Богат и немного женат

Маргарита Южина, 2008

Скучная жизнь Евдокима Филина – заслуженного санитара роддома – текла вяло и предсказуемо до тех пор, пока он не обнаружил в кустах сирени мужчину в плавках. Предложив Филину кольцо с бриллиантом, незнакомец попросил спрятать его до вечера. Ох и зря Дуся соблазнился нежданным богатством! К вечеру дядька, надежно сокрытый в сарае, отбросил коньки, вернее этому кто-то поспособствовал. Наш спаситель как порядочный вызвал милицию, однако когда опергруппа примчалась на место происшествия, мужчины с проломленным черепом там уже не было. Дуся решил бы, что все это ему примерещилось, если бы его карман не оттягивал золотой перстень с самым настоящим бриллиантом. Итак, благодетель убит, и труп его украден. Теперь даже увалень Дуся готов бороться за справедливость. Он начинает расследование по всем правилам...

Глава 2

Быстрые проводы — долгие слезы… радости

С самого утра Дуся сохранял на лице выражение легкой грусти. Правда, на десять минут он выпал из образа, — когда прибежал соседский мальчишка Юрка и принес липовое удостоверение. Документ был сляпан на славу — фотография и печать, все как надо. Нет, кому надо, тот бы мог уличить предъявителя в подделке, но Дуся все же решил, что женщина этим заниматься не станет, по всем правилам приличия она должна скорбеть о родственнике, а не заниматься экспертизами. И Дуся, успокаивая бдительность матери, снова навесил на физиономию выражение легкой грусти. Успокаивать удавалось с большим трудом — маменька каждую минуту вглядывалась в глаза сыночка и проверяла его душевный настрой. И всякий раз, когда Дуся забывался, и в его глазах проблескивали лучики радости, маменька немедленно настораживалась:

— А не больно ли ты весел, друг мой? Может, ты мечтаешь в наше отсутствие устроить вертеп? Пожалуй, нашу поездку придется отложить. Дусенька совершенно не переносит беспорядка в доме! У нее будет нервный срыв!

Дуся немедленно кручинился и уверял, что собачонка останется в полном здравии, но, завидев грустную физию сына, Олимпиада Петровна теперь начинала волноваться по новой.

— Дуся, сын мой! Ты печален! Не рви сердце матери, немедленно поезжай с нами! Я представляю, что значит для тебя долгая разлука со мной и Машенькой… Где у нас телефон? Я покупаю еще один билет!

И снова Дуся напрягал все свои извилины, чтобы привести матушку в должное спокойствие:

— Мамуля! Меня ни на день не отпускают с работы! Тем более сейчас — когда стоит вопрос о моем назначении на должность главного санитара!

— Боже мой! Эти изверги все никак не могут тебя утвердить! Передай своему Беликову, что по возвращении у меня с ним будет очень серьезная беседа. Очень!

Дуся клятвенно обещал, что передаст, что будет вести себя, как первоклассница на первом уроке, и вообще создавал все мыслимые и немыслимые условия для скорейшего отъезда.

Когда же Олимпиада Петровна и Маша помахали из окна вагона, и поезд, лихо свистнув, стал набирать скорость, Дуся взглянул на часы. У него едва хватило времени, чтобы на такси добраться до «Алтая». Удостоверение лежало в заднем кармане, однако журнала «Авто-мото» в руках не было. Нет, Дуся его купил, однако маменька, усаживаясь в вагон и заметив в руках сына нечитанный ею журнал, тут же забрала его себе:

— Хорошо, что ты догадался! А то ехать в купе — это такая скука!.. Боже, Дуся! Отчего ты не купил «Звездные скандалы»? Как я буду смотреть на эти повозки?!

И вот теперь Евдоким стоял посреди зала с совершенно пустыми руками. Народу было довольно много и найти ту, с кем он разговаривал, было проблематично.

— Официант! — рявкнул вдруг на все кафе сыщик. — А нет ли у вас в продаже «Авто-мото»? Я купил, а у меня его похитили!

Официант посмотрел на Дусю, словно на таракана, и высокомерно унесся по своим делам. Зато из-за дальнего столика поднялась великолепная шатенка и демонстративно скинула с плеч светлый плащ. Под плащом оказался стильный темно-зеленый костюм. Дусина память тут же напряглась и выдала: женщина обещала быть именно в зеленом костюме! И уже совсем уверенно Евдоким направился к столику неизвестной женщины.

— Здравствуйте, это я вам звонил… меня зовут Евдоким. — Он выгнул грудь колесом и полез в задний карман за удостоверением.

— Не надо… — поняла его женщина. — У вас на лбу написано, что вы сыщик, к тому же исключительно любитель. Итак, зачем вы мне звонили?

Евдоким приосанился, собрал брови в пучок и заговорил низким голосом — ему казалось, что именно так должны говорить сыщики.

— Я… кыхы… я должен найти вашего родственника… а кстати, кем вы ему приходитесь?

Дама чуть склонила голову набок и просто ответила:

— Матерью…

Дуся поперхнулся. Ну вот матерью эту железную леди он никак не мог представить. Во-первых… во-первых, мать в поисках пропавшего горячо любимого сына сейчас должна висеть на телефоне и обзванивать все больницы и морги либо звонить в суды, дабы те завели уголовное дело на работников психдиспансера — как они могли упустить больного! И вообще… что-то еще делать… но уж во всяком случае не рассиживать здесь с совершенно непроницаемым лицом, да к тому же не курить эти тонкие сигареты и не стряхивать пепел такими ухоженными пальцами!

— Я встретилась с вами только потому, что вы обещали мне помочь… — проговорила холеная красавица. — Меня зовут… зовите меня Сэей. Сразу к делу. Если вы найдете Иннокентия живым, вам перечислят на счет вот эту сумму… если мертвым, сумма будет… такая же, однако же, если вам удастся найти и преступника, сумма увеличится вдвое.

Дама быстро полезла в крохотную сумочку и достала уже приготовленный листок, на котором было написано несколько цифр. Эти цифры, чего уж душой кривить, Дусе понравились. Но все же о главном он не забыл:

— А что? Вы готовы к тому, что Иннокентия… блин, как же его по отчеству…

— Викентьевича, — подсказала мать.

— Да, его. Вы готовы к тому, что он может быть и не живой? — спросил Дуся, пристально вглядываясь в глаза Сэи.

— В данном случае нужно быть готовой ко всему, — отрезала та.

Дуся мотнул головой и без всякого перехода приступил к вопросам:

— А почему вы такая молодая? Если вы мать, то должны…

— У меня пластика, — прервала его дама.

— Где? — не понял сыщик.

— На лице! Пластическая операция. К тому же… я с молодых лет тщательно слежу за состоянием кожи. И вообще, кроме моего внешнего вида, у вас вопросы имеются?

— Ну конечно! Конечно! — надулся Дуся. — Например, где вы работаете?

— А это важно?.. — дернула бровью дама, но ожидать ответа не стала. — Я не работаю. Мой муж зарабатывает столько, что вполне может меня полностью обеспечить.

— Ну хорошо, а… А вы расскажите все. Какие у вас дома были отношения, как потерялся ваш сын, почему сотрудники психдиспансера за ним не уследили? — попросил Дуся.

Дама чуть откинулась на спинку стула, взяла новую сигарету и коротенько поведала о том, как они жили.

— Вы знаете… Иннокентий у нас единственный сын. И… и в общем-то нам хотелось воспитать его по-другому, но… видимо, из нас получились отвратительные педагоги, потому что… в общем, сын был далек от идеала. Меня всегда поражала его легкомысленность. Он совершенно ни о чем не задумывался, понимаете?

Дуся сосредоточенно кивнул, хотя совершенно не понимал, как это психически больному парню надо было оставаться глубокомысленным. Хотя… кто его знает, он абсолютно не был знаком с такими больными, вот если бы речь шла о роженицах!

— Его отец владеет крупной компанией, и это расслабляло Иннокентия. Он постоянно крутил романы с женщинами, совершенно не задумывался о работе, ему было наплевать на его высокую должность…

— Простите, а где он работал?

С ума сойти! Этот умалишенный парень еще и занимал высокую должность! Обалдеть, кто у нас в руководителях ходит!

— Да нигде он не работал! — фыркнула Сэя и выпустила колечко дыма. — Вика специально для него учредил в своей компании должность, которая оплачивалась весьма достойно, но ответственности никакой не предполагала.

— Простите, а Вика — это кто?

— Вика? — дернула бровью дама. — Ах, Вика! Это Викентий, я так мужа зову. Так вот он устроил сына очень выгодно, Иннокентию оставалось только появляться на работе, хоть изредка. Но тот распоясался окончательно и не являлся в офис неделями.

— Так, может… может, на эту должность…

— Вы хотите сказать, что кто-то убрал Иннокентия из-за должности? — договорила умница Сэя. — Ну что вы! Должность, конечно, сказочная! Но ведь все прекрасно понимали: как только уйдет Иннокентий, вместе с ним исчезнет и должность — Вика только собственному сыну мог платить деньги ни за что, причем из своего кармана.

Дуся почесал нос.

— Давайте начистоту… — предложил он. — Вот вы говорите — не ходил в офис, не обращал внимания на работу, а между тем ведь парень был… так сказать, немного не в себе. Да прямо скажем, у него серьезные проблемы с головой были, если он даже в психдиспансере на учете стоял, чего ж от него ждать?

— Ну начнем с того, что Иннокентий уже мужчина, а не какой-то там юный парень — ему тридцать три… А в психдиспансере он лечился… от депрессии. В последнее время он был немного грустный.

Дуся снова обратил внимание на то, какие чудеса творит пластика — мать тридцатилетнего мужика выглядела весьма молодо.

— То есть… чуть парню взгрустнулось, и вы сразу же определили его в психушку, так? А не интересовались, может, у него имелись причины? Может, ему кто-то угрожал? Были крупные неприятности? Он чего-то боялся, от кого-то прятался, а?

— С нашими деньгами прятаться? Да бог с вами! Нет, я, конечно, понимаю — и посильнее нас люди имеются, да только кто же Иннокентия к ним допустит?! Неужели, вы думаете, его отец не понимал, что из себя представляет наш сын? Не-е-ет… а остальное… У него если и случались неприятности, то только из-за баб! — щелкнула по сигарете Сэя. — Их у него было немерено. И… потом, у него были какие-то суицидальные наклонности — говорил что попало, раза два пытался в окно сигануть… У нас правда собственный дом и под окном клумбы, вряд ли он разбился бы, но… сам факт! Конечно, Вика очень переживал и… и когда мы привезли Иннокентия в диспансер, нас похвалили, потому что оказался больным. Это нам уже врачи сказали.

— А вы сами с врачами разговаривали?

— Да что вы! Они же не здесь! Это где-то в Ростове!

— Кто в Ростове? — не понял Дуся.

— Ну диспансер этот! Это же не здесь!… Нет, конечно, Вика уже летал туда, разговаривал, тамошние милиционеры даже завели уголовное дело, однако ж…

Дуся совершенно отказывался понимать происходящее. Он прекрасно помнил Иннокентия — нормальный молодой мужик, и вовсе он не сумасшедший! И потом, он же был раздет до трусов! Это что же, он в таком виде из Ростова бежал?

— М-да… а почему он не был женат? — вдруг спросил Евдоким.

Дама дернулась, пожала плечиками и полезла за новой сигаретой.

— А кто б за него пошел? Он же… он же ни одной юбки не пропустит! Мы-то с Викой понимали — это последствие умственного заболевания, но… какая бы жена стала такое терпеть?

Дуся кивнул. И в самом деле, уж он-то по себе знает: ни одна женщина еще его не любила так искренне, как ему хотелось бы, все только на деньги зарятся. Вот за них они готовы терпеть что угодно!.. Да! Именно готовы! И пусть он бегает, и пусть он в психушке, — можно запросто стать его опекуном и пользоваться деньгами в свое удовольствие, такой лакомый кусок, и ведь на морду лица не страшный, и сам на любовь нарывается…

— И что же, у него даже подруги не было? — всерьез засомневался Дуся.

— Ну… если подругой можно считать каждую вторую жительницу нашего города, тогда…

Женщина теперь уже явно намекала, что беседу пора заканчивать, но Дуся не унимался:

— А друзья? У него были друзья?

— Ну какие друзья могут быть у неадекватного мужчины? Вы сами-то думайте, что спрашиваете! Не было у него никаких друзей!

— Хорошо… можно сказать, что он был раком-отшельником… А когда вы его видели в последний раз? С чего вы взяли, что он пропал? Может, нашлась какая-нибудь девица, которая, так сказать, окутала его своей любовью, и он… Молодой же мужик!

— Если бы она нашлась, эта дама, Иннокентий тут же прибежал бы к нам хвастаться — знакомить! — покривилась матушка убиенного. — А с чего я взяла, что пропал? Да с того, что он получал деньги каждый день! И через час у него уже ничего не оставалось. Поэтому звонил отцу на дню по десять раз. А тут… он не проявлялся неделю. Неделю! Этого просто не может быть! К тому же все его документы дома! Нет, он пропал.

— А вы друзьям не звонили, может, он у кого-то из них?

— С чего бы? С отцом они не ссорились, долгов у него не было, отец всегда гасит все его долги, разорился уже почти! Зачем же Иннокентию куда-то убегать?

Женщина отвечала с раздражением, даже не пытаясь его скрыть.

— Вы знаете, Сэя… у меня создается ощущение, что вы уверены в том, что вашего сына уже нет в живых, вы уж меня простите… — вдруг признался Дуся. — Вы настолько уверены, что он погиб, что даже друзьям не звонили!

— А я и не верю! — подтвердила Сэя. — Он погиб, иначе уже давно бы позвонил и попросил денег. И потом… я совершенно не знаю его друзей. У него их никогда не было.

Дуся понял, что больше эта женщина ничего нужного ему не сообщит.

— Как я могу встретиться с вашим мужем? — спросил он.

— Никак, — изумленно ответила Сэя. — А зачем вам с ним встречаться? Вы хотите поковыряться в горе несчастного мужчины?

— Позвольте… но откуда вы точно знаете, что это уже горе? — опять поймал ее на слове Дуся. — Это большая тревога, я согласен, так ведь я и хочу помочь! И потом… уж если горе стойко перенесла сама мать, то отец…

— Простите, мне пора. — Женщина стала подниматься.

— Хорошо, идите… только я немедленно доложу о нашем разговоре милиции. И о своих подозрениях тоже… — решился Дуся. — Мне, например, непонятно — отчего это маменька строит мне такие козни, в то время как я настроен отыскать ее сына? Живого или мертвого.

— Вот в том-то и дело, мертвого… — грустно усмехнулась Сэя и сдалась. — Ладно… записывайте номер Вики. Да! Не вздумайте его так назвать, это только мне позволительно! Для вас он Викентий Филиппович Глохов.

И пока Дуся спешно записывал номер телефона, дама поднялась и удалилась, оставив после себя лишь дурманящий аромат неизвестных духов.

Домой Дуся направился сразу же, даже не стал сидеть в кафе после беседы, хотя сначала думал поесть, ведь дома его не ждала даже манная каша.

Придя к себе в квартиру, он сразу же собрался в ванную, однако маленькая собачонка требовательно тявкнула и уселась возле миски.

— То есть тебя надо покормить, да? А чем, ты мне не хочешь сообщить?.. — ворчал Дуся, проверяя недра холодильника.

Недра обескуражили — на трех полках была грудой навалена собачья еда — и размороженные, и полуразмороженные пакетики, и совсем заледеневшие, — и только для Дуси, маменькиного сыночка, не нашлось ни крошки.

— Вот она — любовь материнская… — горько вздохнул Дуся, плюхнул собачонке в миску содержимое какого-то пакета и налил себе холодного чаю. — М-да… материнская любовь… И отчего же мне так не понравилась эта молодящаяся мамаша? А может, она и не мамаша ему вовсе? Сейчас ведь у богатых сплошь да рядом молоденькие, новенькие жены, а старые… а кто знает, где их старые жены… И эта наверняка не матушка этому Кеше, а мачеха. Отсюда и такое отношение и… кстати… слышишь, Дуська! Я кому тут рассказываю? Я говорю, вот она своего мужа при мне несколько раз Викой назвала. То есть — здоровенный глава компании — Вика… Викуся… Вишенка… ха! Вишенка, здорово я придумал? Не отвлекайся! Так вот, он, значит, — Вика, а сыночек родненький — Иннокентий! И заметь — ни разу не Кеша! А почему? Только не говори мне, что ей не нравится имя Кеша! Она же его сама так назвала! Получается одно — она ему не мать, а… ехидна. Это я в каком-то фильме слышал… Ну чего ты не лопаешь-то?.. А-а, ты уже все смела! Ну ведь такая маленькая, ротик с ноготь, а проглотка еще та!..

Дуся все же залез в ванную. Вылез и уселся думать. Вообще-то этим делом он занимался не часто, поэтому особенных навыков у него не имелось, и все же отдавался он ему со всей душой. Даже в какой-то момент подбежал к телефону и позвони Викусе… Вике, Вишенке.

Трубку долго не брали, а затем глухой мужской голос вяло проговорил:

— Да?

— Добрый вечер, — сразу же затараторил Дуся. — А нельзя ли услышать Вику… тьфу ты, черт… Викентия Филипповича?

— Вика слушает, — без интереса отозвался голос.

— А меня Дуся зовут… имена какие-то у нас неправильные, правда? Бабские, прямо скажем, имена… Да я не об этом… — запутался Дуся и постарался настроиться на нужный лад. — Вы меня не знаете, я член клуба «Филин — ясный сокол», да, у нас такой клуб, который занимается поиском пропавших людей. У вас, случайно, никто не пропал? То есть, извините, я, конечно, знаю, что пропал ваш сын, по телевизору слышал. И наши клубовцы готовы включиться в розыск.

— И вы в самом деле кого-то находите? — все так же равнодушно спросил мужчина.

— А как же! Да только мы и находим! — одухотворенно врал Дуся. — Только нам надо с вами встретиться, и, я бы сказал, прямо завтра.

— Завтра, завтра, завтра… — забубнил Вика и ненадолго забыл про всяких Дусь. — Ну давайте завтра, только часиков в семь, после работы.

— А я думал, вы так торопитесь найти сына, что ради него забудете про работу, — окончательно обнаглел Дуся.

— Да при чем здесь работа, — наконец по-человечески заговорил Викентий Филиппович. — Я просто рассчитываю, что Кеша найдется без вашей помощи. Чтоб не рылись, не бередили, не копались!

— Зря вы так… мы ж не какие-то там… дураки, тоже кое-что можем! — обиделся Дуся.

— Ну уж… по вашей речи я бы этого не сказал!

— А вот и зря. Вы ж должны понимать, что я так не только с вами разговариваю. И пока остальные будут либеральничать, я как раз и доберусь до самого главного.

Мужчина некоторое время помолчал, а потом согласился:

— Да черт вас знает… может, вы и правы, такие, как вы, везде пролезете… Значит, завтра в час дня. И не опаздывать! Я долго ждать не буду.

— Да я не опоздаю! Вы только скажите, где ждать-то будете!

— Как это где? У меня дома. Не буду же я за вами по всему городу таскаться. Пишите адрес…

— Хорошо… — Дуся быстро записал адрес, а когда собеседник отключился, добавил: — Не будет он… Да если бы ты знал — ЧТО я знаю, ты бы знаешь куда за мной потащился!

И все же долго Дуся не злился, потому как у него слипались глаза — денек выдался нелегкий. Евдоким залез в кровать и уснул, едва его голова коснулась подушки.

Утром Дусю разбудил настойчивый телефонный звонок. Он еле разлепил веки, так хотелось спать. Сначала и вовсе решил не подходить к назойливому аппарату, но слишком мудрая собачонка подняла такой лай, что пришлось подняться.

— Дуся! — сразу же оглушил его маменькин голос. — Дуся, ты проснулся?! Вставай немедленно и топай на работу! Тебе должны выдать должность главного санитара. Я уже здесь подумала — пусть и удостоверение выдадут. И в документе напишут, что ты не санитар, а просто «главный». Я уже и соседкам по корпусу сказала, что мой сын главврач в роддоме. Делаю тебе рекламу!

— Ма, а на фига она мне? — не понимал Дуся.

— Глупенький! Проси, чтобы тебе платили по сдельщине — чем больше рожениц перетаскаешь, тем больше получишь. А там уже… хватай на носилки любую да тащи.

— Ма, ты лучше скажи, доехали нормально?

— Так я же говорю, меня здесь встречают как мать главврача! А Машенька уже успела всех покорить! А Леонид Семенович выбил себе местечко в палате, он тоже сказал, что он мать главврача… отец! Отец главврача. Только, сынок, тебе придется устроить в ваш роддом одну знатную даму. И договориться, чтобы ей выделили отдельную палату, она здесь очень важная птица, просто очень!

— Мам, для важных птиц у нас столичные роддома имеются, а то и вовсе — заграничные!..

— Не спорь с мамочкой! Она птица важная только для этих мест, так что ей и наш город — заграница! Тем более у нее нет гражданства. Так что ты уж подсуетись. Я прямо вечерком тебе перезвоню. А если ты не сможешь, я сама твоему Беликову звякну, у меня имеется его телефончик!

Евдоким буркнул что-то нечленораздельное, маменька счастливо прощебетала слова благодарности и отключилась.

Евдоким поплелся на кухню — есть хотелось нестерпимо. А на кухне с последнего его визита не добавилось ни единой крошки.

— Вот черт… — грустно вздохнул Евдоким. — Придется и в самом деле тащиться к Беликову — договариваться насчет палаты… Там хоть покормят…

Уже через час он сидел в кабинете главврача и нудно повторял:

— Ну Матвей Мака-а-арыч, ну о-о-очень надо…

— Голубчик! Откуда я возьму вам отдельную палату? — упирался тот. — Вы просите невозможного!

— Как же невозможного, если у нас такая имеется и в ней отчего-то лежит директор сберкассы из Октябрьского района?

— А и правильно! Лежит! — вскинулся лысенький Беликов. — А потому что ему надо сделать УЗИ всех органов! И еще взять кардиограмму! И еще чтоб его терапевт посмотрел! А в клинике в два с половиной раза дороже, он сравнивал!

— Ну так он уже проверился! И потом, его всегда можно положить в ваш кабинет! — рассуждал Дуся. — Тем более что он ночами и вовсе здесь не бывает.

— Да, но его жена уверена, что он — здесь! — никак не соглашался Беликов.

— Матвей Макарыч! Если вы не согласитесь, к вам придет моя маменька, я вас честно предупреждаю. А уж она найдет отдельную палату, будьте уверены, — махнул рукой голодный Дуся.

— Ваша маменька? — переменился в лице главврач. — Это еще зачем? Неужели вам в самом деле до такой степени нужна эта палата? Господи! Ну какие сложности! Сделаем!

От главврача Дуся вышел в самом распрекрасном настроении — он давно заметил: если с утра дела решаются успешно, то и весь день будет удачным.

Евдоким направился в столовую, и, хоть завтрак уже кончился, добродушная повариха тетя Наташа наложила ему полную тарелку манной каши.

— Да что вы, в самом деле, как сговорились! — не удержался Дуся. — То матушка кашей в нос тычет, то вы!

— А чем же мне прикажешь рожениц кормить? Рис не завезли, гречка вчера была! — развела руками тетя Наташа. — Да ты попробуй! С маслицем! С молочком!

С маслицем и молочком каша пошла на ура, Дуся даже добавки просил… Два раза.

И вот в ту самую минуту, когда он доедал вторую добавку, к нему подсела медсестра Раечка.

— Дуся! Ты здесь? Какая удача! А я уже хотела сама к тебе идти, прямо на дом, — откровенно доложила она, уложив подбородок на кулачок.

— Ко мне? — удивился Дуся.

Он давно замечал, что Раечка строит ему глазки, но старался не реагировать.

Дело в том, что Раечка строила глазки каждому мужчине, кто зарабатывал чуть выше санитара — девица мечтала устроить свою судьбу, причем устроить удачно. Санитары в ареал ее поисков не попадали по причине скудной зарплаты, однако для Дуси было сделано исключение. И Дуся даже догадывался почему.

— Раечка, а что ты забыла у меня дома? — как можно невиннее спросил он.

— Я ничего не забыла. Я буду тебе помогать. Ты же взял отпуск, чтобы опять какое-то расследование проводить, правильно же? Я видела милиционеров возле нашего хозблока, не отпирайся. И санитарки наши болтают, что этот растреклятый Филин опять что-то унюхал. Так что… я решила тебе помогать!

— Зачем? — изумился Евдоким Филин.

— Затем! — выпрямила плечики Раечка. — Я окажусь рядом в трудную минуту… у тебя же там будут трудные минуты, так?

— И чего?

— Вот! Я как раз в ту минуту окажусь рядом, закрою тебя своей грудью и… и ты на мне женишься!

— Классно, — отложил ложку в сторону Дуся. — А потом ты отберешь у моей матери все мое состояние…

— Да! И мы станем богатыми! — докончила Раечка со счастливым блеском в глазах.

— Ага… понятно… а потом… — рассуждал Евдоким. — Потом ты отберешь все состояние у меня…

— Да! И я стану бога… Дуся! Ну о чем ты таком говоришь! — опомнилась Раечка. — Ну зачем мне отбирать состояние у тебя? Мы сможем запросто тратить твои миллионы вместе!

— А я их и без тебя могу запросто тратить! — вылетело у Дуси.

Девчонка осуждающе покачала головой и сообщила:

— В твоем возрасте уже все порядочные мужчины женаты! И если ты не хочешь подумать о своей судьбе!.. Если ты не хочешь подумать о судьбе своей маленькой дочурки!.. То имей совесть! Подумай хотя бы обо мне! Где я еще найду такого вот миллионера?! Они отчего-то совсем не хотят обращать внимания на медсестер! Да еще ладно бы я работала где-нибудь в… Кремлевском госпитале! А то ведь… мне что — рожениц обольщать?

Девица была всерьез обижена и даже собиралась пустить слезу. Дуся же вовсе не умел утешать девушек. И что надо сейчас сказать Раечке, он просто не мог представить. Нет, представить мог, но после этого ему пришлось бы срочно отправляться в загс, а он не хотел. Ну нет любви, так какой к черту загс?!

Положение спас Пашка. Он вбежал в столовую и сразу же завопил:

— Дуся! А я тебя весь день ищу! Ты куда подевался?

— В отпуск, — облегченно выдохнул Евдоким. — Вот сейчас позавтракаю — и домой.

— Погоди! Домой он, — быстро подсел к нему Пашка и обернулся к Раечке. — Раиса! Тебе уже там все обыскались! Дуй давай на свое рабочее место, там таблетки пора разносить!

Девушка фыркнула, изогнулась кошкой и плавно подалась из столовой, призывно виляя бедрами.

— Дуська, мне с тобой поговорить надо… — быстро зашептал Пашка и выпалил, будто самую страшную тайну: — Мне деньги нужны, дай взаймы, а?

— Да откуда у меня день…

— Понимаешь, Валька — жена моя… ну она вся больная такая, ребеночка родить не может, а тут ей сказали, что у нее рак… что-то с грудью, ну и… нужна срочная операция. Она, понимаешь, в такой жуткой депрессии! Вообще! Дома сидит уже третью неделю — не выходит, на улицу даже не смотрит. И даже… Ой, Дуська, она даже самую чуточку похудела, прикинь!

— Да у меня все деньги на счетах у маме… — попытался вставить слово Дуся, но Пашка его нещадно перебил.

— Да мне и нужно-то каких-то триста тысяч!

— Я ж тебе говорю, у меня…

— На год! В рассрочку! Тебе для друга жалко? Ну чего молчишь-то?

— А как я скажу, если ты мне рта раскрыть не даешь?

— Ну хорошо, — смилостивился Пашка. — Открывай свой рот. Только сразу скажи — дескать, даю тебе деньги, мой хороший, добрый друг Павел. Отправляй жену на лечение. И не торопись отдавать долг, мне не к спеху, отдашь через два года.

Дуся упрямо жевал уже холодную кашу.

— Да чего молчишь-то? То я ему слова не даю вставить, то сам молчит как рыба! — рассердился Пашка. — Я уже за тебя все сказал, тебе только повторить осталось!

— А теперь меня послушай, — вытер рот рукавом Дуся. — Значит, так — я завтра позвоню в банк, узнаю, сколько у меня на счету осталось, а потом тебе уже отвечу, смогу ли я одолжить тебе денег или у меня их нет.

— Да как нет-то? У тебя ж…

— Еще раз говорю — это не у меня, а у маменьки! А уж она ни за что не даст. Она даже мне не дает.

Пашка мотнул головой и поспешил к выходу.

— Короче… заметано! Я Вальке сегодня скажу, что ты деньги на лечение даешь, идет?

— Да говори ты что хочешь! Ему одно, а он другое! — вконец обозлился Дуся, с грохотом отставил в сторону тарелку и быстрее Пашки вышел из столовой.

Время пролетело незаметно. Не успел Дуся вымыть после столовой руки, как уже надо было бежать на остановку — до дома Викентия Филипповича путь был не близкий.

— И когда я куплю себе машину? — трясясь в автобусе, сам себя спрашивал Дуся. — Серьезный, состоятельный мужчина, а катаюсь, как подросток, на автобусе, честное слово…

Дом Глоховых оказался очень заметным. Его Дуся увидел еще с остановки. Вернее, он просто приметил красивый, высокий дом, а потом так удачно оказалось, что этот дом и есть дом Глоховых.

Дусю уже ждали. Чопорная пожилая дама в беленьком фартучке, чинно поджав губки, повела его в недра красивого здания.

Глохов Викентий Филиппович сидел в чайной комнате, за столом, в длинном домашнем халате, чем несказанно удивил Евдокима — вроде как он не хотел отказываться от работы, а чего ж тогда в халате? Хозяин пил чай из удивительно красивых чашек и, вероятно, ждал гостя, потому что чашек было две. К тому же на столе стояло просто невыносимо много вкусностей, отчего у Дуси, как у старой собаки, немедленно потекли слюни.

— Здрассьть… — робко дернул головой Дуся, косясь на конфетные вазы. — Мне бы поговорить…

— Садитесь, — пригласил Викентий Филиппович. — Ирина Степановна, налейте гостю чаю!.. Давайте сразу к делу. Что вы хотели бы знать?

— Все! — немедленно выпалил Дуся, внимательно следя за тем, как строгая Ирина Степановна наливает ему чай. Между прочим, могли бы и побольше чашечки выдать. Дуся дернул головой, настроился на детективную волну и зачастил:

— Давайте с главного. С кем дружил, с кем жил, кто у него ходил в подругах и даже почему находился в сумасшедшем доме!

Глохов на минуту задумался, и, пока он думал, с чего начать разговор, Дуся беспрепятственно его разглядывал. Ну, во-первых, его сразу же поразила огромная разница в возрасте, — Глохов казался сильно старше своей супруги. Если Сэе было лет тридцать, то ее мужу — за восемьдесят. Достойный, но все же слабый старик, и даже через всю эту мишуру: богатый халат, ухоженную шевелюру и наманикюренные ногти — это явно бросалось в глаза.

«А чего? — сам себе пояснил Дуся. — Теперь это модно. Мужик состоятельный, почему не завести себе молоденькую жену?! Кстати, мне уже давно надо бы об этом задуматься…»

— Начнем с того, что Кеша никогда не был в сумасшедшем доме, — сообщил вдруг Викентий Филиппович.

— Но позвольте! Как это не был?! Мне даже его мать лично об этом сообщила! — возмутился Дуся. — Что значит не был?

— А то и значит, — спокойно проговорил Глохов. — У него для этого не имелось никаких причин.

— Но… а по телевизору? — вытащил последний козырь Дуся.

— Да… только вот телевизор, но это… понимаете, мой сын, он очень добрый, веселый человек, но иногда… иногда попивает, волочится за девицами и вообще ведет себя не самым достойным образом. И будет лучше, если все, кто его увидят, спишут это на недуг, нежели на плохое воспитание…

— Странно… Это вы нормального человека в психи записали? — не мог поверить Дуся.

— Ну и еще… — не слушал его Глохов. — С такой рекомендацией он долго не пробегает, вернется домой.

— А вот вы бы не могли подумать, у кого он… ну, где он бегает? Что, у него уж прямо совсем друзей никаких не имелось? — аккуратненько, как ему показалось, спросил Дуся.

Старик отвел глаза в сторону.

— У нас с сыном не было взаимопонимания. — Теперь Глохов рассказывал не Евдокиму, а просто говорил сам с собой. — Это моя вина — я работал, устраивал семье безбедную жизнь, а вот что в ней, семье, творится — разглядеть не всегда хватало времени. Да и желания, как это ни постыдно звучит. Ведь у нас зачастую как бывает — подбежит малыш, потянет тебя за руку или рассказать что-то попытается, а ты с работы. И так тебе не хочется, чтобы тебя кто-то тревожил! Куда лучше спокойненько поваляться на диване, почитать, посмотреть всякую муть по телевизору, отдохнуть, что называется. И ведь какое отличное оправдание — ты на работе устал! А потом… потом малыш подрастает, но у тебя еще есть время его не потерять, ты можешь что-то у него спросить, поинтересоваться, узнать, какую он музыку слушает, какие фильмы смотрит, но… опять тот же диван, тот же телевизор и то же спокойствие — главное, чтобы никто не вторгся в твой мирок. И между тем ты опять расчудесный семьянин. Проходит немного времени, и музыка твоих детей начинает тебя раздражать, их любимые фильмы кажутся тебе идиотскими, компьютер и вовсе — враг! И в то время бы очнуться от диванного-то гипноза, да только… только ведь опять лень. И стараешься думать, что ты снова заботливый семьянин и распрекрасный отец. А уж потом… потом дети вырастают. И не к тебе они бегут со своими радостями и обидами, у них для этого имеются другие люди, и не всегда самые замечательные, да только мы этого теперь уже не узнаем. А если ты и узнаешь, то уж будь уверен, твой сын не станет стоять и слушать тебя, раскрыв рот, он кинется защищать своих близких. Да, друг мой, потому что для него ОНИ уже давно стали близкими, а вовсе не ты. И это им он безоговорочно поверит, если они скажут, что твой отец — старый дурак, а мать потаскуха. Потому что… потому что они не пялились в экран, а если и пялились, то вместе с твоим ребенком. И тут родители заламывают руки и спрашивают — ГДЕ?!! Где она, великая благодарность?! Мы же все для тебя, любимого и единственного, делали!!! А это ВСЕ и не надо ему вовсе, а надо что-то другое… Так что… Не знакомил нас сын со своими друзьями и не рассказывал про своих знакомых. Ничем не могу помочь.

Дуся выслушал грустную речь отца, которому было еще не известно о кончине его сына, немного задумался, но потом очнулся.

— Но ведь… погодите, я понимаю — вы устраивали безбедную жизнь. А ваша жена? Она же сидела дома и занималась ребенком! Или… — Дуся все же решил блеснуть своей догадкой. — Или Иннокентий — это ваш сын от первого брака? А Сэя ему мачеха?

Викентий Филиппович поднес чашечку с чаем к губам и забыл про нее.

— Марсель Викторовна — его родная мать. Да, она намного моложе меня, на тридцать с лишним лет, я взял ее шестнадцатилетней девочкой, но Иннокентий — ее сын. Она родила его, когда ей было семнадцать.

— Вы… вы хотите сказать, что Сэе… или Марселе… как там правильно-то… вы хотите сказать, что ей — пятьдесят? — не поверил Дуся.

— Нет, ей пятьдесят один, — бесстрастно подтвердил старик. И увидев, как недоверчиво вытянулось лицо собеседника, пояснил: — Поймите же: на такие операции у меня достаточно денег, а Марсель помешана на своей внешности.

Дуся выпил чаю, закусил конфеткой.

— И шео… — попытался спросить он, но с полным ртом не получилось. Прожевал. — И чего? Ну, она помешана на внешности, за собой ухаживает, а за сыном не следит, так, что ли?

— Я бы не так сказал… Просто… в один из моментов они потеряли нить взаимопонимания. У Марсель слишком строгие требования, а Кеша… он по натуре ближе ко мне, а я… я не находил времени…

Дуся не знал, как спросить дальше — стеснялся, да к тому же и рот был забит конфетами, поэтому он для приличия помолчал, а потом, погрустнев, спросил:

— Ну а… а с женским полом у него как было? Девушки там… любовницы…

— Девушки… да нормально у него было с девушками. Были… Да вы лучше у Марсель спросите, она — женщина, ей все эти амуры ближе… — как-то непонятно отговорился Викентий Филиппович и снова позвал горничную: — Ирина Степановна! Проводите гостя, у меня уже время кончается… Простите, больше не могу уделить вам внимание, дела…

Он поднялся и, не обращая внимания на растерянного Дусю, у которого имелась еще парочка вопросов, величаво вышел из комнаты.

— Вот те здрасьте! — захлопал глазами Евдоким, уставившись на Ирину Степановну.

— А я бы сказала: до свидания. — Чуть склонила голову та и настойчиво предложила: — Пройдемте.

— Нет, погодите, а может… а вот вы что скажете про вашего молодого хозяина? — встрепенулся Дуся.

— Ничего. Я здесь работаю горничной, а не представителем желтой прессы, — гордо надулась дама.

— Очень жаль, очень жаль… а охрана здесь имеется? — на всякий случай уточнил Евдоким Филин. Если охраны нет, так можно и задержаться — побродить, посмотреть… может, какие отпечатки, хотя на фига они сдались?

— Имеется, — коброй взглянула на него горничная и добавила: — Усиленная.

— Ну тогда, что ж… тогда не могу больше порадовать вас своим присутствием.

— Да уж, более не радуйте…

Дуся вышел из дома Глоховых с таким привкусом во рту, как будто проглотил клопа-вонючку. А ведь ел-то одни только дорогие конфеты!

Он еще вертел головой, вспоминая, в какой стороне остановка, когда его кто-то настойчиво дернул за рукав.

— Ой, мамочки! — от неожиданности по бабьи взвизгнул сыщик.

— Дуся, не ори! — долетело до него из-за кустов. — Это я — Раиса!

В кустах и в самом деле пряталась медсестричка Раечка, которая упрямо набивалась ему в спутницы жизни.

— А ну вылазь из чужих зарослей! — окрысился на нее Дуся. — Здесь охрана имеется! Усиленная! Из-за тебя и меня сейчас загребут!

Раечка показалась из кустов, старательно стряхивая с джинсов прилипшие колючки, и деловито защебетала:

— Между прочим, я тебе подогнала одного стоящего свидетеля.

— Какого свидетеля?! Ты… пойдем, отойдем подальше… — потянул ее в сторону от глуховского забора Дуся, а уж отойдя, дал волюшку нервам. — Ты вообще как здесь оказалась?! Какого черта за мной по пятам таскаешься?! Ты следишь за мной, что ли? Да кто тебе вообще дал право?!!!

— Да никто, чего ты так разорался, — отмахнулась вредная девка. — Я ж тебе сказала: хочу закрыть тебя своей грудью.

— Ты!.. Ты вообще-то свою грудь видела?!! Чем там закрывать?!! — не удержался Евдоким. — И вообще, следить за мной, это… это… Вот дрянь какая!

— Я ж просила — не ори. Короче, свидетеля допрашивать будем? — ничуть не испугалась медсестра. — Между прочим, я вчера хотела специально отпуск взять по семейным обстоятельствам, а меня не отпустили. Пришлось уволиться. Я даже на выходное пособие рукой махнула. Теперь тебе придется меня за собой таскать, все равно не отстану. Ну так вот, а потом я… нет, ну конечно же, я за тобой следила! Мы еще в детстве играли в сыщиков-воров…

— Здесь тебе не игрушки! — сурово рявкнул Дуся. — Здесь… тут и убить могут. По-настоящему!

— Во-от, я ж говорю! — согласилась девчонка. — Тебя только убивать начнут, а тут я! Дрынц — и заслоню гру… грудной клеткой! Короче, пока ты там внутри был, я тут снаружи бабушку одну нашла — закачаешься! Она сюда молоко приносит. Ой, сколько всего расскаже-ет!.. Ну чего ты пялишься, идем, она мне свой адресок дала, между прочим за символическую плату.

— Ох уж эти мне символы… — буркнул Дуся и направился за Раечкой.

Та уверенно выбралась из кустов и отправилась прямиком к новенькой иномарке, стоявшей на обочине дороги.

— Раиса! Куда тебя тянет? — рявкнул на нее Дуся. — Если ты хочешь знать, я вовсе даже приехал на автобусе! И вообще, роскошь в некоторой степени презираю! Это не моя машина, не трогай руками!

— Да успокойся, Дуся, это моя! — не оборачиваясь, обронила Раечка. — Садись.

Дуся не мог садиться, он даже рта закрыть не мог. И только минуты через три его прорвало:

— Ты?!! Откуда ты ее надыбала, горе луковое?! Что ты себе позволяешь?!! Я даже… даже мне мама… Я нищий миллионер, а ты! Ты — зажравшаяся медсестра! Откуда у тебя такое… машина?! Откуда?!

— Да это мне папа подарил, чего орать-то? — дернула плечиком Раечка, прыгнула за руль и уверенно нажала на педаль.

Бабушка жила недалеко, и на машине они доехали за считаные минуты. А Дуся и вовсе времени не заметил — так он был расстроен, рассержен, и вообще! Это ж надо — скромненькая работница роддома, таблеточки тетенькам в ротики сует, укольчики в попу делает, а туда же — выпендрилась, иномарку водит! Воображуля Кряка — ноги раскорякой!

Сразу за богатыми коттеджами показалась небольшая, но довольно ухоженная деревушка. Домики здесь были хоть и не такие роскошные, но тоже красивые и добротные. А вокруг домиков росли деревья, кусты и прочая зелень.

И дворик бабушки-свидетельницы тоже утопал в зелени, и, казалось, будто бы пушистые кусты ждут гостей — так приветливо покачивались они от ветерка. И все было таким гостеприимным, что Дуся с Раечкой смело открыли калитку и поднялись на крыльцо.

Кусты-то, может, гостей и ждали, но только не сама бабушка. На деревянных дверях висел огромный амбарный замок.

— Не понял… — обернулся к Раечке Дуся. — А где свидетель?

— Украли!.. — от ужаса округлила глаза та. — Дело принимает крутой оборот — у нас уводят ценных свидетелей! А значит… значит, мы ступили на верную тропу и тебя тоже скоро попробуют устранить. Вот тут моя грудь и пригодится!

Дуся только безнадежно взглянул на то место, где у порядочных дам находится этот необходимый предмет женской гордости, и тяжко вздохнул. А потом молчком направился к домику, находящемуся через дорогу, там, встав в позу «дачника», то есть тылом кверху, трудилась темная от загара женщина.

— Госпожа! — вежливо окликнул ее Дуся. — Не будете ли вы так добры…

— Чаво?! — разогнулась госпожа. — Опять, что ль, бутылки собираете? Работать надо, а не по домам шастать! Вон брюхо какое наел, а сам токо и знат, что люд обирать!

— Я бы попросил моего брюха… моей личности не касаться! — взвизгнул Дуся и сурово насупился. — Мне нужно знать, где находится хозяйка вот этого дома! — Он решительно ткнул пальцем в сторону хибары пропавшей свидетельницы.

— Это Афанасьевна, что ль? — как-то совсем радостно вдруг заговорила тетка. — Это вы, что ль, у ей дом хочете купить?! Ой, да и купите уж поскорее! А то ить нам от ее просто никакого житья, всех городских к себе переманила, а ить мое-то молоко куда жирнее! Правда, горькое, так это потому что Мурка… это корова моя, так вот она, скотиняка, одну полынь жреть, и хоть что ты с ей…

Конец ознакомительного фрагмента.