только опытные уши дозорных могли распознать истину их принадлежности…

…Хван не спал. Он вслушивался в ночь, будто ожидая чего-то. Это настроение напало на него внезапно и тревога, расползшаяся в груди, отогнала сон. Так он проворочался несколько часов, что для людей пожилого возраста, совсем нередко, ибо сон, уже не является тем лекарством от дневных забот, коим считается в начале жизненного пути. Видимо, сознание привыкает к его вакцине и никакая, даже очень сильная усталость, не в силах выключить этот «тумблер» ночных сомнений и рассуждений. И только под самое утро, нега, способна одолеть тот барьер раздумий, который не пускает расслабляющий сон к «тумблеру» сознания. Так произошло и с Хваном — только под рассвет, он забылся сном, который уложил его в лодку «небытия» и повёз его по «волнам» сновидений…

…Он шёл по крутому склону, заросшему невысоким кустарником. Где-то, в этом кустарнике, упал подстреленный им жирный тетерев. Хван держал в руке тугой лук, которым отлично владел с самого юношества. Он, одним из его концов, раздвигал стебли кустов, заглядывая меж них и ожидая увидеть тушку того самого тетерева, пронзённую его стрелой. Этот поиск дичи необычайно увлёк его… Хван был заядлым охотником и всё своё время, свободное от походов, тратил на выслеживание диких зверей и охоту на пернатых. Это было его любимейшее занятие. Он развил в себе охотничий инстинкт до такой остроты, что даже угадывал с точностью четырёх к пяти, направление полёта «поднятой» им птицы. Также, он чувствовал направление с которой должен появиться хищный зверь, коего он гнал в травле… Вот и сейчас, он точно вычислил в своих «расчётах» в какую сторону полетит тетерев и его стрела, точно, полетела в заданном им направлении, настигая дичь… Твёрдая, не знающая промаха рука Хвана, отправила её вслед тетерева, взяв необходимое упреждение полёта «цели» и тушка, пронзённая стрелой, рассекая крыльями воздух, комом свалилась в кустарник…. Хван прислушался — тишина говорила, что тетерев или уже мёртв, или он затаился, чтобы не выдать своего присутствия, пытаясь избежать встречи с «охотником»…

Хвана гнал вперёд инстинкт охотника. Он, вместе с возбуждением и азартом, захлестнул всё сознание Хвана, подчинив и биение сердца, и полёт мысли… Он вложил в тетиву ещё одну стрелу, понимая, что может поднять из него ещё одного тетерева, или какого-нибудь мелкого хищника, убийство которого только добавит азарта в его охоту. К тому же, он знал, что такие хищники, как лиса, способны унести его добычу, оставив его с «носом»… Поэтому, Хван ускорился, осматривая этот участок кустарника.

Вдруг, после раздвигания очередных побегов кустарника, ему, прямо в лицо, бросился серый ком… Хван, ничего не понимая, испытывав инстинктивный страх и боль одновременно, от вцепившихся в лицо когтей, кои впились в щёки и скулы, бросил свой лук и выхватыватил, висевший на поясе, кинжал, коим вознамерился «срезать» зарвавшегося зверька. Он только замахнулся, как серый ком, сам «отлип» от него, взмахнув и ударив его крыльями по глазам и лицу… Хван спасая глаза, зажмурил их, понимая, что это не зверёк атаковал его. Это был сокол. Причём, сокол, как выяснилось, сам ожидал его в своей засаде! Так встретились два охотника. Встретились, не поделив места и времени охоты. Серый «ком» витал над ним, распустив свои когти и раздвинув в боевом крике свой клюв… Хван же старался смахнуть его, ударами тяжёлого кинжала, но кровь, заливала его глаза, ослепляя их… В этот момент, их глаза встретились… Хван увидел, что в очах атаковавшего, совершенно нет ни испуга, какой прослеживался у него, ни сомнения в победе… Впервые, Хван почувствовал неуверенность в своих силах… Он махал перед собой кинжалом, но всё безрезультатно, а сокол и не думал отступать, летая вокруг него и пытаясь повторить атаку… И тут Хван понял, что он вторгся в пределы его зоны охоты и вся дичь, коя летает в ней, рассматривается соколом как ему принадлежащая… Он готов пасть, но не отдать своей территории новоявленному охотнику, какого размера бы он не был и каким бы оружием не владел… Хван понял, что если он сейчас не уйдёт, не покинет этой зоны, он становится смертельным врагом сокола, и тот сделает всё, чтобы ослепить его… Хван, впервые за всё время своей азартной, охотничьей жизни, шагнул в густоту кустарника, отступая, даже не поднимая своего лука, понимая, что сокол, тут же «сядет» ему на голову и повторит атаку… В крике птицы был тот задор и отвага с яростью, кои выдавали в нём молодого, неопытного сокола, ещё не умудрённого жизнью, но от этого и становящегося не менее опасным соперником, каким бывает лютый зверь… Бросив лук, Хван, вытирая кровь, струящуюся по лицу, скрылся в чащобе… А в его ушах, раз за разом, повторялся крик сокола…

–…Хван..! Да проснись же, Стратег! Вставай, Хван!.. — До сознания Хвана, дошло, что его трясут за плечо, — Нападение, Хван! Наши люди погибли!..

До Хвана дошёл смысл последних фраз.

— Что-что? — Он открыл глаза. — Кто погиб? Где погибли?

Хван, выказывая отличную подготовку, несмотря на возраст, вскочил на ноги.

— Погибли на рассвете! Два дозора вырезаны полностью! Истреблены!

Хван вспомнил сон.

— Так. Поднимайте людей! В каком направлении погибшие дозоры? — Хван, в спешке, опоясывался поясом с мечом.

— С двух! И оба противоположны, Хван! Противоположны друг другу, Стратег!

— Что? Как противоположны?! — Хван замер, услышав это.

— Один дозор вырезан с тыла! другой от реки, впереди нас! — стоящие перед ним военачальники развели руками.

— Что вы говорите? Он что обошёл нас? Но как? — Хван снова вспомнил молодого сокола в своём сне. — Быть такого не может!

Перед ним мелькала серая тень атакующего сокола, коя облетала его со всех сторон.

Он оглядел всех своих военачальников.

— Это как раз то, чего я опасался вчера, — выдохнул он. — Мы из охотников, превратились в дичь! И место это… — Хван огляделся, — место нашего загона! Нас втравили в «травлю»! Усильте дозоры!..

Глава 6

Хвост колонны противника скрылся в лесу. Ганнибал повернулся к своим военачальникам.

— Как только они покажутся — начинаем! Пусть их дозоры обнаружат нас. Вы же уведёте их за собой, скрывшись в лесу. Сделайте вид, что испугались их численности. Надо, создать впечатление, будто бы мы, неожиданно сами напоролись на них и в спешке отступаем! Их головная конница, конечно же, бросится в погоню. Ведите её прямо на меня! Всем остальным стоять на местах, ничем не выказывая себя. Стоять до сигнала! С этой частью мы справимся сами. Когда появятся главные силы и бросятся на нас, пытаясь продавить — атакуйте! Это ваш выход! Слева крутой овраг, они постараются развернуться, чтобы создать оборону от вашей атаки и будут стеснены им. Это сомнёт их строй, сделает его нестойким. Места для разворота таких сил там нет. Это не может не сказаться на их настрое. Ряды будут скомканы, собраны в кучу — самое время для удара «священников»! Бьём на полном скаку, сметая всё на пути! Всё. По местам.

Это последнее высказывание Ганнибала, было подхвачено с воодушевлением. Номархи отрядов, с громким обсуждением задач предстоящего столкновения, расходились по местам своего сокрытия. Агнис, стоявшая за спиной Ганнибала, провожая взглядом разъехавшихся, произнесла вопрос:

— А главные силы вражеской колонны, они не поспеют сюда?

Ганнибал, одевая массивный, глухой шлем, который ему привёз Междамир, ответил:

— Я думаю, они будут несколько часов в смятении. Они не понимают откуда будет совершено нападение и будет ли оно. Они будут ждать нашего заявления о себе, или обнаружения нас дозорами. Когда же они услышат шум сражения, они конечно же поспешат на выручку. Но, если они пошлют одну конницу, то та может и успеет к концу дела, но они этого не сделают, Агнис, Хван не разобьёт свои силы на части. Он слишком опытен. К тому же, тех кого я отправил «беспокоить» их, соорудят на их пути несколько «неожиданностей». Агнис, тебе не надо быть со мною рядом. Когда я поведу в атаку воинов, оставайся на месте с воинами резерва. Это не приказ, а просьба. Так мне будет гораздо спокойней в самой битве. — Голос Ганнибала сквозь шлем, приобрёл металлический оттенок, хотя он говорил фразы спокойно и без намёка на эмоции.

Агнис, постучала пальцем по бронзе шлема.

— Обещаю. Как меняет голос этот шлем?! Он как будто говорит сам! Но, я услышала тебя, буду с резервом! Но и ты, не лезь вперёд, без надобности!

Ганнибал склонил голову в бронзе шлема:

— Хорошо. Будь благоразумной. И береги наше будущее. — Ганнибал поднял шлем на затылок и поцеловал девушку в щеку.

После этого, он снова опустил шлем, проверяя видимость по своим флангам. Удовлетворившись обзором, он проводил глазами отряды андалузцев, кои двигались и справа от него, и слева. Вместе с ними уходила часть всадников-священников кои должны были совершить свой удар. Все торопились занять свои места, перед атакой. Вскоре, все отряды «поглотил» лес, который располагался на склонах холмов… Тишина опустилась на него.

Но вот, впереди, где-то за лесом, послышался гул труб и шум начавшейся внезапно схватки… раздался треска копий и звон мечей, перемешанный криками и возгласами людей. Ганнибал понял, его головной отряд — дозор вступил в дело, атаковав дозоры врага… Вслед сигналам труб, кои подали всадники головного отряда Ганнибала, заревело множество рогов. Их рык, становился всё громче… и ближе. Его длительное звучание, сигнализировало о том, что их головной отряд, рассеяв дозоры врага, отступает в их направлении… Шум схватки стих. Всё внимание, было обращено на впереди лежащий лес, откуда должен был показаться головной отряд их дозора и следовавшая за ним погоня. Это была самая тревожная, угнетающая доля времени. Когда сердце, изготовившись к бою, ещё не видит врага и ожидает его появления, не зная в каком количестве и качестве он появится… Ганнибал оглядел передние ряды своих воинов и видел, как они в нетерпении теребили оружие, в ожидании появления врага. Здесь, угадывался опыт многих ветеранов, кои очень сильно отличались от молодых воинов. Их лица не выражали того беспокойства, кое испытывал даже сам Ганнибал, хоть и старался сохранить внешнее спокойствие, зная, что за ним, сейчас, искоса, наблюдают сотни глаз… Но вот опытные воины, приподняли свои копья — это было сигналом, что они уже определили примерное расстояние до врага и вот-вот, должен появиться головной, отступающий отряд. Отряд, должен был выскочить из леса, но не скакать прямо на них, а свернув, поскакать вдоль кромки леса, в коем укрылась засада Ганнибала, заворачивая, далее, вправо и скакать вдоль всей её протяжённости к крутому холму, где, как должно было показаться неприятелю, был тупик для отступающих…

Ганнибал повернулся к лесу, в голове прикидывая число врага, кое может появиться против них. От этой первой фазы боя, зависело очень многое в задумке юного стратега. Противник, должен был обнаружив их, впопыхах разворачиваться и тем самым, создать помеху для тех своих сил, кои устремились к ним на помощь и несутся следом. Чем больше сил, Ганнибал свяжет в этой схватке боем, тем легче будет тем, кто совершает обходной манёвр. На этих, душещипательных мыслях, размышления сына Гамилькара оборвались — из леса, стали появляться всадники его головного отряда…

…Первыми из леса, выскочили андалузцы. Их всадники развернулись и в момент появления врага, лихо атаковали их оторвавшиеся в погоне десятки вражеской конницы, кои неслись за тяжёлыми «священниками»… Уже к появлению основной массы всадников неприятеля, андалузцы, вновь став задними, повернулись и понеслись вслед «священникам», кои выполняя задумку своего стратега, двигались вдоль кромки леса… Враг появился в очень большом количестве. Вера в свой успех, влекла его вперёд. Они знали о нескольких своих отрядах, кои обходят отряд зарвавшегося «львёнка» и торопились связать боем его силы. Непрерывный гул рогов, говорил, что к месту будущей схватки, несутся главные силы с их военачальником во главе… Головные отряды Ганнибала насчитывали две сотни: сотня «священников» и сотня андалузцев. Они неслись к крутому склону Холма, который спускал свои густые, заросшие чащобой склоны к самой балке меж холмов. То, что отряды «львёнка» повернули в вправо, не было подозрительным для неприятеля — так как если бы они втянулись прямо, то на пологом склоне их бы настигли очень быстро, так как скорость движения бы замедлилась, а где бы и вовсе встала, из-за чащобы леса и их охват с флангов был бы неминуем. Повернув же, они тем самым, оставляли для себя некоторый манёвр и, для ищущих себе спасение от истребления людей, это было вполне логичное поведение. Враг торжествовал, видя впереди себя крутые склоны и понимая, что, если не здесь, то там, они станут ловушкой для их обидчиков…

Неприятель, уже несколькими сотнями вырвался из леса и повернувшись поскакал за отступающими… Вслед, них, появлялись всё новые и новые сотни… Наступили последние доли ожидания сигнала к атаке… Враг уже заполнил балку своим множеством… Храп возбуждённых лошадей, крик, гомом сотен людей, понукающих своих скакунов… все эти звуки заполнили балку и впереди расположенный лес…

— Агнис! Иди за спины лучников! И примени своё искусство! Твоё место там весь бой! Покажи, чему ты выучила андалузцев!..

Агнис улыбнулась, она всё время этого похода, обучала стрельбе из лука сотню андалузцев, коих отобрала сама. И именно эту сотню, Ганнибал, как резерв, отвёл назад, с двойной целью — поддержать его атаку выстрелами лучников и оставлением, хоть какого-то резерва, на критический момент боя.

–…Я думаю наши стрелы внесут вклад в общую победу! — Отозвалась Агнис, исчезая за спинами воинов.

Ганнибал снова повернулся к неприятелю. Враг, «вылившись» из леса, строился лавиной разворачиваясь вправо… Вот волна лавины двинулась за передовыми отрядами, кои уже достигли крутого склона и оттуда донеслись звуки начавшегося столкновения… За первой лавиной, стала строиться вторая… а за ней, уже показывалась третья… Теперь численность врага, стала мешать сама себе, так как те, кто вываливался из леса не знали истинной протяжённости балки меж холмов… К тому же, те кто оказался в балке в последний момент, уже не понимали в какой стороне враг, так как не видели его бегства… и должны были, только на слух начавшейся схватки, принимать решение о своём построениях и движении… Общая сутолока, стала заметна в рядах врага…

Но, всё же, несмотря на начавшееся сражение, правее себя, военачальники неприятеля, решили разведать и впереди стоявший против них, лес, расположенный на пологих склонах холмов… От одной из «лавин», отделилось несколько десятков всадников, видимо, следопытов, и те иноходью, двинулись к краю леса. Их движение, совпало с тем местом, где находился сам Ганнибал и расположившиеся за ним лучники… Не доехав до края леса, ста шагов, следопыты врага встали, бросая взгляды на сам лес и в то направление, где уже «гремел» бой. По всему, было видно, что они, что-то заподозрили, в лесу, который находился перед ними…

Вдруг, один из первых следопытов, схватился за голову и повалился на землю… В этот же момент, трое из находившихся рядом, «осели» вместе с лошадьми к высокой траве… Следопыты, стали поворачивать лошадей, но в этот момент, рой стрел накрыл их основную группу и воины воочию увидели, чего достигли своими тренировками, отобранные Агнис всадники-андалузцы. Из всех следопытов, только двое вырвались из «круга» смерти, очерченного стрелами и понеслись к своим… но ускакали недалеко — обоих нагнали стрелы.

Дальше выжидать не было уже смысла. Ганнибал поднял копьё, давая знак трубачу. Враг, к этому времени заполнил балку полностью, своим скопищем ограничив свою манёвренность. Ганнибал кивнул и трубач, дал долгий, протяжный, призывный сигнал, подхваченный и другими трубами. Весь край всадников Ганнибала, следом за ним тронулись вперёд, за край кромки леса…

Враг, увидев смерть своих следопытов, испытал ярость и бросился, на появившегося противника, который ровными рядами всадников, появлялся на высоте пологого подъёма в холм, выезжая из леса… Причём, эти враги, не понимали, что это не тот неприятель, коего они преследовали до этого, решив, что тот разбился на части, при своём бегстве. Ряды, бросившихся в атаку, кельтских всадников уже проносились над поверженными телами своих следопытов… Вся эта масса, была одержима одним порывом — атакой и местью! Они видели, что их численность преобладает над теми, кто появился из леса и полностью уверовали в свой успех, понимая, что всадники врага, увидев их численность, засомневаются в своей победе… Это только укрепило их гнев и ярость, и впереди, во главе атаки, неслись самые отважные номархи кельтов, кои рассчитывали своим напором, продавить строй появившегося противника. Их расчёт, в общем, был правильным. Такая масса конницы не могла не продавить построение неприятеля, который не разгонялся им навстречу. Любой военачальник, служивший в коннице, знал это. И поэтому, лавина врага, набрав пробивную скорость, как таран, неслась на появившегося неприятеля, коему, как они понимали, деться было некуда — он был загнан в тупик.

…Волна атакующих, летела вперёд. Позади них, была суматоха, так как те, кто появится в последний момент, уже не ориентировались: — где враг? где фронт? где основная схватка сражения?! Вот меж ними осталось полста лошадиных шагов…

И вдруг, передние ряды всадников врага, миновав тела погибших следопытов, полетели с лошадей кувырком, вслед за своими же скакунами… Всё смешалось в миг. Храп, ржание животных, крики отчаянья седоков, шум и топот копыт, наседающих на них следующих рядов всадников… Весь фронт атаки, скомкался, упал, превратился в нестройный, сумасшедший «ком» беснующихся тел всадников… Лавина замерла, смялась, перемешалась… Ни о каком пробивном ударе уже не шла и речь… Напор следующих позади всадников, только усугубил положение… Вся балка покрылась «буграми» тел лошадей и всадников атакующих кельтов… Лошади бились в конвульсиях боли и ужаса… Последующие всадники, останавливая атаку, рассмотрели в высокой траве и мелком кустарнике, хорошо замаскированные «ежи» хитроумных врагов. Их было огромное количество… Враг был потрясён… Ежи, были расставлены особым способом, двойными, тройными кольцами, опоясывая высокие участки травы и кустарника… Причём, они были растянуты и линией навстречу их предполагаемой атаке, так что когда всадники своей лавиной напоролись на первую их линию, они, смешиваясь, уже налетали и на другие колючие ловушки, растаскивая и прямые участки ежей, кои глубоко «вошли» в их сторону атаки… Это полностью сбило спесь всего напора и атаки врага. Их неприятель, оказывается не бросился на утёк, а ждал и заманивал их в смертельные «тиски», как до этого, заманил Коху…

Ежи, расставленные Ганнибалом по всему периметру кромки леса, имели двойную задачу. Враг должен был не только потерять огромное количество всадников, но и утратить боевой задор, от вида столь неожиданных потерь. Это задумка полностью удалась. Хотя, чуть не была выведана следопытами врага, кои не удостоверившись в своих выводах, решили выяснить причину поворота преследуемого отряда, вправо… Теперь, после столь огромного количества жертв, отступить, перед откровенно смеющимся врагом, для кельтов было неприемлемо. И вся беснующаяся масса противника Ганнибала, уже перебиралась через ещё «живой вал» жертв ловушки. Сначала десятками, потом более крупными группами, они бросались в схватку, с поджидающими их рядами отряда Ганнибала, до которых оставалось преодолеть последние десятки шагов. Но в этот момент, снова заревела труба и через головы рядов обороняющихся, вновь полетели стрелы, находя новые жертвы… И вновь, лошади, получив тяжёлые стрелы в свой круп, падали на передние ноги, храпя и отчаянно, с болью в голосе, по-конски, «жалуясь» на свою судьбу… Схватка закипела, но испытав «спазм» атакующих волн всадников, что не могло сказаться на настрое кельтов, началась не так, как ожидали кельты и их номархи. Атакующие поняли, что с ними произошла та же ошибка, что и с Кохой — недооценка врага, обернувшаяся страшными потерями…. Рога ревели беспрерывно, взывая к отваге и сплочённости. Конный бой уже кипел по всему периметру кромки леса…

…Противник Ганнибала, а он видел, что он уже появился всем своим числом, рассчитывал на затяжное сражение, кое позволит подойти тем отрядам, кои обходили юного Стратега с трёх сторон. Сам Хван, должен был захлопнуть мышеловку, коя предназначалась неистовому «щенку». Враг слышал, что правее его, тоже идёт сражение, но уже знал, что там его передовые отряды «прижали» передовые дозоры врага к склону и, поэтому, несколько не проявлял беспокойства по поводу того «шума». Главные силы «щенка» были перед ними — они это видели! Видели и флаг Баркидов, который развивался в самой середине сражения…

Но, военачальник отряда врага, оправившись от первоначального потрясения, решил тоже пойти на хитрость — он отрядил одну свою часть последней лавины, отправив её влево, в обход склона холма, пытаясь обойти «львёнка». Несколько сотен всадников, стали удаляться в указанное направление… но, неожиданно напоролось в зарослях леса на реку, делающую здесь одну из своих «петель». Они, в спешке искали брод… чтобы выполнить задачу, но дальнейший изгиб реки, становился ещё более непреодолимым для конницы. Это левое крыло противника, стало сбиваться в кучу, так как не понимало, что остановило, там, впереди, её движение…

Справа, от военачальника кельтов, тоже дела обстояли не очень хорошо. Там, настигнувшим отряды отступающего противника, при его обходе, тоже стал мешать глубокий овраг, который нельзя было преодолеть, не спешившись и не потеряв скорость… К тому же другой склон оврага, был заращён колючим кустарником, что не могло не сказаться на здоровье лошадей, его преодолевавших. И там, крыло обходного манёвра, стало сбиваться в кучу…

Именно, в этот момент, трубы, проиграли сигнал с флангов противника Ганнибала. Они прогремели позади тех, кто сбился у реки и оврага. Через несколько десятков мгновений, из расположенных выше зарослей, показалась конница андалузии. Меж ними, тараном, неслись туллы всадников «священников» построенные ромбом. Эти правильные ромбы, врезались в скопище врага, сметая их ряды. Они глубоко врезались в них, тут же разворачиваясь во все стороны и продолжая своё давление… Огромное количество всадников врага, были поражены их длинными, тяжёлыми копьями. Агдалузцы, довершали окружение. Враг, полностью обескураженный происходившим вокруг них, уже и не помышлял о победе… Все искали путь к спасению, беспрерывно дуя в рога. Андалузцы, рубили их своими мечами, оставляя после себя, только беснующихся лошадей. Их ровные ряды, подавляли все очаги сопротивления врага, кои вспыхивали в попытках прорваться из «мешка» в коей угодил враг…

В центре, враг ещё не понимал, катастрофичность своего положения. Здесь, после огромных потерь утра, не угасала вера в победу. Раздававшиеся звуки рогов, на флангах, говорили, что там идёт сражение, но в чью пользу клонится успех, было отсюда не ясно… Какое-то время, здесь бой шёл на равных. Но, в конце концов, звуки на их флангах стали «говорить» бьющимся здесь кельтам, что они находятся на стадии полного разгрома и, чтобы избежать участи Коха, военачальник отряда стал поворачивать самые боеспособные сотни назад, чтобы выйти из боя. Спастись, любой ценой — вот, что владело его думами! Он повёл свои отряды в тыл, где уже замкнули «петлю» аркана андалузцы. В рядах андалузцев и «священников» царил эмоциональный подъём и, захлёстывающий сердца, кураж атаки. Враг, напоровшись на их сметающий напор, повернул в сторону оврага…

Ганнибал, бился в самом центре сражения. Десяток его стражников, не отставали от своего Стратега ни на шаг. Именно, по передвижениям этого яркого десятка воинов, можно было понять и догадаться о том месте, где находится сам сын Барки. Стража, при столкновении его с врагом, тут же оттесняла его от противника, окружая своими лошадьми, нещадно поражая тех, кто хотел пробиться к нему, признав в нём того самого «щенка» Гамилькара. Так, Ганнибал, в сражении сместился влево от себя, к оврагу. Враг здесь сражался яростно. Он уже понимал степень своего разгрома и пытался пробиться к оврагу, чтобы, бросив лошадей, уйти в лес пешими… Высокая трава и кустарник, были здесь уже вытоптаны и в них, густо лежали тела лошадей, ещё вздрагивающих своими конечностями, до прихода мрака смерти в своей агонии. Человеческих тел было не меньше. То там, то здесь, лишённые своих скакунов, противники, схватывались в рукопашную… стараясь умертвить своего врага, любым способом, любым средством… В этой части сражения, ожесточение дошло до своего предела и перевеса, на чьей-либо стороне не было заметно. Дело было жарким и беспощадным.

Ганнибал, внезапно увидел огромного кельта, в перламутровом плаще с каким-то клеймом на плече (что было изображено на клейме разобрать уже было нельзя — всё было забрызгано кровью), который неистово рубился с парой молодых андалузцев. Возле кельта оказывалось всё больше и больше его воинов, и Ганнибал понял, что это один из военачальников противника. Юный Барка, повернув лошадь, бросился на него… Вражеский военачальник, увидев юнца, яростно заорал, стукнув себя в грудь кулаком. Он, быстро, развернул своего скакуна и бросил его навстречу Ганнибалу… Всё произошло за очень короткий промежуток времени, и стража Ганнибала, лишь в самый последний момент, уловила поворот лошади своего Стратега…

Два всадника вырвались из рядов своих воинов и обе стороны поняли, что сейчас, произойдёт схватка в единоборстве, в кою по негласным правилам войны, нельзя вмешиваться. Огромный кельт выбрал себе противника и сам хочет повергнуть его, может быть прежде того, как падёт сам в этой уже проигранной битве. Все уже поняли, что тот юный воин и есть сын Гамилькара, но то, как он слился с лошадью, полностью бросив поводья своего скакуна, поставило их в тупик — такого управления лошадью, здесь не видели. Ганнибал нёсся навстречу кельту, обнажив второй меч. Это зрелище полностью захватило обе стороны противостояния. «Бешеный щенок» врезался в огромного кельта и насколько ударов, произведённые им, заставили напрячься не только огромного кельта, но и всех, кто смотрел за поединком… В миг, вокруг сражающихся, образовался полукруг, и враги на время забыли о своей принадлежности… В этот контур полукруга встроились и стражи Ганнибала, уже понимая, что не смогли, не успели, оттеснить его от возможного противоборства… Всадники же, развернувшись, вновь съехались, нанося друг другу мощные удары… Кельт имел овальный щит и длинный меч, коим махал, как веером. Его мощная фигура очень сильно контрастировала с фигурой Ганнибала, по своим габаритам. Но все его удары, мечи Ганнибала принимали «в себя» и так же резко отвечали, заставляя кельта, видимо, бывшего очень хорошим наездником, вертеть своим конём, чтобы избежать поражающего удара от своего, неожиданно искусного и спокойного противника, который не делал ни малейшего промаха и ни малейшего лишнего движения, кое бы выдало его взволнованность…

Всадники, к этому времени успели разъехаться в стороны очередной раз и снова повернули своих лошадей, для новой схватки. Она произошла несколькими мгновениями позже… Первым нанёс удар кельт, но Ганнибал отклонил его концом меча, который находился в левой руке, коей он совершил полукруглый зигзаг, встречая удар, а правой нанёс колющий удар, метя им в лицо кельта. Но, военачальник кельтов, вновь показал искусство вождения своей лошади — она немного развернулась и сделала его лицо недосягаемым для острия меча Ганнибала… Меч Ганнибала «вспорол» воздух… Вражеский стратег, в этот момент, пользуясь преимуществом длинных рук, нанёс, по широкой дуге, новый удар, который достиг головы скакуна Ганнибала. Конь, будучи защищён бронзовыми полосами в навершии своей головы, не получил повреждений, но от удара испытал испуг и отпрыгнул в сторону, после прыжка встав на дыбы, от чувства боли и испуга. Ганнибал от этого, потерял равновесие на нём, и чтобы не упасть, сам совершил непредвиденный «сход» с лошади, спрыгнув с неё и оказываясь на земле… оставаясь, таким образом, теперь, пешим. Враг выдал яростный, разбавленный радостью вопль возбуждения…

Ганнибал, хлопнул в ладоши… и его конь, уже справившись с болью и испугом, отбежал в сторону. Стража Ганнибала бросилась к нему, но… обернувшись к ним, Ганнибал очертил вокруг себя, одним из мечей, круг. Это остановило стражу, а Ганнибал снова повернулся к противнику… Юный Стратег, мгновенно, оценив обстановку, и видя, что кельт, уже бросает коня на него, в миг поднял одно из тяжёлых копий кельтов, кое лежало рядом с поверженным в этом месте, до этого, всадником кельтом. Копьё оказалось в его руках в тот момент, когда итог его схватки с военачальником кельтов, «повис» в воздухе… В это время, торжествующий противник уже нёсся на него, подняв руку с тяжёлым мечом, для последнего рассекающего защиту удара. Ганнибал стоял, как вкопанный, не шелохнувшись и не пытаясь, хотя бы, зайти за погибших лошадей, коих здесь было не мало. Об этом подумали все опытные воины, с сожалением понимая бедственность положения своего Стратега… Вот меж ними осталось всего четыре лошадиных шага… и Ганнибал, резко воткнув наконечник копья в землю, перед вражеской лошадью, вмиг, сместился в левую сторону от всадника, держа наклонённое копьё, под углом к земле… Конь врага, ударившись крупом в древко копья испугался и метнулся в сторону, а кельт, в этот момент повернувшись на крупе лошади, чтобы достать мечом Ганнибала, сам потерял равновесие от этой смены направления бега своего коня… Военачальник кельтов, упал с лошади, коя не отойдя от испуга, продолжала нервно взбрыкивать, уже в стороне от схватки… Кельт утратил всё своё преимущество всадника и остался пешим. По рядам воинов прошли ропот разочарования и, наоборот, гомон воодушевления от произошедшего.

Вражеский военачальник растянулся во весь свой немалый рост, что-то крича на своём шепелявом языке, и разбрызгивая слюни проклятий. Все думали, что юнец, сразу же, в этот же миг, предпримет атаку на своего врага, так как это был очень хороший, благоприятный, для неё момент. Но, юнец, снова удивил всех, он обождал, когда огромный кельт поднимется на ноги, и выплюнет из рта всю землю и траву, кою он скосил и набрал своими зубами, во время падения с лошади, когда летел кубарем через её шею… Ганнибал, лишь спокойно смотрел на то, как кельт, выплёвывая проклятия и комья грязи, разворачивается к нему.

Только в этот момент, Ганнибал совершил своё нападение. Он ловко, преодолел несколько шагов до своего противника и обрушился на него в своей неистовой атаке с обеих рук. Мечи, словно молнии, мелькали над ним и кельт, полностью потеряв способность атаковать, только защищался, отступая к полукругу своих воинов… Кельты замерли — юнец оказался двуручным бойцом и это полностью меняло шансы их военачальника на победу. Итог схватки, покрылся туманом теперь для них… Стратег кельтов, еле успевал реагировать на эти удары. Шит в его руке играл большую роль, ибо он оберегал его от этого «ветра» ударов… Меч же в его руке, был только для того, чтобы хоть как-то, угрожать Ганнибалу. Ганнибал остановился. И на руке кельта показалась кровоточащая рана. Кельт, испытав шок, побагровел лицом, устремив взгляд на того, кого думал одолеть без труда. Ободряемый своими воинами и, испытывавший казус от своего положения, кельт бросился на Ганнибала. Эта его атака была бешённой, он явно решил рассечь Ганнибала надвое… и воины стражи, кои стояли за спиной сына Протектора, подсказывали ему, чтобы тот дал время выдохнуться противнику, видя его ранение. Но, Ганнибал явно не услышал их. Преодолев защитой атаку врага, он сам перешёл в неё и, теперь, вокруг кельта вновь заплясал «круг» смерти. Одну атаку кельт отбил. После второй отступил на шаг. После третьей, он попятился на три… но не успел, Ганнибал, нанёс ему нижний удар, присев при своём ударе, и остриё меча разрубило колено врага. Стратег кельтов, рухнул на землю, понимая, что это конец… и тут же был повержен ударом в голову, от которого уже не имел никакой способности защититься…

Стража Ганнибала, увидев итог схватки, бросилась вперёд и окружила своего Стратега. Воины ликовали, увидев, как был повержен его противник. Кельты же, бросая щиты и мечи, устремились к оврагу, куда прыгали, оставляя своих лошадей… В этот момент, и справа, и слева, сопротивление врага было окончательно сломлено… Рога кельтов стихли, так как дуть в них уже не было охотников…

Глава 7

Ферон обходил позиции приданных ему болеаров. Те создавали укрепления на высотах. Тяжёлая пехота ветеранов, скрылась за вершиной, зная свою задачу и не показываясь до времени. Конница укрылась в густоте растительности, за позициями болеаров, кои были выдвинуты вперёд, закрепляя за собой высоты и перекрывая пологий подъём к вершине холма, который нависал над излучиной реки… Ферон, обойдя позиции, остался доволен укреплениями и удовлетворён увиденным настроем своих воинов. Побеседовав с болеарами, он покинул их позиции, пожелав стойкости и удачи в бою. Всё было готово, и все погрузились в ожидание появление колонны врага, коя уже подходила по данным вернувшихся дозоров…

Прошла пара часов. Из леса появился конный дозор. Ферон, без ошибки, узнал в них их давних врагов — лузитан. Появившийся дозор, долго стоял на краю леса, будто застыв… Он, как будто заучивал все мелкие нюансы местности, кои должны были доложить кому-то из своих военачальников… Изучив расположение холмов и их склонов, вражеский дозор, медленно, двинулся вперёд, не двигаясь к промежуточной вершине холма, куда шла еле заметная дорога, а стал приближаться к излучине реки, чтобы изучить её. Там, для его встречи, было всё готово. Специально оставленные там секреты, должны были пропустить его подальше, потом, отрезав от отступления, уничтожить его не поднимая шума. Ферон, проводил его взглядом до того момента, как он скрылся в береговой роще растительности. Тревога его не убавилась. Он не исключал возможности, что несколько дозорных смогут вырваться из кольца и подать сигнал тревоги — именно эти мысли, не давали ему покоя. И хоть, совсем недавно он всё проверил сам, такая возможность не была полностью исключена им. Поэтому, Ферон, проводив врагов взглядом, тяжело вздохнул, послав мысленный посыл:

« — Надеюсь, наши сработают ловко. И ни один из их турмы не выскользнет». (турма — отряд, примерной численностью, от 32—34 всадников. Авт.)

Ферон, не отводил своего взгляда, от того места, откуда бы, в случае прорыва, могли появиться вражеские всадники… Но, никто не появился и не возникло никакого шума.

— Молодцы! — Вполголоса произнёс Ферон, — Молодцы! Выполнили всё аккуратно!

Через некоторое время, из чащобы береговых зарослей, появился человек, который подал заранее оговорённый знак — «всё в порядке». Ферон и все, кто с ним находился рядом переглянулись, в их глазах было облегчение.

— Ну всё, по местам! — Ферон вновь стал серьёзным, — запомните, сдерживайте воинов от контратаки! Врага не преследуем. Наша задача продержаться до его отступления. Он отступит, чтобы вновь атаковать нас. Но, нас уже не будет здесь. Мы тоже отступим. И поэтому, нам надо как можно больше сохранить людей! Наших людей. Враг конечно же, перегруппируется, для повторного, более обширного штурма наших позиций. Но, нам к этому времени, надо покинуть их… и поманить их за собой. За дело, друзья!

Военачальники и номархи, переговариваясь и ободряя друг друга перед сражением, желая удачи друг другу, стали расходиться, по тем местам, кои были закреплены за ними. Ферон оглядел предполагаемое направление появления вражеской колонны…

Ожидание, её появления, не заставило долго ждать — из леса, который огибал подножие промежуточного, округлого холма, показались конные отряды… Через короткое время, из него же появилась и пехота. Шла она довольно бодро, видимо, уверенная в безопасности своего движения, как и остальная часть колонны врага — в её появлении и шаге, улавливалась твёрдость и вера в успех, обходного марша, который предпринял противник, обходя те позиции, кои оставил Ферон, заменённый Тимолеонтом.

— Дадим им возможность войти в излучину реки! До этого не высовываться и не показываться! — Послал посыльных Ферон. — Всем желаю избежать встречи с плащом Таната!..

Враг, увлечённый своим проходом в место, кое позволяло ему выйти в тыл позиций, обороняемых теперь Тимолеонтом, чувствуя кураж от своего предпринятого манёвра, как и предполагал Гамилькар Барка, быстро втягивался в округлые петли берегов реки, став на время невидимым для воинов Ферона. Но, для болеаров, кои занимали вперёд выдвинутый холм, он был очень хорошо просматриваемым… Наконец, основная масса колонны врага, вышла на открытое место одной из петель излучины реки. Дальше, излучина уходила вправо, а враг потянулся влево, огибая невысокий холм…

Ферон, резко вскинул руку… и трубы, разом, сыграли призыв к атаке! Конница «священников» опустила пики и рванулась вперёд, разворачиваясь широким фронтом, появляясь из зарослей «волнами». Враг, оказавшись в полу окружении, оцепенел… и первые мгновения, находился в прострации от неожиданного появления тех, кого он вроде бы обходил… Атака его порядков производилась с трёх сторон и противник, придя в чувство, старался отделить свои пехотные порядки от конных, а его задняя часть колонны, полезла на холм, пытаясь организовать там оборону… Но они не совсем понимали, что происходит там, впереди. В этот момент, конница Бирсы, врезалась в колонну конных масс врага, сметая передние ряды и сжимая тиски для тех, кто оказался отсечённым от своих… Шум столкновения, вместил в себя и голоса всех труб, рогов, команд и воплей ужасного противостояния сторон… Враг, скопившийся в излучине, численностью более двух тысяч, смешался и растерял боевой порядок, так как был атакован с разных сторон… Пехота, вследствие начала столкновения, уже не могла создать строй копейщиков и поэтому стала отступать к лесу, чтобы там построиться и принять удар… Конные же массы потеряли связь с происходящим и с флангов, и с фронта. Сражение, происходившее в излучине, клонилось своим успехом в сторону тех, кто подготовил и осуществил внезапный удар из удачно выбранных мест атаки… Массы врага, заметались по излучине, но места вырваться не находили… Вся надежда была только на отступившую пехоту, коя ушла в лес и своей одной частью взбиралась на холм… Но это был далеко не финал сражения. Ведь отряд врага насчитывал порядка десяти тысяч воинов… На холме, появились болеары, кои обрушили на противника град камней из пращей… Пехота врага сгрудилась в плотный строй, и стала отступать вниз, оставляя за собой распластанные тела, погибших от метательных снарядов…

В этот момент, из леса, перед излучиной, зазвучали рога. Ферон, услышав этот сигнал, понял, что противник «что-то» задумал в противовес его атаки. Он отдал приказ прекратить преследование врага, чтобы его конница не скрывалась в роще излучины. Именно оттуда звучали рога. На открытом месте, где враг подвергся атаке, осталось лежать несколько сотен тел, отступившего врага, коему, наконец-то удалось скрыться в береговой роще, так как его никто не преследовал… Через, короткое время, оттуда появились плотные ряды пехоты ареваков, кои шли, ощетинившись копьями, на конницу Ферона. С её помощью, противник решил отбросить от прохода, прикрывающею его конницу «священников». Задумка врага была правильной — пехота копейщиков, без труда могла отразить конницу, в случае её повторной атаки. Но, как оказалось, и здесь, противнику был приготовлен неожиданный сюрприз. Пехота уже двигалась по «россыпи» тел своих воинов. поражённых в прежней схватке, разворачиваясь до самого холма. Вот тут-то и выяснилась ещё одна задумка тех, кто ждал их появления. На холме, с этой стороны, тоже появились болеары, вновь вступившие в «дело». Они, применили здесь, свои самые дальнобойные пращи… и новый каменный ливень, стал ложиться на пехоту ареваков… Враг, поражаемый сверху, не имел средств к защите… Поднятые щиты, делали дальнейшее их продвижение бессмысленным… Ареваки замедлились… а потом, и вовсе остановились… неся потери, коих становилось всё больше и больше… Неприятель, поняв, что враг снова обхитрил его, дал сигнал к отходу ареваков. Каменный град не уменьшался и ареваки, уже потеряли строй, думая о своём спасении. Враг понял, что атаковать открытую площадку прохода излучины, не связав боем болеаров — значит, вновь, нести неоправданные потери!.. Порядки неприятеля снова скрылись в береговой роще, вновь оставив на земле сотни погибших…

Какое-то время, было тихо… Потом, снова заиграли рога, и враг появился уже не в стороне излучины. Он полез на холм, занимаемый болеарами и ещё один холм, расположенный немного позади промежуточного. Теперь, всем стала понятна его задумка. Он решил связать боем болеар, а самому, другим «крылом», обойти их по более высокому холму, чтобы окружить и уничтожить… Это было правильное решение, в этих условиях сражения… Трубы и рога, призывали врага к сплочению, вовремя восхождения наверх холма, под непрекращающимся градом камней. Бой шёл по периметру подъёма всего холма, на котором заняли оборону болеары… Но вот, та часть противника, коя полезла вверх, появилась на том самом холме, расположенным позади болеар… Пехота, с воодушевлением, побежала вверх, уже понимая, что их обходной манёвр удался!.. Она должна была оказаться левее болеар, и обойдя их позиции, отрезать их от конницы и отступления… Враг уже почти вскарабкался выше болеар, правда атаковать тылы болеар ещё для них было невозможно, так как от них в сторону уходила глубокая расщелина, которую ещё надо было преодолеть. Расщелина, стала видна только сейчас, так как была скрыта высоким кустарником, растущим там вперемежку с деревьями. Чтобы продолжить задуманное, нужно было подниматься ещё выше, в то место, где была возможность обхода расщелины… И враги, уже поняв, что карфагеняне, заняли очень выгодную для себя позицию, всё же не потеряли веру в свою победу, ввиду такого превосходства своих сил и продолжили манёвр. Пехота продолжила движение, понимая, что их масса втрое больше защитников прохода…

Подгоняемые своими командирами, они сжались в тесную колонну, идущею по остриям скал… Но едва их первые ряды выбрались на ровную площадку, за расщелиной, как те были атакованы тяжёлой пехотой ветеранов Гамилькара, которая просто вырезала основную массу перелезшего туда врага. Избиение было беспощадным. Сопротивляться умению ветеранов вести бой в скалах, не было возможностей… Враг, потеряв тысячи полторы пехотинцев, устремился в бегство, по склону холма, совсем утратив боевой порядок… В этой уже некороткой, но очень жестокой сече, погиб и военачальник, ведший свою пехоту в обход болеар…

Те, кто снизу, наблюдал за развитием драмы на склонах высокого холма, уже поняли, что обойти болеар, не удастся.

На некоторое время, повисло затишье атак врага. Он явно искал выход из создавшегося положения. Оба противника не проявляли активности.

–…они ищут обходной путь, Ферон! — к нему подскакал номарх отряда, прикрывавший берег реки.

— Да. Я понял это. Но ведь обхода нет. — Отозвался Ферон. — Реку не форсировать коннице. А отправлять в обход одну пехоту, без прикрытия конницей, они не решатся!

— Что думаешь они предпримут? — номархи, окружавшие его, посмотрели на Ферона.

— Я думаю полезут в лоб! На болеар и нас! Надо готовиться к нещадной атаке! Это единственное решение, для них! Но, ввиду их количества и численности, приемлемое к исполнению. Я думаю, надо отозвать ветеранов, обратно к нам! Там они больше не потребуются.

— А что, если они опять вздумают полезть на высокий холм? Тогда нам крах! — отозвались командиры.

— Да. Это рискованно. — Согласился Ферон, — Но риск оправдан! Когда они своей массой начнут нас сминать — удар пехоты ветеранов, им в бок, будет очень болезненно ими принят! Надо рисковать! Шлите за ветеранами. Им нужен час, чтобы достигнуть нас. А на вершине, оставьте сотню воинов — пусть изображают там своё присутствие. Этот заслон будет вводить врага в заблуждение.

Это замечание и предложение Ферона, показалось номархам правильным и они, переглянувшись, согласились с ним. К ветеранам послали гонцов… Вскоре, пехота ветеранов, выполнив свою задачу, стала спускаться, по невидимой стороне склона холма для врага, вниз…

Прошло ещё немного времени и рога, а также трубы врага, огласили окрестности об его третьей общей атаке. Призыв к атаке, прозвучал по всему периметру излучины и прилегающему к ней лесу. Из него стала «вылезать» пехота, коя собранная в очень плотный строй, с поднятыми над собой щитами, полезла на холм с болеарами. Но в тоже время, другая её часть, видимо, готовилась пойти на проход излучины. Болеары, между тем, стали осыпать штурмующих снарядами, кои наносили внушительные потери колоне поднимающегося врага и теснота, в которой он двигался, не давала ему той защиты, на кою он надеялся. Овальные щиты имели много прорех меж собой и туда влетали губительные, наносящие увечья снаряды… Видя, что теснота не приносит результата, враг немного раздвинул ряды и ускорил подъём… Расстояние меж ними и болеарами сокращалось, но, одновременно, росло и число жертв, среди атакующих…

В этот момент, снова из леса появилась многочисленная конница врага. Она сконцентрировалась и понеслась в одном направлении — к проходу меж излучиной и промежуточным холмом. На этот раз, численность конницы, коя выехала из леса была намного больше, чем пара тысяч. Её порядки уже достигли ровного места прежней борьбы, а новые отряды всё продолжали появляться. Теперь, стала ясной задумка врага — конница, набрав скорость врезалась в атакующих «священников» и своей массой, «отжимала» их от холма. Вслед её, к холму пробиралась пехота, коя должна была с этой стороны подняться на холм и уничтожить болеаров. Ферон понял эту задумку противника. И средств, чтобы хоть как-то изменить тактику врага, предупредить её, у него не было. На их атаку, он мог ответить только своей атакой, чтобы сбить напор его давления. Враг рассчитал всё правильно, а у обороняющихся не было средств, действовать иначе. Ферон, понимая, что всё решит только умение и твёрдость, надеясь, что болеары выстоят, а пехота ветеранов успеет подойти вовремя, выехал вперёд. Он оглядел ряды своих всадников, улыбнулся… и опустив копьё, пустил коня в сторону неприятеля.

— Ба-а-р-рка! — взревели ряды и сотни «священников» понеслись рядом со своим командиром.

Вал конницы Ферона, снова атаковал врага с трёх сторон и первое столкновение, было снова для врага проигрышным и стоящим им многих жертв. Особенно много их пало у береговой зоны кромки леса, откуда неожиданно выехал ещё один небольшой отряд «священников» до этого не показывающийся. Этот удар, сломил правый фланг конницы врага, и она стала отступать… потеряв стойкость… Над проходом меж излучиной реки и холмом, снова ревели трубы, рога, гремело оружие, сыпались проклятья, возгласы, выдающие боль, ужас, страх, отчаянье, разбавленные яростью, гневом, ненавистью сражающихся… Топот тысяч коней, гомон тысяч голосов — всё смешалось на этом, довольно нешироком месте… Над столкновением сторон витал плащ Таната, и облака, почему-то посеревшие, как будто наливались слезами и вот-вот должны были пролиться сырым дождливом плачем…

Ферон, снова точно и верно рассчитал начало ответного удара, он сжал врага до его входа в расширение прохода излучины. Враг, обладая численным превосходством, не мог до конца использовать его, так как был заперт в самой излучине… Он, проявляя отвагу и стойкость, рвался к расширению… кроме правого фланга — там, был почти полный разгром его отрядов, кои не могли вырваться назад и просто избивались «священниками»… Вскоре, правый фланг «священников» полностью освободился от своего неприятеля, так как враг попросту был истреблён и конница правого фланга, повернулась к фронту сражения в центральной части прохода излучины и холма. В этот момент и появилась пехота, коя левее конницы неприятеля бегом, двигалась к склону холма… Враг же в центре, получал подкрепления новых отрядов прямо из леса и Ферон, понимал, что его атака, так хорошо начавшаяся, всё же вот-вот должна остановиться и борьба вступить в равную фазу. Он, вначале атаки, видел, что правый фланг врага, ворвавшийся в излучину, попадал под скрещённую атаку и, к этому моменту, должно быть уже разгромлен. Поэтому, он послал одного из своих воинов, чтобы он, остановил военачальника правого крыла от атаки, которой тот, конечно же, решит поддержать центр. Ферон отдал приказ, чтобы правый фланг вернулся на исходную позицию и дал отдых лошадям и воинам. Ферон решил использовать его, как свой последний резерв. Ожесточённость сражения нарастала и входило в затяжную стадию…

На холме, тоже кипела битва, но в несколько ином русле. Часть болеаров, взявшись за мечи, отражали пехоту врага, в то время как основная их часть, продолжала убийственный обстрел противника. Враг потерял уже треть своей численности, и встретившись с болеарами в рукопашной, пытался продавить их от края холма, на котором они держали позиции. Но потери, понесённые ими, заставили их несколько снизить напор атаки и ареваки, попятились вниз. Это позволило, части болеар, переместиться на другой склон и поддерживать свою конницу в сражении, осыпая массу всадников врага, своим «каменным» дождём… Но в этот момент, они поняли, что и с этой стороны, ареваки, стали подниматься на холм. Каменный дождь, переместился на них… Так, на холме, враг, не добившись перелома с одной стороны, ещё надеялся получить его, с другой…

…Ферон сражался в самом центре схватки. Он видел, что их напор иссяк, но принёс ожидаемый успех. Враг попятился, потерял волю… но всё ещё подпитывался новыми «вливаниями» численных сил. Если бы враг повернул назад, то Ферон, с удовольствием бы, не преследуя его, сам бы вернулся на исходные позиции, но противник не терял надежды переломить ход сражения, надеясь на свою численность. А Ферон, не мог отвести отряды, не потеряв волевой запал сердец своих воинов.

В этот момент, очередной отряд всадников врага, врезавшись в сражающихся, пробивался к первой линии, в коей сражался Ферон. Впереди всех, двигался военачальник с огромной секирой в руках. Он, с неистовством, наносил ею удары, тем всадникам Ферона, кои пытались вступить с ним в схватку. Ферон, развернул коня к нему и стал сближаться с ним… Вскоре, оба противника достигли друг друга, явно решив выяснить, кто из них сильнее и доблестнее… Противник Ферона, на очень рослом коне, встретил Ферона сильнейшим замахом своей секиры… Но, лошадь Ферона, своим крупом врезалась в круп коня противника и укусила его за шею. Вражеский конь, от неожиданности произошедшего, взбеленился и отклонился в сторону… От этого столкновения, оба всадника, поменяли своё положение на крупах лошадей, постаравшись удержаться на них и, поэтому, не один из них не смог нанести удара своему врагу… Но противники, уже в следующее мгновение оказались напротив друг друга. Ферон, бросился на врага, обхватив его шею руками… Тот, держа свою секиру, не мог ничего сделать напавшему противнику и тоже, ввязался в борьбу… Оба упали с крупов под ноги своих скакунов, кои «грызли» удила, и топтали землю в возбуждении… Этим падением, оба всадника, теперь борющихся на земле, рисковали быть растоптанными… Воины, окружающие Ферона, вдруг заметили коня своего военачальника без седока и по их рядам, ненароком, пронеслась мысль о его смерти… От этого, строй «священников» стал колебаться впервые за весь ход сражения и подался несколько назад… Только, близкие к нему всадники, кои сражались рядом, не стали отступать от своего Стратега, окружив место схватки и яростно отбивая врага, освободили место для того, чтобы лошади упавших противников, смогли отбежать в сторону… Только теперь воины поняли, что Ферон не погиб, а сражается где-то пешим… Вокруг этого места «завертелась» отчаянная схватка меж крайне ожесточёнными противниками… Кони, словно почуяв звериный настрой людей, стали испуганными и жалобно ржали, при своих столкновениях… Что происходило на самом деле в центре этого столкновения, знали только те, кто находился вокруг Ферона.

…Противники схватились на земле. Враг оказался очень силён и совсем не уступал Ферону в ловкости. Оба противника, уже выронили оружие и дрались голыми руками. Они катались по земле, пытаясь умертвить друг друга любым способом. У обоих, не было возможности извлечь хотя бы кинжал — руки обоих «сплелись» в узел борьбы. Эту «связь» никто не решался «оборвать», так как каждый опасался, что противник окажется быстрее его и первым совершит удар смертельным кинжалом… Противники, менялись местами — то Ферон оказывался наверху врага, то враг, изловчившись, подминал под себя Ферона. Вокруг них кипело сражение, но они не видели ничего… Они думали только об этом — начавшимся смертельном противоборстве, понимая, что даже малейший промах в этой схватке, будет стоить одному из них жизни… «Соседи», сражавшиеся за обе стороны, тоже не могли помочь своим соратникам, так как сами были заняты такой же борьбой, единственное, что они могли сделать, так это отъехать от схватившихся на земле, на некоторое расстояние, чтобы их лошади не затоптали тех, за кого они молили своих богов…

Противники, испытывая ярость, «грызли» друг друга зубами. Наконец, один из них приподнялся над другим и… каким-то образом, странно повернул в сторону свою голову, перестав шевелиться… У него не было одного глаза… тот был вырван противником… Лицо его было залито кровью, он медленно валился на бок, со странно, как уже заметили наблюдающие за схваткой, повёрнутой головой… Нижним, из схватившихся в противоборстве, был Ферон. Враг упал… а Ферон, какое-то время, не шевелился… Те, кто увидел этот «ужасный» конец их борьбы, не сразу поняли — жив ли хоть один из них… Враг Ферона, уткнувшись лицом в землю, продолжал обхватывать противника, лежащего под ним своими ногами… Наконец, Ферон зашевелился… Это вызвало крик восторга его соратников и падение духа его врагов, они поняли, что их противник жив и он оказался ловчее их соратника.

— Ферон! Он жив! Он одолел врага! — Закричал один из молодых воинов, с воодушевлением напав на очередного врага.

Этот крик подхватили другие… и вскоре всё место этого столкновения, заполонил гомон:

— Ферон! Ферон!

Враги, видя смерть своего военачальника, пали духом и стали отступать… Твёрдость врага, так долго державшаяся в этом месте, схлынула и всадники неприятеля повернули коней… Ферон, медленно, с усилием, поднялся, отодвигая от себя массивное тело своего противника. В этот момент, его уже окружили «священники». Восторг от победы Ферона в очередном, на этот раз, ещё более страшном поединке, выплеснулся боевым куражом воинов своего Стратега. Они, будто только сейчас начав сражение, бросились на врага с новыми силами и погнали того к лесу… Ферон, тяжело дыша, попытался сесть на своего вернувшегося к нему скакуна… но не смог этого сделать — на его боку зияла рана от кинжала. Враг, всё же сумел дотянуться до него, в тот момент, когда Ферон, как удав, обхватил и взял в мёртвую хватку своих «железных» рук его шею… Воины помогли забраться ему на лошадь. Было видно, что он испытывает нестерпимую боль, но каким-то чудом не сдаётся и ей… Ферон отдал приказ прекратить преследование и вернуться на исходные позиции. Всадники, преследовавшие врага, повернули коней и, подбирая своих раненых, возвращались к кромке леса у холмов… Сражение, так долго продолжавшееся, не выявило явного победителя, хотя снова враг, понеся огромные потери, отступил за границу излучины. Ферона поддерживали на крупе, понимая каких усилий стоит его волевое состояние борьбы с болью… Но, едва они достигли леса, как с противоположной стороны, вновь заревели рога… Из него появились новые отряды всадников… кои встали вместо тех, кто отступил от излучины… Враг стал концентрироваться для атаки.

Ферон, снова, повернул свою конницу, но атаковать не стал, давая своим всадникам хоть небольшую возможность перевести дух. Враг не спешил с атакой, видимо, внося свои коррективы в ход сражения.

Всадники Ферона, теперь понимали, что остаются в будущей схватке без своего Стратега — он продолжать сражение не может! Их боевой настрой, был ещё высок, но мысли о ранении Стратега не могли не сказаться на повторном столкновении. Ферон, улыбался, но бледнел лицом с каждой минутой. Он, сразу же приказал подвести конницу правого фланга, коя основательно отдохнула. Теперь, не было смысла держать её справа, так как враг атаковал только центр. Ферон, приказал своим заместителям, чтобы те встречали врага на встречном движении. Враг, тоже, приводил свои ряды, потерявшие устойчивость, в порядок и соответственный дух. Обе стороны готовились начать самое важное столкновение на сегодняшний день.

Ферон, ещё державшийся на крупе лошади, отдал все необходимые разъяснения своим командирам. После этого, ему помогли слезть с лошади, и лекари окружили его, пытаясь, хоть что-то сделать с его раной. Но при самом беглом осмотре, стало понятно, что рана очень опасна и серьёзна… Бок Ферона обмотали, но все понимали, что он, своей несговорчивостью, только усугубляет своё положение.

В этот момент, всё же, вновь, мелькнула удача. Противник болеар — ареваки, были опрокинуты и, отступая к лесу, усеяли своими телами весь склон холма…

Именно, в этот момент, прозвучал сигнал атаки конницы врага. Приведённые в порядок тысячи, разгонялись для нового таранного удара.

Командиры Ферона, уже без него, повели всадников навстречу врагу… Послышался звон оружия и новая схватка, омылась новой кровью… Враг, получив совсем свежие силы, рвался к излучине… Атака, отдохнувшего правого фланга «священников» только на время, выровняла положение…. Враг прибывал новыми сотнями… а «священники» перемешивались с ними в общую схватку… Вскоре, свалка уже шла в месте расширения излучины. Неприятель, новыми силами, попытался обойти оборонявшихся, но с холма получил «заряд бодрости» в виде каменного дождя от болеар, и отступив, стал давить в сторону береговой зоны… Положение там становилось особо критичным.

Но, в этот момент, справа, со склона холма, раздался рёв крика:

— Барка!

На холм вернулась пехота ветеранов. Увидев, что помощь болеарам не нужна, она обошла холм и выйдя к флангу конницы врага, атаковала его, неся смерть всем, кто попадал под её мечи. Это, совершенно, неожиданное вступление в сражение мечников ветеранов Гамилькара, полностью сломило дух противника. Он подумал, что к оборонявшимся подошло подкрепление и, теперь, нет никакой возможности думать о прорыве. Ветераны, вспарывая лошадям бока и животы, заставили «затрепетать» сердцем всех, кто ещё надеялся на победу. Строй ветеранов вытянулся, пытаясь отрезать часть конницы, завязнувшей в сражении со «священниками», от леса. Враг понял, что его ждёт истребление и обратился в бегство. Ареваки, появившиеся из леса, после своего разгрома на холме, были смяты своими же всадниками и побежали вслед за конницей… Увидев бегство своего левого фланга, остальная конница врага отхлынула от всех позиций обороны отряда Ферона. Поле излучины было завалено телами павших врагов… Этот вид навивал тоску на сердца всех, кто наблюдал его. Враг, скрывшись в лес, более не показывался. Его рога и трубы звучали где-то в отдалении… Соратники Ферона поняли — это было последнее столкновение на сегодня. Враг, теперь уже отступил далеко и сегодня… не повторит свои попытки прорыва.

Вокруг Ферона, собралось множество воинов. Все были озабочены его здоровьем. Ферон, пока ещё не потерял чувств, отдал свой последний на сегодня приказ:

— Шлите людей за заслоном ветеранов, который остался на большом холме! С наступлением сумерек — тронемся назад. Я думаю, мы полностью выполнили задачу Стратега…

Неприятель, подсчитывая ужасающие потери дня, не проявлял никаких знаков своего присутствия в черте холмов. Он ожидал нового дня и подкреплений, кои могли дать ему уверенность на планы следующего дня штурма, позиций уже ослабленного противника…

Глава 8

Квинтилий Альба, вместе с армией Индортиса, повернул назад, не решившись на переправу Бетиса. Возможность вторжения в Андалузию с этой стороны стало покрываться туманом, после того как сам вождь Индортис, увидев смерть арканитов, потерял веру в успех и стал с подозрением относиться к речам самого Магистра. Меж ними, незримо, пролегла черта недоверия. Вождь, после долгого раздумья, озвучил Альбе свои мысли, сказав, что он намерен совершить переход через реку вернувшись назад, в сторону устья Бетиса. Там он, перейдя Бетис, поспешит на соединение с Тестолапием, о чём он договаривался прежде, перед самым своим выступлением. Альба воспринял это известие спокойно. Он видел «метания» Индортиса, а сам пребывая в хандре, после гибели большинства своей, выращенной им, «молодёжи» ордена, отреагировал на это заявление молчанием. Но, когда армия кельтов, стала поворачивать назад, он вдруг понял, что у него нет пути, как только двигаться вместе с ней. Неизвестные «охотники», кои уничтожили его половину арканитов, явно были поблизости, как невидимые «духи», готовые закончить своё дело, как только Альба покинет прикрытие многочисленной армии кельтов. Он, поняв это, отдал приказ об этом всем своим оставшимся людям и пристроился к колонне кельтов…

Уже два дня, армия находилась в пути, переправившись через Бетис (Гваделоквирт) в месте, облюбованном Индортисом. Река, кстати, почему-то вспучилась и усилила своё течение. Её воды несли муть, смытые, сорванные травы, оторванную с мелководий тину, разного рода мусор, плывущий по ней «островами». Всё это только нагнетало напряжённую обстановку похода и располагало к размышлениям. К тому же, во время переправы, вдруг, совершенно неожиданно, появились три галеры карфагенян, кои разметали и потопили попавшиеся им плоты переправляющихся кельтов. Одна, тут же, повернула назад… Индортиса это ещё больше убедило в правильности выбранного решения. Альба задумался ещё больше…

«-…что мне сейчас предпринять? Что же происходит вокруг моей миссии здесь? Ведь, кто-то же пущен по моему следу?.. Это так… Неужели Боги, хотят помешать мне? Боги… Я мало верю в их могущество. Ну, да… помешать они могут… Но ведь, они мне мешали и в Иллирии?! Но я, там, выполнил всё, что поставил в своих целях. Всё. Потери не в счёт. Выполнил то, к чему другие не могли даже приблизиться. А здесь?.. Вон… даже река неестественно „взбесилась“?! Даже она, проявляет нам противодействие… Истреблена часть моего отряда, на кою я ставил в будущем. Моя опора. Теперь, её нет. Это Понтифик послал за мной убийц! Он. Эта старая лиса, наученная Скрофой, мной недооценена. И может, так статься, что задача, кою он возложил на меня, возложена ещё на кого-то?! То есть, я как отвлекающий „заяц“… Стоп! Я об этом не подумал… Что сказал мне Секунд? Он сказал мне о разговоре с каким-то адептом Ампилы?! Так-так… Ампила. Куратор. Идёт моим путём. Я слепец! Они послали меня к моему же убийце! Думай, Квинтилий… думай… Ампила, старший брат Папилы. Гиганта. Сторожа Понтифика. Эх! Я сделал промах! Там в Африке! Послал за ним не тех адептов… Он убил обоих. Да, надо было посылать опытнее… Это было там в Африке. Эх! Так всё было удачно начато. И восстание одураченных наёмников, коих взрастил Гамилькар и сам же, вынужденно, уничтожил их! И кучка вождей, развращённая золотом Скрофы, кое мы добыли в додекаполисах рассенов. Да… было весело! Хотя, я еле избежал гибели… Прям, почувствовал дыхание Таната, который гонял демона Диспатора, коего мы выпустили на „волю“… Демона… знать бы того демона в лицо!.. Молодость… Глупая молодость. Вера в свою исключительность. Вера. Слово из языка рассенов. Ведать мудрость Ра… мудрость сияния Света. Что я ведаю… Ничего. Я заплутал в извращениях жрецов!.. В коих заплутал и погиб мой отец. Он искал истоки культуры… Искал в тайне от Ордена. Наверное, добился неплохих результатов. Ведь его убили именно из-за этого! Жаль, он не успел поделиться своими знаниями со мной… Наверное, хотел поделиться… Опять я использую „образ“ белых Родов. Я могу читать их руны, но плохо разбираюсь в их „образах“. Наверное… Упомянул их Навь… Навь верная… Всё, буквально все, пронизано их мудростью… Светлоокие ушли… но оставили после себя мир, в котором „иное“, не принадлежавшие их мудрости, вымирает. Отсюда, „блеянье“ жрецов о каре… Отсюда их стремление всех смешать… Смешать все языки… народности… кровь… Утопить всех в демографии… демагогии… поработить не только физически, но и душевно… сделать рабами „божьими“. Только Бога своего, они создадут сами… Одно им не дано! Им не дано поработить Дух Светлооких, который они оставили в поясе легендарного Беловодья. Где оно находится?.. Туда ушли рассены из своих городов… Не все. Часть осталась. Например, тосканы, или тоски… Но, они уже утрачивают свой „дух“. Они поклоняются тем же „богам“, коим поклоняются и другие заплутавшие народы — богатству, золоту и их производным… Я в их числе… Ненавижу себя за это! Но возраст ставит мне ультиматум… Ставит! Или ты на стороне Света… или добро пожаловать в рабство душ! Нет… рабство я оставлю Понтификам. Не знаю сколько их ещё будет. Всё одно я сделал этому Свету добро. Я уничтожил Скрофу! Вернее, не я… но без меня, у них бы ничего не получилось… Я к этому приложил руку. И это хоть как-то удовлетворяет меня. Может, мне ещё раз позволят родиться на Мидгарде?! Да… но кем? Если, не в расе, лучше смерть… Но кто знает, как поведёт себя моя совесть… Только она… Одно успокаивает — она у меня есть. И это даёт надежду…»

Альба вдохнул, обведя соседей глазами — адепты ехали молча, понуро.

« — Так. Вернёмся к нашим бедам. Кого послали, но нашим следам?..»

–…Квинтилий, ты что не слышишь меня? — Альба вдруг услышал голос Секунда, который оторвал его от его дум.

— Что? Что ты спросил? — повернулся он к товарищу, но по лицу Секунда, догадался о смысле его вопроса. — Понял. Да, Секунд, будем двигаться вместе с ними до Гелики. Только там мы отделимся от неё.

Секунд, какое-то время, размышлял над ответом Альбы, потом заметил:

— По всей видимости, ты ограничил нашу задачу охотой на самого Льва? Оставив его «прайд» в покое.

Альба скосил на него свой взгляд и заметил:

— У меня нет сейчас ни сил, ни возможностей, осуществить и то, на чём ты заострил своё внимание. По приходу к Гелике, осмотримся и примем правильное решение.

Секунд, теперь уже, переглянулся с Секстом, прежде чем заметил:

— Я поддерживаю твою решение, Квинтилий. Вообще, вся эта задумка и планы мне сразу не нравились! Именно, она привела нас к конфликту с Богами…

— Богами?! — Резко отреагировал Альба. — А с Богами ли?! Нет, Секунд, здесь другое. До этого, Боги ведь благоволили к моим планам! А они были не «чище» этих. Я думаю, среди «наших» есть предатели. И их центр в Ордене. Может, среди нас есть их «рука». Я этого не исключаю… Враг, напавший на наш отряд, думал, что и мы находимся в нём. А, скорее всего, напал с небольшим опозданием. Совсем с небольшим.

Альба замолчал, снова оглядевшись.

— Я тоже склонен так думать, Альба, — отреагировал на его слова Секст. — Это точно предательство! За нами двигались по пятам. Двигались те, кто должен был уничтожить всех нас! Мы сами видели их. Но, как оказалось, не всех! К тому же, два тела, мы так и не нашли! Их нет.

Квинтилий посмотрел на него.

— Это правда. Но ты, Секст, не берёшь в расчёт, что они могли попросту сбежать. Избежать гибели! Нельзя отсутствующих и не могущих сказать в своё оправдание ничего, сразу же обвинять в предательстве! — заметил он. — И убийцы, могли уйти по их следам! Это тоже существенный вариант.

— Я думал об этом тоже, Квинтилий, — заметил в ответ Секст. — Но тогда, они бы бросились убегать в ту сторону, в кою убыли мы?!

Альба горько улыбнулся.

— Нет, Секст! Они спасались в то направление, куда имелась возможность — это осуществить! Так бы поступили и мы с тобой.

— Тогда, где же предатели, по твоему рассуждению? — спросил Секст.

Альба оглядел обоих.

— Об этом я как раз и думал, когда меня оторвал от размышлений Секунд. Не хочу, огульно, кого-то обвинить заранее. Я много раз это делал прежде. Мне не приносило это пользы, хотя, удовлетворяло самолюбие! Времена глупости прошли. Настали времена логической цепи выбора правильности преодолеваемого тобой пути. Пора… будить РАЗум. Да, червь сомнений, гложет мне сердце! Я скажу вам, где предатель?! Но сделаю это только после того, как построю полную логическую цепь своих рассуждений, коя станет твёрдым моим убеждением.

Секунд, снова переглянувшись с Секстом, отреагировал на это:

— Хорошо. Я знаю могущество твоей логики. Но, прежде чем ты снова углубишься в свои рассуждения, хотел бы спросить тебя вот о чём — доверяешь ли ты полностью Индортису?

— Нет. — Сразу же, ответил Альба, не на мгновение не задумавшись. — Я не могу испытывать доверие к игральной кости, кою собираюсь бросить на стол! Он всего лишь одна из набора «костей». И мы, тоже, «кости»! Но на столе у Понтифика. У каждого — свой стол игры… В эту игру Понтифик играет давно, не посвящая других в её правила. Поэтому, его «стол» выше… Но, я, давно, заметил, что «кости» на столе Понтифика, не равнозначны! Игра… подтасовывается… И игра та, носит название Орден Арканитов. Игроки в Храме, а кости в подвале. Всё и все, на своих местах! Только те, с кем играют главные игроки нашей стороны, то есть противники, не видны нам. Как не видны и наши «главные игроки». Коварная игра. Ты «кость» и совсем не знаешь, для чего тебя бросают?! Для жертвы… или для достижения победы. Но, каждый ход, получает и «противоход»! И этот «противоход» иной раз мощнее чем сам ход!.. Вот мы получили такой… Но с кем играют наши «отцы» ордена? Мы не знаем… пока…

Секунд и Секст, с вниманием слушали Альбу.

— Неужели же, ты думаешь, что в противники они выбрали себе Богов? — Усомнился в имени и стороне, «скрытого» словами Альбы противника, Секст. — Наших Богов?

Альба, вдруг, «провалился» в размышления. Он понял, что совершенно случайно открыл собеседнику сокровенные мысли. Мысли, уже долгое время, не дававшие ему покоя. Через «долгую» молчаливую паузу, вызванную его размышлением, он оглядел обоих и сказал:

— Эта игра идёт по неизвестным, не понятным нам правилам, Секст. Хотя, «кости», кои мы из себя представляем, бросаются на стол с различным намерением. Какая, для какой цели? Это решаем не мы. И может быть, нас сюда просто «бросили», как жертву? Как в той игре в фигурах, когда одну «фигуру» отдают в ходе игры в жертву, чтобы выиграть качество игры или более могущественную «фигуру» противника. Я думал, что использую Индортиса, но не думал, что «кто-то» использует и меня, и Индортиса?! Поэтому, я хочу вернуться к прежнему ходу… Индортис же… пусть следует своим путём! Мне он уже не интересен. Я не хочу быть «виновным» в гибели его армии, или… в его триумфе! Пусть сам ходит в этой партии, — я дал ему право самому сделать свой ход! Этим, я развязываю себе руки в отношении самого себя! Я не хочу лететь по запланированной кем-то траектории полёта моей «кости». Навряд ли, я позволю это сделать… Мы выберем его… этот «ход и полёт». Себя «бросать» мы больше не позволим… По крайней мере попытаемся это сделать… От этого мне становится уже не по себе! Я опять пользуюсь «образами» Светлооких… Навряд ли… Навь рядом… Рядом!? Светлоокие подсказывают нам о наших промахах в каждом «образе» слова… А мы слепы и глухи… Стадо ослеплённых рабов! — Альба сплюнул и замолчал.

Секунд и Секст до конца не поняли слов Альбы.

— Ты упомянул всех?! И Богов, и Светлооких?! Кто наш противник? Юпитер? Двуликий Янус? Светлоокие?

Альба вновь «выплыл» из струи своего раздумья. Он понял, что ему не избежать разъяснений.

— Двуликий Янус, если и играет, то не над столом, а под ним… — Заметил Альба, и увидел, как оба лица арканитов стали «каменеть». — Что, неожиданно звучит?! Но вы сами хотели разъяснений?! Извольте, получите… Раз-яснений… Снова «образ»… Раз — Заря, Первое Солнце, дающая понимание истинности задач рождения «Я»… Что касается Юпитера… То он «над» доской. Но он хитроумный игрок! Но, одно я знаю точно, вряд ли он нам союзник! «Наши» союзники серы лицом и любят «тень». Свет им только во вред! Я заговорил стихами, видите… Ромул, первым понял это. Они только прикрывались пантеоном, сами же, строили подземелья. Мой предок, понявший подмену, был просто умерщвлён ими. И мой долг докопаться, до истинных причин его смерти!

Секунд кивнул.

— Этого же хочу, и я! Поэтому, я с тобой столько лет, Квинтилий. Но как нам вести себя, в игре, правил которых мы не знаем? — Отреагировал он на слова Альбы. — Мы будем подыгрывать Понтифику и Ордену?

— Понтифику? — переспросил Альба. — А кто играет против него? Кто играет против основателей Ордена? Ты об этом думал, Секунд?! Чтобы выиграть хотя бы партию своей жизни, не обязательно остаться в живых! — При этих словах Альбы, лица Секунда и Секста вытянулись от изумления. — Что? Не поняли о чём я?! Ладно… Я скажу вам больше. Помните, захоронения Сорбо? Склепы рассенов — этрусков. Вы все были заняты там золотом. И не заметили многого. А… этого странного… было более чем! И очень много других… странностей… Масса. Ты Секунд, как-то сказал мне в одном из своих откровений, что немного знаешь рунику Светлооких. Но не прочёл там ничего. Я знаю, видимо, немного больше твоего, Секунд. Но понимаю, что и мои познания очень малы. Скудны. Но… кое-что я прочёл… Я не говорил вам — отец обучил меня кое-чему, в области письменности рассенов. Хотя, мой отец добился большего… за что и был убит. Как было убито и всё его окружение… позже… Всё!.. Поэтому, отец передал мне, только то, что передал ему дед, а деду его дед. И то, что мне удалось прочесть там, благодаря этому небольшому знанию руники, на одной из плит тех захоронений, заставило меня тогда задуматься… Но, Секунд, мы тогда с тобой были моложе… глупее… и основательно тупели, как все наши адепты, под воздействием промывания сознания основами Ордена… Глупость — спутница молодости. Иногда, эта спутница задерживается около нас на долгое время! Главное — вовремя оформить РАЗвод. Для многих, она становится спутницей на век. Кто в этом виноват? Сами. Всё происходит по нашей вине. И «моя» спутница, явно задержалась около меня! Она не дала мне, как вы все знаете, завести свою семью и законных детей! Законных! Своих! А не от «потёртых» матрон Рима, к коим меня тянуло, будто примазанного мёдом… Теперь, я понимаю свою роковую оплошность, переросшую в одиночество. Моя сестра живёт далеко… и я её проведывал очень давно… Но у меня есть племянник! Я просто души в нём не чаю!.. А мог иметь своих детей… мог. Но поддавшись похоти и разврату… лишил себя этого счастья. Вы это знаете. — Альба прямо взглянул на своих соратников. — Я знаю, что был осуждаем за это многими моими соратниками! И вами в том числе. Знаю… Но… я отклонился от темы. Вернёмся к ней. На той плите, я с трудом, путём напряжения всех своих уголков памяти, разобрал несколько строк. Вот их содержание: «…Не ведающий Конов этого мира, не прикасайся к плитам, установленных познавшими их… Ибо, это сулит тебе только смерть, не от нас… но от всего, что окружает этот мир…» Далее на той плите я не понял ничего, так как рун было огромное количество, а я знал лишь часть их, но вот ещё что мне удалось прочитать. «…живущий не в Конах Света, живёт во Тьме, созданной не для людей… и попадёт туда после того как пРАХом энергии осыплется в этот мир, ибо здесь был рождён и прах его принадлежит Нам, а душа Тьме…» Я, когда прочитал это, не придал тому внимания. Не имел опыта сравнения. Но позже, после смерти тех, кто ворошил там хранилища, возвращался к этим строкам всё чаще и чаще… Что меня, вдруг, так напрягло? А вот что я подметил! Вспомните, ведь в подземельях додекаполисов нет никаких изваяний Богов?! Их нет!.. Мир Теней… Мир Праха… Живым туда вход воспрещён. Всем живым. И Богам в том числе! А те, кто писал те строки, стояли только под «живым светом» Солнца… над Светом, над Солнцем… Понимаете?.. И мы о тех, кто писал эти строки, не знаем ничего. Пантеон Богов Мардука — Зевса — Юпитера появился позже! Но они, ведь, не заходили за печати! Хотя, имели в своём пантеоне уже Богов, кои могли жить под землёй! Могли… но не заходили за печати! Значит, есть то, чего бояться тронуть даже Боги! Бояться! Какие мы глупцы! Полезли туда… И кто нас такими сделал? Орден! Я вдруг, внезапно, вспомнил, что мой предок Ромул, перед самой смертью, отказался посещать мрак подземелий Храма Януса, который, как говорят легенды, сам же и построил?! Он не захотел больше посещать подземелье Двуликого?! Я знаю это точно — мои предки передавали это из уст в уста. Далее. он перестал посещать и сам Храм. И это, я теперь знаю, случилось неспроста — Ромул «что-то» понял, или узнал «что-то». И это «что-то» стало совсем неприемлемым в его знании, для тех, кто следил за этим процессом становления Храма и Ордена. Для тех, кто «прячется» в его недрах, став пожизненными последователями Тьмы. Понтифик, как я знаю, уже несколько лет не покидает подземелий. Не показывается Свету?! Он, что боится его?! Боится осыпаться «прахом» энергии?! Разве не так? — Альба поглядел на Секунда и Секста — те молчали.

–… И что самое главное, его старение как будто остановилось?! — продолжил свои мысли Квинтилий. — Это моё личное наблюдение. Но оно верно. Он перестал стареть дальше. Они всё время проводили там какие-то изыскания с кристаллами? Кристаллами времени… И когда я имел с ним последнюю беседу, я был удивлён этим, так как не видел его почти четыре года, и он с тех пор не изменился. Но стоя там, я чувствовал смерть своим затылком… Чувствовал, что за моей спиной находиться «кто-то» и видел, что Понтифик бросает взгляды за мою спину. Он, имел с кем-то молчаливый диалог по поводу моей жизни. Он отчётливо видел его… в полной Тьме?! Я, улучив момент, пару раз обернулся… но ничего не разобрал в той Тьме. Хотя, мы можем видеть во мраке. За Понтификом, в течении всей нашей беседы стояли его «псы». Я их отчётливо видел. Но вот за спиной, Тьма стала непроглядной, даже, для меня… Тогда, я вгляделся в Понтифика… то внезапно заметил, что он не выглядит дряхлее, с момента нашей последней встречи с ним… Я за это время постарел, а он нет?! Его старческая дряблость членов, как бы «замерла». Остекленела. И тут я вспомнил о том, о ком все говорят в Ордене только шёпотом. О том, кто живёт на четвёртом уровне подземелий Храма! Ведь ходят же слухи, что это и есть сам Рем! Рем, слившийся с Тенью Тьмы…

Альба замолчал, задумавшись над чем-то, но уже через несколько долей времени, продолжил:

–… Я всё время думал, что, став учеником Скрофы, коим я восхищался — считав его гением нашего дела, я познаю тайны Храма. Но, я глубоко ошибался. Я так же внезапно, рассмотрел в нём другую сторону — он всё время тянулся к тени?! И беседы, он любил проводить сидя в тени мрака, а его собеседник, наоборот, на освещённом месте. Он хорошо замечал все изменения в мимике лица своего собеседника, оставляя в «тени» свою… Уже тогда я подумал: «…откуда у Скрофы и Понтифика, такая тяга к сумраку?..». Этот вопрос стал возникать у меня в размышлениях всё чаще и чаще… Именно это, будоражило меня долгое время. Именно это, заставляло меня, когда я возвращался из «тени» Скрофы, предаваться всем порокам на Свету! Этим я, как бы проводил черту меж собой и ими! Черту разграничения… Но меня никто не понял тогда… не понимают и сейчас… Может это и к лучшему. Слепой враг, лучше зрячего. Я это делал и для того, чтобы ослепить слишком догадливого Скрофу, который принял моё поведение, за «слабость». Слабого он не считал за противника. Так я, на глазах у Скрофы, предавался сладострастиям и разврату, пристально следя за ним и изучая его повадки и привычки. Я искал слабости его натуры. Но их не было. Огромный аналитически сложенный мозг, не давал места ничему… Скрофа, заметив и поняв мою «слабость» решил, что может теперь использовать меня как «кость» и это меня устраивало. Но, Скрофа, есть Скрофа! Он сумел подсунуть мне, моего же родственника Северина, которого я использовал в убийстве Септемия Бибула. Я не знал, что являюсь «пешкой» в этой партии, коя чуть не кончилась для нас гибелью в Африке, Секунд. Мы просто опередили Скрофу. Вернись мы в Орден — нас ждали бы убийцы. Это был как экзамен для меня. И я его сдал достаточно хорошо. Скрофа просчитался на этот раз. Он… забыл, что я не думаю, как он… Я размышляю… И мы, вследствие моего размышления — остались живы (Автор замечает здесь, что часть сакрального смысла в этих нескольких фразах нашего героя, большинству читателям скрыто. И станет понятна… при чтении последующих Уроков РОКа. Тем не менее… кто просвещён, поймёт.). Но с тех самых пор я понял, что повязан с Орденом невидимыми нитями, кои ведут меня за собой, во мрак, в тень, подальше от Света. Эти нити ведут также и вас.

— Но тогда, зачем мы здесь? — не понял Секст, — Зачем мы выполняем волю Понтифика? Ведь, получается, что это лишь отсрочка нашей смерти?! Они, нашими руками, уничтожат ненавистного им Баркида. А потом «сотрут» и нас!

Альба обвёл всех взглядом.

— Да. Но если бы я не согласился отправиться сюда, меня, а потом и вас, уже бы не было. Таковы, озвученные правила игры на этот её этап. Противится им, значит, умереть. Отправляясь сюда, мы тем самым отдалили нашу явную гибель там, но подставляя себя под возможную гибель здесь. Но оказалось, что расчёт на слово «возможную» был мной неправильным. Нас подставили под уничтожение, как жертву в их «партии». Нас спасло опять что-то непонятное. Неопределённое. Я попытаюсь просчитать происхождение этого спасения. А потом, пора посчитаться с Тенью за смерть Ромула… и наших людей…

Секст и Секунд переглянулись.

— Так значит, мы сейчас не озадачены смертями Баркидов?

— Нет. Мне надо подумать, как отсюда убраться. Но перед тем, как мы это сделаем, мы хорошенько присмотримся ко всему происходящему.

Секст какое-то время молчал, обдумывая сказанное Альбой.

— Тогда на чьей стороне те предатели, о которых ты говорил в самом начале разговора? — Неожиданно озадачился он вопросом.

— На стороне Света. — Также неожиданно ответил Альба, смотря в пустоту.

Все трое переглянувшись, погрузились в молчаливое РАЗмышление… (Ещё раз замечу, автор непросто так выделяет определённые слога. Когда мы коснёмся глубин и трансцендентности нашего языка — вы поймёте смысл этих выделений. Авт.)

Глава 9

Отряды Хвана, двумя колоннами, охватывали лес, из которого появился неприятель, уничтоживший несколько объездных дозоров, высланных стратегом Хваном. После того, как главная цель была достигнута, в лес были отправлены лазутчики и Хван с нетерпением ожидал их сведений, всё время справляясь о их возвращении… Он испытывал надежду, что ему удалось «отрезать» хоть малую часть сил юного сорванца, решившего играть с ним игры. «Играть» с тем, кто всю свою жизнь, загонял, ловил в различные силки, смастерённые под различные условия охоты, «дичь» различного размера и, вследствие этого, и той опасности, коей подвергался сам… Старый военачальник, посчитав себя униженным, но не «потерявший» от этого чувства «холодной» головы, способной на правильный расчёт, принял вызов, брошенный ему «перчаткой» сорванца в самое лицо. Он хоть и чувствовал дерзость этого поступка, не спешил с ответом, а обойдя лес быстрым перемещением, ожидал известий о вражеском движении, когда он поймёт, что попал в его «силки». Только тогда, Хван, решил начать окончательное смыкание своего «кулака», коим он намерен был раздавить птенца, рано почувствовавшего себя соколом…

И всё же, его уязвлённое самолюбие давало о себе знать в его бесконечно долгом ожидании известий из огромной площади леса, лежавшим перед ними, в который отправились его лазутчики. Каждые полчаса, он спрашивал о появлении новых известий и не получая их, опускал голову, впадая в размышление. Следопыты не возвращались…

Наконец, он заметил впереди себя какое-то оживление, кое выдало его личное окружение. Он поднял голову и нетерпеливо повернулся к своему ближайшему помощнику:

— Кирт, узнай, что там?! Они будут сюда пробираться вечность?!

Тот, к кому обратился Хван, с несколькими своими приближёнными, погнал коней вперёд и… исчез меж отрядов конницы…

Хван, справившись с возбуждением, вызванном тем оживлением, кое он увидел впереди, не отрывал своего взгляда с той точки, где исчезли его посланники. Вот, снова, появились Кирт и с ним в два раза больше всадников, чем ускакало вослед за ним в том направлении… Они, ровным темпом движения, заданным лошадям, достигли Стратега.

— Докладывайте. — Без всяких вступлений, кивнул им Хван.

— Стратег, мы проникли в самый центр леса и не нашли врага. Лес пуст. Я оставил несколько десятков следопытов, кои по его краям ищут направление ухода противника! — Сразу же, выпалил начальник дозоров Хвана, который отвечал за успех работы разведчиков и следопытов.

— Как нет?! — на лице Хвана выразилось нескрываемое удивление, — как нет? Куда же он делся?! Мы же обнаружили след колонны, идущий в него?!

Этот вердикт начальника дозоров поверг в ступор не только Хвана, высказавшего своё неудовлетворение ходом проверки леса, но и всех, кто находился рядом с ним.

— Да следы идут до реки, но реку они не перешли! Как будто они вернулись назад и прошли прямо на нас?! Это непонятно… и выглядит сумасшествием…

Начальник дозоров, сам не находил объяснения тому, что они обнаружили.

–… Я надеюсь, что те следопыты, кои рыщут по краям леса, обнаружат то, что подскажет нам способ исчезновения врага?! — Закончил он.

Все повернулись на своего опытного Стратега и тот, понял, что всё его окружение ждёт от него приказа о дальнейших действиях. Он недолго раздумывал.

— Ждём конкретики данных. Всех! Я должен знать кто уничтожил наши дозоры? Какими силами? В каком числе он двинулся? И куда?..

В этот самый момент, из плотных отрядов конницы, появилось ещё три всадника, в зелёных плащах.

— О! Это Нурих! Мой самый опытный следопыт! — Просиял лицом, начальник дозоров, — раз он здесь, значит «сел» на след пропавшего врага, мой Стратег! Сейчас, мы узнаем всё!

Три всадника, осадили своих лошадей у свиты Хвана.

— Говори, Нурих! Не мешкай! — сразу же подсказал ему начальник дозоров. — Где враг?! И сколько его было?!

— Было три группы всадников. Все численностью по сотне всадников. Это андалузцы. Они ждали наши дозоры в тех местах периметра леса, куда бы сами отправили такие же группы, для изучения его протяжённости и густоты. Это были засады. Дозоры, выйдя в ночной объезд, просто попали в ловушки!..

Хван, услышав это, задал то, что его больше всего интересовало:

— Так, Ладно. В какую сторону они ушли? На Юг?

— Нет. Они ушли в разные стороны, Стратег! В разные!

— Как? Что ты говоришь?! — Хван оторопело поглядел на следопыта. — В разные?

Следопыт наклонил голову.

— Да. Одни переправились через реку. Другие стали подниматься вот за этот гребень холма. — Нурих показал его жестом руки. — Третьи, двинулись к Югу, как ты и предположил. Но, мы нашли следы прохода отрядов во все направления. У них очень опытный и отлично знающий местность провожатый! Я не знал о существовании прохода вот за это гребень холма. Но пройдя по следам, увидел лазейку!

Хван понял, что добыча, «дичь», выскальзывает из его рук — рук охотника.

— А что? Что за тем гребнем? — вырвался его нетерпеливый вопрос.

— Там три холма, ниже этого, но гораздо обширнее в объёме. Движение там, если и есть, то только для того, кто хорошо знает здешние места. Я сказал — у врага такой человек есть. Но птицы, летающие и гомонящие над холмами, не выказывают присутствие врага! Они поднялись после нашего появления?!

Хван, опустив голову, находился в полном замешательстве.

В этот момент, появилась ещё одна группа всадников.

–… Хван, враг видимо, ушёл вдоль реки?! Мы нашли следы! — выкрикнул один из номархов дозора.

— Да?! И вы нашли следы?! — Отреагировал Хван. — Сколько же ещё следов, вы обнаружите до конца дня?! Он, что, ушёл в четыре направления?!

Хван смотрел на гребень холма. Ему вдруг припомнилось, что сон, подсказывал ему о полёте сокола со стороны кустарника, который рос на склоне крутого холма. Но принять решение о направлении своего движения не мог — не имел полной уверенности.

Окружение, видя его замешательство, обратилось с предложением:

— Хван, может подождём всех остальных следопытов?

Хван оглядел всех его окружавших. Юнец, переиграл его. Он выказал ему свой неожиданный ход.

— У него опытный советчик! Гордей был прав! — Твёрдо произнёс он. — Я даже не знаю, что он может сейчас предпринять. Вырваться далеко от нас он всё равно не сможет.

— Да. Но этот юный сокол способен осуществить западню для любого из наших отрядов! Даже, для нас! — негромко произнёс Нурих.

Хван, мгновенно, метнул на него свой взгляд и снова вспомнил сон… при упоминании сокола. Он, внезапно понял, что, вызвавшись в этот рейд, он совершил огромную оплошность… и может в нём растерять весь свой авторитет, который так долго копил в походах. Он, ещё раз взглянул на Нуриха… и передумал отвечать ему резкостью. Вместо это, он медленно произнёс:

— Сокола?.. Соколом не становятся после двух — трёх удачных нападений на дозоры. Подождём. Если, поймаем этого «сокола», я привяжу его к жеребцу, за которым он побежит на верёвке, пока мы будем добираться до Тестолапия. В этом беге… с него слетят все перья. Я понял куда он двинулся. Он двинулся в ту сторону, с коей пришёл сюда. Закроем проходы ему назад. Посмотрим, как он замечется в той западне, кою уже мы ему создали…

В этот момент, откуда-то, из-за холмов, но совсем с иной стороны, кою указал сам Хван… прилетел далёкий голос слившихся вместе, различных труб, рогов… Эти звуки, заглушались птичьим гомоном и долетали урывками…

Все повернули головы в том направлении, слушая в напряжении эти голоса птиц, труб, рогов…

— Что это? — спросили военачальники Хвана.

Тот, словно бы, окаменел. Он молчал, ничего не говоря… только угрюмо слушая…

— Это отголосок произошедшей битвы. — Ответил за всех Нурих, — Видимо, тот кого мы ищем, не думает прятаться. Скорее всего… на него напоролся один из наших отрядов, кои посланы в обход?!

Хван не отреагировал на эти слова… Мысль его лихорадочно стучала в голову о его просчёте! О просчёте, который его гордыня и тщеславие никак не могли принять…

–…Не могу понять, с какой стороны звучат сигналы? — крутил головой Кирт, — гомон этот птичий, словно бы специально мешает!

— Эхо крутит его над холмами! — Подтвердил ещё один военачальник. — Заколдованное место! Мне кажется, звук идёт со стороны тех холмов?!

Он указал рукой на Юго-Запад.

— Нет! Он идёт строго с Запада! — Не согласились с ним другие. — Там наш отряд Оклака! Он, наверное, задал хорошую трёпку, попавшемуся в силки «львёнку». Хван, не быть тебе тем, кто погонит щенка, перед своим конём. Оклак сделает это.

— Вы неправильно рассудили о рождении звука, — подал голос Нурих, — он не рождён там, откуда он доносится до вас. Он рождён на севере. И он только что стал долетать до нас из-за того, что источник его приблизился к нам… и очень быстро приблизился… Похоже, что кто-то бежит… а кто-то его гонит…

Военачальники, мгновенно посмотрели на Хвана, ожидая приказ к выступлению.

— Пошлите дозоры, пусть найдут проход для конницы в густоте склона, лежащего перед нами. Если, Оклак гонит сорванца, поймаем его! — Наконец-то, принял решение Стратег.

Нурих и его всадники, тут же, были отправлены на поиски прохода многочисленной конницы.

Военачальники, оживлённо обсуждали доносившиеся до них звуки… Но, те, стали пропадать… затихать… и, вскоре, эхо их исчезло вовсе…

Это напрягло всех присутствующих и они, с вопросом во взгляде, переглядывались меж собой время от времени, молча, бросая взгляды и на Хвана. Но тот, тоже, молчал…

Наконец, появились всадники Нуриха. Но они были не одни…

То, что увидели военачальники, было совершеннейшей неожиданностью не только для них, но и для самого Хвана. Вернее, это не было неожиданностью для него. Скорее, это было тем тяжёлым подтверждением того самого сна, о коем он не хотел думать с самого утра. От которого уходил в своих мыслях и к которому не хотел возвращаться в размышлениях… Но сон, или явь сна, стала реальностью, превратившейся в действительность.

С Нурихом, оказалось два десятка всадников кельтов. Все они были в плачевном состоянии — в крови, и многие имели ранения.

— Это люди Северного отряда Прикма, Стратег! Они тебе всё сами расскажут! — Сказал Нурих, с побледневшим лицом.

— Стратег, была битва! Мы разбиты! Уничтожены!.. — Задыхаясь от нахлынувших эмоций, заголосили появившиеся с дозором, люди Прикма.

— Постойте — постойте! Не все сразу! — Поднял руку Хван. — Пусть говорит один! Где было столкновение?

— Стратег. Мы попали в засаду! Хорошо организованную засаду! Все военачальники убиты. Включая Прикма! Это было ужасно…

Хван потерял самообладание:

— Заткнитесь?! Рассказывайте все по порядку! Как? Как это произошло?

Один из номархов, стал говорить, оглядев остальных.

— Наш головной дозорный отряд был атакован встретившимся ему, встречным, лобовым движением такого же дозорного отряда врага! Причём, враг решил тут же проверить боем наши порядки. Они сломили сопротивление нашего отряда и погнали его к нам… но когда увидели во что «вляпались», то тут же повернули назад… Наши военачальники, горя местью, тут же отправили погоню и сами понимая, что внезапно столкнулись с врагом коего, скорее всего, гоните вы, проиграли призыв к атаке… Я не был в передних рядах и не знаю, что там происходило… Когда я со своим отрядом появился из леса, в балке меж холмами уже шла битва… Отряды конницы, мелькали, мчась… то в одну сторону, то в другую… Враг был спереди… и почему-то слева от нас… Я даже не знал, что огромное число всадников, попало в расставленные заранее «колючки» врага… и именно там, погибла лучшая часть конницы… Мы решили обойти врага и понеслись влево от фронта битвы… Здесь, мне стало понятна задумка врага — так как впереди нас мы увидели «тупик» неровностей, который невозможно было преодолеть на лошадях… А меж тем, когда основная масса отряда ворвалась в балку, так как двигалась с большой скоростью, враг тут же захлопнул ловушку и позади нас показалась конница неприятеля… Всё смешалось… Ничего уже нельзя было понять, или поменять…

Хван слушал рассказ выжившего в битве и испытывал судорожное покалывание в сердце. Эта боль, возникшая в нём, стала расползаться из своего очага рождения и заполнять всю грудь. К боли, добавилось отчаянье от мысли, что уже ничего нельзя изменить…

–…Прикма, отчаянно искал выход из положения, в кое угодил. К тому же мы надеялись, что враг, напоровшийся на нас, гоним вами и ваша помощь вот-вот появится на поле сражения. Но, время шло, а помощи не было, Стратег!..

Хван, слушавший рассказ, думал о своём военачальнике Прикме, которого хорошо знал. Он, не перебивая рассказчика, подмечал, про себя, некоторые места повествования.

«-…как быть то? — параллельно слухового восприятия рассказа, текли его мысли, — Как не потерять своё лицо и не стать посмешищем перед недругами, коих у меня в стане Тестолапия масса? И зачем же, я, вызвался ловить этого Ганнибала?! Зачем?! Надо что-то делать? Кто следующий?! Мой отряд или тот, что двигается справа от меня? Надо срочно отозвать его ко мне! Срочно! Этот щенок, вовсе не щенок, а злобный молодой Лев! Если у него ещё и опытный советчик, то он опасен вдвойне. Он всё рассчитал. Всё! И скорость нашего движения… И нашу возню с окружением леса, который в оконечности оказался пуст!.. С кем я связался?! В какую глупость втравил себя?! Пусть бы недалёкий Тестолапий и ловил его! Надо выходить из положения. В этих холмах не добиться победы…»

Хван дослушал рассказ, прокручивая в своей голове исход судьбы Прикмы. Потом, поднял голову.

— Шлите гонцов к Мотрию. Пусть, сразу же, после получения моего приказа, движется нам навстречу. Оклак тоже идёт с ним! Сразу же! И пусть не ввязываются ни в какую погоню! Хватит глупостей! Движение к нам и больше ничего. Всем номархам — усилить дозоры. Следить за всеми холмами. Следить за активностью птиц. Их гомон говорит о многом. Я должен знать о каждом заметном продвижении противника! — Эти последние приказы, отданные им, застали всех военачальников врасплох — они ожидали иного.

— Но как же, Хван? Мы не преследуем врага? — подали голоса некоторые из них.

Хван повернулся к ним.

— Преследуем? Вы о чём?! Мы уже лишились трёх с половиной тысяч жизней. Этого мало? Холмы изобилуют ловушками. Мы, здесь, не ходили никогда. Мы на чужой территории. Я могу только вам отдать приказ, чтобы вы были в готовности. В готовности прийти на помощь тому отряду, который атакуют следующим. Я скажу вам, на последний мой расчёт в этом походе. Это не львёнок. Это молодой лев. Я ошибался. Ошибки свойственны всем, но не всем их свойственно признавать! Глупцы так и делают. Я не глупец и признаю свою прежнюю глупость, чтобы не растерять остаток опыта и мудрости. Если, нам повезёт и молодой Лев увлечётся охотой — он атакует отступающий отряд! В этот момент, мы можем нагрянуть с подмогой. Это всё, на что я могу рассчитывать в этой игре умов. К тому же, вы забыли, что где-то здесь находится сам вождь Сарбон, с силами гораздо крупнее, тех, кои имеет молодой Лев. А если, мы окажемся меж двух наковален? Как вам такой расклад игры?! Я не сразу это осознал. Не сразу. Лев то вёл нас в ловушку! Подыгрывая нашей охоте, в коей мы, потеряли бдительность. Быть всем наготове! Я думаю, юнец, всё же решит напасть на Мотрия и Оклака. Там посмотрим… Нападёт, тогда мы его прихлопнем как надоедливую муху… Но мне кажется, это не муха… А… всё же… сокол. Все свободны!

Хван распустил совет. Военачальники покидали его с двойственным осадком в груди: слова Хвана о опасности появления в тылу Сарбона, заставили многих переосмыслить ожидание триумфа, но и осадок неуспеха, так легко вообразимой прежде задачи, разъедал души многих…

Хван приготовился к ожиданию хода молодого сокола.

Глава 10

Гамилькар выслушивал доклады о возвращении с рейда корпуса Ферона. Самого Ферона на докладе не было — он был тяжело ранен и его отсутствие, говорило о серьёзности раны. Протектору доложили, что он на обратном пути, впал в горячку, от того, что не отстранился вовремя от командования и лишив себя последних сил, кои могли бороться с раной. Протектор, отправил к нему своих лекарей и те, вернувшись, поймали взгляд Гамилькара Барки, но ничего не сказали, перешёптываясь друг с другом.

— Что с Фероном? — не выдержал Гамилькар.

— Очень плохо, Стратег. Ему нельзя было ехать верхом. Но он не слушал советов. — Ответил старший лекарь.

— Да, — подал голос заместитель Ферона, Орест Хост, — последние два дня мы его несли на руках. Он не приходил в себя совсем. Метался в бреду. О чём-то говорил… непонятное нам.

Орест замолчал.

Гамилькар, услышав ответ на свой вопрос, задумался.

— Я проведаю его сегодня. А сейчас, я не буду вас задерживать. — Гамилькар взглянул на лекарей. — Сделайте всё возможное для него! Орест, Сапфон встретил вас?

— Да. — Ответил Орест Хост. — Они уже заняли позиции, когда мы миновали их. Но, враг тогда ещё не объявился.

— Да, потрепали вы его изрядно. Славно, потрепали! Всё прошло, как и планировали. Только вот ранение Ферона — не значилось в наших планах! Кто командовал маршем, после того как Ферон потерял чувства?

— Я, Протектор, — ответил Орест, — Ферон сам определил это, перед тем как совсем ему стало плохо.

— Хорошо. — Гамилькар кивнул. — Продолжай командовать тысячей! Ты справился с задачей, Орест. Я узнал, сколько лошадей пало на марше. Десятая часть — это очень хороший показатель, Орест. Опыт в тебе сказывается. Молодец! Ритм движения задал самый подходящий. Это большое умение — чувствовать не только силы своих воинов, но и резервы их лошадей!

Этой похвалой, Гамилькар особо отметил заслугу Ореста, на заключительном отрезке марша корпуса.

— Сколько отразили нападений врага уже на марше? — спросил он.

— После того, как Ферон лишился чувств — три. — Ответил Орест.

— Хорошо. Молодец. — Улыбнулся Стратег.

— Я всего лишь выполнял поставленный приказ. — Кротко улыбнулся Хост. — Ничего я такого геройского не совершил…

— Ладно-ладно! — улыбаясь, перебил его Гамилькар, — Я теперь знаю, что у меня есть ещё один, очень способный военачальник. Буду иметь это ввиду и впредь. А теперь, иди отдыхать, Орест! Все свободны. Завтра, после отдыха построй корпус. Я сам отблагодарю воинов. Иди!

Орест, приложив кулак к груди, покинул, со своими воинами тысячи, ставку Гамилькара. Стратег, проводив его взглядом, повернулся лицом к тем военачальникам, кои остались в его ставке.

— Что прислал Теоптолем? — он посмотрел на заместителя своего друга.

— Теоптолем передаёт, что противник потерял свои передовые колонны. У него огромные потери. Выбранная тактика — прорыва отдельных колонн, в нескольких направлениях не принесла результата. Соглядатаи передают, что в ставке врага недовольство. Брино Корбуло уже высказывает своё возмущение царю Абабе в открытую. Если, сегодня, Сапфон и Теоптолем уничтожат преследователей колонны Ферона, это же недовольство проснётся и у кельтов других Вождей. Есть мнение, что враг прекратит попытки преодолеть холмы разрозненными корпусами.

Гамилькар кивнул, разделив это мнение.

— Если будет так, то это даст вероятность того, что он (враг) снова объединится и спустится на равнину у Толето. — Гамилькар взглянул на карту Иберии, лежащую у него на столе. — Здесь огромная, пересечённая равнина, подходящая для развёртывания их огромной конницы. Но и нам она подходит. Что же, сила на силу! Как в старые добрые времена.

— Но там, у Толето, есть вероятность их обхода нас, Стратег?! Ведь у них конницы в три раза больше, чем у нас?! — военачальники напряжённо посмотрели на карту.

— Да. Вы правы. — Спокойно отреагировал Гамилькар. — Но у нас есть слоны. Вы… об этом забыли. Они у нас есть.

Это последнее утверждение Гамилькара, как бы уверило его военачальников, что у их Стратега, как всегда, есть свой план сражения. И разница в численности армий, совсем не волнует его. Его волнует качество армии и её духовная крепость…

Гамилькар, ещё какое-то время, вглядывался в карту… Потом поднял голову.

— Что есть от вождя Андалузии Сарбона?

— Пока ничего. Диархон тоже не прислал своих гонцов.

Гамилькар, немного подумав, произнёс:

— Видимо, там тоже интересная ситуация. Что же, подождём. Кто пойдёт со мной проведать Ферона?

Военачальники, все встали. Гамилькар улыбнулся.

— Ну что же, пойдём!..

Какое-то время им потребовалось для того чтобы выйти из центральной части лагеря… Далее, они шли в то место, в котором расположился госпиталь для раненых. Гамилькар, имеющий огромный боевой опыт, сам выбрал место под него. Госпиталь, занимал довольно большую площадь лагеря. Барка, часто заходил сюда, чтобы справляться о его надобностях и поговорить с воинами, кои нуждались в его поддержке. Хотя, крупных сражений ещё не было, но раненых было достаточно много — каждый день происходили стычки порубежного характера. Отряды врага, натыкались на заслонные отряды, оставленные специально для этой цели. Гамилькар, воюя в Сицилии целое десятилетие, отработал тактику войны в горах и холмах, до совершенства. Поэтому, лекари не сидели без дела и «работы» им хватало… Гамилькар, двигаясь вместе со своими военачальниками, то и дело останавливался и вёл беседы с теми ранеными, кого хорошо знал в лицо. Беседовал он с ними просто, без тени малейшего величия. Как простой их товарищ по оружию. Ни его титул, ни авторитет, ни регалии Протектора, никак не проявлялись в этих разговорах. Воины и Стратег, смеялись, отпуская различные шутки по разным поводам военной жизни. Все знали, что Гамилькар, много лет командовавший армиями наёмников, кои были «детьми» различных народностей и выходцами таких же различных стран, с различным же менталитетом восприятия особенностей той или этой военной компании, всегда находил со всеми общие темы для разговора. Эту особенность Стратега знали все, и она особо ценилась воинами. Они знали, что Гамилькар, может высказаться о их давно забытых тревогах, ранах, щепетильных ситуациях, в кои они попадали, совершенно открыто… И за это особенно любили Гамилькара. Он, для них был «отцом» и «матерью» одновременно. И поэтому, они готовы были идти за ним хоть в сам, коварный, тёмный Аид, куда опять же, если кто и знал дорогу, то этим человеком был, наверное, тот самый Гамилькар Барка. За всю свою огромную карьеру полководца, Гамилькар Барка не понёс ни одного, даже, даже самого мелкого, незначительного поражения и враги, кои были разбиты им, много раз были поражены его благородством, кое он демонстрировал в обхождении с их пленными. Гамилькар не был мстителен и тщеславен. Очень часто, он прощал разбитого врага, заключая мир на тех условиях, кои были совсем не кабального, и не непомерно тяжёлого характера. Много врагов, после этого, становились его друзьями, но были и такие, кто пользовался его снисхождением в своих целях…

Всё это знали и в Карфагене. И лавры покорителя Иберии, не давали покоя тем, кто сидел в советах высшей власти Карфагена. Поэтому, в такие визиты в госпиталь, охрана и военачальники, окружали Стратега, опасаясь за его жизнь, коя была слишком «открытая», незащищённая в нём и могла быть совершена ещё одна попытка его убить…

Группа военачальников, подошла к трём шатрам, в одном из которых находился раненый Ферон. Их встретил один из лекарей госпиталя, с которым Стратег, сразу же, поговорил о здоровье того, кого они все пришли проведать.

–… Что я могу сделать для него? — спросил Гамилькар, пристально вглядываясь в лицо лекаря.

— Ничего, Стратег. Я сам слежу за его самочувствием. Но… — лекарь пожал плечами, — он потерял очень много крови. Я осмотрел рану… сделал всё, что мог! Я накладываю ему каждые три часа, новый бальзам, который вытягивает энергию разрушения тела. Я думаю, что горячка спадёт скоро… Но, здесь ему будет тяжело поправиться… Сырость… лес, дышащий ею рядом. Ему, надо в Кастулон. В наш госпиталь в городе, там есть все условия для выздоровления. Если есть такая возможность, его надо переправить туда. Боги, увидев его в родном городе, обязательно помогут ему… Скажу только то, что я не понимаю… Как он, не отпустил шею врага, который вогнал ему в бок кинжал, непонятно?! Он сломал шею врагу, будучи уже раненым?! Ты умеешь подбирать людей, Протектор! Эта особенность у тебя с самой Сицилии…

Барка выслушивал своего лекаря в молчании, но на последней фразе того, перебил его:

— Ты говоришь, Филон, о Кастулоне? Ну что же, мы сделаем и это! Моя дочь в городе. Она поглядит за Фероном. Мы доставим его прямо в мой дом. Этот вариант подходит?

— Конечно же, Стратег! Это лучший из вариантов! Это сделаем после того, как спадёт бред. И снизим порог боли, при перемещении.

— Хорошо. Но мы сейчас, хотим проведать или хотя бы увидеть самого героя. Можно это?

— Почему нельзя. Но он спит. Поговорить с ним не удастся. Заходите. Я дал ему отвар, унёсший его в мир намного спокойней и размеренней, чем наш…

Филон, откинул полог шатра.

Гамилькар и военачальники, наклонив головы, вошли в шатёр. В нём царил полумрак. В нос ударило несколько резких запахов, готовившихся снадобий. На одном ложе, кои были в шатре, лежал тот, ради которого они совершили путешествие через весь лагерь. Он был накрыт покрывалом, лишь бледное лицо, делало его узнаваемым для тех, кто пришёл к нему в этот полумрак. Гамилькар шагнул к нему и нагнулся к лицу, будто бы вслушиваясь в его дыхание… Стратег, послушав, положил ему на лоб свою ладонь, будто что-то испуская из её центра в чело Ферона.

— Волны, исходящие от него — ровные. — Произнёс Гамилькар. — Танат не приближается к нему. Но, ты прав, Филон. Сил очень мало. Очень. Извёл себя. Поэтому, Танат недалеко. Надо быть начеку. — Гамилькар снял ладонь со лба Ферона. — Выздоравливай, Ферон. Я верю в тебя. Ты в силах перебороть то зло клинка, который поразил тебя. Ты ещё молод. Совсем молод. Умирать в таком возрасте рано. Я тебе говорил, что хочу погулять на твоей настоящей свадьбе! Позовёшь?..

Гамилькар улыбнулся, произнеся эти слова.

— Да. Мы оба с тобой одиноки. В этом наша схожесть. Но тебе с меня не надо брать пример. Ты должен продолжить род Форгонов-Феронов-воинов. Форгоны — торговцы есть. А Феронов-воинов пока нет. Поработай над этим. У тебя ещё масса времени. Выздоравливай. — Гамилькар медленно повернулся к выходу из шатра, будто бы задумавшись о чём-то.

Военачальники, в молчании окружившие ложе Ферона, смотрели на раненого, бесчувственного молодого стратега… Многие из них, знали его, когда тот был ещё мальчишкой Карфагена. На ложе же, теперь, лежал, несмотря на своё ранение, бывалый, опытный воин. Его мощная шея выделялась, из-под накрытого покрывалом тела. Самые наблюдательные из военачальников, поняли почему Гамилькар, вдруг, помянул про свадьбу Ферона. На его шее они увидели любопытные следы… Такие следы, носили и они, в период своей молодости, когда проводили ночи в обществе своих избранниц. Ферон, видимо, тоже, перед самым походом, имел свидание с одной из своих тайных возлюбленных, и эта, внезапно открывшаяся новость, полностью перечёркивала тот миф, что Ферон, якобы, дал обед безбрачия, после смерти своей второй жены. Следы на его шее, явно, говорили об обратном. Одним, из военачальников, стоящих вокруг Ферона, был начальник личной стражи Протектора — Ариссий. Он, едва, заметно улыбнулся, когда заметил взгляды своих соратников, устремлённых на шею Ферона. Он не произнёс ни слова. Но, догадки, кои были в его голове, явно активизировали мыслительный процесс Ариссия.

— Пошли, Ариссий! — произнёс Гамилькар Барка, увидев, что тот о чём-то задумался.

— Да-да, Протектор! — Оживился Ариссий, — Пусть выздоравливает наш герой. Я думаю, что то, что ты пожелал, Протектор, может стать большой неожиданностью для нас всех!

Гамилькар повернулся к нему.

— Брось, Ариссий! Ферон, вправе жениться в третий раз. Род его не продолжен. Я сам приложу к этому свои усилия, после его выздоровления.

Ариссий, снова, едва заметно, улыбнулся.

— Да. И его выздоровление, я уверен в этом, гораздо быстрее пойдёт в Кастулоне. Оттия поможет в этом.

Гамилькар разделил с ним эту улыбку, кою заметил на губах Ариссия.

— Я вижу, что ты что-то знаешь, Ариссий. Но не буду «пытать»! тебя! Такая уж у тебя служба — знать больше других. Одно радует — про меня ты ничего такого не знаешь! Ведь так?!

Ариссий поглядел на Гамилькара с укором.

— Я никогда не заглядывал туда, куда меня не просят, Протектор. Что касается моего Протектора, то меня гораздо больше волнует сколько он навесил на себя сегодня мечей, чем то, сколько он мог бы бросить взглядов на местных красоток.

Гамилькар, как бы прося прощение, за свой намёк, похлопал того по плечу.

— Знаю, знаю, мой друг! Это я так, к слову! — поторопился он загладить свои слова. — Мне иной раз кажется, что случись мне умереть в битве, я с удовлетворением бы почувствовал в этот момент локоть моего старого друга, Ариссия. Это было бы для меня счастьем!

Ариссий, вновь, непонимающе взглянул на Гамилькара.

— Не понимаю, откуда мысли о смерти у моего Полководца?! Впереди битва, в коей надо одолеть врага. Это первая задача Полководца. Мысли о смерти отдаляют победу. К тому же, ты если умрёшь, то только после меня, ибо моя задача, не дать смерти приблизиться к моему Полководцу, и я с ней до сих пор справлялся…

— Ладно, Ариссий. Беру свои слова обратно. Будем думать о победе…

Группа военачальников, во главе с Гамилькаром и Ариссием исчезла в проёме полога шатра…

В полумраке шатра установилась тишина.

Ферон лежал в забытьи. Грудь его, заметно поднималась, от дыхания. Дыхание было неровным… Где находилось сознание Ферона в это время? Вернее, в каком пространстве петляла его душа? После ухода Протектора и его соратников, лишь лекарь Филон, подошёл к нему и взял своей рукой его большую ладонь. Он, с удивлением, заметил, что ладонь Ферона, стала заметно холоднее. Филон с удивлением, проделал это же самое со лбом Ферона и заметил тот же результат.

«-…Гамилькар обладает огромной энергетикой! — подумал лекарь. — Если бы он не стал великим Полководцем, он бы стал Великим целителем! Ферон, уловил его энергетику и настроился на неё?! Да. Барка говорил то, что исходило из его сердца!..»

Филон, намочил тряпочку в воде… и смочил губы Ферона. И произошедшее после этого, заставило оцепенеть Филона… Ферон, облизнув губы, сложил губы в улыбку!.. Филон, оторопело глядел на лицо Ферона, по которому побежали краски жизни… Старый лекарь понял, что его больной достиг в своём забытьи места, где он чувствовал себя счастливым и умиротворённым…

Глава 11

…Ганнибал склонился над поверженным им Военачальником. Тот тяжело дышал, из-под его шлема текла сгустками кровь… Сражение, ушло уже значительно вперёд. Враг рассеялся и был преследуем во все стороны, в кои он бросился бежать… Кругом их, лежали тела убитых врагов, кои попытались отбить тело своего военачальника, атаковав с трёх сторон. Но были повергнуты в большинстве своём в короткой, ожесточённой схватке… Оставшиеся в живых, видя гибель множества своих товарищей, повернули назад…

— Как твоё имя? — спросил вражеского военачальника Ганнибал.

Голос его был неузнаваем, сквозь глухой шлем — тембр был груб и необычайно «тяжёл», отдавая металлом.

Вражеский стратег открыл глаза — взгляд его, затуманенный болью и провалом в иную «реальность», кою он принял за смерть, медленно прояснялся, при попадании в зрачки «живого» света. Но, сознание, ушедшее в «пятки» души, от полученных ударов и ран, всё ещё опасалось этого света и не хотело занимать свои привычные «рубежи» в границах тела, кое занимало… Постепенно, его глаза, из зеркально-стекольного отражения действительности, приобрело «тёплый» оттенок, возвращения чувственности и понимания произошедшего… Он повёл глазами из стороны в сторону. Множество раненых, убитых тел, кои лежали, оглашая стоны вокруг него, окончательно вернуло его на поле сражения… Он, наконец, осознал, произошедшую здесь трагедию, после провала в «бездну» своего поражения…

–…Я спрашиваю тебя — как твоё имя! — лязгнул над ним голос металла, больно ударивший в уши пришедшего в себя.

Военачальник врага повёл глазами и остановил взгляд на склонившимся над ним.

— Добей меня… Мне нечего жить… Я опозорен до конца своих дней… Лучше умереть сейчас… — прошептал он, откидывая голову.

— Если бы, Боги, хотели твоей смерти, ты бы уже был мёртв. — Был ему ответ. — Я же не столь честолюбив, чтобы исправлять содеянное ими.

Такой неожиданный ответ на свою просьбу, глубоко тронул сознание поверженного. Он, снова открыв глаза, приподнял голову и посмотрел на своего противника.

— Сними свой шлем, воин. Я хочу видеть лицо того, кто не только владеет оружием как Бог, но и владеет умением выражать мысли, не хуже их! Сила твоей мысли равна силе твоих мышц. Я не ждал от юнца такой мудрости…

Ганнибал, сдвинул шлем на затылок, открывая своё лицо. Лик его был спокоен и на нём не было ни следа ликования и упоения одержанной, добытой победой над сильным врагом. Только несколько капель пота, стекли с его чела и виска, пробежали по щекам, не встречая преград поросли взрослого мужа и, сорвавшись, полетели вниз, к матушке земле… Ганнибал, инстинктивно, поднял руку и стёр те, кои не успели сорваться с его лица, при этом, ненароком, отодвинув прядь своих волос со своего чела и виска, на коем глазам поверженного военачальника, открылся застарелый шрам длинной с пол ладони. Опытный глаз воина определил его возраст получения и это гораздо больше удивило его, чем вся наружность лика, увиденного им, сына Гамилькара.

— О! Я имел дело с юным, но опытным воином! — произнёс он, — Об этом мне рассказал твой шрам, который я ненароком заметил на челе своего противника. Это успокаивает боль в моём сердце… от полученного поражения. Ибо я, теперь, вижу перед собой равного себе. Я проиграл мастеру воинских искусств… Это несомненно… ибо шрам, полученный тобой, как я определил ещё в детстве, говорит мне о многом… Я благодарю Богов, что они послали мне такого отважного врага… противника. Не только отважного и умелого, но и мудрого не по годам… Это самое удивительное… Мой имя Прикма. Я воин Севера. Служу вождю Хвану. Давно, в битве раненым попал в плен. Но кельты не убили меня… Потом, женился на одной из их дочерей… так я стал кельтом… Да, я, теперь, понимаю слова Гордея! Тестолапий послал Хвана пленить тебя, сын Гамилькара. Но вижу, Яр на твоей стороне. А Боги кельтов безлики и бессильны… Они кучкуются… у разноцветных камней…

Ганнибал, прослушав слова Прикмы, нисколько не умилился ими.

— Боги неискренние существа, Прикма. Полагаться на них — пустое! Есть Род и сила его! Через Род, ты имеешь доступ ко всей его мудрости и… если такое будет нужным, и силе. Так учил меня отец, дядя, а их дед Барка Молния!

Прикма, расширил свои глаза.

— Перун? Я дрался с потомком Рода Перуна? Так вот кто правил мной сегодня… Теперь, я понимаю… Это мой финал похождений в стране кельтов… Ты говоришь мне о моих корнях, юный Стратег… Но, как ты оказался в поясе врагов? В поясе зла?

— Этого я пока не знаю. Прикма. Я многого не знаю… Мой дядя, Карталон Барка, носящий теперь новое имя Междамир, знает о нашем мире намного больше меня. Я выполняю предначертанное. Он научил меня больше полагаться на свою интуицию, чем на Богов. «Не перешагивай Конов этого мира, Ганнибал, и боги, не смогут навредить тебе, не навредив себе! То, что предназначено нам, предназначено и им. Мы, единое целое. Следуя дорогой истинны, не выходя за рамки нравственности, ты, тем самым, ведёшь за собой и Богов, кои чуя в тебе Свет, будут окружать тебя как источник тепла в мудрости. Они станут твоими спутниками, пока над Мидгардом светит Светлоликий Триславный Яр!» Так он говорил мне в нашем последнем с ним путешествии через море. А Междамир, сейчас, занимает место старшего в нашем Роду. А значит и самого Мудрого в нём.

Этот ответ поверг Прикму в ещё более глубокое удивление. Он, несколько мгновений о чём-то думал, потом, произнёс:

— Я действительно говорю с не по годам, мудрым человеком. Человеком намного мудрее и учёнее меня. Но, я хочу спросить тебя, юный мудрец, что ты хочешь узнать от меня? Я хоть понимаю, что ты оказался ближе ко мне по духу родства, чем мои рати, кои я вёл против тебя, но всё же я не предатель! Я не могу выдать тебе планов, своих соратников. Ты это понимаешь?

Ганнибал нисколько не изменил выражения своего лица и чувств прочитываемых на нём, при этом замечании:

— А мне и не нужно ничего, Прикма! Не нужно тайн твоего Стратега Хвана. Мне достаточно моих тайн и планов моего отца! — Ганнибал выпрямился во весь рост. — Окажите помощь, раненым! Они дрались за своего полководца отважно. Все достойны уважения.

После этих слов, Ганнибал отошёл от Прикмы. Тот, не ожидая такой реакции на его слова, выглядел задумчивым…

Ганнибал, в окружении десятка стражей, сел на своего коня, который сам прибежал к нему, как только уловил его голос. Сев на скакуна, он приказал:

— Трубите сбор! Хороним павших и уходим отсюда. Прикму берём с собой!

После этого, юный Барка, уже повернул коня в сторону тыла, но почему-то остановился, как будто вспомнив о чём-то. Он огляделся, выискивая кого-то глазами. Но, не найдя того, что искал, он, едва заметно, улыбнулся и проехал мимо Прикмы, уже погрузившись в совсем иные мысли, но, всё ещё, смотря на павшие тела. Прикма, поначалу подумав, что Ганнибал хочет спросить его ещё о чём-то, увидел, что тот уже забыл о нём и только рассматривает павших… Так юный Стратег ехал какое-то время… но вот его лошадь остановилась. Воины Ганнибала окружили его. Ганнибал смотрел на одно из множества тел. В теле, в самом центре груди, торчала стрела — стрела принадлежала не Агнис. Это было хорошо заметно по её оперению. Рядом с телом, лежал тугой лук и упавший враг, явно держал его в руках, при попадании в него стрелы… Лучник врага умер мгновенно, даже не успев осознать, откуда прилетела его смерть… Голова его была откинута, а глаза остекленели удивлением.

— Стрела не Агнис, — произнёс Ганнибал, — кто же стрелял?

Ганнибал окинул взглядом своих воинов.

Те, удивлённо переглядывались и пожимали плечами.

— Мы не видели, Ганнибал!

— Мы следили за кругом врага и за самой схваткой! — В передних рядах врага, кои наблюдали за схваткой, лучников не было! Это точно!

— Если, смотреть как он лежит, он находился за спинами своих воинов. — В раздумье произнёс опытный номарх стражи. — Но, посмотрите какого он роста! Он должен был стрелять из-за спин! — Номарх посмотрел на Ганнибала. — Тебе не следует больше вступать в единоборства, Ганнибал! Какая-то сила, поставила себе цель — уничтожить тебя. Посмотрите на его черты — он не похож на человека… или едва схож… Маска слезла с его лица. Арканит, но какой-то не такой… Не гневайся. Ганнибал, но больше мы не позволим тебе вырываться от нас вперёд. И никаких единоборств! Твой отец и мы сами, не простим себе твою гибель! Пойми нас правильно, юный герой.

Ганнибал ничего не сказал на это — он понимал правильность слов номарха. Если не умрёт он — умрёт кто-то из его окружения! Он только спросил:

— Кто же стрелял? Если, Агнис рядом не было?! Неужели она последовала за нами, сменив стрелы?

Номарх отреагировал на это твёрдо.

— Нет. Агнис за нами не двигалась… А этот, — номарх кивнул на лежащее тело, — хорошо скрылся во время выстрела. Но я догадываюсь чья это стрела, торчит в его груди. Тебя хранит брат Артемиды, Ганнибал. Только он, мог стоять незамеченным в наших рядах! И только он, способен на такой точный выстрел. Его рука не знает промаха!

Ганнибал посмотрел на стрелу, торчащую в теле. Он вдруг вспомнил, что его мать была Верховной Жрицей Храма Артемиды в Акраганте. Он ещё раз огляделся — над ними парили грифы и вороны.

— В тыл. К Агнис! — Ганнибал повернул коня, но голос Прикмы остановил его.

— Вот как… — Того подняли и уже оказывали помощь, но и он увидел поражённого стрелой. — А я… всё думал, что это в моём отряде делают эти люди, посланные Тестолапию неизвестно откуда и кем? В моём отряде их было двое, юный Ганнибал. Я надеюсь, ты не думаешь, что я таким образом, хотел сокрушить тебя?! Это верх позора… Эти люди не знают воинской Доблести. Жаль, я не видел, как он натягивал свой лук! Я бы сам разрубил его своей секирой до пояса!..

Ганнибал ничего не ответил Прикме и тронул коня… Только сейчас, Прикма, удивлённо понял, что на лошади его противника нет поводьев?! Его ступор удивления, продолжался до тех пор, пока всадники не скрылись из глаз…

…Ганнибал собрал на Совет всех номархов своего отряда.

— Спасибо за выдержку и мужество. — Громко, как это всегда делал его отец, поблагодарил всех он. — Все дрались геройски. Теперь, нам предстоит марш вокруг вон того холма, который возвышается одиноким пиком, одногорбого верблюда. Отдыхать будем, когда прибудем на место. Беречь силы коней. Двигаемся иноходью.

— А что это за место, Ганнибал? — спросил его один из номархов.

— Я этого ещё не знаю, Эфор! Когда доберёмся увидим достопримечательности. — Ответил сын Гамилькара, и этим очень удивил своих командиров, чей возраст намного превышал возраст их юного стратега.

Но, какая-то убеждённость в его правоте, вскрывшаяся в этом походе, заставила их удовлетворится этим ответом.

Эфор, прослушав ответ, только спросил:

— Что нам необходимо ещё сделать, Стратег?

Ганнибал, немного подумав, ответил:

— Нужно послать гонцов Вождю Сарбону. Надо указать ему маршрут всего нашего движения. Пусть, ведёт все свои силы к нам. Враг, я думаю, потянется за нами, после того как мы ещё раз потреплем «охотников» Хвана. Мы к этому времени, уже будем на месте.

Номархи переглянулись — они поняли в голове сына Гамилькара, вновь родился план. Они расходились с Совета вдохновлёнными и гордыми за своего юного Стратега, в своих размышлениях сравнивая его с самим Гамилькаром…

Ганнибал, распустив Совет, проводил всех своим взглядом. Те, кто ещё оставался около него, заметили, что на его лице не выразились никакие чувства, кои можно было отнести к собственному тщеславию: не было на лице ни чувства торжества добытой победы, ни упоения моментом, ни намёка на величие и гордыню… Общение с окружающими его людьми, было ровным, спокойным, добродушным, уважительным к противоположному мнению в том или ином вопросе. Он, спокойно выслушивал его, после этого высказывая свои доводы… После же одержанных, подряд двух побед над более сильным и многочисленным врагом, вера в необыкновенные способности юного полководца выросла и спорить с ним о деталях его плана, могли лишь немногие. Ганнибал с удовольствием выслушивал их доводы и принимал их, без тени ущемления своего первоначального плана… Так, решив мелкие детали, будущего марша, оставшиеся военачальники разошлись по отрядам.

Ганнибал отыскал Агнис.

— Ты никуда не отлучалась сегодня, Агнис? — спросил он, изучая её взглядом и прижав к груди.

— Нет. Ты же сам приказал мне быть в тылу?! — с укором в голосе ответила она. — Я выполнила своё обещание, беря с тебя пример.

Агнис взглянула на него и он, увидел в них отражение солнечного света.

— Хорошо. — Ганнибал прижался щекой к её челу, вдыхая аромат её волос. — Ты мой хранитель сердца. У меня два хранителя… ты и… мама…

Что думал в этот момент Ганнибал… не знает никто…

Глава 12

Ферон скакал в крутой подъём… Подъём был не только крутой, но и затяжной — его предела не охватывал взгляд Ферона. Лошадь, понукаемая Фероном, уже сбивалась с хода, спотыкалась, фыркая и тряся головой… Внезапно, впереди себя, на подъёме он увидел всадника. Ферон окинул место встречи — всадник как будто ждал его здесь специально, выехав на самое широкое место подъёма… Ферон, напрягая зрение, рассматривал приближающегося всадника, по мере своего движения к нему. Он находил в нём что-то знакомое… давно забытое… но не стёршиеся из памяти…

Ферон, несколько замедлил своё движение, давая коню небольшой отдых. Но, в это время, решив хорошенько изучить, рассмотреть этого всадника. Всадника, загородившего ему путь… Вот Ферон приблизился к нему на пол круга сажени Круги саженей-16 саженей. Авт.) и в этот момент, тот резко поднял руку… Ферон, к этому времени, приблизился к всаднику ещё на несколько лошадиных шагов и его конь, в момент достижения руки всадника верхней точки… поднялся на дыбы, громко заржав при этом… От всадника, загородившему его проезд, несло могильным холодом… Ферон, всматривался в знакомый силуэт фигуры всадника… Но не мог ещё хорошенько рассмотреть его лица… если… таковое существовало… Он удержался на коне, при резком поднятии того на дыбы и, даже, успокаивал его, прижавшись к шее и говоря прямо в ухо:

— Спокойно, спокойно Пегий! Всё в порядке. Мы видели с тобой всадников и пострашней этого…

Его конь, будто поняв слова, сказанные Фероном, действительно, унял дрожь в ногах и теле, скосив на него свой взгляд… перестав вздрагивать и храпеть от испуга. Но, всё же, его копыта, нервно «перебирали» камни на дороге шедший вверх…

— Кто ты?! — громко спросил Ферон, не выдавая ни капли смятения, возникшей преградой, — почему, встал на моём пути?!

Он, успокоив коня продвинулся вперёд ещё на несколько шагов своего четвероного спутника, но, как не всматривался в того, кто стоял перед ним, не мог хорошо рассмотреть его лица… Хотя, он ловил себя на мысли, что уже встречал эту «фигуру» где-то. Именно… фигуру… Но, при внешних очень знакомых признаках в фигуре всадника, никак не мог понять и вспомнить — кто перед ним и где они встречались?.. Черты лица «фигуры» были смазанными и нечёткими… Они, к тому же, были затемнены и не угадывались, за наложенной на них тенью…

— Ты не узнал меня, Ферон? — удивление прозвучало в вопросе загородившего ему дорогу в самом широком месте подъёма. — Хотя… это, наверное, правильно… Я в Нави… а ты в Свете… — Ферон попытался найти источник света в этом месте, но не нашёл его, а тень, откуда то, всё же рождавшаяся, не давала хорошенько рассмотреть лик того, кто перед ним встал.

–… Я ведь не тот, кого напоминаю тебе собой. Я всего лишь его тень!.. Тень, выполняющая задачу…

— Тень?! — Ферон не понял ничего из того, что услышал, — тень не может существовать без того, кто её отбрасывает?!

Он ещё раз огляделся — вокруг них была сизая дымка, без Звёзд, Солнца, Луны…

— Разве?! — отозвался всадник. — Тогда поищи свою?

Ферон, испытав холод от голоса, говорившего с ним, повертел головой, пытаясь найти свою тень.

— Видишь… её нет. А моя есть! Моя тень заслонила тебе перекрёсток. Далее тебе нет пути. Всё сошлось в одной точке — моя тень и твой свет! — медленно произнёс всадник. — Сворачивай на дорогу!

— Дорогу?! Какую дорогу? — Ферон не мог понять того, что ему сказал всадник.

— На дорогу, коя течёт вдоль времени, а не поперёк его! Любой путь начинается у одной точки времени и заканчивается у другой. Дорога течёт вечно… вместе со временем… с его рукавом… рекой… и нет ей конца… как нет и начала!

— Где я? — спросил Ферон, только сейчас поняв, что не понимает места своего нахождения. — Где находится это место?!

— Ты в тени Мира. Но ты ещё не вошёл в её полное вместилище чистоты, где царствует Совесть. Меня, ты знаешь. Я могу стать твоим провожатым, а могу и не быть им. Сейчас, я на перепутье. Другой, бывший мой подопечный, входит в меня. Он хочет сказать тебе то, что ему необходимо. Я не в силах помешать ему. Я впущу его в себя… — При этих словах, над всадников взвилось, что-то чёрное… Что-то напоминающее огромные крылья плаща…

— Танат?! Я вижу, перед собой Таната?! Я умер?! — прошептал Ферон.

— Нет, Ферон. Пока, нет. — Крылья снова сложились в обрамляющий фигуру плащ. — К тебе пришёд… как я сказал твой… твой… друг…

Слово «друг» было произнесено с протяжкой и искажением… Фигура, пространственно исказившись, вновь изменилась в очертаниях…

— Это Я!.. Танат всё врем толкает меня… обратно… Но… Я здесь, Ферон! Я не пущу тебя сюда… Тебе сюда рано… У тебя есть ещё не пройдённая дорога! — этот голос вывел из ступора, увиденного Фероном.

— Актих?! Я слышу Актиха? — выдохнул он. — Но как? Как ты оказался способен помешать Танату? Ты стал Богом?

— Можно сказать и так. Не я один. Но, у тебя… не я сам… Моя тень… В Таната можно пустить только тень! Ибо, он сам ей и является. Но он не враг Мира. Враги более хитры и могущественны. Они имеют тела. Но, тебя дальше не пустит моя тень. Она способна ещё возвращаться в тот мир, с коего я ушёл, какое-то время… Она может посещать тебя во снах… и именно… этим я воспользовался.

— Во снах?! — Ферон был заворожён услышанным. — Так значит Ирис может прийти ко мне в мои сны… но не хочет этого делать?! Я правильно тебя понимаю?..

— А ты узнаешь её? — ответил вопросом Актих. — Ведь меня ты не узнал!

Ферон оглядел тень.

— Я знал Актиха другим. Тот был весёлым, живым, искрящимся светом… Он смеялся над опасностью… Таким мы тебя помним… А передо мной… другой… не такой…

Тень немного отступила, открыв часть лица Актиха. Оно не имело красок жизни.

— Веселится, смеётся в человеке Свет. Только он. Свет может многое. Во мне его нет! Я тень Актиха. Тень не имеет чувств. И приходящий к тебе во снах, безчувственен (истинно правильное написание слова. Не Бес чувственен. Прославление Бесов. А без чувственен. Нет чувств. Авт.) Я могу лишь напомнить тебе его. Я повторяю мысли Актиха и не больше!

Ферон поглядел на «тень» своего друга.

— А где сам Актих? Где он? — вырвался у него вопрос. — Со мной остались Фергон, Марциал и Орест. И всей нашей дружеской компании. Только они ещё живы. Тагон умер от болезней. Акрон от ран. Ты их не видишь?

— Тени да. Самих нет. У каждого свой путь, начинающийся от той точки времени, у коей он «осыпался» светом. Но зря ты мне напоминаешь наши былые дела. У Тени нет памяти! Есть только задачи. Тень не помнит ничего. Она выполняет действие. Тени тех, про кого ты сказал я видела, но Актих их не встречал… на этой дороге мысленно… Ты первый. И, поэтому, я здесь.

— Так значит всё же я на дороге смерти?! — Это последнее изречение тени оборвало связь Ферона с прошлым. — И я на пути в… мир Аида? Ты не пускаешь меня к Актиху? Если, принять к вниманию окружающее — я почти там!

— Ты в тени Мира, Ферон. — Ещё раз пояснила тень. — Здесь, Тень меняется от Световой волны попадающего сюда. То она укорачивается, то удлиняется… Всё просчитает Совесть. У кого её нет, тот просто растворяется ею… на живой свет материи. И всё. Твоя волна вызвала возмущение и я, послана сюда, чтобы закрыть тебе путь и повернуть к Дороге. Это его воля.

— Не пускаешь меня? Значит, я ещё не мёртв?! У меня есть ещё шанс вернуться?! Вернуться в Свет?! Но почему? Почему ты, так заботишься обо мне?

Тень Актиха вытянулась, изменившись пространственно — она стала намного объёмней и заслонило весь широкий подъём…

— Ты, выполнил все слова, кои обещал мне. — Ответила тень Актиха, — Я признателен тебе. Я давно встретил юную Ирис. Не здесь. В мире ином. Более светлом. Я счастлив с ней. И она также, расцвела счастьем. Время в том мире течёт по-иному. И дорога неспешно тянется вслед её русла. Но и Ирис, и Я, не забыли тебя. Помнит о тебе и наш сынишка. Ирис принесла его Актиху, то есть мне…

Ферон, после этих слов, на время потерял дар речи.

— Актих и Ирис счастливы… — Закончила говорить «тень».

— Как Актиху… — выдавил из себя Ферон, — Моего сына Актиху? И Ирис не сказала ему?

— О чём? — Перебила «тень». — О том, что это твой сын? Нет, Ферон! Это был не твой сын. Это был самый настоящий сын Актиха. Ирис просто не сказала тебе. Почему? да потому что сама не знала от кого он! Жизнь сложна, Ферон. И даже Актих, может не быть его отцом. Настоящий отец, был до него. Для этого есть законы крови и рода… Только любовь может стереть след прежнего. Огромная любовь. Но это уже частности. Ты расстроился, Ферон?

Ферон, взглянув на выросшую тень, подумал о вопросе. Он, внезапно для себя, осознал, что почему-то не испытывает боли от известия о ребёнке и его принадлежности. Наоборот, он, совсем неожиданно для себя, обрадовался тому, что услышал.

— Значит, они находятся в мире, намного светлее нашего?! Это значит, счастливее? Тогда пусти и меня в него?! — Ферон попытался проехать мимо тени.

Но его лошадь, сделала пару шагов и потянув воздух, встала как вкопанная, перед этим несколько раз спотыкнувшись.

— Не пытайся этого делать, Ферон! Меня послал к тебе Актих, не только с этим известием для тебя! То, другое известие, заставит тебя сожалеть о попытках уйти в тень Мира, тебе надо повернуть обратно. Надо доделать то, что ты не доделал и выполнить главное. Жизнь полна всяких красок, Ферон. Если одно время идут тусклые, это совсем не значит, что впереди нет радужных! Теперь же, слушай слова Актиха! «Та, кою ты полюбил всем сердцем и подарила тебе свою любовь — понесла от тебя новую жизнь!» Ты понял, что тебе передано, Ферон?! У тебя будет ребёнок, Ферон. Твой ребёнок! И теперь, ты должен жить ради него. Ты попадёшь в тень, Ферон. Попадёшь. Но зачем торопиться?! У тебя ещё есть время. Проведи его в Свете с пользой. Всё, мне пора! Идёт тот, кто гонит тень, и укорачивает свет. Мне пора… — Тень стала меняться. Ферон огляделся по сторонам, будто бы выискивая того, кто придёт после «Тени»… Вдруг, он заметил, что лошадь всадника, стала меняться внешне — у неё стал короче круп, будто кто-то срезал часть тени её фигуры… Навь навивала мысли на его сознание:

« — У меня будет ребёнок?! Ребёнок?! Не может быть такого счастья?! Неужели, Оттия… понесла от меня?.. А Ирис и Актих счастливы! И мир, в котором они находятся, намного светлее… Значит, они оттуда видят то, что мы здесь не видим! Не понимаем ещё!..»

Серый сумрак, наползший на навь сна… стал редеть…

Ферон, почувствовал, как сердце его, до этого момента холодное и не живое, медленно «теплеет» радостью за тех, о ком он подумал. Он попытался создать «образ» той, о ком вспомнил и… его глаза дёрнувшись… чуть приоткрылись. Яркие лучи, проникли в них, обжигая зрачки… Заря нового Дня, прорывалась сквозь «Тень» Нави…

«-…Вот кто изгонял Тень… а я думал сам Танат… Нет! Солнце бросило мне своё приглашение… и я, непременно, принимаю его!»

Ферон, уже не видел лошадь, он почувствовал, что где-то лежит, повёрнутый к солнцу… На его грудь упали блёстки лучей… и они, странно повлажнели… Его слух стал раздвигать мерную тишину…

–…Ферон… Зачем, Ферон… Ты, только тронув моё сердце, уходишь от меня?! Что я сделала Солнцу, которое отворачивается от меня?! Что?..

Ферон, вздрагивая веками, с силой пытался открыть глаза — он слышал звук голоса той, о ком думал сквозь мрак небытия…

–…Что это?! Ты попытался открыть глаза?! Ты приходишь в себя! О! Это счастье! — Голос рвал его сознание. — Ты победил смерть! Ты оживил мне сердце!..

Голос, разорвал в клочья, остатки тени, в сознании Ферона. Он с усилием открыл глаза и невероятной силы боль, пронзила глаза, кои увлажнились слезами… Он, сквозь пелену слёз, увидел лицо той, чей голос, как ему казалось, навивался во мраке «тени». Она, действительно, была рядом с ним… И глаза её, были также замутнённые слезами, кои падали ему на грудь и ловя свет, бросали блики искр во все стороны. Его сердце, будто чувствуя эту влагу слёз на груди, подчиняясь ритму падения слёз, налилось силой восторга и… счастья. Он понимал, что в его сердце, теперь, была та, кто правила «ходом» нового шага к жизни…

–…Ферон, как я счастлива! Я не спала три ночи, находясь рядом с тобой! Я молила Солнце, чтобы оно вдохнуло в тебя жизнь! Ради жизни… твоей и моей…

Он, ещё не в состоянии произнести хоть что-то, поймал глазами огненный отблеска Солнца, который лучом, упал ему на лицо. Опять он видел лишь силуэт Оттии, за ярким нимбом солнечного «зайчика».

— Ты дышишь… дышишь глубоко… Как это хорошо! Эти дни, ты почти не дышал. Значит, всё будет хорошо. Но, мне надо сказать об этом, нашему лекарю Никанору! Я совсем, забыла об этом!..

Он почувствовал, что её ладонь, дотронувшись до его щеки, опустилась на его кисть, кою сжала и держала сжатой. Её пальцы, стали перебирать его пальцы и остановились на мизинце…

— Полежи! Я пойду расскажу об твоём пробуждении, Никанору! — Сказала она, отпуская его кисть, но в этот момент, его мизинец согнулся и обхватил один из её пальцев… удерживая её.

Оттия повернулась к Ферону.

— Оттия… — выдохнул он, — Я вернулся…

Оттия снова склонилась над ним. Слёзы, снова, выкатившиеся из её глаз, упали на его щёки.

— Да! Ты вернулся! Вернулся ко мне… — Теперь «дождь» слёз Оттии, вызванный долгим ожиданием его отдаления от порога смерти, пролился счастьем, окропив лицо возвратившегося в свет…

Оттия, не в силах идти куда-то, положила ему на грудь свою голову с упоением слушая удары его сердца… Рука Ферона, немного приподнявшись, опустилась её на голову и утонула в копне её густых волос… Две фигуры, как будто замерли, потеряв счёт времени…

Глава 13

Хван сам допрашивал каждого гонца, которые прибывали от его второго отряда, возглавляемого военачальником Мотрием Ортосом. Хван уже знал, что Ортос, получив приказ поворачивать к нему, для соединения с Хваном, не стал задаваться целью такого отклонения от первоначального плана рейда, и тут же подчинился ему. Ортос, беспрекословно, выполнил все распоряжения Хвана и двинулся к своему Стратегу с той скоростью, с коей мог сохранять боеспособность отряда. Первую треть пути, отряд Ортоса прошёл без каких-либо происшествий. Но далее путь стал тревожить его. Ему пришлось форсировать бесчисленное количество оврагов, а потом ручьёв. Последнее радовало, так как проблем с водопоем лошадей не было, но это всё равно тормозило скорость движения отряда. А к этому времени появился враг! Это были андалузцы. Они сели на хвост арьергарду отряда Ортоса и тому, время от времени, приходилось останавливаться, чтобы отразить назойливых преследователей, кои ещё вчера считались объектом охоты самого отряда, который входил в число отрядов Хвана. Андалузцы отступали, но тут же возвращались, как только Ортос отводил основные силы. Тогда Ортос, послал Хвану гонцов, сообщав, что противник пытается связать его битвой. Он сообщил Хвану, что если тот, тронется со своего места, то успеет обойти «зарвавшегося» противника и они вместе разгромят его. Но, к своему удивлению, он получил приказ не ввязываться в сражение, а наоборот, ускорить своё движение к головному отряду Хвана. Ортос, поняв, что у Хвана возник свой план, тут же двинулся к нему, отправляя к нему гонцов, как только возникала новая необходимость остановки, чтобы отогнать назойливого противника. Эти гонцы, с докладами, уносились вперёд, при каждом боестолкновении в хвосте колонны отряда Ортоса…

…Хван смотрел на взмыленных коней гонцов Ортоса, кои были почти загнаны.

–…Стратег, стало совсем плохо. Вторую часть пути, мы ещё отбивались. Но последний отрезок пути, даётся нам очень тяжело. Множество оврагов, мешают отразить наскок врага. Пока конница развернётся для атаки, враг отступает, нанеся нам урон. Тогда, Ортос останавливается и поворачивает пехоту. Это тормозит движение, но враг отступает, только завидев копья ареваков. Но враг постоянно переменяет тактику. Он стал появляться и на флангах. Пока мы отражаем набег с фланга, он бросает множество сил на тыл и, вновь, нанеся урон, уходит. Множество раненых, Стратег. Чтобы пройти овраги нам приходится дробить силы. Места для разворота всей колонны нет. А враг тут как тут! Снова атака, снова потери! В результате всех этих действий, потери достигли трети численности всего отряда. Прикажи своей коннице выступить!

Хван поднял взгляд на гонцов.

— А куда?! Вам самим там места нет, куда же я поведу свою конницу? Я что засыплю все те овраги? Чем? Что за глупая просьба! Продвигайтесь к нам! Здесь, уже всё готово для встречи врага! Ортос предложил мне связать битвой врага, а мне обойти его. Но, теперь, сам жалуется на местность! Так как бы я с такой силой прошёл к нему, по этим оврагам? Враг бы разгромил его, пока я форсировал бы эти бесчисленные неровности местности. Я же всё сказал — надо терпеть и идти к нам на соединение. Иного пути нет. Как только вы, выйдите в расширение этого распадка, я сожму врага клещами. Ему уже не вырваться. А враг переполнился юношеской дерзостью! Он зарвался и… это должно сыграть с ним плохую шутку. Он поверил в свою исключительность. Пора опустить его на землю. И мы вместе это сделаем. Когда вы выйдите сюда, и враг увидит широкое место, на коем он уже сможет окружить вас и изрубить, я ему приготовил подарок! И даже если он не захочет атаковать вас, при его отступлении, он потеряет столько же воинов сколько и вы. Ведь я намерен действовать по тому же плану, а овраги, теперь будут на нашей стороне! Вы поняли мой план?! Сил для быстрого отступления у него не будет! Он устал от погони за вами. Его конница измотана преследованием. Он окажется в ловушке, кою готовил нам же. Берите свежих лошадей и скачите к Ортосу! Передайте ему мой план. Пусть потерпит. Потерпит во имя победы. Мы накажем выскочку! Накажем так, что он захаркает кровяными «соплями». Я сделал всё, чтобы уничтожить его все силы. Скачите!

Услышав эти слова и поняв всю задумку Хвана, гонцы воспряли духом. Их номарх, переглянувшись с другими своими воинами, с приподнятым настроением от теперь уже полностью осознаваемой задумке опытного Стратега, отозвался:

— Мы поняли всю гениальность твоего плана, Стратег. Враг, пройдя то расстояние, кое прошли мы, устанет, а идти назад, даже если он захочет отступить, придётся по той же местности, кою преодолели мы! Это будет хороший урок сосунку! Очень хороший! Мы с радостью отправляемся в путь, Стратег!

Хван улыбнулся.

— Отправляйтесь! Хватит пустых разговоров! Ведите за собой врага! Двигайтесь с той скоростью, коя выматывает не только вас, но и врага!..

Гонцы убыли в обратный путь. Хван отдавал последние приказы, расставляя отряды. Его отряд, продвинувшись вперёд от того места, где стоял прежде, сдвинулся к идущему ему навстречу Ортосу. Хван нашёл хорошее место для засады и «растворил» свои силы в окружающих лесах.

Впереди возвышался крутой холм. К его вершине «позвоночником» тянулась ребристая, кривая гряда. У её основания, была крупная ложбина, в которой Хван оставил часть пехоты. Остальные силы были разделены так, что в случае входа в распадок отряда Ганнибала он попадал в полное окружение и вырваться из него уже не имел ни сил, ни возможностей. Хван специально, до последнего момента, оставался на своём прежнем месте, до нахождения этого места засады, чтобы враг поверил в его нерешительность. К тому же, именно здесь были уничтожены его несколько дозоров, за кои Хван ещё не рассчитался с врагом. Прежде чем Хван совершил этот быстрый «бросок» сюда, он оставил на прежнем месте отряд, который продолжал жечь костры, имитируя то, что Хван остался на том же самом месте, где был до этого…

Место засады Хвану понравилось. Ложбина, расширяясь, втягивала бы в себя преследователей Ортоса, и запирала их в себе же. Преград для действий конницы не было. Слева, от направления движения Ортоса и врага, начинался и уходил вдаль глубокий овраг, на другой стороне которого Хван тоже оставил пехоту. Она стояла ближе к выходу из ущелья. Овраг начинался узкой полосой, но далее был изрезан «росчерками» воды. Это исключало быстрое отступление Ганнибала. У молодого Барки оставался один путь отступления — дорога назад, по пути сюда Ортоса. Хван знал, что измученная преследованием конница Ганнибала не сможет «оторваться» от его свежих отрядов. Разгром врага был неминуем и Хван уже предвкушал, как бросит «связанного» юнца к ногам Тестолапия. Эти мысли уже питали радостью мозг Хвана, правильность его расчётов, подтверждались тем, что Ганнибал просто «прилип» к Ортосу. Осталось только выждать и действовать по-своему же, разработанному им, плану. Время шло к развязке…

…Где-то впереди, то и дело слышались переносимые эхом трубные призывы конницы Андалузии. Хван хорошо знал их. И эти раздающиеся звуки труб, означали, что враг уже близко… Очень близко. Он вот—вот ждал появление передовых сотен Ортоса, вглядываясь в начало ложбины. И его ожидания оправдались — первая часть отряда Ортоса, стала появляться из леса. Она входила в ложбину торопясь и это доказывало, что враг идёт по пятам…

Сердце Хвана стало биться учащённо… Призывы к атаке, стали раздаваться чаще. Враг, видимо, испытывал эйфорию от безнаказанности преследования… Он лез в западню. Хван, уже возбуждённый скорым столкновением, смотрел на фланги показавшейся колонны Ортоса, ожидая появление по её флангам конницы Ганнибала…

Время шло… но враг не появлялся. Уже почти весь оставшийся отряд Ортоса, влился в ложбину и двигался к лесу, расположенному напротив… А враг всё не показывался?!

И вдруг, грянули звуки труб. Они грянули позади отряда Ортоса.

— Перегруппировываются для атаки! — предположили военачальники Хвана.

— Пока, рано, себя обнаруживать! Они явно изучают ложбину. Надо подождать! — отозвались другие.

Хван внимательно следил за происходящим. Вот уже вся «израненная» колонна Ортоса, вышла из ущелья и вошла в широкий распадок ложбины холмов, а противник всё ещё не появлялся. Хван, слегка заволновался. Он стал размышлять, поняв, что «что-то» не просчитал в своих планах. «Молокосос» явно не спешил в расставленную им ловушку.

«-…Щенок не прост. И советник его не плох. Но, всё равно они сделали просчёт. Даже, если они не войдут в ложбину, мы их настигнем! А советник его, скорее всего Вождь Сарбон. Андалузцы с ним. Это он. Он опытен и осторожен. Всё, что так осуществил юнец, конечно же разработано им. — Размышлял Хван. — Но он не знает здешних холмов. Может знает, но не так хорошо, чтобы всё просчитать! Видимо, Ортос, слишком спешил?.. Это насторожило их. Но их конница вымотана. Пройти столько по пересечённой местности… Всё! Ждать больше нельзя! Надо мстить в преследовании! Хватит ждать!»

Хван поднял голову.

— Враг всё же что-то почувствовал! Но пора и нам показать себя! Он в наших руках! Его лошади вымотаны и падут, если они попытаются оторваться от нас! Высылайте первую тысячу вдогонку! Следом вторая! Остальные движутся со мной! Пора проучить врага! Он должен знать с кем имеет дело!..

С трёх сторон, взыграли трубы. С разных сторон, в ложбину ворвалась масса всадников, коя бросилась по пятам пройдённого пути колонной Ортоса. Вскоре, вся ложбина стала непроглядной из-за поднявшейся пыли, коя выбивалась копытами конных отрядов, бросившихся за отступающим противником. Хван уже не так хорошо ориентировался в ситуации с этого места и дал сигнал к всеобщему выступлению, оставляя позади себя выбившуюся из сил колонну Ортоса…

…Вот Хван достиг того места, откуда вышел Ортос. Он ожидал здесь увидеть следы столкновения Ортоса и преследователей, но… ничего не увидел. Удивившись этому, он двинулся дальше и только через полторы версты нашёл следы схваток меж преследователями и арьергардом Ортоса… Его передовая тысяча была уже намного впереди, но сигнала о вступлении её в сражение не поступало. Хван огляделся.

«-…Здесь были последние силы преследователей! Остальные Сарбон отвёл назад. Он почуял мою ловушку?! Нужно ускорить движение. Они не могли уйти далеко. Мы настигнем их!»

Такое решение он принял, после небольшого раздумья.

— Передайте приказ — в первом же столкновении мне нужен захваченный андалузец! Взять в плен любым способом! И ускорьте наше движение!..

Движение погони ускорилось. Хван вёл отряды, теперь понимая, как трудно было Ортосу. Местность была пересечённой… Прошли ещё версту… Но сигнального звука труб о вступлении конницы в сражение не было. Враг будто растворился в лесу. Хван уже в открытую проявлял признаки тревоги и беспокойства. Он всё время справлялся о наличие врага, но получал отрицательный ответ. Враг, трубы которого они все так хорошо слышали — исчез бесследно?! Но, с этого места, увеличилось число павших воинов отряда Ортоса, кои просто заваливали в некоторых местах проходы… Это свидетельствовало, что схватки здесь были очень жестокими и преследователи не имели ничего общего с бесплотными духами, в коих они, как будто превратились в одночасье. Хван лихорадочно соображал… Неожиданно, его пронзила одна мысль…

— Слева был овраг! Кто его осматривал?

— Мы Стратег! — отозвались два военачальника. — На ту сторону нельзя перейти лошадям! А сам овраг изрезан…

Хван вспыхнул лицом.

— Изрезан?! А пройти по нему возможно?! — Внезапная догадка промелькнула в его голове.

— Мы прошли по нему всего с пол версты! Но где мы прошли, двигаться неудобно…

— Причём здесь неудобно! Возможно или нет?! — Закричал Хван.

Военачальники переглянулись.

— Ну возможно, только…

Хван более не слушал.

— Разворачивайте ближайшие тысячи! Идите к началу оврага! Мы идём сразу же налево! Они перехитрили нас! Чую хитрость!

Всё окружение Хвана, ближайшие сотни всадников, пришли в движение. Вскоре, все пропали в лесу расположенному слева от направления движения колонны Хвана…

Сам Хван, гнал коня меж мелких оврагов… Это не давало ему той скорости, на кою он рассчитывал сразу же. Конница не могла двигаться в таких условиях… Кое как, они преодолели треть версты… Наконец, прибыли гонцы, от тех, кто сразу же направился к началу оврага.

–…Стратег! Мы просчитались! Противник ушёл оврагом! Там, дальше, он совмещался с другим — более широким. По нему он и ушёл.

Хван понял, что попал в самое неловкое положение, в своей жизни. Юнец не только провёл его, но и уничтожил две трети отряда Ортоса. Безнаказанно. Теперь, им правил гнев.

— Бездари! Глупцы! Я же сказал всё проверить! — Плевался Хван, — Ладно… Поворачиваем! Всё равно они уставшие. Догоним! Пойдём несколько другим маршрутом!

Отдав приказ, Хван лишился покоя и был полностью во власти гнева и захватившего его сознание желания скорой и безжалостной мести. Вскоре, впервые за поход, его отряд шёл впереди всех, за отступающим врагом… теперь, он был преследователем и охотником…

Глава 14

Гасдурбал вошёл в ставку к Протектору Иберии. Тот, сидел над картой Иберии, положив руку под подбородок.

— А, Гасдурбал! — оживился он, — Я тебя ждал раньше. Намного раньше! Где ты задержался?!

— Пришлось задержаться на Болеарских островах, — не смог сказать своему тестю правду Гасдурбал. — Несколько неизвестных галер, были замечены у наших берегов!

— Рим? — Гамилькар взглянул на него.

— Нет. Не похоже. Жрецы Египта зачастили к нам.

Гамилькар замолчал, обдумывая известие.

— Они давно уже тут. Со времени переброски Абабы. Но… — Гамилькар взглянул на зятя, — твоя задержка была не на островах. Я должен тебе сказать, Гасдурбал, что наша затея обернулась крахом.

Гамилькар опустил голову.

— Всё пошло не так, как я ожидал. Глупец. Оттия всё знает. Я не мог ей не сказать об этом. Не умею отнекиваться… Плохой я политик. Теперь, я не знаю — что делать?!

Гасдурбал напрягся.

— Был разговор?! — спросил он.

— Ещё какой… и не один! Она настроена расторгнуть ваш союз. Я ничего не могу сделать. К тому же, как я понял, и ты «немного» разыграл меня с тем представлением дочери Титея. Эх, Гасдурбал! Я не оправдываю себя… Не виню тебя… Мы оба хороши… А теперь, из-за нашей глупости, будут страдать мои внуки… твои дети и… моя дочь.

Гамилькар с надеждой посмотрел на Гасдурбала.

— Ты не говорил с Оттией? — в его взгляде выразилась надежда, что этот приезд Гасдурбала, произошёл только для одного — успокоить его о «решении» всего того, из-за чего он давно не спит. Не спит и казнит себя… всё это последнее время… долгими ночами. Боль, коя не утихала все эти дни в его груди, выказала свой лик на его лице. Лицо Стратега выглядело изнурённым.

Но вид Гасдурбала говорил сам за себя и Гамилькар понял всё, едва взглянул на зятя.

— Говорил. — Тяжело вздохнул Гасдурбал. — Я думаю, Протектор догадывается о итоге беседы…

Гамилькар отвёл взгляд от Гикета — он уже всё понял.

«-…свершилось то, что я и предполагал, — пронеслось в его мыслях. — Оттия отвергла Гасдурбала».

Эта мысль раздавила его. Гамилькар замер, будто бы изваяние.

–…Если на неё и кто может воздействовать, то это только сам Протектор, — продолжал говорить Гасдурбал, — иного решения нет.

Этими словами Гикет выразил свои мысли, смотря на застывшего

Гамилькара. Тот, немного сдвинулся, разрушая собственное «изваяние». Он поднял на Гикета свой взгляд.

— Значит решения нет вовсе. — Эта его фраза резанула воздух и слух Гикета, как приговор.

Гасдурбал справился со своими чувствами. Но какое-то время молчал, собираясь с мыслями.

— Мне сдать свой пост? — спросил он.

Гамилькар бросил на него взгляд, полный укоров и безмолвных упрёков.

Они молча смотрели друг на друга.

— Ты о чём? — наконец-то произнёс Гамилькар. — Я совсем не это имел ввиду. Ты находишься на своём месте и остаёшься, как и прежде, моим ближайшим заместителем. Будь проклято слово — политика! Когда Ану привезли её на землю, это было концом спокойной жизни народов. А мы, теперь, варимся в этом котле продажности всего и всех, ради этого абсурдного понятия! Я виновен в произошедшем, Гасдурбал! Я!..

— Нет, Протектор! Здесь, и моя вина. Я многое скрыл. Не мог вовремя разобраться в себе. Я оказался слаб там, в том месте, о коем даже не подозревал! — Вставил свои слова Гасдурбал Гикет. — Моя вина несоизмеримо больше твоей, Протектор. И я корю себя за это. Я совсем позабыл о детях, в тот момент, когда увидел Зою…

Гамилькар смотрел на Гикета с пониманием во взгляде. Он, зная его долгое время, читал в поведении того, нескрываемые мучения совести…

— Я понял, Гасдурбал! Не будем рвать себе сердца! Этими стенаниями делу не поможешь. — Перебил Гасдурбала Гамилькар Барка. — Надо думать, как сохранить то, что мы с тобой, так долго строили, возводили, растили… Твои дети — мои внуки! В этом раскладе ничего не изменилось. Изменения прошли в наших сердцах, душе и сознании. Болезненные изменения. Можно сказать, неизлечимые, для меня… и Оттии. Ты же должен беречь свой Род. О нашем Роде позаботимся мы сами. Но меж нашими Родами общее дело! О нём и подумаем… Но, о боли в сердцах внуков, коя обязательно проявит себя, дав о себе знать, надо тоже подумать… Эх! Какие же мы с тобой глупцы, Гасдурбал!..

Оба молчали, уставившись в «пустоту».

— Что будем делать?.. — Решил нарушить молчание Гикет.

Он испытывал огромное уважение к своему пока ещё тестю, и готов был подчиниться его любому решению.

–… Оттия отвергла меня как мужа… Несмотря, на то, что я ссылался в нашем разговоре с ней, на пример Саламбо и Нараваса. Я пытался говорить с ней, как можно спокойней…

— Зря, ты сказал ей об этом! — Перебил его Гамилькар, поморщившись. — Это ей только усилило боль… Она всё время ставила меня в пример другим. Пример, рухнул в её глазах.

Гамилькар обхватил голову руками.

— Сколько раз я уже себя казнил за эти месяцы?! Казнил за то, что не женился, как мне советовали сделать многие… Женившись, я бы, может быть, снял остроту сегодняшнего момента?! Может быть… Но… как я мог жить с такой женщиной? После Клариссы… Нет. Я пытался настроить себя на это… но как только прикасался к другой… всплывала она. Я не мог забыть её! Она в моём сердце до сих пор. Мне, даже сейчас, кажется, порой, что она, вот так же внезапно, как это было раньше, зайдёт ко мне в любую минуту! Без всякого раздумья… Возьмёт и зайдёт. Будь-то военный Совет или другой, не менее важный… скажет мне на ухо совсем иное… Или, войдя, громко рассмеётся, увидев столько собравшихся людей… Да… Жизнь чрезвычайно сложна. Женившись, после гибели Клариссы, я бы отнял, сейчас, у Оттии, эту «платформу» восприятия произошедшего… Её не было бы… Но… я глупец. Надо было пересилить себя. Преодолеть… — Гамилькар опустил голову.

Гасдурбал, испытывая похожие чувства, смотрел на Протектора, не находя слов поддержки, из-за чувств, кои «грызли» его сознание. Он в муках, ждал, когда его тесть выйдет из состояния мучительных размышлений.

— Что Оттия, сейчас, делает? — поднял голову, Барка.

— Она?! — переспросил Гасдурбал, — Мне донесли, что не отходит от раненого Ферона.

— Ах… да… — Гамилькар, будто бы вспомнил о чём-то. — Я его отправил в Кастулон. И сам попросил об этом.

Гасдурбал загорелся лицом.

— О чём? — вымолвил он в оторопи. — Чтобы она помогала своему любовнику?! Она при всех выказывает свои чувства к нему! Ничего не стесняясь!

Гамилькар не понял Гасдурбала.

— О чём ты? Какая любовь? — он посмотрел на Гасдурбала, и тот понял, что Стратег ничего не знает об этом.

Гасдурбал, тут же пожалел о сказанном, ибо понял, что это известие, сейчас, ещё больше ударит по отцу Оттии.

— Говорят, что она выказывает симпатию, к Ферону. Одна из её служанок, так сказала… — попытался смягчить известие Гикет. — Я думаю, что здесь есть доля правды. Оттия сильна духом и, если, решила от меня отвернуться, сделает это открыто. Тем более, она в юности испытывала к нему влечение… Всё, в сложившейся ситуации, разворачивается к этому. Они могут «снюхаться»…

— «Снюхаться» — перебил его Гамилькар. — Как «снюхался» ты с дочерью Титея? Выбирай выражения, Гасдурбал. Я не знаю, как реагировать на это известие. По законам Рода и крови — это идёт в разрез их Конов. И ты это знаешь. Но и мы с тобой совершили «нечто», что не вкладывается в их Коны. И все понесём кару! Это, несомненно. Не будем судить то, что не в наших задумках. Видимо, здесь, вступили в действие уже не наши воля и разум. Ума, как ты знаешь нам не хватило. А каналов разума, по которым бы пришла подсказка… для этого, оказалось слишком мало. Слишком. Мы забыли о Родовом оуме. И получили… зеркало. Это, зеркальное отражение, того, что мы с тобой сделали! Зеркало. Не иначе… Если бы, здесь, был мой брат, я бы сейчас выслушал столько «добрых» слов… из его уст! И все бы были правильными… Все! Что касается, Ферона, то я никогда не поверю, что он, пошёл на это ради расчёта! Уж поверь мне, Ферон, здесь чист и, если меж ними блеснула искра — зажгли мы её сами. Я и ты.

Гасдурбал, уже справившись со своими чувствами, кои пытались «купировать» его разум, испытал досаду от вырвавшегося осуждения Оттии из его уст.

— Она провожала его, вместе с Гасдрубалом, в поход в Картахене и подарила ему венок, сплетённый из цветов, как это делают Рода на Севере, когда жёны провожают в поход мужей.

— Я знаю об этом. — Эти слова Протектора, удивили Гикета. — Не ему одному, она подарила венки. А Ферону, достался венок, который предназначался тебе, Гасдурбал! Тебе. Но ты пропал в предыдущий этому дню, вечер. Так? Ты спешил к Зое?! И теперь ещё ревнуешь?!

Гамилькар пронзил Гасдурбала одним из тех своих взглядов, от коих невозможно было чем-либо заслониться, чтобы скрыть происходящее в душе и сердце.

— Это выше моих сил, Протектор! Я не могу совладать с собой!.. Лучше бы я никогда не видел Зои! Не встречал! — отреагировал он, на взгляд Гамилькара.

— Да… — Гамилькар склонил взор, но тут же поднял его. — Лучше бы… Но, всё произошло наоборот! Жизнь, решила проверить нас на крепость… и не на крепость мышц, а на крепость иных возможностей, кои мы не наработали должным образом! Ты мне тогда не договорил… я недооценил… Вот мы и имеем то, что имеем! Промах… Здесь, мы оказались в промахе!

Гамилькар разделил ошибку с Гасдурбалом и тот, проникся ещё большим уважением и привязанностью к своему Протектору, полководцу, и… уже бывшему… тестю.

— Тягостную ситуацию породили мы с тобой, Гасдурбал. Гадостную… Значит, Оттия оказывает знаки внимания Ферону?.. Она, Баркид. Я услышал это от неё во время разговора с ней. И с этим я ничего сделать не могу. Никто не может. Она примет осуждение только Рода. Но это будет после окончания жизненного цикла. Как и мы с тобой, Гасдурбал.

— Но что-то делать надо. — Твёрдо произнёс Гасдурбал.

— Это верно. Надо. — Согласился Гамилькар.

Оба помолчали часть времени.

— Мы с тобой попытались неправедностью укрепить праведность и… потерпели поражение. Это урок нам! Когда-то и латиняне создали подобное. Это «подобное» было Орденом. А ведь это не слово. Это смысловой образ Светлых Родов. Руна Ор, означает силу. Руна День — Свет. Сила света — есть орден. Высшая сила духовных Мудрецов. Но ты знаешь какой «свет» вышел у тех, кто перенял это слово… и одел чёрные плащи. Так и мы с тобой, взялись за то, что не осознавали. Теперь, нам же разгребать содеянное… — Сделал сравнение своих действий Гамилькар Барка, положив руку на плечо Гасдурбала. — Ферон пришёл в себя?

— Мне передали, что пока нет!

Гамилькар посмотрел на него и спросил:

— Я надеюсь, ты не задумал в его сторону какого-либо злого действа?! Я всегда ценил тебя за твою порядочность и честность.

Гасдрубал выдержал взгляд Гамилькара:

— Скажу честно — хотел. Ревность поглотила меня. Захлестнула моё сердце. Просто резала по живому. Но… подумав и поборов то, что всплыло во мне «накипью» чувств, я передумал… И тут же покинул Кастулон.

Гамилькар вздохнул.

— Справился… но не совсем. Я это вижу. Знаешь, Гасдурбал! Отправляйся к Зое. Это лучшее средство! Продолжай блокаду побережья Сагунта. Поддерживай со мной связь. Обо всех видимых тобой кораблях, я должен знать. Врагов топи. Отправляйся. Это твоё задание. И это… лучшее, что мы с тобой, можем сейчас совершить… Наши Боги сами разрешат эту ситуацию. Без нас. Мы уже достаточно, намудрили… Достаточно.

— Но я хотел участвовать в битве. Мне хотелось быть рядом со своим Стратегом, когда ему грозит опасность. Как это было не раз прежде! — Гасдурбал заметно помрачнел.

То, что произнёс Гамилькар, поразило его.

— После моей смерти, ещё повоюешь! — Эта, совершенно неожиданная фраза, слетевшая из уст деда его детей, поразила его в самое сердце.

— О чём ты говоришь, мой Стратег! Ты мне заменил отца! Я смотрел на тебя, все эти годы, как на него. — Это его реакция на слова Гамилькара была совершенно искренней и не наигранной.

Гамилькар увидел это и улыбнувшись, почему-то увёл разговор в сторону:

— Да это я просто так! Так… внезапно нахлынувшее настроение, заставило меня сболтнуть «что-то» неразумное… Не обращай внимание! Но, всё же я оставляю за собой право отправить тебя к берегам Лигурии. Отправляйся, Гасдурбал. У тебя есть любовь, к ней и обратись, чтобы излечиться сердцем. Только и там не хитри. Хитрость, сковывает человека и дробит его на много частей. Чем больше хитрости в человеке, тем больше его дробление. И вскоре, человек уже сам не помнит, где хитрость, ложь, а также, где, в какой из своих частей, он настоящий. Пусть любовь излечит тебя. Приложи к этому усилия. Ты обещаешь мне это?

Гасдурбал с усилием улыбнулся:

— Я приложу к этому усилия, Протектор. А что касается врага… Пусть лучше не попадается нам на пути!

Гамилькар снова положил ему на плечо руку.

— Кажется, мы с тобой, осветили друг другу сердца! Жизнь, за содеянное, вынесет нам свой приговор. Отправляйся, Гасдурбал! Я надеюсь, на тебя также, как и прежде.

Гамилькар, похлопал по плечу своего зятя.

Гасдурбал с огромной любовью, взглянул на Гамилькара, то, что он ожидал от разговора с Гамилькаром оказалось только его страхами. Гамилькар остался верен себе и не пускал в своё сердце «тёмных» подозрений. Он взглянул на него, как на своего отца. Гамилькар, рассмотрел в глазах Гикета, промелькнувшую меж век, слезу раскаянья, которая тут же высохла под воздействием воли Гасдурбала, не желающего показывать эту слабость своему Стратегу. Гасдурбал склонив голову, вышел из ставки…

«-…я сделаю всё, чтобы с ним ничего не случилось! С „моим“ отцом и отцом Оттии! Если нам не суждено больше быть вместе, мы останемся братом и сестрой. Прочь ревность! Прочь подозрения! Мне надо топить все корабли, везущих сюда массу убийц. Утоплю все! Или погибну сам…»

Этим мысли неслись вихрем после его оставления ставки Протектора.

Гамилькар, тоже проводив взглядом своего зятя до той двери в коей он исчез, рассуждал про себя:

«-…Он нашёл в себе силы не лгать мне. Нашёл. Сильный человек. Если и кому вставать во главе союза после меня — этим человеком должен быть Гасдурбал Гикет. Только он…»

Глава 15

В вечерних сумерках двигались два всадника. Уже совсем потускневшие, совсем не яркие как днём лучи, преломлённого света, лениво освещали окрестности, торопясь умыться вечерним салютом и дать отсчёт времени наступающей ночи. Горизонт впитывал свет. Сумерки «окутывали» землю, сильнее и сильнее… И вот стало совсем темно.

Меж всадниками протекал неспешный, тихий разговор. Вернее, больше говорил только один всадник, другой предпочитал слушать, изредка вставляя или вопрос, или реплику, по поводу услышанного им…

–… Да, та война была неудачной для нас. Боги отвернулись от нас, почти сразу же. Причиной тому, я думаю, было наше торопливое выступление. Мы думали, что Гамилькар Барка, ещё слишком слаб, чтобы попытаться форсировать Гваделоквирт. Что он, будет нас ждать в пределах Андалузии и земель турдетанов. Но всё оказалось иначе. Не так. Барка, с малыми силами, появился у границ коссетанов и пока мы с ними не успели соединиться, уничтожил их главные силы. В битве пал их вождь Комор. В том бою погиб и постаревший Бортесс и Барка воздал ему ошеломляющие почести. Были выложены огромные погребальные костры всем погибшим в этой битве. Их зарева были видны за десятки вёрст… А уже на следующий день, его передовые отряды напали на мой авангард… Мы, на марше отразили нападение и бросились вдогонку, но это оказалось частью плана Барки. Конница была отрезана и истреблена. Подошедшая к месту сражения многочисленная пехота не успела закончить построение, как с фланга нас атаковали слоны… Они яростно топтали нашу пехоту, коя бросила оружие и бросилась бежать… Я до сих пор не знаю способа, коим Гамилькар переправил этих гигантов через реку в том месте. Брода там нет?! Как слоны оказались на нашей стороне — загадка?! Была весна. Река шумела от обилия дождей. Берега были топкими и непролазными для гигантов. Но… пехота была рассеяна и уже не имела никакой боевого духа и силы… Всё рухнуло в одночасье. Я был пленён и приведён к Протектору Союза иберов. Он обошёлся со мной уважительно и ни разу не унизил меня. Тех вождей, которые издевались над пленными, кои попали в начале войны к нам, он казнил. Просто и легко. Их головы выбросили в лес, на съедение диким зверям. Барка сказал тогда, что не считает за людей тех, кто не уважает чужую боль. Меня он отпустил. Отпустил с той частью воинов, кои уцелели в битве. Но мы заключили соглашение, кое гласило, что я, и мои соплеменники не должны переходить Гваделоквирт. Я строго соблюдал его. Пока, Брино не придумал хитрость. Гваделоквирт мне нельзя переходить по соглашению с Гамилькаром. «…Тогда нужно переименовать его! — сказал он, — Теперь, мы зовём его Бетисом!..» Так хитрость Брино позволила многим поверженным в войне с ним, думать о реванше… — Всадник, замолчал, задумавшись о чём-то, затем продолжил, — И я, подумав, понял, что это выход для меня и моих соседей, кои не хотят вступать с иберами в соглашения. Мы всегда жили войной и разорениями своих соседей. Почему, появившийся какой-то белый «африканец» Карфагена, будет ставить нам свои условия?!

Он снова замолчал.

— Так значит, вы отступники от соглашений и клятв, Индортис! — его собеседник посмотрел на Вождя подняв взгляд от земли, — Скажу тебе сразу — наши принципы более суровы! Отступников от своих слов, мы презираем как греков. Хотя, мы используем это племя греха, в своих планах. Греки когда-то были разделены двумя враждующими сторонами. Одна была приверженцем старых родовых обычаев. Другие, совращённые золотом, переселенцы. Вот они, хиллины, стали рассадником греха в Средиземноморье. Вот они, стали провокаторами разрушения Трои — форпоста родовых основ, который тысячелетиями стоял на пути расползания грехов клана Ану. Отступники от слов у нас тоже не пользуются доверием, Индортис. Отступник, у нас карается смертью. Иначе, зачем заключать соглашение.

Индортис, повернулся к собеседнику и не на мгновение не задумался над своим, тут же прозвучавшим, ответом:

— Тогда, что вы здесь делаете?! Насколько я знаю, у вас мир с Карфагеном! Разве это не клятвопреступление? Разве не так, Магистр Альба?

— Нет, — также, сразу же, ответил, его собеседник. — Мир у нас с Карфагеном. А мы здесь не воюем с Карфагеном. Мы здесь по другой причине. Я нахожусь в одной древней структуре, коя использует свои достижения во благо моего города. Не всё мне нравиться. Но многое подходит. Орден обособился от политики Сената. Это государство в государстве. Тебе это долго объяснять. Но мира мы не нарушаем, а Гамилькар Барка и его семья не есть Карфаген. Он Протектор Иберии. И с ним у нас нет договора. Как и у него с нами. Всё честно. Мы знаем — он готовиться прийти к нам в «гости». Поэтому, мы здесь. Но и в самом Карфагене, у него множество врагов. Как и у нас. Этим, мы с ним чем-то похожи. Так вот, мы здесь помогаем врагам Барки, убить и нашего врага. Когда это свершиться, нас здесь не станет. Мы уйдём в тень.

Индортис не поверил Магистру.

— Не понимаю?! Что-то ты, Магистр Альба, мне не договариваешь. Я думаю, проще бы было подкормить те силы в Карфагене, чтобы они и сделали грязную работу. Ты потерял половину отряда на моих глазах! Зачем же такие жертвы? Если, это сделали местные иберы, они мастера схваток! Если же, это сделал кто-то другой, я даже не знаю, что мне и думать поэтому поводу… Я вижу слабость вашего ордена.

Альба, с жёсткостью в голосе, ответил на это «замечание»:

— Слабость?! Мне кажется, здесь могут быть две версии произошедшего. И обе исключают и местных иберов, и андалузцев. Об этом, сейчас, говорить рано. Я ещё не выяснил всего, что хочу. Но, месть, за это я свершу. Не своими руками, так другими. В этом мои враги могут не сомневаться!

— Если сам, останешься жив, — вдруг, заметил на это Индортис, — Ты ещё в Иберии.

Эти слова, прорезали тишину, как спущенная, натянутая до предела тетива, коя разрезает воздух своим «свистом».

Альба, почувствовал тревогу.

— Раз я не оказался в числе погибших — я ещё нужен Богам! — Отреагировал он «холодным» голосом. — Я знаю, где нахожусь, можешь мне не напоминать, Вождь. Но… — Альба вдруг задумался, — я не знаю… каким Богам я нужен?..

Индортис покачал головой.

— Это нехорошо… Я вот… увидев то, что не ожидал увидеть, решил уйти на другую сторону Бетиса. И я мог попасть в такую же передрягу, послушай я тебя и дальше, Магистр Альба. Мы все будем действовать сообща. Собравшись в кулак. Это я уяснил в прошлой войне. Прошлое поражение, показало это.

Альба едва заметно улыбнулся.

— Скорее всего ты прав. Твой проход в тыл, мог бы быть полезен, только в одном случае, когда другие вожди не сидят на месте, а вторгаются в пределы влияния Союза Иберии с разных сторон. Но, думаю, что с такими вождями как Тестолапий, Корн, Брино, Сертокс вам единения не добиться. Все ваши попытки будут провальными.

Индортис, посмотрел на Альбу — в его взгляде сквозило удивление.

— А… что же, уважаемый Магистр, раньше говорил? — спросил он. — Ты преследовал здесь личные цели? И мы были в твоих руках игральными костьми?! Что за цели, ты преследовал, бросая нас под ноги слонов Гамилькара?

Альба, заскучавшим взглядом, посмотрел на оживившегося Индортиса. Тот, видя такую реакцию римлянина, добавил:

— Моя мать, Магистр, была знахаркой. И я, тоже, немного усвоил от неё некоторые способности. Я вот, чувствую в тебе, Альба, какую-то «силу», мне непонятную! Я вижу твои метания! Но в тебе есть что-то… есть… То, чего нет в нас! Какой-то амулет на тебе? Или ты сам… как амулет! Или часть его…

Это откровение Индортиса, ошеломило Альбу. Он вопросительно посмотрел на вождя, но ничего не произнёс.

Индортис улыбнулся.

— Что неожиданно? Я что-то подобное чувствовал, когда находился рядом с Гамилькаром Баркой. Там тоже… сила. Но, несколько иного плана. Тоньше… что ли?! Твоя же отличается агрессией.

— От Гамилькара?! — Альба теперь не скрывал своих чувств: удивления, заинтересованности, крайнего возбуждения. — Что ты чувствовал?

Индортис подумал, прежде чем ответил:

— Находясь рядом с Гамилькаром, можно почувствовать, как твоя собственная агрессия, становится тише… и замолкает совсем. Почему-то «тухнут» и другие низменные чувства: спесь, ярость, злорадство. Появляется другое: взвешенность высказываемого, равновесие внутри себя, какое-то внутреннее успокоение… Но я уверен, если он захочет, он может будить в «соседе» и иные чувства… Это несомненно так.

Конец ознакомительного фрагмента.