Слёзы живут в животе, или Записки психоаналитика. Как научиться выдерживать неидеальную жизнь

Юлия Мелащук

26 правдивых историй из жизни о любви и расставаниях, сексуальности и морщинах, слезах и радости, одиночестве и экзистенциальном кризисе.Каждая из историй – как мини-сеанс психотерапии.Вы найдете на этих страницах себя. Вы почувствуете, будто кто-то заглянул к вам в душу, разделил с вами чувства и переживания.Вы будете плакать и смеяться, вдохновляться и многое переосмысливать.А главное – вы научитесь выдерживать эту неидельную жизнь и находить в ней свое вдохновение.

3. Люди в моментах

Я привыкаю к людям. Они врастают в меня за короткий срок.

Не все люди, бывают и такие, которые мне безразличны. По разным причинам они не входят в мое поле — пространство, в которое человек если попадает, то остаётся в нём навсегда.

Это поле особенных ощущений, мой калейдоскоп моментов.

Эски Кермен, Крым. Ретрит по йоге.

Я и 12 абсолютно незнакомых мне людей живём в палаточном городке на красивейшем горном плато.

В один из вечеров мы валяемся на прогретой земле и смотрим на звёзды с девушкой из Екатеринбурга. Я даже не помню её имени.

Но я помню этот момент.

— А ты счастлива? — спросила она.

У неё вьющиеся волосы и милые веснушки по всему лицу. На ней выцветшая длинная футболка, видимо из разряда старых, любимых вещей.

На траве лежит книга, на которой притихла божья коровка и как будто прислушивается, что же я отвечу.

Под обложкой видна закладка в виде маленькой деревянной прищепки. Такую, наверное, используют гномики для сушки своих крошечных вещей и занавесок в горошек.

Здесь, вдали от цивилизации, вокруг настолько тихо, что я слышу, как хрустит воздух от горной чистоты, и хочется говорить шёпотом.

— Я не знаю, — просто ответила я.

А потом подумала, что это слишком просто, и добавила:

— Если исходить из теории, что счастье — это ощущение в моменте, то надо посчитать в процентном соотношении, сколько таких моментов было в моей жизни.

Сказала и скривилась: «Господи, я зануда. Будто я говорю не о счастье, а о статистике количества опасных насекомых в Азии».

Я не помню, сколько часов мы рассказывали друг другу о своей жизни, глядя в небо на жирную жёлтую луну.

О мужчинах, по которым плакали.

О подругах, которых теряли.

О фильмах, названий которых не помним, но помним, какие сильные эмоции они вызывали.

Она попала в моё поле, в нём я с людьми переплетаюсь невидимыми ниточками особых ощущений. Эти ниточки узнаваемы моим сердцем, они близки по структуре, по цвету, по настроению.

*****

А ещё саксофонист.

То была пятидневная школа обучения для тренеров, где общение с ребятами с утра до вечера создавало атмосферу «семья напрокат».

Руслан излучал убойную жизнерадостность и какую-то непоколебимую уверенность. К таким всегда тянутся люди за порцией оптимизма и стабильности. Именно такой типаж героя в каком-нибудь боевике или фильме-катастрофе спасает всех вокруг и всегда знает, что делать.

Как-то мы с ним пили кофе, и он сказал:

— Моей жене нужен психолог.

Воздух вдруг потяжелел, а синие глаза Руслана стали такими печальными, что в тот момент я его не узнала.

— Ей нужна помощь. У меня рак. И она не может с этим справиться.

Внутри всё сжалось, а сердце на мгновение притихло. Захотелось замолчать.

Вокруг продолжали смеяться и переговариваться люди, но теперь это казалось нелепым..

На столике стояла вазочка с круглыми разноцветными камешками. На одном из них мой взгляд задержался — камень был черным.

Он затерялся в красках других камней, так же, как и горе Руслана спряталось под маской его жизнерадостности.

Руслан тоже смотрел на этот камень, пряча свой подбородок в голубой шарф.

Жутким было то, что он говорил не о своей боли. Он абсолютно не переживал за свою жизнь, но его душа разрывалась на куски от страданий жены.

— Что это? — Пустилась я в психоаналитические размышления.

Психологическая защита в виде отрицания? Или запрет на переживание своих эмоций?

Я внимательно посмотрела ему в лицо. И увидела сильного человека, который справился с наличием монстра, пожирающего его организм. Он стоически пережил бы любой исход ситуации, если бы не страдания близких.

В конце обучения был мини-выпускной. Руслан достал саксофон, который привез с собой, и заиграл. А я разрыдалась.

Ребята наслаждались музыкой. А я плакала так, что не могла остановиться.

Я чувствовала в своих слезах всю горечь несчастья, и неозвученное отчаяние Руслана, и страх его жены.

А ещё захотелось скорее прибежать домой, перецеловать тёплые макушки своих родных, обнять всех и замереть, забетонировать это мгновение.

******

Воображаемое и реальное.

С Алей мы могли болтать сутками напролёт. Тот, кто услышал бы эти разговоры, сдал бы нас в психушку.

И скорее всего, мы бы этого даже не заметили, а продолжали бы увлечённо дискутировать на темы метафизики, многослойной реальности и снов во снах.

Особенно философский поток любил нас догонять на природе. Идём мы как-то по лесу и выбираем полянку. С собой плед, бутерброды и бутылочка вина. При этом обсуждаем, как отличить объективную реальность от воображаемой.

— Откуда ты знаешь, что я существую? Может, ты сейчас идешь пить вино со своим воображением? — спрашивает Аля.

Стало как-то не по себе. Большие наивные глаза смотрят на меня абсолютно серьёзно. За ее ухом торчит огрызок от карандаша (в мире смартфонов она до сих пор любит всё записывать в блокнот).

Аля — писательница, и она всегда должна быть наготове, если вдруг муза будет пролетать и стрелять в нее сюжетами.

Худые коленки сиротливо выглядывают сквозь рваные джинсы. В руках клетчатый плед и картонные стаканчики.

Несмотря на сказочную атмосферу леса, Аля выглядит абсолютно реальной.

— Да ну тебя, напугала, — говорю я.

Продолжая шумно обсуждать реальное с нереальным, мы располагаемся на милой полянке. Открываем вино, достаем бутерброды.

Я поднимаю свой картонный бокал, чтобы сказать что-то многозначительное, и вдруг…

— Аля, а ты в курсе, что мы сидим в центре собачьего кладбища?

С ней мы всегда вляпывались в какие-то истории, которые потом разбирали и находили в них что-то символическое и очень знаковое.

Мы были, как два археолога на раскопках метафизического, и это было бесконечно увлекательным.

А потом она уехала. Расстояние надломило ту мистическую, с шизоидным наклоном, атмосферу наших диалогов.

Но в моём поле она останется навсегда. И не важно, реальной она была или воображаемой.