Ярость драконов

Эван Уинтер, 2019

Народ омехи ведет беспрерывные войны. В каждом поколении избранные счастливчики рождаются Одаренными: у одних есть дар призывать драконов, другие могут магическим образом превращаться в большие, мощные и быстрые машины для убийства. Всем остальным суждено умирать в бесконечных битвах… Но Тау Тафари, родившийся без дара, мечтает вырваться из этого порочного круга. Смелому парню предстоит пройти немыслимый путь и стать единственной надеждой омехи на мирную жизнь.

Глава вторая

Планы

Тау видел лицо хедени — он переживал мгновение, когда убивал ее. И в его сне она не умирала молча. Она кричала, оглушая его, сокрушая своей ненавистью. Он проснулся около полудня, не уверенный, что вообще спал хоть чуть-чуть.

— Тебе будет не по себе, — сказал ему отец, разжигая костер в их хижине. — Во время боя у тебя вскипает кровь и тело делает все, чтобы ты не останавливался. Когда опасность проходит, оно успокаивается. — Он предложил Тау вареных овощей. Тау отмахнулся.

— Ешь, — сказал Арен. — У тебя сегодня тренировка.

Тау не хотелось на тренировку. Он даже думал, что было бы недурно вообще больше никогда не прикасаться к мечу.

Арен, должно быть, заметил что-то в его лице, потому что отвернулся от Тау и уставился в гущу варева на дне котелка.

— Хотелось бы мне дать тебе больше, — проговорил он. — Хотелось бы… — Его голос надломился, и он провел по губам тыльной стороной ладони, будто вытирая грязь, которой там не было. — Тау… знаешь, мне придется на тебя надавить. У тебя скоро испытание на Ихаше, и я хочу подготовить тебя к этому. Я уже и забыл, насколько все может быть плохо. Забыл, как мало отношения к этому имеют формы мечей, упражнения или приемы.

Арен протянул руку, почти положив ее Тау на плечо. А потом резко опустил и сжал кулак.

— Я учу тебя убивать, — сказал он. — А нужно научить, как быть достаточно хорошим воином, чтобы выжить.

Тау кивнул. Вот чего хотел его отец.

— Отныне и до испытания тренировок будет в два раза больше. К дневным добавим еще утренние. У меня есть свои обязанности, поэтому по утрам ты будешь заниматься с Нкиру и кем-то из хороших мечников. — Арен велел Тау поесть и вышел.

Тау есть не стал. Он должен был встретиться с Джабари, поэтому поднялся, застегнул портупею и взял меч. Перед сном Арен заставил его вычистить оружие, но Тау до сих пор видел это. Видел на нем все пятна крови.

Когда Тау явился на дневную тренировку, Джабари уже дрался в боевом кругу.

— Тау! — тут же воскликнул он.

— Рад встрече, нкоси.

— На меня будто гора свалилась. Еле с кровати встал. Болело даже в тех местах, про которые я вообще не знал. — Малый Вельможа улыбнулся. — Хотя за это я уже мог бы и не переживать, потому что утром надо было встречаться с мамой. Думал, она меня убьет.

— Но не убила? — поинтересовался Тау, вызвав смех.

— Арен уже успел доложить ей. Она была зла, очень зла, но все-таки гордилась мной. Ты бы видел Лекана! Ему пришлось стоять рядом с мамой и слушать, как она меня хвалит. Вид у него был такой, будто вот-вот стошнит. — Джабари просиял. — Я же могу и привыкнуть к этому геройству. Джабари Онаи и Тау Тафари, самые грозные воины Избранных!

— Твои бы слова да Богине в уши, — ответил Тау, поднимая тренировочный меч и входя в боевой круг.

Джабари улыбнулся.

— Вот бы мы всегда были такими молодцами в ее глазах, — проговорил он нараспев и бросился в атаку. — Держись!

Учить их никто не пришел. Арена и его людей ждало несколько дней хлопот, за которые им и всему феоду предстояло оправиться после налета. Арен всегда говорил, что самая тяжелая часть битвы — это та, что начинается после.

Обязанностью инколели было также посещать дома тех, кто ушел к Богине. Тау не хотелось представлять, как он заходит к родным Тендаджи. Как он говорит жене Тендаджи, что та больше никогда не увидит своего мужа.

— Что тебя гложет? — спросил Джабари.

Потные, они сидели на границе боевого круга. Джабари превзошел Тау, и в этом не было ничего необычного. Необычной была легкость, с какой ему удалось это сделать.

— Не могу отойти от вчерашнего, — сказал Тау.

— Ну конечно, не можешь.

— Ты сам вообще спал? — спросил Тау.

— Почти нет, — ответил Джабари. — Все не мог успокоиться. Уже думал разбудить Лекана и поговорить с ним про битву. Можешь себе представить? Лекана!

Тау опустил плечи.

— Не думаю, что он бы это оценил.

Джабари снова рассмеялся.

— И не говори! Я теперь не уверен, что смогу размахивать хоть травинкой. Из крепости больше никуда. Отец предложил матери, чтобы мы с Леканом поучаствовали в восстановлении Дабы. Она согласилась, и мне нужно подумать, когда туда идти.

— Я бы хотел помочь, если ты не против, — сказал Тау.

— Это мило с твоей стороны. Тогда пойдем вместе. — Джабари встал. — Я дам знать, когда мы соберемся.

— Как думаешь… Они вернутся?

— Не знаю. Обычно они не нападают два раза в одном и том же месте, но раньше они и такими большими силами не совершали налетов. Это не очень хорошее начало правления новой королевы. И еще… — Сомнения Джабари были делом необычным. Ведь он всегда излучал уверенность. — Когда Арен докладывал матери о произошедшем, он упомянул, что среди мертвых были хедени из пяти племен, хотя разные племена не совершают налетов вместе. Они вынужденно объединяют силы на Кулаке. Там передовая линия войны. Но для налетов собираются по отдельности. — Джабари покачал головой. — Я этих дикарей никогда не пойму. У них разные расы. Они враждуют друг с другом. Но при этом они могут действовать сообща и… смешиваться. — Последнее слово Джабари произнес с явным отвращением.

Избранные очень удивились, когда узнали, что хедени относятся к разным расам, каждая из которых обладает уникальным даром. И совсем поразились, поняв, что те смешиваются, загрязняя свою кровь и рискуя этими дарами. Кое-кто из жрецов Саха говорил, что Богиня прокляла их из-за подобного нечестивого поведения.

— Так они теперь союзничают, чтобы вместе совершать налеты? — спросил Тау.

— Давай надеяться, что вчерашняя ночь была исключением.

— Твои бы слова… — сказал Тау, и Малый Вельможа одобрительно кивнул.

Джабари потянулся, обхватил Тау за шею и притянул его к себе. Они соприкоснулись лбами.

— Что бы ни случилось, мы с тобой — братья по оружию. Мы пройдем все испытания, как всегда проходили Избранные, и с нами будет острая бронза. — Он отпустил Тау, шутливо шлепнул его по затылку, встал и, насвистывая, отправился в сторону крепости.

Тау тоже собрался уходить. У него болело все тело, но нервная энергия не давала покоя, и насколько его переполняло нежелание «махать мечом», настолько же хотелось и отвлечься от мыслей за тренировкой.

Со стоном он поднялся и вытащил клинок из ножен. Проделал несколько отработанных движений, стараясь выполнять их как можно точнее, и, сморгнув капельки пота, замахал мечом еще быстрее.

Испытания, думал он, постоянно эти испытания. Культура Избранных вращалась вокруг сражений и испытаний, но ему не хотелось тратить целый цикл своей жизни в Южном Ихаше Исиколо на тренировочные бои с пустоголовыми здоровяками. И все ради того, чтобы потом провести десятую часть своей жизни на передовых нескончаемой войны. Ему не хотелось убивать женщин и мужчин, которых он не знал, и, что немаловажно, не хотелось, чтобы они убили его.

Он даже никогда не… Нет, ему не стоит так думать о Зури. Хотя он и думал. Думал иногда по ночам, воображал, как они поженятся, как будут жить подобно другим парам. Тау залился румянцем, ему стало жарко, будто нещадное солнце распалило его.

Только на воображение ему и оставалось надеяться, если он уйдет на войну и пробудет там шесть циклов — да еще потратит один цикл на обучение. После семи циклов разлуки вспомнит ли его Зури? Даже если вспомнит — Ихаше не считались хорошими мужьями, и Тау хватило одной битвы со всеми сопутствующими ей кошмарами, чтобы понять почему. Это не означало, что он был готов простить свою мать за то, что она бросила их с отцом ради миловидного и холеного мужчины из касты Правителей, но и делать вид, будто не понимает, почему она так поступила, он не мог.

Арен и Макена, распрекрасный муж матери Тау, недолюбливали друг друга, но последний действительно сделал ее счастливой, и Тау не мог из-за этого обижаться на мать. Ведь все хотят быть счастливыми. Он сам хотел. И думал, что это возможно, если Зури будет с ним.

Он сильнее взмахнул тупым тренировочным мечом, стараясь при этом не завидовать Макене. Тот стоял на несколько каст выше Тау, и поэтому казалось, что ему все в жизни давалось легко. Ему не надо было сражаться на войне, и его не могли сделать Батраком. Везучий ублюдок прошел испытание на Ихаше, но получил тяжелую травму, и этого хватило, чтобы получить освобождение от службы. Ему позволили вернуться домой и служить управителем вместо того, чтобы воевать.

Арен, конечно, не считал, что дело было в везении. Он говорил, что хромота Макены и его перелом — не из тех, что получают на тренировке или при падении. А из тех — как однажды рассказал подвыпивший Арен, — что получает мужчина, который считает, что покалеченная нога лучше добросовестной службы.

Тау ударил воображаемого противника по шее. Его отец мог презирать все что хотел, но исход не казался Тау таким уж плохим. Макене удалось избежать участия в войне и жениться на любимой женщине. И как Тау ни восхищался отцом, будь у него выбор, он предпочел бы жизнь Макены.

Тау споткнулся и чуть не упал, когда его, словно брошенный камень, настигло понимание: у него ведь в самом деле был выбор. Его лучший друг был вторым сыном умбуси. Его мать и ее муж были главными управителями умбуси. И пока Тау проходил испытание на Ихаше, он выполнял свой долг и не мог сделаться Батраком.

А если случится так, что во время испытания он получит ужасную травму… что ж, будет очень жаль. Ему придется вернуться в Керем, к своей семье… и Зури.

Тау выдохнул, сбрасывая напряжение, которое ощущал так давно, что забыл о нем. Теперь у него появился план, который решал все его проблемы, и мысль об этом наполнила его облегчением и умиротворением. Но ненадолго.

Только что обретенное спокойствие развеялось чувством стыда. Он был сыном Арена Соларина, и уклониться от долга с помощью обмана и в угоду своему эгоизму было ниже его достоинства. Отец воспитывал его не таким. На этом с сомнениями можно было и покончить, но затем ему вспомнилась женщина, которую он убил в Дабе, и стыд отступил.

Он не хотел убивать женщин и мужчин на этой бесконечной войне. Он не хотел участвовать во всеобщем безумии. У Тау был способ этого избежать, и, ей-богине, он готов им воспользоваться.

Он нанес воображаемому врагу смертельный удар, представив, что перед ним — жизнь, которую ему надлежало вести.

— Хватит с меня убийств! — воскликнул он.

— Ты кого-то убил?

— Сик! — выругался он, резко оборачиваясь к еще одному силуэту из своих снов.

Это была Зури.

Смелость

— Зури? Я… я не… — Он склонил голову, и от мыслей, которые его тотчас посетили, у него запылали щеки. — Прошу прощения, — проговорил он.

— Нет, это мне не стоило так тебя пугать, — сказала она, изогнув при этом бровь, будто давая понять, что, испугала она его или нет, сквернословие стало для нее неожиданностью. — Я смотрела, как ты тренируешься. Ты молодец.

— Ты очень добра. — Тау убрал меч в ножны. Ему хотелось добавить, что она так же красива. Но не хватило смелости. — Не такой уж молодец, — проговорил он вместо этого. — Мне просто повезло, что меня отец тренирует. Джабари лучше. — Зачем он так сказал? — Я имею в виду…

Зури подняла руку выше своей головы, будто отмеряя рост кого-то высокого.

— Он Вельможа, — сказала она. — Ты правда кого-то убил?

Тау похолодел внутри.

— Это была хедени. — Ему не хотелось рассказывать больше, но он еще не отошел от шока и не смог сдержаться. — С ней было еще двое. Они пытались ранить женщину с ребенком.

— Мне интересно…

— Ничего. Я… — Тау попытался совладать с чувствами, — убил ее, и все.

— Ты защищал Избранных.

— Мне так не кажется.

— Если бы ты не вступился, она убила бы женщину с ребенком. Разве их смерти стали бы справедливой ценой за чистую совесть?

Это казалось нечестным.

— Ты пришла поспорить? — спросил Тау.

Ее это задело.

— Разве мы спорим? — Она покачала головой. — Я пришла повидать тебя, — сказала она, поднимая подбородок и набирая воздух в грудь. — Я пришла… — Она нервно улыбнулась, уголки ее губ задрожали. — Я пришла…

— Что? — спросил Тау, смятенный.

— Э-э… — Зури будто бы собиралась с духом, но затем потеряла самообладание. — Странно, что Арен не отстегал тебя плеткой, — сказала она.

У Тау не было настроения шутить.

— Это Джабари попросил меня пойти с ним.

Улыбка сползла с ее лица. Он был с ней слишком резок. Вот идиот.

— Я видела Джелани, — сообщила она. — Она сказала мне, что видела тебя вчера перед битвой. Сказала, ты искал Джабари.

— У Джелани слишком большой рот для такого маленького личика.

— Тау, про Джабари можно много что сказать. Он смелый, красивый, высокий…

— Да ну? — спросил Тау.

— Но он не опрометчив. Это я сказала бы скорее про кое-кого другого.

— Так что ты хочешь от меня услышать?

— Ничего я не хочу. Я пришла… Я хотела тебя повидать. — Зури снова странно на него посмотрела. — Хотела убедиться, что с тобой все хорошо. Мне нужно было это знать.

— Со мной все хорошо.

Она приблизилась к нему на шаг, на расстояние вытянутой руки, и руки Тау вдруг показались ему тяжелее валунов. Она неуверенно положила ладонь ему на грудь.

— Но ты бы сказал мне, если бы это было не так?

Лоб Тау вмиг покрылся испариной. Она просто проявляет дружелюбие, твердил он себе. Переживает за давнишнего друга. Он опустил глаза на ее руку, потом поднял взгляд обратно к лицу. Она стояла так близко. Он почти мог…

— В битве м-мы… я думал, у нас нет надежды. — Тау запнулся.

— Ты сражался. Ты защищал нас, — сказала Зури, подойдя еще ближе.

Тау почти касался ее своей грудью.

— Они застали нас врасплох. Их было слишком много. — Он не мог сосредоточиться на том, что говорил. Каждый раз, когда Зури делала вдох, это… отвлекало. — Хедени уже почти нас одолели, когда прибыли войска со Стражами.

У Зури округлились глаза.

— Ты видел драконов?

Драконы. Вот о чем он мог еще рассказать.

— Я никогда не видел их так близко.

— Я их вообще не видела, — сказала Зури.

— Они огромные. Черные, как тени. Я чувствовал их жар. Это… На самом деле нельзя описать. И ими управляли Одаренные…

— Увещевающие.

— Что?

— Те, кто заклинает. Одаренные не управляют Стражами, они их призывают, — пояснила Зури. — Как она это делала?

— Э-э… она подняла руки и стала ими махать, — сказал Тау.

— Она махала руками? — Зури поджала губки, глядя на него.

— Правду говорю.

— Я тебе верю.

— Нет, ты опять надо мной смеешься, — проговорил Тау, стараясь не смотреть на ее рот.

— Ни в коем случае, — ответила Зури, и ее полные губы изогнулись в ясной улыбке, глаза засверкали. — По-моему, это смешно звучит — что Одаренная управляет Стражем, просто размахивая руками.

— Это выглядит не так, как звучит. Там… ты чувствуешь эту силу.

— Продолжай, — сказала Зури, стоя все так же близко.

— Была еще одна Одаренная, она была вместе с Ингоньямой. Хедени схватили ее, когда…

— Что? — Улыбка Зури померкла.

— Они убили Ингоньяму и забрали Одаренную.

Она отступила на шаг.

Зачем было ей это рассказывать? Может, стоило еще и описать, как выглядели мертвые?

— Не надо было мне ничего рассказывать.

— Это я виновата, — проговорила Зури еле слышно. — Я все расспрашиваю, как ребенок, представляю только славу и доблесть, храбрых воинов и чудесных Одаренных. Но это же не так, да?

— Да, — подтвердил Тау. — Не так.

— Не так, — эхом повторила Зури, опуская глаза.

Наступила тишина, и Тау понятия не имел, как ее заполнить.

— Тау, я пришла сюда не просто так. Когда я услышала, что ты ушел в Дабу, я так разволновалась, я… Тау, у нас осталось мало времени перед тем, как ты уйдешь тренироваться на Ихаше, и я не хочу вспоминать прошлое с сожалением. Я лучше поступлю дурно, чем не сделаю ничего и буду всю жизнь гадать о том, что могло бы быть.

Ему стоило сказать ей, что она красива, когда у него была такая возможность.

— Тау?

— Да?

Зури сделала шаг вперед и поцеловала его. Все его тело напряглось от потрясения. Ее губы, сначала нежно прижимавшиеся к его рту, стали настойчивее, и у него застучало в висках так, что начало покалывать кожу головы.

Он не знал, что делать со ртом и руками, а ощущение было такое, будто там, где он касался ее, кожу нагревало пламя. Тау обвил ее руками, прижал к себе и стал молить Богиню, чтобы этот момент продлился бесконечно. Ему захотелось умереть вот так, обнимая ее… Но она оборвала поцелуй.

Он открыл глаза, удивленный тем, что солнце по-прежнему светит в небе. Несколько бесценных мгновений для него не существовало ничего, кроме Зури.

— Мы должны остановиться, — сказала она, понизив голос. — Мы же не хотим зайти слишком далеко.

В голове у Тау была будто одна солома.

— Зури… — промолвил он и сам удивился, каким молящим оказался его голос. Он словно упрашивал ее о чем-то.

У нее в глазах заплясали огоньки.

— Я это сделала, — сказала она. — Хотя не была уверена, что мне хватит смелости. — Ее улыбка показалась ему новым рассветом. — Скоро увидимся, Тау Тафари.

Она выскользнула из его объятий и ушла. Тау смотрел ей вслед — на самое совершенное создание, когда-либо существовавшее на свете.

— У нас еще весь остаток Роста и Жатвы до твоего испытания, — крикнула она ему, прежде чем исчезнуть за склоном.

Тау стоял на месте, пытаясь понять, что произошло. Это никак не укладывалось у него в голове, но все же, кажется, его жизнь налаживалась.

Пути

Следующим утром Тау проснулся до рассвета. Он по-прежнему ощущал боль после битвы, но кошмары уже отступили, и небо прояснилось. Его голову переполняли мысли о Зури.

— Уже встал? — заметил Арен, сидя над миской с холодной чечевицей и картофелем.

— Встал.

Арен наблюдал за ним. Тем же взглядом, каким смотрел на него отец на тренировках, опасаясь, что Тау может пораниться.

— Я в порядке, — сказал Тау.

— Я ничего не говорил.

— Но собирался, — возразил Тау.

— Может быть, но ты никогда не узнаешь.

Арен поднялся, пристегнул меч и вышел, чтобы облегчиться. Тау услышал, как Арен с кем-то здоровается, а потом снаружи окликнули и самого Тау.

— Иду, — сказал Тау, натягивая свои поношенные ботинки и выходя наружу. Там стоял Джабари.

— Рад встрече, Тау.

— Рад встрече, нкоси. — Тау знал, что Джабари не нравилось, когда он использовал почетное обращение Вельможи, но рядом стоял Арен, и Тау мог получить нагоняй за излишнюю фамильярность.

— Я в Дабу. Больше никого со мной. Лекан не пойдет.

— Хорошо, поработаем за троих, — сказал Тау, довольный тем, что Лекана нет. Это позволит ему провести день с Джабари, а значит, он сможеть поделиться с ним своим планом. И попросить у него помощи.

Его отец стоял возле хижины, глядя им вслед. Ему нравилось видеть их вдвоем, и он всегда подбивал Тау проводить больше времени со вторым сыном умбуси. Тау помахал рукой, Арен кивнул ему в ответ. Он держался невозмутимо, но Тау знал: он гордится тем, что они с Джабари решили помочь Дабе.

— Уйдет почти весь сезон на то, чтобы сделать Дабу такой, какая она была, — заметил Джабари по дороге. — Я пробуду там первые несколько дней, но потом придется тренироваться по утрам и после обеда.

— Испытание?

— Оно так скоро, что и глазом моргнуть не успеешь, а отец на меня рассчитывает. — Джабари пнул ногой комок земли. — Ему до сих пор стыдно, что он свое не прошел.

— Твой отец хорошо послужил Керему, — сказал Тау. — К тому же он муж умбуси. А значит, он тоже воин.

— Почетный. Он не тренировался ни дня, а обязательный статус воина не дает ему никаких поблажек. Это значит, что любой, кто служит, даже из Меньших, может вызвать его на кровный поединок. — Джабари покачал головой. — Правящий и Сторожевой Советы дают таким мужчинам, как мой отец, статус воина, чтобы держать их в строю. Это не любезность и не привилегия.

Тау слушал вполуха. Политика его никогда не интересовала, а сейчас он думал только о том, как рассказать Джабари о своем плане. Начать, наверное, стоит со своих чувств к Зури. Это, надеялся Тау, Джабари поймет.

По правде говоря, Тау предпочел бы вообще не вовлекать друга во все это, но ему нужна была его поддержка. Только так Тау мог гарантировать себе место в крепости Онаи после того, как… получит травму.

Джабари взял камешек и принялся перекидывать его из руки в руку.

— И когда Лекана отвергли, лучше тоже не стало, — сказал он, продолжая рассказ о неудачах семьи. — Теперь я последняя надежда. Моя мать умбуси, а войне нужны бойцы. Я должен пройти испытание и стать Индлову. Иначе на службе не останется никого из мужчин семьи Онаи, и на феод будет наложен оброк, который мы не сможем платить.

Джабари вытащил из своего свертка кусок вяленого мяса, и у Тау потекли слюнки.

— Ты попадешь в цитадель, — сказал Тау, стараясь не смотреть на друга.

— Твои бы слова да Богине в уши, — отозвался Джабари, отламывая кусок мяса и предлагая Тау.

— Спасибо, нкоси, — сказал Тау, склонив голову.

— Не зови меня так.

Тау было трудно слушать. Он думал о мясе. В последний раз он ел его очень давно. Нужно было есть медленно, не то желудок начнет трястись, как гигантский плавник. Он откусил немного — на вкус он был словно дар самой Богини.

Джабари откусил от своей половины и, жуя, продолжил говорить:

— Все должно получиться. Я хорошо тренировался. И ты тоже. Ты точно пройдешь на Ихаше.

Тау сглотнул, делая над собой усилие, чтобы сдержать вздох удовольствия. Корни и мягкие овощи — это хорошо, но мясо — совсем другое дело.

— Прошу прощения? — спросил он.

— Ты пройдешь испытание на Ихаше и вступишь в войско.

Тау не позволил этим словам испортить удовольствие от последнего кусочка или поколебать его решимость осуществить задуманное. Он положил мясо в рот и принялся медленно разжевывать, наслаждаясь вкусом и консистенцией. И только когда от мяса ничего не осталось, он произнес:

— Я надеюсь стать Ихаше, — сказал он, — но служить не стану.

— Что? — Джабари, с набитым ртом и поднятыми бровями, повернулся к нему.

Тау заговорил горячо и быстро.

— Я люблю Зури Убу, и я не убийца. Я хочу на ней жениться, но не смогу, если мне придется оставить ее и воевать как Ихаше или Ихагу. А если я откажусь, меня сделают Батраком, и мы никогда не сможем быть вместе.

Джабари наклонил голову, уставившись на Тау. Он замер, двигались только его челюсти. Он продолжал жевать.

— И что теперь? — спросил он.

— Я должен пройти испытание на Ихаше. После этого я должен буду завершить тренировочный процесс. И я… я получу тяжелую травму, и мне придется вернуться.

— Травму? Откуда ты знаешь… — Джабари округлил глаза. — О-о…

— Когда вернусь домой, я, надеюсь, смогу работать в крепости. Это лучше, чем я заслуживаю, но… Джабари, умоляю… Я… — Тау вздохнул. — Ты мне поможешь? Когда я вернусь? Ты замолвишь словечко?

— Да ты шутишь. — Лицо Джабари оставалось бесстрастным, и Тау не мог понять, что тот думает.

— Не шучу, — сказал он.

— Тау, не суди только по Дабе. Это была твоя первая битва, ты не можешь…

— Нкоси, я не убийца.

— Не называй меня нкоси. Мы друзья. Братья по оружию… — Джабари проглотил последний кусок мяса. — Ты это серьезно?

— Да.

— Откуда ты знаешь, что Зури вообще попросит тебя на ней жениться?

— Я… я не знаю, но вчера она ко мне приходила.

Джабари пожал плечами.

— И?

— Она поцеловала меня.

— О… — Он покатал камешек по ладони. Словно забыв, что держит его в руках. — Она настроена серьезно?

— Э-э…

— Она тебя поцеловала? В губы?

Неожиданно для самого себя, Тау расплылся в широкой улыбке.

— Да. Да, в губы.

— Нсику! — выругался Джабари, тоже усмехаясь. — И как оно?

— Джабари…

— Если ты хочешь, чтобы я помог, то расскажи во всех подробностях.

У Тау перехватило дыхание.

— Ты мне поможешь?

— Братья по оружию, я же сказал… даже если ты настолько глуп, что думаешь, твоя жизнь станет лучше без оружия. — Джабари хмыкнул. — В любом случае еще есть время до того, как ты пройдешь испытание и отправишься в Исиколо.

Вот оно что. Значит, Джабари считает, что Тау передумает. По-видимому, он решил, что это лишь из-за поцелуя и в оставшиеся до испытания дни все вернется на круги своя.

— Ты замолвишь за меня словечко, если я приеду обратно? — снова спросил Тау.

— Если ты вернешься и будешь искать работу в нашей маленькой крепости, я буду сожалеть, что так вышло, но я не скажу об этом матери. Я скажу ей, что Тау Тафари — один из лучших, самый усердный Меньший из всех, кого я знаю.

— Спасибо!

— Нсику! Поверить не могу, что Зури Уба тебя поцеловала. — Джабари рассмеялся и двинулся дальше. — Мы же точно о ней говорим? О той симпатичной служанке?

— О самой красивой служанке, — ответил Тау.

Сыновья

Тем же вечером Тау и Джабари вернулись в Керем изнуренные, но довольные. Меньшие в Дабе потеряли многое, но не поддались отчаянию. Селение выстояло.

Подходя к хижине, Тау заметил свет костра. Арен никогда не разжигал его по ночам. Остаток пути Тау пробежал со всех ног. В доме их встретила сонная Зури.

— Тау! — воскликнула она.

— Мой отец…

— Арен в порядке. Это не он. Анья.

— Что такое? — спросил Джабари, протиснувшись в хижину, и тесное и без того пространство будто стало еще меньше.

Зури попыталась подобрать слова.

— Нкоси Джабари, — проговорила она, обращаясь к нему по всей форме, — это друг моего отца… э-э, второй командир Арена… Его обвинили в нападении на Вельможу.

— Нкиру? — спросил Джабари. — О нет. Что случилось?

Зури открыла рот и закрыла, будто не нашла слов.

— Ваш брат… Я хотела сказать, Нкиру ударил его, когда он…

— С чего, во имя Богини, Нкиру… — Джабари осекся. Он тут же все понял, как и Тау.

Но Зури все равно должна была сказать это вслух.

— Лекан взял силой… Простите меня. Нкиру застал нкоси Лекана со своей дочерью, Аньей.

— Сик! — выругался Джабари.

Зури поморщилась.

— Ваш брат желает, чтобы закон был соблюден, но Арен отказался.

Тау привалился к ближайшей стене. Арен ни при каких условиях не допустил бы, чтобы убили Нкиру и его семью.

Джабари принялся, точнее попытался, мерить шагами крошечное жилище.

— Лекан, что за полоумный дурак. — Он вышел наружу. — Идем. С этим нужно разобраться, пока все не стало еще хуже.

Они помчались вниз по склону. Час был поздний, но чем ближе они подбегали к крепости, тем больше встречалось им людей.

Лекан стоял в центральных воротах крепости вместе со стражей семьи. Стражники держали торфяные факелы, освещавшие их встревоженные лица. Среди стражников стоял Очиенг и, как и остальные, выглядел он несчастным. Перед ними собрались люди, которые от пары неосторожных слов могли превратиться в мятежную толпу.

Напротив Лекана стоял отец Тау, несколько человек, что были под его командованием, и Нкиру.

— Отдай его мне, Арен, — приказал Лекан. — И не заставляй меня это повторять.

— Нкоси Лекан, я лишь прошу позволить нам поговорить с умбуси Онаи, — сказал Арен.

— Моя мать отдыхает, и это дело не требует ее внимания, — ответил Лекан. — У тебя есть мой приказ. Выполняй!

Тау, вместе с Зури и Джабари, протиснулся сквозь толпу. Все это время он не сводил глаз с Лекана.

Лекан был выше Джабари и и тяжелее его, но не из-за мышц. Старший сын умбуси был известен своим аппетитом и на земле, где пища была нормирована, выделялся плотным телосложением. Малый Вельможа любил и выпить, и люди шептались, что олу он пил чаще, чем воду.

— Нкоси Лекан, — сказал Арен, — я полагаю, мы можем решить дело без смертей, и взываю к вашему совету, в дополнение к вашей матери.

— В дополнение? Да чтоб тебя, Меньший! Отдавай его мне сюда!

Нкиру выглядел несчастным, Анья стояла рядом, совершенно подавленная. Ее глаза были налиты кровью, на руках даже в свете факелов виднелись синяки. Платье было разорвано. Зури подошла к ней.

— Рад встрече, брат, — поздоровался Джабари, протискиваясь сквозь толпу, чтобы встать рядом с отцом Тау.

Лекан ему не обрадовался.

— Джабари.

— Так в чем дело?

— Мне досадили, — сказал Лекан, поднимая свой квадратный подбородок.

— Досадили? Каким образом?

— Это не следует обсуждать на людях.

— Я уверен, нападение на Вельможу — это как раз то, что следует обсуждать на людях. Если в наказание должна быть уничтожена целая семья, нам нужно знать, в чем дело.

Лекан грозно уставился на брата.

— Мне досадили. Разве слова Вельможи в Кереме больше недостаточно?

Тау заметил, как пальцы Джабари сжались вокруг рукоятки меча. Это было не к добру. В схватке Лекан проиграет, но Нкиру и его семье это только навредит.

— Нкоси, — проговорил Арен, обращаясь к обоим братьям. — Я уже успел допросить обвиняемого.

Тау сообразил, что его отец в лучшем случае мог дать Нкиру чашку-другую масмаса, чтобы тот успокоился.

— Нкиру искал свою дочь, — стал рассказывать Арен. — Он…

— Я не позволю, чтобы мое имя оклеветали! — воскликнул Лекан.

— Когда он нашел ее, то…

— Я тебя предупреждаю, Арен!

— Увидел, что она соблазняет мужчину.

Лекан выпучил глаза и склонил голову набок, будто пытаясь расслышать доносящийся издалека звук. Анья всхлипнула, и Арен изрек ту единственную ложь, которая могла спасти Нкиру, Анью и всю их семью.

— Нкиру был возмущен непристойным поведением дочери, — сказал Арен. — И ударил неизвестного мужчину, а когда его нападение было отражено, он понял свою грубую ошибку. — Арен повысил голос, обращаясь ко всем собравшимся и давая Лекану возможность сделать эту выдумку официальной версией. — Нкиру схватил дочь и с позором увел ее из крепости. Затем он пришел прямо ко мне, чтобы сознаться в своем грехе и искупить вину за то, что опозорил феод.

— Феод опозорен! — вспыхнул Лекан.

— Если это успокоит нкоси, то я вел этого мужчину и его дочь к умбуси Онаи, чтобы попросить у нее разрешения изгнать их.

— Да! — поддержал Лекан. — Стой! Изгнать?

— Да, нкоси Лекан! — ответил Арен. — Мы не можем допустить столь нездорового поведения. Вельможа с Меньшей? С Мирянкой! Отвратительно и неподобающе. Кто бы поверил, что такое возможно, если только эта негодная женщина не обманула вас.

— Да… — Лекан осмысливал небылицу.

— Нкоси Джабари, — сказал Арен, — если вы и ваш старший брат согласитесь с изгнанием, то нет причин доносить это до умбуси Онаи. Все здесь собравшиеся хорошо знают нрав нкоси Лекана. Мы ведь понимаем, каким образом он, скорее всего, оказался в одной комнате с Мирянкой вроде Аньи.

Арен едва не переступил грань, и люди, действительно хорошо знавшие нрав Лекана, зашептались.

— Мы можем себе представить, что произошло, — продолжил Арен. — Так зачем же отнимать время умбуси? Я поклялся, здесь, среди равных мне и стоящих выше, что Нкиру обуял страх за его дочь. С нашей стороны было бы несправедливо наказывать всю семью за поведение ребенка.

— Это не ребенок, — возразил Лекан, косясь на Анью так, словно видел у нее чешую и клыки с ядом.

— Тем лучше, — ответил Джабари, пытаясь поддержать Арена. — Прогоним зло из нашего круга. Я воспользуюсь советом инколели Соларина. Пусть семья будет изгнана из феода. — Джабари выплюнул эти слова, будто гниль, коей они и являлись.

— Я, Вельможа, был оскорблен. — Лекан все равно хотел крови.

— По неведению, — напомнил ему Арен.

— По неведению. — огрызнулся Лекан. — Да, этот дурак, очевидно, не знал, на кого нападает. Если бы знал — он бы не посмел.

— Не посмел бы, — согласился Арен.

— У меня при себе был меч. Если бы он меня разглядел, то сообразил бы, что выступить против меня — значит умереть, — заявил Лекан, обводя взглядом толпу. — Да, изгнать эту мразь! Знайте, — продолжил Лекан, положив руку на сердце, — если я увижу кого-либо из его родственников в пределах Керема после рассвета, я их выпотрошу.

— Что может быть справедливее? — проговорил Арен.

— Что? — спросил Лекан.

— Ваше слово да моя воля, — произнес Арен.

— Слава Богине, — сказал Лекан, разворачиваясь на каблуках и уходя в глубь крепости. Стража с облегчением последовала за ним.

Когда ворота с лязгом закрылись, этот звук будто обрезал невидимые нити, которые удерживали Нкиру на ногах, и он рухнул на землю.

Тау чувствовал себя опустошенным. Нкиру был хорошим человеком. Анья и правда слыла сорвиголовой, но не более того. Она ни за что не стала бы соблазнять Лекана.

— Я поговорю с матерью, — сказал Джабари.

— Уже все решено, — возразил Арен. — Лекан не успокоится, пока Нкиру и его семья остаются в Кереме. Он только что жаждал крови.

— Лекан просто набитый…

— Джабари… — оборвал его Арен, показывая взглядом на собравшихся вокруг, обращая внимание Малого Вельможи на присутствие Меньших.

Джабари прижал пальцы к вискам и принялся их тереть.

— Как скажете. Я не стану препятствовать изгнанию, если вы этого желаете, Арен.

— Нкоси Джабари, — сказал Арен. — Я благодарю вас за помощь. Мне страшно вообразить, что бы случилось, если бы вы не пришли. — Арен положил руку Нкиру на спину. Тот все лежал на земле. — Мы, Меньшие, сделаем то, что теперь нужно сделать. — Арен помог Нкиру подняться на ноги, Зури поддержала Анью, и толпа стала расходиться.

Оставшаяся часть ночи тянулась для Тау еще дольше, чем день. Он пошел в хижину Нкиру вместе с отцом, Зури и Аньей. Там их ждали несколько Ихагу, и все принялись помогать семье собираться. Жена Нкиру, еще кормившая младшего ребенка грудью, держалась храбро, но она не могла скрыть свой страх.

Когда семью проводили, уже почти наступило утро. Они ушли на восток, в Дакур. Пограничный феод часто страдал от налетов, а значит, способному Ихагу там найдется место.

Арен дал Нкиру имена нескольких людей, к которым имело смысл обратиться, и больше не осталось ничего, что можно было сказать или сделать. Зури обняла Анью, крепко прижав к себе и не желая отпускать. Анья выглядела совершенно ошеломленной, и Зури заплакала за них обеих, когда семья побрела прочь.

Арен направился обратно в крепость. Его ждали дела. Начинался новый день.

Тау стоял рядом с Зури, и они наблюдали за тем, как поднимающееся солнце превращает их друзей в силуэты, которые размываются от утреннего зноя. Затем, когда гора поглотила их своими изгибами, силуэты исчезли. Зури взяла Тау за руку и положила голову ему на плечо. И так они стояли, молча, но рядом, и это длилось целую вечность. Все это время она не переставала плакать.

Мужчины

Последующие дни выдались тяжелыми. Зури старалась проводить с Тау все свободное от своих обязанностей время, но мысли о судьбе Аньи ее тяготили. Тау было больно видеть ее такой подавленной, да и его собственные кошмары о налете так и не прекратились. И все же они улучали тихие минуты, чтобы посидеть, поговорить, посмеяться, хотя иногда Зури плакала.

Тау пытался быть для нее опорой, но он заметил, что она приносит ему утешения больше, чем он может принести ей. Она давала ему все, чего он не знал и чего ему не хватало. С мыслями о ней он просыпался по утрам и засыпал по вечерам. Он с трудом мог думать о чем-либо, кроме ее улыбки, ее глаз, ее голоса… кроме нее целиком.

Тем не менее он прилагал все усилия, чтобы оставаться сосредоточенным. Пообещал себе, что отплатит Джабари за то, что тот защитил семью Нкиру и собирается помочь ему обрести счастье с Зури. Больше всего Джабари нуждался сейчас в тщательной подготовке к предстоящему испытанию. Поэтому Тау проводил каждый день в тренировках, занимаясь с другом до тех пор, пока оба они не валились с ног. Так закончились последние дни Роста, и наступили первые дни Жатвы, и пришло время церемонии посвящения в мужчины.

Юношам из касты Меньших, рожденным в том же цикле, что и Тау, надлежало стать мужчинами. На церемонию явился местный жрец Саха, от него несло олу. Он стал говорить об испытаниях, которые проходят все женщины и мужчины, принадлежащие к числу Избранных. Он призвал новоиспеченных мужчин к добродетели и пожелал, чтобы их служба облекла славой их семьи — служба народу омехи, королеве и Богине.

Затем новым мужчинам дали гаум. Тау впервые пробовал эту желтоватую муть из скорпионьего яда. Когда он осушил чашу, напиток опалил ему горло, вспыхнул в ноздрях и прожег до самого затылка. Он задыхался, его тошнило — к радости всех, кто пришел посмотреть, как юноши становятся мужчинами.

Тау не мог понять, зачем пьют такую мерзость, но едва вкус гаума пропал, он заметил, что после него угощение — вареная капуста, соленый картофель и длинные бобы — показались вкуснее обычного. Кроме того, шутки стали смешнее, он перестал ощущать собственные зубы (разве он вообще когда-либо их ощущал?), а всякая женщина, какую он видел, выглядела почти такой же красивой, как Зури.

Он гулял до темноты с остальными юношами, только что прошедшими обряд посвящения. В какой-то момент рядом появился Джабари и подарил Тау новенькую пару ботинок. Тау обнимал его несколько долгих мгновений, затем пригласил Малого Вельможу выпить с ним лучшего напитка на всем полуострове. Джабари с улыбкой отмахнулся от предложенной чаши.

Оставшаяся часть вечера то летела стремглав, то едва ползла. Отец Тау поздравил его и даже немного посидел с ним, прежде чем уйти выполнять очередной долг. Потом пришла Зури, и он назвал ее земной Богиней. Она посмотрела на него, изогнув бровь и уперев руки в бока. Он подумал, что так она выглядит еще милее, и захотел ее поцеловать, но кругом были люди. Но он все равно попытался. Она ему не позволила и сказала, что пришла отвести его домой.

Тау не был готов уходить и попытался попросить Зури с ним потанцевать, но язык у него словно распух. Тогда он все равно взял ее за руку и повел в танцевальный круг. Они танцевали, и это было чудесно, пока у Тау не разбушевался желудок. Он извинился, указав себе на живот и на рот, прежде чем проковылять к ближайшим кустам, чтобы вернуть весь ужин земле.

Там он простоял некоторое время, дивясь тому, как много из него вышло. Закончив, он стал искать Зури, чтобы продолжить танец. Она же считала, что лучше идти домой. Тау решил, что это чепуха, но Зури поразила его своей силой, потащив прочь от гулянья.

Тау кричал, что ему нужно надеть его новые ботинки, но Зури указала, что они у него в руке. Он назвал ее земной Богиней, а она ответила, что он это уже говорил.

Арен ждал их у двери, а потом помог довести Тау до кровати. Хотя Тау помощь не требовалась. Он мог и сам снять штаны. Но стянув штанину с одной ноги, повалился на землю. Закрывая глаза, он думал, что надо бы стянуть и вторую.

Тау разбудил крик. Во рту ощущение было такое, будто он проглотил горсть песка, в животе крутило, а голова гудела, будто находилась внутри барабана, в который снаружи били.

— Где он сейчас? Я его убью! — Это кричал Арен.

Тау вскочил на ноги и тут же упал. Штанина была у него только на одной ноге.

Он услышал, что его отец выскакивает наружу, как он топает тяжело и сердито. Тау натянул штанину, схватил тунику, в которой был накануне, и увидел, что она заляпана рвотой. Нашел другую рубашку, порванную, но пригодную, натянул новые ботинки, схватил тренировочный меч и выскочил из хижины в мучительно яркий новый день.

Рядом с Ареном стоял Экон, высокий жилистый воин, которого отец после изгнания Нкиру сделал вторым командиром. Арен был в гневе.

— Отец? Что происходит? — спросил Тау, щурясь на солнце.

— Возвращайся в дом.

— Что происходит? — не унимался Тау. Он еще никогда не видел отца таким.

— Он их убил!

— Что? Кто?

— Он их убил, этот нсику! — Арен зашагал прочь.

Тау затрусил за ним.

— Кто!

— Лекан, — прорычал Арен.

Тау уже не хотелось знать.

— К-кого… кого он убил?

— Их нашел патруль Экона. Тела сбросили с утеса. Нкиру, его жену, Анью, ее брата… младенца… младенца. — Арен вынул меч и прибавил шаг.

Тау нагнал его.

— Отец, что ты собираешься сделать? — Он схватил Арена за руку, принуждая остановиться. — Отец!

— Я его убью. — Арен высвободился.

— Экон! — позвал Тау. — Сделайте что-нибудь!

Экон, теребя завязки на своей тунике, попытался вразумить Арена.

— Инколели, э-э… Арен, нам… нам следует это обдумать. Мы не знаем наверняка, что это был…

— Не надо! — рявкнул Арен, обрушиваясь на Экона так, что тот поежился. — Знаем мы, кто это сделал. Знаем! Младенца, Экон. Младшую дочку Нкиру!

— Ты не можешь с ним драться, — сказал Тау, становясь рядом с Эконом и преграждая отцу путь.

— Я его убью.

— Он Вельможа, — напомнил Тау.

— Мка! Он умрет не хуже Меньшего, когда мой меч войдет ему в шею.

Экон, повертев головой, огляделся вокруг, желая убедиться, что больше никто этого не услышал.

— Отец… — начал было Тау, но Арен оттолкнул его с дороги.

— Они повесят Тау, если ты его убьешь, — сообщил Экон. — Сначала его, а потом его мать. Они вскроют их тела и оставят гнить на солнце. Арен, они это сделают.

Отец Тау больше никуда не спешил.

— Они повесят Тау, — повторил Экон. — Ты это знаешь.

Арен сел, словно из его тела разом исчезли все кости. Он выронил меч на чахлую траву и обхватил руками голову. Тау приблизился к отцу, Экон за ним. Плечи Арена вздымались и опускались. Он плакал, не издавая ни звука. Тау не помнил, когда его отец плакал в последний раз.

— Да, — проговорил он. — Да. — Тау присел рядом на колени и обхватил его руками.

— Мне жаль, Арен, — проговорил Экон. — Мне жаль. — Он повторял это снова и снова. Словно случившееся было стихийно и неизбежно, словно это не было деянием только одного человека.

— Мы сожжем их тела, как положено, — сказал Арен чуть погодя. — Сделаем это тайно. Лекан не должен узнать, что мы их нашли.

Экон кивнул.

— Тау, Джабари скоро придет тренироваться. Он будет тебя искать.

— Я с вами, — сказал Тау.

— Иди, — сказал Арен, вставая. — И не рассказывай ему об этом.

Тау посмотрел на Экона. Взгляд отца ему не понравился.

— Я ничего не стану делать. Я не могу. — Последнее слово застряло у Арена в горле. — Лекан не воин, Экон прав. Я не могу его убить. Они явятся за моей семьей, за тобой и Имани, за дочкой Имани… Иди тренируйся. Я вернусь домой.

Арен встал, и Экон положил руку Тау на плечо.

— Я останусь с ним, — сказал он. — Останусь столько, сколько нужно.

Когда Тау вошел в боевой круг, Джабари уже почти закончил отрабатывать движения. Он увидел Тау, и его лицо расплылось в широкой ухмылке.

— Ботинки здорово смотрятся!

— Спасибо, — ответил Тау, испытывая тошноту.

— Готов драться? — сказал он.

— Погоди немного, — ответил Тау.

— Ну уж нет. Уже давно идет Складка. Когда осталось так мало времени, нельзя пропускать ни дня. А ты сегодня проспал еще более важные новости.

Тау напряженно посмотрел на Джабари.

— Королева едет, — сообщил Джабари.

— Что?

— Королева! Она едет в Керем. Вернее сказать, проезжает по пути в Кигамбе. Тем не менее сегодня после обеда будет здесь.

Королева посещала северную или южную столицу раз в пять циклов, чтобы лично наградить воинов цитадели. На церемонии также чествовали женщин, которые прошли испытание на Одаренных. Избранные испытывали каждую женщину. Это служило обрядом перехода от девичества к женственности.

И поскольку даром обладала только одна из десяти тысяч, способности делали их частью касты, насчитывавшей менее пятисот человек. Они стояли выше всех, кроме Придворных Вельмож, и были обязаны служить. Тау слышал рассказы о том, как цитадель вылавливала женщин, которые скрывали свои силы, чтобы намеренно провалить испытания. Их клеймили и все равно забирали на службу.

Тау вынул из ножен свой тренировочный меч, жалея, что не может вонзить его лезвие Лекану в пах.

— Думаю, нам лучше поскорее начинать, чтобы успеть закончить и увидеть королеву.

Едва лишь Тау вступил в круг, Джабари сразу начал бой. Первый раунд получился болезненным, второй мучительным, а в третьем Тау пришлось сдаться, чтобы извергнуть свой завтрак.

— Гаум? — спросил Джабари, когда Тау вытер недопереваренные кусочки капусты с губ.

Он не ответил. Тау едва мог разглядеть Джабари, видя только те черты лица своего друга, что напоминали его брата, Лекана.

— Давай еще раз.

Двое мужчин сражались в кругу, проводя поединок за поединком, и Тау удавалось загонять Малого Вельможу в тупик лишь каждый восьмой или девятый раз. Но этого было недостаточно. Тау хотелось преподать Джабари урок, потому что с Леканом такой возможности ему никогда не выпадет.

Он быстро наступал, заставляя Джабари пятиться назад. Потом Тау нанес Джабари скользящий удар в бедро, от которого остался бы рубец, будь меч настоящим. Это придало Тау сил, и он вскинул меч, чтобы обрушить его на Джабари.

Удар был четким и быстрым, но Джабари оказался быстрее. Малый Вельможа ударил Тау мечом по ногам, задев лодыжки и повалив того в грязь.

Тау застонал. Он стукнулся головой о настил боевого круга, и у него поплыло в глазах. В размытом пятне стоял Джабари и прижимал меч к горлу Тау.

— Богиньей милости, — проговорил Тау, признавая поражение.

Джабари отступил.

— Сик! Чуть меня не подловил. Ты быстрее пустынного скорпиона.

Тау был в гневе.

— Я все.

Джабари не обратил внимания на его тон.

— Теперь и я не против перерыва. Ты меня правда вымотал. Слушай, идем в крепость. Я переоденусь к началу королевской процессии. Тау, пойдешь со мной? Будешь моим акондисе на этой обязательной официальной ерунде?

— Твоим акондисе? — переспросил Тау.

Джабари оказывал ему честь, желая сделать его своим самым доверенным лицом. Как акондисе Джабари, Тау получит шанс увидеть королевскую процессию так близко, как только возможно для Меньшего. В любой другой день эта мысль совершенно бы ошеломила Тау.

— Да, конечно… Нкоси.

— Не называй меня так. И ты мне правда нужен. Стоять рядом с Леканом так долго, не имея возможности ни с кем поговорить, это настоящая пытка. — Джабари ухмыльнулся, как идиот. — Придешь?

Тау кивнул, помрачнев.

Обещания

Тау проводил Джабари в крепость. Там уже было полно людей, и все лихорадочно готовились к встрече. Керем не ждал королевского визита, и прибытие передового отряда, потребовавшего обустроить ночлег для королевы и ее свиты, стало сюрпризом.

Джабари ушел мыться и готовиться, а Тау он велел взять у стражника табард, какие носят акондисе. Значит, у Тау было время, чтобы выполнить свое неприятное дело. Он отправился искать Зури.

Та оказалась во дворике крепости, рядом с баней. Вместе с дюжиной других служанок она стирала белье. Увидев Тау, он просияла, подбежала к нему и обняла. Раньше она не делала подобного на людях.

— Я никогда еще не видела такой суматохи, — рассказала она. — Неужели она в самом деле приедет?

Остальные служанки не отрывались от своей работы, но Тау заметил, что во дворе стало тихо, и чувствовал на себе их взгляды.

— Служанка Уба, у меня к вам просьба от инколели Соларина. Могу я поговорить с вами минуту? — спросил он.

— Разумеется, мирянин Тафари, — ответила Зури, приняв эту серьезность за игру.

Когда они остались наедине, она поцеловала его.

Он отдался этому мгновению, стараясь оттянуть то, что должно было случиться.

— Я по тебе скучал, — признался он.

— Ну и денек, — сказала ему Зури, всего в пяди от его лица.

Тау набрал воздуха в грудь. Он должен был ей сказать, но ее взгляд был напряженным.

— Что случилось? — спросил он.

Она коснулась его лица.

— Меня что, так легко прочитать?

Он встревожился.

— Мне назначили день испытания, — сообщила она.

— Уже? О Богиня, когда?

— На новолуние.

— О…

— Ты будешь с Джабари, на его испытании в тот день. Я знаю.

— Боевые круги не так уж далеко. Вечером мы увидимся.

— Конечно.

— Ты будешь женщиной.

— А сейчас я не женщина?

— Ты самая красивая женщина на свете, — сказал Тау.

Зури стукнула его по руке.

— Мирянин Тафари, хороший комплимент должен быть разумным, чтобы ему можно было поверить. — В ее лице снова мелькнуло напряжение.

— Зури?

— Времени почти не осталось, верно? — проговорила она. — Мирянин Тафари… — Она подчеркивала каждое слово. — Скоро будет Ихаше, и так еще семь циклов, пока ты будешь обучаться, а потом воевать.

— А ты хотела бы иного? — спросил он.

— Не дразни меня. Я знаю, что так должно быть.

Тау взял ее руки в свои.

— Не должно, — сказал он. — Мы можем сами сделать выбор. Он невелик, но мы можем попытаться быть счастливыми вместе. — Он не собирался рассказывать всего. — Может быть, мне не придется воевать. Может быть, я смогу стать полезным в чем-то другом.

— Тау…

— Я рад, что твое испытание близко, — сказал он ей. — Я помогу Джабари, а потом приду к тебе — новоиспеченной женщине. — Он выдавил улыбку в надежде на еще одно мгновение счастья и умиротворения. — Может, ты даже сможешь мне это доказать?

Зури рассмеялась в голос, прикрыв рот от такой непристойности.

— Это вряд ли!

— Значит, позже, — сказал он.

Зури склонила голову набок, и Тау не понял, уловила ли она смысл его слов.

— Пройдет семь циклов, — сказала она, стараясь улыбаться, несмотря на слезы из глаз.

— Я к тебе вернусь. — Это было все, что он мог пока обещать.

Ее глаза смотрели на него, зрачки были большие и глубокие. Он мог жить в этом мгновении бесконечно долго, но нужно было рассказать ей о…

— Зури! Зури, ты где? — позвала служанка. — Госпожа Чионе вернется с минуты на минуту. Я не стану делать за тебя всю работу, бессовестная.

— Кто это? — спросил Тау, шагнув вперед.

— Собираешься защитить меня от грозной Кеси? — спросила Зури, блеснув глазами. — Она примерно такого роста, — она показала уровень плеча Тау, — и у нее очень острый язык. Мне нужно идти, пока не дошло до расправы. Если Кеси выйдет против тебя, ты будешь в опасности.

Она помедлила, позволяя силе предыдущего мгновения вернуться.

— До встречи, Тау Тафари, — сказала она ему.

Тау ненавидел себя за собственную слабость. Он ненавидел себя за прилив облегчения от того, что рассказу о семье Нкиру придется еще подождать.

— До встречи, Зури Уба.

— Иду, Кеси! Иду! — Зури поспешила во двор, но по пути украдкой еще раз взглянула на него.

Тау, еще разочарованный собой, улыбнулся ей. Он был трусом. Урвал поцелуй и отмолчался, вместо того чтобы рассказать любимой женщине о смерти подруги. И скоро он будет стоять на расстоянии вытянутой руки от человека, виновного в убийстве, и ничего не сделает. Он просто трус.

Королева

Тысячи людей выстроились вдоль главной дороги к крепости. Ворота были распахнуты, и Онаи, семья Джабари, стояли под стенами, готовые приветствовать свою королеву. Тау был рядом с ними, одетый в выданный ему табард акондисе.

Он стоял в двух шагах от вымытого и сияющего Джабари. Тот, в свою очередь, был в шаге от своих отца и матери, Афии Онаи, умбуси Керемской. Лекан стоял по правую руку от матери, словно зеркально отражая Джабари. Тау старался на него не смотреть, хотя его рука дернулась над пустыми ножнами. Отцу Джабари тоже было не по себе. Страдающий подагрой старик явно нервничал.

Чтобы не наткнуться взглядом на Лекана, Тау смотрел на толпу, протянувшуюся вдаль. За воротами был и Арен, в полном воинском облачении. Вместе со своими людьми он стоял по стойке смирно вдоль дороги. Они должны были удерживать толпу на почтительном расстоянии от королевы, но, как и стражники, расставленные по стенам крепости, это было лишь напоказ. Афия Онаи делала все возможное, чтобы впечатлить монархиню.

Тау заметил, как заклубилась пыль. Королевская процессия достигла последнего холма перед крепостью. Сердце Тау заколотилось, но он сказал себе, что теперь он мужчина, а не ребенок, которого волнуют такие глупости. Облако пыли стало крупнее, показались первые Королевские Стражники, и у Тау участился пульс.

Королевские Стражники были в бордовом, смеси красного и черного — королевских цветов, драконовых цветов. Они шагали в ногу, а за ними следовали самые могущественные люди на полуострове. Королева Циора Омехия, ее чемпион, Предводитель Одаренных и Абаси Одили, нынешний Глава Совета Стражи, приближались к Керему на лошадях.

Тау слышал о лошадях, но не надеялся их увидеть. Звери эти были огромными, хотя дракон все равно мог сожрать любого из них в два приема. Но на драконах люди не ездили, а четверо Избранных сидели на лошадях так, точно этот способ передвижения был самым естественным.

Голоса гремели, и Тау слышал, как народ Керема приветствовал свою новую королеву. Люди напирали на Ихагу Арена, стараясь подобраться поближе, и Тау подумал, что воины выстроились вдоль дороги не только напоказ.

Когда процессия приблизилась, Тау сумел различить детали. Больше всего поражала королева. Совсем юная, со времени испытания ее женственности не могло пройти более одного цикла. Но дело было не в этом. Не в молодости. А в ее красоте.

Кожа у нее была темная, как безлунная ночь, а губы — точно рассвет. Лицо обрамляли изящные скулы, из-под длинных ресниц смотрели глаза в форме миндалин. Платье для езды верхом черного и красного цветов облегало тело и ниспадало вдоль рук и ног. Вырез на шее при этом обнажал достаточно, чтобы по небольшому феоду вроде Керема пошли сплетни. Она глядела на толпу, улыбаясь, будто была рада увидеть старого друга.

— Хвала Богине, — пробормотал Джабари.

Королевская процессия остановилась, и чемпион, Абшир Окар, поднялся на своей лошади. Тау увидел, что чемпион, в доспехах, окрашенных в цвета крови, огня и скорби, стоял ногами на веревочном приспособлении, которое обвивалось вокруг тела лошади, образуя на спине у животного сиденье.

— Королева Циора Омехия, — произнес чемпион Окар голосом, звучным, как горное эхо, — вторая в своей фамилии, первая среди Избранных Богини, и монархиня полуострова Ксидда, ищет гостеприимства Керема.

Окар был уже не молод, но лишь дурак недооценил бы воина, который был словно высечен из камня. Чемпион, как помнил Тау, занимал первые места все три цикла в Цитадели Индлову. А закончив обучение, стал Ингоньямой и сражался в бесчисленных кампаниях. Когда чемпион старой королевы Айянны погиб в бою, она попросила Абшира прийти ему на смену.

Настал черед речи умбуси.

— Я, Афия Онаи, умбуси Керемская и подданная королевы Циоры, предлагаю свой дом и благословленные Богиней земли, если моя королева позволит мне ей услужить.

Для мужчины из числа Избранных не было высшей чести или положения, чем стать чемпионом. Это предполагало доступ к королеве, место в Совете Стражи и прочие привилегии.

Хотя запрета на это не было, но королевы в брак не вступали. Они были венчаны со своим народом и, как говорили, никого не любили больше Богини. Зато королевы очень тщательно выбирали себе чемпионов. Чемпион был не просто военачальником. Он давал семя для следующего поколения королевской семьи и, в идеале, становился настоящим супругом.

Хотя и бывало неловко, когда при воцарении новой королевы старый чемпион оставался на службе. В скором времени королеве Циоре предстояло великодушно отпустить Абшира на покой и выбрать своего чемпиона. Монархам были нужны наследники.

После приветствий процессия проследовала в крепость. Тау стоял достаточно близко, чтобы увидеть, что у Абшира было два кинжала Стражи и меч Стражи, который он получил, служа в цитадели. Оружие из драконьей чешуи было невероятным, особенно меч.

На боку у чемпиона висел черный клинок. Без ножен, он был таким темным, словно изготовлен из обсидиана. Но даже издалека было видно, что в этом оружии присутствует нечто чуждое. Оно поглощало свет, и Тау, как ни всматривался, не мог разглядеть на его поверхности никаких деталей. Точно оружие пряталось на самом видном месте, и он мог различить только его очертания, но не все целиком.

Это напомнило Тау о Страже в Дабе. Драконья чешуя обманывала зрение, заставляя недооценивать положение и скорость зверя. И если эта способность давала преимущество крупному летающему хищнику, то опытному мечнику — тем более.

— Ты видел? — спросил Джабари. — Она… она…

— Совершенство? — подсказал Тау.

— Да! Точно, совершенство.

— Будешь сидеть с ней за ужином? — спросил Тау.

— Не слишком близко, — ответил Джабари, прикусывая губу. — Она будет рядом с матерью и отцом. И Леканом. Я второй сын, буду поодаль.

— Не переживай, я могу ей про тебя рассказать, — пошутил Тау.

Джабари рассмеялся.

— Согласен. Я буду ближе многих. Я просто… Ты же видел?

— Видел.

— Тогда сам понимаешь. — Он проследил взглядом за королевой Циорой, пока та въезжала на своей лошади в крепость. Мирянин, судя по виду, готовый вот-вот обмочиться, провел свиту к спешно возведенным конюшням.

Тау улучил возможность рассмотреть других королевских сопровождающих. КаЭйд, ехавшая рядом с королевой, была предводителем Одаренных и одновременно военным и религиозным советником с полномочиями членов Совета Стражи.

— А что КаЭйд здесь делает? — спросил Тау.

Джабари мотал головой в такт покачивающейся в седле королеве.

— Кто? А, КаЭйд Оро? Она произнесет вступительное слово на церемонии награждения.

— В южной столице?

— Нет, на лодке в океане. Ну конечно, в Кигамбе.

Тау дождался, пока королева исчезнет за поворотом, чтобы задать следующий вопрос.

— А за ними кто ехал, Глава Совета Стражи?

— М-м? — Королевы уже не было видно, но Джабари вытянул шею, надеясь взглянуть на нее в последний раз.

— Это с ними был Абаси Одили?

— Да, — ответил Джабари. — Он будет наблюдать за испытаниями этого цикла.

— Ты мне не говорил, что Глава Совета Стражи будет на испытании. — Тау задумался над этой новостью.

— Я же не все тебе рассказываю, — отозвался Джабари, смирившись с тем, что королева Циора больше не покажется. — Слушай, а ты заметил тех двоих позади него?

— Огромных таких? — переспросил Тау.

— Тот, что крупнее, это Деджен Олуджими. Он охранник Абаси, его личный Ингоньяма.

— О Богиня, — пробормотал Тау. Тот был настоящим исполином. Тау не мог даже вообразить, каким он становился в ярости.

— Он считается лучшим воином на всем полуострове.

— Ты бы с ним справился, — пошутил Тау.

— Влегкую, — ответил Джабари, криво улыбнувшись.

Тау посерьезнел. Он думал о Лекане и о том, что Арен на самом деле намеревался с ним сразиться.

— Джабари, а как именно происходят кровные поединки?

— Кровные поединки? А что?

— Ничего, мой отец… э-э… один из его людей про них упомянул, — сказал Тау.

— Почему?

Тау пожал плечами.

— Они случаются нечасто, но вообще любой полнокровный воин, любой Ихаше, Индлову или Ингоньяма, может вызвать любого другого. Из любой касты.

Тау это показалось нелепым. Средний Вельможа был крупнее, сильнее и быстрее среднего Меньшего. А если Вельможа был воином, это означало, что он был либо Индлову, либо Ингоньяма. И они уничтожили бы любого Ихаше.

— Большинство кровных поединков случаются, когда двое воинов напиваются и одного застают с женщиной другого, — продолжил Джабари. — Разумный мужчина слишком многим рискует, вызывая другого драться на смерть. И среди Придворных Вельмож такого почти никогда не случается.

— У них охранники, — догадался Тау.

— Если вызвать Придворного, он может сначала выставить вместо себя охранника. Отсюда и Деджен. Советник Абаси Одили гордится тем, что у него самый смертоносный охранник в королевстве. Поэтому он и таскает с собой этого зверя, который чуть поменьше. Он за ним ухаживает.

— Кто это?

— Великий Вельможа Келлан Окар. Он выиграл в свой первый цикл в цитадели и получил себе в покровители Одили. А в этом цикле опять стал первым.

— Окар? Он сын чемпиона Абшира Окара? — спросил Тау.

— У чемпиона нет детей. Келлан — его племянник.

— Значит… Келлан — сын труса? — спросил Тау, вспомнив, что Великого Вельможу повесили за измену.

Джабари шикнул на него и огляделся.

Тау наклонился к нему и прошептал:

— Это же его отца повесили?

— Битва при Квабене, — ответил Джабари. — Одно из наших самых тяжелых поражений. Трус Окар был инколели целого Крыла. Он должен был защищать фланг Ярости. Но когда хедени напали, он испугался и бросился бежать. Потом сказал, что силы врага были слишком велики и у него не было выбора.

Тау втянул воздух сквозь зубы.

— Из-за того, что его солдаты бросили поле битвы, хедени прорубили весь оставшийся фланг Ярости. В тот день погибло четыре тысячи воинов и девять Одаренных. Девять Одаренных, Тау.

По мере того, как он это рассказывал, шепот Джабари постепенно сменился рычанием.

— Другой инколели, выступая на суде, под присягой поклялся, что трус Окар солгал. Хедени было в несколько раз меньше, чем он говорил. Потом тот идиот стал спорить, мол, хедени обладали дарами, что они возникли из воздуха и так же исчезли. Он…

— Дарами? — переспросил Тау.

Джабари растопырил пальцы возле паха.

— У него, наверное, бронзовые яйца, если он заявил Совету Стражи такое…

— В Дабе несколько племен действовали сообща. Хотя они так никогда не делают. Что-то изменилось или меняется. Может…

— Не будь дураком. Они…

— Может быть, их дары и правда вернулись, — закончил Тау, не желая, чтобы в такой день его запросто называли дураком.

Джабари сурово посмотрел на Тау.

— Не перебивай меня, — сказал он, сделав значительную паузу, чтобы Тау замолчал. — Богиня ослабила силу даров хедени за их смешение и полностью уничтожила их, когда они решили сражаться против нас.

Тау знал Джабари всю свою жизнь. Он знал, когда Малый Вельможа был на грани гнева, и хорошо умел обратить его недовольство в улыбку или даже смех. Благодаря этому они хорошо ладили.

Однако в то утро, когда был убит Нкиру со своей семьей, Тау не мог играть свою роль. Он покачал головой, показывая, что не согласен с Джабари. Это была мелочь, маленький акт неповиновения. Но лицо его высокого друга помрачнело.

— Ты думаешь, для Вельмож это имеет значение, — проговорил Джабари, — были ли у хедени в тот день чудесные дары или нет? Мы не повесили отца Келлана Окара за ложь. Не это было его преступлением. Мы повесили его за трусость, за то, что он показал себя недостойным того, чтобы считаться мужчиной. — Джабари шагнул ближе и посмотрел на Тау сверху вниз. — Мы повесили его за то, что он вел себя, как Меньший.

Тау почувствовал жар на шее, но он пристально смотрел на Джабари, не желая отступать или отводить взгляд. Его не заботил ни Окар, ни его преступления, однако слышать от Джабари такое сравнение, узнать, что тот столь низко ставит жизнь Меньшего, ему было обидно. Если сам Джабари так считал, то понятно, насколько просто Лекану было убить целую семью Меньших.

— Мы Избранные, — сказал Джабари, по-прежнему стоя слишком близко. — Мы сражаемся, мы не сдаемся, и мы не убегаем. Вельможи пытались научить этому Меньших на протяжении многих поколений.

Тау не смог сдержаться:

— Если Избранные не убегают, то почему мы на Ксидде, а не на Озонте?

Лицо Джабари дернулось, и он сжал правую руку в кулак. Тау приготовился к удару, но его не последовало.

— Я пойду, — сказал Джабари. — Пора переодеваться.

— Разумеется… Нкоси.

— Увидимся завтра на тренировке, Мирянин Тафари. Будь готов. Я больше не смогу тебе поддаваться. Скоро испытание.