Черные крылья

Эд Макдональд, 2017

Под небом в трещинах, откуда доносится непрестанный вой, под солнцами иных миров раскинулся Морок, огромная и страшная пустыня, где нет ночи, где легко умереть, где можно встретиться с самым страшным кошмаром. Только Морок создали не монстры. Его создали люди в последней войне с Глубинными королями, таинственными, могущественными и жестокими созданиями. Рихальт Галхэрроу дышит пылью Морока уже двадцать лет, его отряд выслеживает монстров и тех, кто вернулся из пустоши другим. Когда он получает задание сопроводить богатую аристократку в пограничную крепость, Галхэрроу поневоле впутывается в сеть заговоров, которые не только грозят разрушить мир на границе с Мороком, но и ставят под удар единственное оружие людей против Глубинных королей.

Глава 6

Я проснулся в серых сумерках дотлевающего дня. Изнеможение выкрало память о том, как я добрался до квартиры. Если меня принесли эльфы, то они явно оказались ленивы и не вычистили жилище. Из Валенграда я уезжал в спешке, позабыл опорожнить ночной горшок, так что воняло, в буквальном смысле, дерьмово. Открывая окно, я смутно припомнил, что велел Тноте разобраться с каретой и лошадьми. Наверное, я имел в виду поставить в какое-нибудь городское стойло. Зная Тноту, можно не сомневаться: он загнал добро за пару кружек эля и чью-нибудь задницу.

Проспал я целый день. Когда наконец решительно ступил наружу, по сырым улицам полз фабричный смог. Я уже потерял кучу времени.

К тому времени как я выбрался из халупы Саравора, леди Танза исчезла. По дороге она едва могла приподняться, чуть прихлебывала воду, ничего не ела. А потом испарилась посреди Помойки. Мне будто кулаком под дых. Я почти вообразил себе разговоры о былых временах, о месяцах, пролетевших так быстро. Мы были почти дети. Леди Танза, похоже, не любит романтические воспоминания. И к лучшему.

Я шел через город, открытые двери таверн зазывали меня, манили, будто сирены. Я собрал волю в кулак, противясь аромату темного эля, чарующей песне, способной завести мой корабль на скалы. Сквозь сумрак впереди сияла цитадель, и слова на ней призывали мужаться.

Я снимал небольшой кабинет невдалеке от цитадели. По пути заглянул туда. Ключ едва поворачивался в замке, дверь разбухла и заклинила. С потолка текло, на полу — лужа. Пахнуло плесенью. Но в последние дни я нюхал и похуже. Под дверью — несколько писем. Они промокли, чернила расплылись. Я сел в кривоногое потрепанное кресло и занялся корреспонденцией.

Когда я заключил сделку с Вороньей Лапой и получил метку ворона, то уже знал: должность капитана в «Черных крыльях» — совсем не мед и даже не сахар. Отчего Воронья Лапа выбрал меня? Ну, я умею то, что ему нужно, и не склонен умирать попусту. А это важно для колдовской братии. Он — маг. Но не Эзабет или Глек Малдон, и даже не чудище Саравор. По сравнению с Вороньей Лапой они — дети. Нет, скорее даже — мыши. Сотня Эзабет не смогла бы его даже поторопить. Глек однажды объяснял мне, что колдунам надо откуда-то тянуть энергию, но у Безымянных, настоящих магов, энергия родится изнутри, она всегда растет, прибывает. Они бережно хранят ее, без крайней надобности не используют ни капли. Энергия растет до колоссального уровня и позволяет совершать чудеса или вызывать катастрофы. А для грязной повседневной работы нужны семь капитанов «Черных крыльев». Семь болванов, достаточно глупых, чтобы принять предложение Безымянного.

Изредка он вспоминал о том, что полезно подбрасывать мне деньги. Лет десять тому назад он оставил на моем пороге в грязном мешке пару золотых кирпичей. Но в общем, деньги для Вороньей Лапы были чем-то сугубо человеческим, мелким и недостойным внимания. Он бы не обратил внимания и на протекающую крышу. И не понял бы, отчего она меня беспокоит.

Я был ответственен только перед ним — конечно, если он вдруг появлялся. Задача моя простая: защищать границу, выискивать плевелы — тех, кто крадет, берет взятки, отлынивает, — отлавливать «среброязыких», управляться с «невестами», затыкать пророков всех мастей. А пока Воронья Лапа не подбросил мне очередной бесценный артефакт, я кормился от судов. Они неплохо платили за головы предателей. Есть марка Глубинных королей — нет вопросов. Хотя капитан «Черных крыльев» не воинское звание, пограничный устав предписывал всем офицерам рангом ниже полковника уступать мне дорогу. Те, кто не уступал, недолго оставались в своем звании.

Первое письмо было с просьбой возглавить конгрегацию верующих на очередном сборище Птичьего братства. Эти идиоты организовали секту, верящую в то, что Воронья Лапа — воплощение духа милосердия, а я, соответственно, его пророк. Все знали, что капитаны работают на Воронью Лапу, но идиоты даже не представляли, до какой степени маг владеет своими избранниками. Даже солдатне Безымянные казались наполовину мифом, чем-то бесконечно удаленным, как императоры древности. Птичье братство просило уже в третий раз. Единственная причина, по какой я еще не придавил их, это сам Воронья Лапа. Наверное, ему бы эти дуралеи показались забавными.

Второе письмо — анонимка о потенциальных приспешниках и сектантах в купеческом квартале. Анонимок я получал много. Большинство — порождение зависти и злобы. Однако стоит проверить. Я спрятал письмо в карман, на потом.

Напоследок — счет за аренду лошадей, которых пришлось оставить на Двенадцатой станции. Я скривился. Только этого еще и не хватало. Я скомкал счет, швырнул на холодную каминную решетку и направился к цитадели.

— Маршала нет, — сообщила секретарша.

А я-то помылся, надел чистую белую рубаху, свой лучший кожаный жилет. Но, судя по презрению на секретарском личике, она не оценила усилий. Ее униформа чуть не лучилась безукоризненностью, сверкали пуговицы. Наверное, она думала, что из нее лучший солдат, чем из меня. Но я скорее поклонюсь Шаваде и попрошу клеймить меня, чем снова надену униформу Великого союза Дортмарка. Секретарша не попросила удостоверения или значка. Даже штабные сучки с уважением глядят на мою высоту, ширину и мускулистость и не хотят обижать понапрасну.

— Где он?

— Поехал на юг вдоль границы.

Понятно, старик отправился на Двенадцатую станцию сам. Ну конечно, как еще. Он поднялся с самых низов и, сколько бы орденов и званий ни вешали на его костлявую грудь, оставался настоящим солдатом. Но все-таки Венцер — старик. Он отправился с баржей по каналу, а не на карете по ухабистой, выматывающей душу дороге. Вернется маршал лишь через несколько дней. Я попросил у секретарши перо и чернила и сел за длинный рапорт обо всем произошедшем на Двенадцатой. Больше никому такую информацию доверить нельзя. А я-то, дурак, уже подумывал о том, что Воронья Лапа про меня забыл и оставил, наконец, в покое. Зарабатывать на хлеб чужими жизнями — не шибко приятное дело, но деньги есть деньги, а из таверн меня пока не гонят. В отличие от одной неблагодарной суки, даже не сказавшей «спасибо» за ускоренную доставку в город.

Но главное — она выжила. Поступил приказ, я его исполнил. Если леди Танза решила в одиночку шляться по Помойке, ее дело. Она может постоять за себя. Я свое дело сделал, остальное к черту.

Мысли о колдунах вернули меня к приспешникам, найденным в Пыльной расщелине. Женщина была «талантом», очень слабым спиннером, и работала на большой мануфактуре фоса. Скверно. Одно дело, когда каретник или кузнец попадется «невесте», сдуреет и решит, что пешка в легионах Глубинных королей — лучшее жизненное призвание. Совсем другое дело, когда на крючок цепляют «талантов».

Воронья Лапа молчал пять лет. Лучше б он промолчал еще пятьдесят. Я б лучше заполз в таверну, раздобыл бутылочку подешевле и постарался изо всех сил не думать про то, что сотворил с Ненн. Но чертова птица на руке требовала шевелить задницей. Я хорошо помню, что стало с капитаном «Черных крыльев», не выполнившим задание. Воронья Лапа растянул забаву на несколько дней. К счастью, меня он заставил смотреть на свои шутки всего день.

Надо идти с визитом на мануфактуру фоса, а значит, в гости к ясновельможным князьям. Измена не растет сама по себе, она пускает корни в плодородном месте. Ей нужны продажность, жадность и ложь. Чтобы Машина не осталась грудой хорошо смазанного железа и работала, нужна армия «талантов», добывающих фос. На моем веку впервые «талант» подалась в приспешницы. Ее голова лежит в моем мешке, немая навсегда. Все нужно разузнавать самому. Ее звали Лесси. Ничем не примечательная женщина. Они с мужем читали запрещенные стихи, полную лжи еретическую книгу «Песни глубины». Когда люди забивают себе голову мрачной чушью, с ними начинается странное. Они творят несуразное, настроение скачет. Наверняка хозяйка фабрики, княгиня Эроно, заметила неладное. Лесси могла повлиять на другие «таланты», а это очень опасно. Пусть у Эроно и королевская кровь, отвечать ей все равно придется.

Мануфактура фоса в Валенграде выдавала на-гора не так уж много. Насколько я разбираюсь в плетении света, есть места, где это легче и эффективней. Выработка зависит от удаленности от лун, атмосферного давления и прочего. Суть в том, что место для мануфактуры обычно бывает одно хорошее на сотню миль в округе. Именно потому Нолл воздвиг Машину именно здесь и построил вокруг нее Валенград. И пусть ядро Машины лежит под цитаделью и отлично защищено, мануфактура фоса — на окраине. Прочие фабрики лязгают, скрежещут и вообще хорошо слышны. Плетение фоса требует покоя. Оно — искусство, и лучше его держать подальше от суеты.

Я подъехал к широким куполам мануфактуры на закате. Перед ней вяло колыхались два флага: с храмом о девяти колоннах, символизирующим Великий союз свободных городов Дортмарка, и с личным гербом княгини Эроно Хайренградской. Союз возник в те дни, когда Глубинные короли привели сюда армии, желая подчинить западные земли. Свободных городов было девять — до тех пор пока оружие Вороньей Лапы не испепелило Адрогорск и Клир. Семь оставшихся избрали по князю-электору. Электоры выбирали великого князя. Число голосов, которыми располагал каждый электор, зависело от количества людей и припасов, поставляемых городом каждый год на границу. Союз был создан ради общей обороны и погряз в коррупции и бюрократии, как любое политическое устройство. Великого князя всегда выбирали из Леннисграда, поскольку там могли позволить самые жирные взятки и поставляли больше всего солдат. Князья большей частью пеклись только о самих себе, сидели далеко на западе в мраморных виллах и думали о тихих солнечных днях посреди садов и виноградников да о прелестях очередной наложницы. Среди ожиревшего дерьма княгиня Эроно сияла как путеводный маяк. Она понимала, какое зло пришло в наш мир, и всегда вставала на его пути.

В последнее время моя жизнь стала непрерывной чередой попыток пробиться к начальству сквозь кордон заносчивых пешек. Но на этот раз секретарь оказался на удивление деловит и расторопен. Он включил коммуникатор, выстучал послание. Зазвонил колокольчик, и за мной пришли.

— Оставьте меч в приемной, — велел пришедший.

Он был поменьше меня, не такой широкий в плечах, да и старше — но вид имел обветренный, побитый жизнью и очень опасный. Череп выскоблен до синевы, усы завиваются наружу, словно бычьи рога. Пальцы, принявшие мою перевязь и ножны с кинжалом, толсты и крепки. Мясник. И малость смахивает на бульдога. На вояке прорезной камзол на синей шелковой подкладке, на левой стороне груди вышито имя «Станнард».

— Будьте добры, следуйте за мной и, пожалуйста, не трогайте ничего, — сказал Станнард и повел меня на мануфактуру.

Да уж, вежливо. И яснее некуда, что не просит, но приказывает.

В главном зале полно машин, но людей всего горстка. Зал огромный, я таких и в замках не видывал. По меньшей мере две сотни шагов в длину, ширина — половина того. Свет только от лун. Под трубами — многие ряды ткацких станков для фоса. В трубах системы огромных линз, собирающих свет и фокусирующих на станках. Остальной зал погружен в темноту, пол едва различим.

— А где же работники? — спросил я.

Мой голос пусто и безжизненно прозвучал в огромном зале.

— Глаза есть? — осведомился Станнард. — Так смотри.

Да, за станками сидели «таланты» — слабо одаренные спиннеры. Они носили толстые очки с системой линз, чтобы лучше различать оттенок света, извлекаемого из воздуха. «Таланты» словно играли на невидимых арфах, вытягивали разноцветные световые нити, мотали их на катушки-батареи по бокам станков. Люди работали внимательно, упорно и методично, отделяя красное от синего, золотое от белого. Не слишком впечатляющая магия, да я и видывал ее раньше. Но разноцветные нити, появляющиеся будто из ниоткуда, привораживали взгляд. Здесь запасалась энергия, питающая фонари Валенграда и коммуникаторы, отправляющие сообщения на пограничные станции. Даже большие общественные печи в Стойлах были с системой зажигания от фоса, собранного здесь.

Но я пришел не за зрелищем и не за светом. Мы прошли мимо «талантов», словно призраки. Люди целиком погрузились в работу, не отрывали взгляда от живого фоса меж пальцами. Все — моложе тридцати. Способности проявлялись, как правило, около двадцати. А работа на мануфактуре быстро изнашивала тела и разум. На свет лун нельзя смотреть слишком долго. Потом — финал. А «таланты» обычно и так искалечены. В лучшем случае обожжены лишь ладони или пальцы. Но бывает и гораздо хуже. Когда человек обнаруживает в себе силу, она прорывается мощным сиянием и жаром, беспощадным к носителю. Но меня не пугают шрамы. Я видывал всякие.

Мне не очень понравилось то, что пустовал каждый пятый станок. Скажем прямо: мне стало не по себе. Было тихо. Лишь изредка слышалось звяканье либо щелчки, когда поворачивали колесо либо ставили новую катушку. Станнард провел меня между машинами. На ходу я провел пальцем по шестеренкам. Пыль. Толстый слой. Часть машин закрыта брезентом. Здесь, поблизости от Машины Нолла, рабочих должно быть больше всего. Отчего же их нет? Бессмыслица.

— Вот кабинет княгини Эроно, — сообщил Станнард.

У двери на часах стоял его сверстник с широким тесаком на поясе.

— Если хоть дернешься и нас встревожишь — вспорем быстрее, чем свинью на празднике, — заверил Станнард. — Понятно? Вообще хоть как: грубым словом, грубыми манерами или просто дохнешь не так.

— Очень страшно, — сухо ответил я. — Похоже, вы, ребята, из бывшей Синей бригады Эроно. Из той, которая до плена княгини. И чем же вас наградили за годы верной службы? Сделали лакеями у ворот?

— Служить княгине — всегда честь, — прищурившись, ответил Станнард.

Наверняка он считал себя донельзя крутым. А я ж размером больше. Не понравилось старику.

— Сделали теми, кому тебя спровадить в ад — раз плюнуть. Потому придержи язык и поосторожней. Понял, старина?

— Вот и ладно, — согласился я.

Честно говоря, я был доволен тем, что у Эроно такие верные слуги. Из всех валенградских шишек она одна — кремень и сила. В общем, я зашел в кабинет к живой легенде.

Стены — панели темного дерева, вдоль них полированные доспехи. По сравнению с ними тощая морщинистая женщина за столом казалась крохотной. Узкое жесткое лицо, ввалившиеся щеки, седина полусотни лет над воротником из шелка и кружев. Единственный глаз, яркий и живой, смотрит прямо в меня, во второй глазнице — уродливый узел плоти. Шрамы как палые листья на лице — глубокие, мелкие. Драджи изуродовали ее.

Княгиня улыбнулась мне. «Черные крылья» и железная печать не пугали ее. Мне было позволено искать диссидентов и приспешников где угодно, но даже «Черные крылья» склонялись перед княжеским титулом.

— Ваша милость, я очень благодарен за аудиенцию, — глубоко поклонившись, сказал я.

— Капитан Галхэрроу, не нужно заискивать. Мы оба служим народу. Не угодно ли присесть?

Я сел в кресло с высокой спинкой напротив княгини. Ну и стол у нее! Колоссальная полированная глыба из цельного куска дерева. С портретов на стенах глядят княжеские предки.

— Я ожидала вас, — сообщила княгиня.

Она вынула из сумочки полотняный мешок и швырнула. Тяжело, сочно звякнув, он приземлился на столе подле меня.

— Я не торгуюсь. Думаю, вы не пожалуетесь на мою скупость.

Я пришел, чтобы спросить о ее «талантах», совращенных Глубинными королями. Я ожидал отрицания, гнева, проклятий. Вашу мать, но взятка?

— Я, конечно, серебро люблю, — заметил я. — Но, ваша милость, что вы пытаетесь купить?

— Галхэрроу, у вас мне покупать нечего.

Ох, как она покачала на языке мое имя. Будто пробовала на вкус. В ее глазах мелькнул смех.

— Это плата за ваши услуги моей кузине.

— Вашей кузине?

— Троюродной, если точнее. Леди Танза. Она сообщила, что вы благополучно вернули ее домой.

Я и не думал, что Эзабет — родственница Эроно, пусть и отдаленная. Забавно, но мои родители никогда не рассказывали про это. Может, они хотели посмотреть, как мы поладим, не подмешивая в отношения политику?

— Ваша милость, где она сейчас?

— У ее брата, графа Дантри, есть небольшое имение в городе. Я подумала, вы ищете компенсации за хлопоты.

— Нет, ваша милость, я здесь не из-за денег, — заверил я.

Но мешочек не отпихнул.

— А я слыхала, что вы беретесь за любую работу при условии достаточной платы. Не спешите оскорбляться. Деньги — масло, смазывающее колеса этого мира. А поворачивают их такие, как вы. Прошу, примите в знак моей благодарности. Эзабет — странная женщина. Но я довольна тем, что она пережила такое тяжкое испытание. Впрочем, раз вы явились не за деньгами, что еще я могу сделать для вас?

Да, будет непросто.

— Я здесь по делам «Черных крыльев». Я выследил в Мороке двух приспешников. Одна — «талант», работавший на вашей мануфактуре. Имя — Лесси. Вы знали ее?

Эроно покачала головой.

— Что-то смутно знакомое. Но я не знаю и половины «талантов», работающих сейчас на фабрике. Они поступают, переводятся.

Княгиня включила коммуникатор и попросила клерка прислать кого-нибудь.

— Немного их сегодня на работе, — заметил я.

— В хранилищах избыток фоса. Больше, чем нужно Валенграду.

— А разве закон не требует от слабых спиннеров работать на мануфактуре фоса? — заметил я.

Не обвинение, конечно, но взгляд княгини посуровел.

— Простите, ваша милость, но в зале так много пустых мест. Я не инженер, но знаю: Машина Нолла требует постоянного притока фоса, чтобы оставаться в рабочем состоянии. Мне кажется, разумно заполнить все рабочие места, особенно в ночь, когда восходят все три луны.

— Капитан, я не только управляю этой мануфактурой и еще тремя в окрестностях Хайренграда, но я к тому же и главный советник Общества инженеров эфира. Машина — моя ответственность. Не тревожьтесь о ней.

— Маршалу известно о том, что большая часть мануфактуры в темноте? — не отставал я.

— Капитан, вы испытываете мое терпение. Я не указываю вам, как охотиться на людей в Мороке. Думаю, едва ли вам стоит сомневаться в моем управлении мануфактурой. Стоит ли мне объяснять вам то, как расположение лун вызывает нежелательную интерференцию? Возможно, в будущем у вас найдется время, вы получите ученую степень в области лунаризма, и тогда мы сможем сравнить наши подходы. А до тех пор я не вижу смысла отчитываться перед вами. Немногие из живущих дали Дортмарку столько, сколько дала я.

Она ткнула пальцем в пустую глазницу.

— Уж поверьте мне, я понимаю, как важно снабжать Машину.

Но меня авторитетом не задавить.

— Ваша милость, я не сомневаюсь в вашей самоотверженности. Но на Двенадцатой станции все работает вполовину мощности, фоса не хватает — а на мануфактуре пусто. Отчего станции на голодном пайке, когда в Валенграде избыток?

— Да, Эзабет рассказывала то же самое, — хмурясь, выговорила княгиня. — Это нужно расследовать.

Явился клерк с толстым гроссбухом.

— У нас работала «талант» по имени Лесси? — спросила княгиня.

— Да, ваша милость. По-видимому, она перевелась на мануфактуру в Леннисграде.

Княгиня кивнула, клерк исчез.

— Сколько «талантов» покинуло вас в прошлом году?

— Как вы сказали сами, закон велит «талантам» работать на мануфактурах. Нужно питать Машину, а она прожорлива. Но людям трудно глядеть каждый день на расколотое небо, слышать вой и стоны Морока. Тяжело слышать и видеть знаки своей смертности и слабости, знать, что так близко те, кто жаждут уничтожить нас. «Таланты» часто переводятся на другие мануфактуры.

— Лесси не перевелась, — заметил я. — Она пошла прямо в Морок. Все свое знание она забрала с собой в могилу. Но я хочу знать, как завербовали ее и мужа. Если в городе есть «невеста», я хочу видеть ее голову на колу. Если в городе есть «среброязыкий», я хочу видеть его болтающимся на Хеклгэйт. Если враги добираются до ваших «талантов», значит, гниль забралась слишком далеко.

Повисло тяжелое мрачное молчание. Я ни в чем не обвинял княгиню — но было ясно, к чему клоню. Она медленно вдохнула, затем ее черты смягчились.

— Капитан, я проведу расследование. Я защищаю границу, как и вы. Я понимаю, какую цену мы заплатим за победу драджей.

Она вызывающе посмотрела на меня. Я промолчал. Эроно дралась с драджами десять лет, водила свою знаменитую Синюю бригаду глубоко в Морок, истребляя вражеские отряды, не позволяя устроить форпосты и закрепиться. Но однажды бригада попала в засаду и погибла, а Эроно взяли в плен. Ее пытали, искалечили ногу и вырвали глаз. Историю ее бегства до сих пор пересказывают в тавернах.

–…Ваша милость, благодарю вас, — наконец сказал я. — Я оставлю адрес вашему клерку. Если вы что-либо узнаете, пожалуйста, сообщите мне.

Я встал, подошел к двери, открыл ее, обернулся и спросил:

— Да, кстати, Глек Малдон в свое время служил в Синей бригаде?

— Глек Малдон был хорошим человеком и отличным спиннером, — сказала княгиня. — Насколько мне известно, вы были друзьями.

— Были какие-нибудь новости о нем с тех пор, как он убежал из Мод?

— Увы, если бы. Когда спиннер теряет разум — это всегда трагедия. В особенности с талантом Глека. К сожалению, он всегда любил крайности.

Что да, то да. Любил. Я поклонился и повернулся.

— Капитан? Мне всегда было любопытно, отчего вы не возвращаетесь в армию. Маршал Венцер с радостью даст вам звание. Отчего вы влачите жалкую жизнь среди грязи и отбросов, охотясь за преступниками?

Я не обернулся к ней, но застыл в дверях. А что тут ответишь?

— Ваша милость, доброй ночи.

Станнард сопроводил меня до выхода, а когда клерк вручил мне меч, заметил:

— Если надумаешь прийти сюда еще раз и донимать княгиню, мой тебе совет: передумай. У нее и так хватает врагов в Мороке.

Старая коренастая сволочь вздумала мне вежливо пригрозить. Я ему лениво улыбнулся. Такие кривые ухмылки доводят до белого каления тех, у кого проблемы с воображением.

— Я как озабоченный порядком и законностью гражданин исполняю свой долг, — поведал я.

— Может, не стоит быть таким уж озабоченным? Мы, ветераны, очень заботимся о нашей княгине. Если ты станешь совать нос и пачкать, мы с тобой поговорим по душам. Понял, старина?

Обычно я не трачу слов на кретинов. Не стал и на этот раз.