Медное королевство

Шеннон А. Чакраборти, 2019

Жизнь Нари навсегда изменилась в тот момент, когда она случайно призвала Дара – таинственного джинна. Увезенная из дома в Каире, она оказывается при ослепительном королевском дворе Дэвабада – и быстро понимает, что без ее уличных инстинктов там не выжить. Теперь, после битвы, Дэвабад погрузился во мрак, и Нари вынуждена искать новый путь. Принц-джинн Али изгнан за то, что бросил вызов своему отцу. Он близок к раскрытию страшной семейной тайны и скрывается от ассасинов среди медных песков. И когда приближается новый век, назревает угроза, невиданная в пустыне. Эта сила принесет огненный шторм прямо к воротам города.

1

Нари

Нари закрыла глаза и подставила лицо солнцу, которое приятно пригревало кожу. Она сделала глубокий вдох, смакуя густые запахи далеких гор и свежего ветерка, дующего с озера.

— Они опаздывают, — капризно заявил Мунтадир. — Они вечно опаздывают. Как будто им нравится видеть, как мы дожидаемся их тут на солнце.

Зейнаб хмыкнула.

— Диру, ты за всю свою жизнь ни разу не явился вовремя. Ты уверен, что имеешь право жаловаться?

Пропуская их перепалки мимо ушей, Нари снова набрала полные легкие свежего воздуха, наслаждаясь покоем. Она нечасто оставалась предоставлена сама себе и была решительно настроена выжать все из каждой крупицы свободы. Нари дорогой ценой уяснила, что другого выбора у нее нет.

Впервые Нари попыталась улизнуть из дворца вскоре после случая на корабле. Ей до зарезу хотелось на что-нибудь отвлечься, побродить по закоулкам города, куда ей еще не доводилось заглядывать — там, где ее не будут преследовать мысли о Даре.

В наказание Гасан приказал поставить перед ней Дунур, служанку Нари. И он отрубил девушке язык за то, что та не донесла об отсутствии бану Нахиды, навсегда лишив ее возможности разговаривать.

В следующий раз причиной стала ее строптивость. Вскоре должна была состояться их свадьба с Мунтадиром. Она — бану Нахида. Какое право Гасан имеет запирать ее в четырех стенах — в городе ее предков? В этот раз она была осторожнее: обеспечила всех своих компаньонок должными алиби и прибегла к помощи самого дворца, который укрыл ее тенями и вывел наружу чередой малообитаемых дворцовых коридоров.

Гасан и на этот раз обо всем узнал. Он приволок привратника, задремавшего, когда Нари прокралась мимо него на цыпочках, и велел выпороть у нее на глазах, пока у того на спине не осталось живого места.

В третий раз Нари даже не пыталась сбежать. Это было в день бракосочетания с Мунтадиром. Погода стояла солнечная, и Нари всего лишь захотела прогуляться от Великого храма до дворца, вместо того чтобы ехать на паланкине в сопровождении стражи. Она и подумать не могла, что новоиспеченного тестя это так озаботит. По пути она заглянула в небольшое кафе в секторе Дэв, где с удовольствием перекинулась парой слов с приятно удивленными хозяевами.

На следующий день Гасан велел привести супругов во дворец. На сей раз он никому не успел причинить вреда. Как только Нари увидела их перепуганные лица, она упала на колени и поклялась, что больше никуда не уйдет без разрешения.

И вот теперь она никогда не упускала возможности покинуть дворцовые стены. Не считая болтовни принца и принцессы да ястребиных криков, на озере царила полная тишина, и здешний воздух окутывал плотным, благодатным покоем.

Ее реакция не осталась незамеченной.

— Твоя жена выглядит так, словно только что освободилась из столетнего заключения, — пробормотала Зейнаб в нескольких шагах от нее. Она говорила тихо, но Нари умела ловко подслушивать любой шепот. — Даже я начинаю ей сочувствовать, и это после того, как мы чаевничали у нее в саду и лоза вырвала чашку у меня из рук.

Мунтадир цыкнул на сестру:

— Уверен, она это не нарочно. Такое иногда… случается, когда она поблизости.

— Говорят, статуя шеду укусила солдата, который дал оплеуху ее помощнице.

— Потому что не стоило давать ей оплеуху. — В шепоте Мунтадира зазвучали резкие нотки. — Однако хватит этих сплетен. Не хочу, чтобы они дошли до ушей абы.

Нари улыбнулась под вуалью, приятно удивившись тому, что он встал на ее защиту. Хотя они были женаты уже почти пять лет, Мунтадир редко заступался за нее перед семьей.

Она открыла глаза и залюбовалась панорамой. Стоял изумительный, один из тех редких дней, когда на бездонном ярко-синем небе Дэвабада было не видать ни облачка. Они втроем находились в городском порту, некогда величавом, а теперь полностью разрушенном, по всей видимости, уже много веков назад, хотя доки и сейчас оставались в рабочем состоянии. Сквозь трещины в мостовой пробились сорняки, гранитные декоративные колонны, разбитые, лежали на земле. Единственным намеком на былое великолепие были латунные рельефы предков Нари на могучих городских стенах за ее спиной.

А впереди раскинулось озеро и туманно-зеленые горы на противоположном берегу, растворяющиеся в узкий галечный пляж. Само же озеро было неподвижно — давным-давно мариды наложили проклятие на его воды из-за какой-то всеми забытой распри с Советом Нахид. Об этом проклятии Нари изо всех сил старалась не думать. Точно так же она не позволяла себе смотреть на юг — туда, где высокие скалы, на которых громоздился дворец, сливались с темной водой. Отказывалась вспоминать о том, что произошло на этом участке озера пять лет назад.

Воздух замерцал, заискрил, и Нари сосредоточила взгляд на середине озера.

Прибыли Аяанле.

Корабль, возникший из-за завесы, больше всего походил на некое сказочное существо и скользил сквозь туман с поразительным для его размеров изяществом. Нари выросла на берегах Нила, и ей доводилось видеть корабли всех мастей: тонкие фелуки, рыбацкие каноэ и набитые товарами торговые суда густым нескончаемым потоком сновали по широкой реке. Но этот корабль не мог сравниться ни с одним из них. Он был таким огромным, что, казалось, мог вместить сотни пассажиров. Судно невесомо скользило по поверхности озера, и темная древесина ослепительно блестела на солнце. На мачтах развевались флаги цвета морской волны, украшенные изображениями золотых пирамид и звездно-серебряных соляных брусков. Ослепительная палуба утопала в многочисленных — Нари успела насчитать не меньше дюжины — янтарных парусах. Ребристые паруса, прошитые швами, походили скорее на крылья, чем на корабельную принадлежность, они дрожали и раздувались на ветру, как живые.

Нари, пришедшая в восторг, приблизилась к брату и сестре Кахтани.

— Как им удалось доставить сюда корабль?

За волшебным порогом, который кольцом охватывал широкое озеро и туманные горы Дэвабада, во все стороны протянулась сплошная голая пустыня.

— Потому что это не обыкновенный корабль, — улыбнулась Зейнаб. — А песчаный корабль. Изобретение Сахрейна. Тайна этой магии тщательно охраняется, но с толковым капитаном на таком корабле можно облететь мир. — Она вздохнула, глядя на корабль с восхищением и тоской. — Аяанле выкладывают Сахрейну целое состояние за право пользоваться кораблем, однако держат марку.

Мунтадира вид прекрасного корабля оставил равнодушным.

— Любопытно, что Аяанле могут позволить себе такую роскошь, когда Та-Нтри регулярно недоплачивают подати.

Нари мельком взглянула на супруга. Пускай Мунтадир никогда напрямую и не обсуждал с ней сложную экономическую ситуацию в Дэвабаде, она ни для кого не была секретом — уж точно не для бану Нахиды, которая лечила солдат, раненных в боевых учениях, которые жаловались на сокращение рационов, и снимала проклятия, которыми теперь то и дело награждали друг друга доведенные до ручки казначеи. К счастью, ощутимый кризис пока не затронул Дэвов — преимущественно потому, что они зареклись вести торговлю с другими племенами после смерти Дары и немого позволения Гасана крушить их прилавки и притеснять купцов на Большом базаре. Зачем рисковать и продолжать иметь дело с джиннами, если те не хотят вставать на их защиту?

Корабль Аяанле приближался на раздувающихся парусах, пока по палубе сновали матросы в ярко-полосатой одежде с золотыми украшениями. На верхней палубе растянулось химероподобное существо в золотой упряжи, с кошачьим туловищем, покрытым рубиновой чешуей, и рогами, сверкающими как алмазы, размахивая змеевидным хвостом.

Едва корабль пришвартовался, стайка пассажиров поспешила навстречу королевским особам. Среди них — мужчина, облаченный в пышный бирюзовый халат и серебристый тюрбан, который он обмотал вокруг головы и шеи.

— Эмир Мунтадир, — улыбнулся он и низко поклонился. — Мир вашему дому.

— И вашему, — учтиво отозвался Мунтадир. — Встань.

Аяанле послушно выпрямился и посмотрел на Зейнаб с какой-то нарочито проникновенной улыбкой.

— Маленькая принцесса, как вы подросли! — Он засмеялся. — Встречая меня лично, вы оказываете старому торгашу слишком большую честь.

— Мне это только в радость, — заверила Зейнаб с непринужденностью, освоить которую у Нари не хватило бы терпения. — Надеюсь, в путешествии не возникло трудностей?

— Хвала Всевышнему. — Он повернулся к Нари, и в его золотых глазах сверкнуло изумление. — Это что же, ваша Нахида?

Поморгав, он сделал осторожный полушаг назад, что не осталось незамеченным для Нари.

— Это моя жена, — поправил Мунтадир резко похолодевшим тоном.

Нари ответила на взгляд Аяанле и, расправив плечи, притянула к себе чадру.

— Меня зовут бану Нахида, — произнесла она через вуаль. — Слышала, твое имя — Абул Даваник.

Он поклонился.

— Вы совершенно правы. — Он не сводил с Нари глаз, и от такого пристального взгляда она покрылась гусиной кожей. Купец покачал головой. — Невероятно. Вот уж не думал не гадал, что встречу настоящую Нахиду.

Нари заскрежетала зубами.

— Да, иногда нас выпускают на волю, попугать народ.

Мунтадир откашлялся.

— Я приказал подготовить комнаты для вас и место для вашего груза в королевском караван-сарае. С радостью провожу вас туда.

Абул Даваник вздохнул.

— Увы, груза с нами мало. Нашему народу нужно еще немного времени, чтобы собрать караван с податями.

Маска приличия на лице Мунтадира не дрогнула, но Нари услышала, как его сердце учащенно забилось.

— Уговор у нас с вами был иной. — Угроза, зазвучавшая в его голосе, так сильно напоминала манеру Гасана, что у Нари выступили мурашки. — Ты ведь знаешь, конечно, что на носу Навасатем? Сложновато проводить торжество, которое бывает раз в столетие, когда подати постоянно запаздывают.

Абул Даваник устремил на него оскорбленный взгляд.

— Зачем же сразу о деньгах, эмир? Правила гезирского гостеприимства, к которым я привык, требуют еще по меньшей мере десять минут вести непринужденную светскую беседу.

Мунтадир отвечал без обиняков:

— Возможно, компания моего отца для тебя предпочтительнее моей?

Но Абул Даваник не смутился. Нари даже показалось, что его лицо приняло лукавое выражение, когда он ответил:

— В угрозах нет необходимости, ваше величество. Караван отстает от нас всего-то на несколько недель, — его глаза заблестели. — Вне всякого сомнения, вам понравится товар, который он привезет.

За городскими стенами зазвучал азан, зазывая верующих на полуденную молитву. Клич катился по городу широкими волнами, которые на расстоянии подхватывали муэдзины, один за другим, и Нари охватил приступ привычной ностальгии. Азан всегда напоминал ей о Каире.

— Это ведь может подождать, Диру, — сказала Зейнаб, очевидно, пытаясь разрядить напряжение между мужчинами. — Абул Даваник — наш гость. Он преодолел долгий путь. Почему бы вам не помолиться вместе, а затем не отправиться в караван-сарай? А мы с Нари вернемся во дворец.

Мунтадир остался недоволен, но не стал возражать.

— Ты не против? — спросил он у Нари для приличия.

А есть ли у меня выбор? Носильщики Зейнаб уже тащили к ним паланкин — красивую клетку, которая доставит Нари в ее позолоченную тюрьму.

— Разумеется, нет, — проворчала она и, отвернувшись от озера, последовала за золовкой.

На обратном пути они почти не разговаривали. Зейнаб, похоже, была погружена в свои мысли, и Нари сомкнула глаза, пользуясь передышкой перед возвращением в суету лазарета.

Но паланкин дернулся и остановился слишком рано. Встрепенувшись от полудремы, она протерла глаза и нахмурилась, заметив, как Зейнаб торопливо стягивает с себя часть украшений. Нари следила взглядом за Зейнаб, пока та складывала драгоценности горкой на лежавшую рядом подушку, а затем извлекла из-под парчового сиденья две простецкие хлопчатые абайи и натянула одну поверх шелкового платья.

— Нас что, грабят? — спросила Нари, отчасти надеясь, что это окажется правдой. Ограбление означало бы какую-никакую задержку перед возвращением во дворец под неустанно бдительное око Гасана.

Зейнаб тщательно обмотала волосы темной шалью.

— Нет, конечно же. Я отправляюсь гулять.

— Гулять?

— Не тебе одной иногда хочется убежать — вот и я, когда представляется удобный случай, не упускаю такого шанса. — Зейнаб швырнула Нари вторую абайю. — Надевай быстрее. И спрячь лицо под вуалью.

Нари в изумлении уставилась на нее.

— Ты берешь меня с собой?

Зейнаб смерила ее взглядом.

— Мы с тобой знакомы пять лет. Я не оставлю тебя наедине с моими драгоценностями.

Нари помедлила. Ей хотелось согласиться, но перед глазами стояли перекошенные от страха лица джиннов, наказанных Гасаном по ее вине, и сердце Нари испуганно сжалось.

— Я не могу. Твой отец…

Взгляд Зейнаб потеплел.

— Меня он ни разу не ловил. А если это случится сегодня, я возьму всю ответственность на себя, обещаю. — Жестом она поманила Нари за собой. — Пойдем. Судя по всему, тебе это нужно даже больше, чем мне.

Нари прикинула свои шансы. Зейнаб, единственная дочь, и впрямь была любимицей Гасана. После недолгого колебания соблазн одержал верх. Она сняла самые заметные из королевских украшений, набросила протянутое Зейнаб платье и следом за ней вышла из паланкина.

Когда принцесса шепотом перебросилась парой слов со стражником и многозначительно ему подмигнула (Нари решила, что это был привычный ритуал для обоих), девушки окунулись в поток пешеходов. Нари неоднократно бывала в секторе Гезири, когда вместе с Мунтадиром навещала его родственников, но не видела ничего за пределами паланкинов, в которых они перемещались, да интерьеров пышных особняков. Женщинам во дворце не разрешалось иметь дело с простолюдинами — не говоря уже о том, чтобы шляться по городским улицам.

На первый взгляд сектор казался совсем небольшим — несмотря на то что городом правили Гезири, большая часть их соплеменников, как известно, предпочитала изрезанный рельеф родных краев, — но все равно радовал глаз. Вдалеке высились башни-ветроловы, разнося прохладные озерные бризы над стройными рядами высоких кирпичных строений, чьи бледные заштукатуренные фасады были украшены филигранными медными ставнями. А впереди — рынок, защищенный от знойного солнца плетеными тростниковыми циновками и вырубленным прямо на главной улице каналом, который сверкал, заполненный заколдованным льдом. Через дорогу от рынка располагалась центральная мечеть сектора, а рядом — плавучий шатер, окруженный финиковыми пальмами и цитрусовыми деревьями, в тени которых семьи угощались темной халвой, кофе и другими лакомствами с рынка.

И надо всем этим возвышалась аскетичная башня Цитадели, обиталища Королевской гвардии. Цитадель резко выдавалась на фоне латунных стен, отделявших Дэвабад от смертельного озера, а тень от нее накрывала сектор Гезири и близлежащий Большой базар. Однажды Низрин сказала ей — и это было лишь одно из ее многочисленных горьких увещеваний насчет Гезири, — что Цитадель была первой постройкой, возведенной Зейди аль-Кахтани после того, как он отвоевал власть над городом у Совета Нахид. Долгие годы он правил городом именно оттуда, оставив полуразрушенный дворец стоять заброшенным и запятнанным в крови ее предков.

Но тут как раз Зейнаб подхватила ее под руку и потащила в сторону рынка. Нари охотно поплелась следом. Когда они проходили мимо фруктового прилавка, она, почти не отдавая себе в этом отчета, стащила оттуда спелый апельсин. Воровать было безрассудно с ее стороны, но выход на шумные городские улицы раскрепостил Нари. Пусть она была не в Каире, но нетерпеливое мельтешение прохожих, запахи уличной еды и народ, высыпающий из мечетей, казались достаточно знакомым зрелищем, чтобы на время отвлечься от тоски по дому. Впервые за несколько лет она снова ощутила себя чужой в толпе, и это было восхитительно.

Углубившись в тень рынка, они замедлили шаг. Нари посмотрела по сторонам, и у нее разбежались глаза. Стекольщица огненными ладонями превращала раскаленный песок в пеструю бутыль, через проход от нее — сам по себе работал деревянный станок, закручивая и переплетая нитки яркой шерсти в орнамент наполовину сотканного молитвенного коврика. От прилавка, заваленного цветами, поднимался душистый аромат — парфюмер разбрызгивал розовую воду и мускус на блестящее блюдо с расплавленной амброй. А в ближайшей витрине разлеглись на высоких подушках две охотничьи пумы в инкрустированных ошейниках, соседствуя с крикливыми огнептицами.

Зейнаб остановилась погладить хищных кошек, а Нари двинулась дальше. За поворотом обнаружился целый ряд книжных прилавков, и она, недолго думая, направилась туда, завороженная видом книг, разложенных на коврах и столах. От некоторых фолиантов исходила магическая аура — они были обтянуты чешуйчатыми переплетами, а страницы переливчато мерцали, но большинство из них, похоже, были сделаны руками человека. Нари это не удивляло: по общему мнению, из всех джиннских племен именно Гезири ближе всего сошлись с людьми, с которыми секретно делили землю.

Она изучила первый прилавок. Большинство книг здесь было на арабском языке, и вид этих текстов отозвался необъяснимым уколом в груди. Именно на арабском Нари впервые научилась читать, и этот опыт в ее воспоминаниях всегда шел рука об руку с мыслями о юном принце, который стал ее учителем. Не желая думать об Али, она перевела блуждающий взгляд на соседний прилавок. В центре стола лежала книга с рисунком трех пирамид.

Нари в два счета оказалась рядом и потянулась к книге, словно к старинному приятелю, которого хотела заключить в объятия. Так и есть: знаменитые пирамиды Гизы. Листая страницы, она узнала и другие достопримечательности Каира: близнецы-минареты у ворот Баб-Зувейла и огромная зала мечети Ибн Тулуна. Женщины в черных одеждах, которые когда-то носила и сама Нари, черпали воду с берегов Нила, а мужчины укладывали охапки сахарного тростника.

Семенящей походкой к ней вышел старый гезирец.

— Глаз-алмаз, барышня. Свежайшее приобретение из мира людей, и мне еще не доводилось видеть книги, подобной этой. Ее достал мне купец из Сахрейна, когда переправлялся через Нил.

Нари провела пальцами по первой странице. Язык, на котором была написана книга, был совершенно ей незнаком.

— Что это за язык?

Старик пожал плечами:

— Точно не знаю. Буквы немного похожи на письменность древних латинских текстов, которые у нас есть. Купец, доставший книгу, пробыл в Египте недолго. По его словам, между людьми бушевала какая-то война.

Какая-то война. Она сильнее прижала ладонь к страницам. Когда Нари покинула Египет, он был недавно покорен французами, а до того им правили османы — похоже, такова была участь Нари, быть частью оккупированного народа, куда бы она ни направилась.

— Сколько вы за нее просите?

— Три динара.

Нари пристально прищурилась на него:

— Три динара? Я, по-вашему, из золота сделана?

Старик опешил:

— Но… такова цена, барышня.

— Для кого другого — возможно, — сердито фыркнула она, пряча энтузиазм под маской оскорбленной невинности. — Я же дам за нее десять дирхамов, и ни монетой больше.

Он разинул рот:

— Но у нас так не…

Внезапно рядом очутилась Зейнаб и стиснула руку Нари, подхватив ее под локоть.

— Что ты делаешь?

Нари закатила глаза.

— Это называется «торговаться», дорогая сестрица. Понимаю, что тебе никогда не приходилось с этим сталкиваться, однако…

— У Гезири не принято торговаться на рынках, — процедила Зейнаб с презрением. — Это порождает раздоры.

Нари возмутилась.

— И вы просто платите ту сумму, которую вам называют? — Она поверить не могла, что связала себя узами брака с таким наивным народом. — А если вас обманывают?

Зейнаб уже вручила три золотых книготорговцу.

— Может, тебе станет легче, если ты перестанешь думать, что все тебя обманывают, согласна? — Она оттащила Нари от прилавка и сунула книгу ей в руки. — И не устраивай сцен. Идея в том, чтобы нас не заметили.

Слегка пристыженная, Нари прижала книгу к груди.

— Я верну тебе деньги.

— Ты меня обижаешь, — Зейнаб сменила гнев на милость. — Ты не первая такая, с языком без костей, для кого я покупаю человеческие книги по завышенной цене на этой улице.

Нари украдкой взглянула на принцессу. Ей хотелось расспросить ее об этом не меньше, чем хотелось сменить тему. В сущности, так она себя чувствовала всякий раз, когда речь заходила об Ализейде аль-Кахтани.

Оставь. Были и другие способы подосаждать золовке.

— До меня дошли слухи, что к тебе сватается вельможа из Малакки, — сказала она бодро, когда они продолжили путь.

Зейнаб резко остановилась.

— Где ты такое услышала?

— Люблю перекинуться парой слов со своими пациентами.

Принцесса покачала головой.

— Твоим пациентам пора научиться держать язык за зубами. Да и тебе пора научиться. Уж, наверное, я это заслужила, когда купила тебе книжку про нелепые людские сооружения.

— Ты не хочешь за него замуж? — спросила Нари, счищая кожуру с украденного апельсина.

— Разумеется, не хочу, — отвечала Зейнаб. — Малакка находится за морем. Я никогда не увижу своих родных. — В ее голос прокрались нотки отвращения. — К тому же у него уже есть три жены и дюжина детей, а сам он вот-вот разменяет второй век.

— Так откажи ему.

— Мой отец уже все решил, — ответила Зейнаб натянуто. — Мой жених — очень богатый мужчина.

А-а. Беспокойство Мунтадира о состоянии городской казны стало теперь намного понятнее.

— Почему твоя мать не выскажется против? — поинтересовалась Нари.

Королева Хацет внушала ей нешуточный страх. В голове не укладывалось, чтобы такая женщина позволила сослать свою дочь в Малакку даже за все золото мира.

Зейнаб помедлила с ответом.

— У моей матери сейчас другие приоритеты.

Тихая улочка, на которую они вышли, вела мимо Цитадели. Массивные каменные стены нависали высоко над головой, закрывая собой голубое небо, отчего Нари чувствовала себя крошечной и совсем не в своей тарелке. Из распахнутых дверей доносился смех и характерный шипящий звон зульфикаров.

Не зная, что на это ответить, Нари протянула Зейнаб половинку апельсина.

— Соболезную.

Зейнаб уставилась на фрукт. В ее серых глазах сквозила неуверенность.

— Когда вы с братом поженились, вы были врагами, — проговорила она неуверенно. — Иногда кажется, что вы до сих пор ими остаетесь. Как… как ты…

— Приспосабливайся. — Слова вырвались из ожесточенного уголка ее души, где ей часто приходилось прятаться с тех пор, как ее подобрали на Ниле и бросили, одинокую и напуганную, в Каире. — Ты удивишься, на что мы способны ради того, чтобы выжить.

Зейнаб даже опешила.

— Такое ощущение, что мне стоит предупредить Мунтадира держать кинжал под подушкой.

— Я бы не советовала твоему брату хранить в постели острые предметы, — сказала Нари, продолжая идти. — Учитывая, сколько гостей там…

Она поперхнулась и выронила из пальцев апельсин, когда по ее телу внезапно пробежала ледяная волна.

Зейнаб сразу остановилась.

— Что с тобой?

Нари едва слышала вопрос. Будто невидимые пальцы схватили ее за подбородок, поворачивая голову в направлении мрачной улицы, мимо которой они только что прошли. Квартал, зажатый между Цитаделью и пегими латунными городскими стенами, выглядел так, словно его сто лет назад сровняли с землей. Разбитая булыжная мостовая поросла быльем и покрылась слоем грязи, голые каменные стены были изуродованы подпалинами. В самом тупике стояло несколько полуразрушенных кирпичных зданий. На улицу выходили разбитые окна, зияя черными проемами, как выбитыми зубами. За портиками виднелись пышные кроны слишком буйно разросшихся деревьев. Здания затянуло плющом: он обвивал колонны и занавешивал разбитые окна, походя на веревки, ждущие висельников.

Нари сделала несколько шагов в глубь улицы. По коже пробежал разряд, и она испустила резкий вздох. Нари была готова поклясться, что мрачные тени слегка приподнялись в ответ на ее приближение.

Повернувшись, она увидела, что Зейнаб последовала за ней.

— Что это за место? — спросила она голосом, который эхом отскакивал от каменных стен.

Зейнаб обвела дома скептическим взглядом.

— Эти-то развалины? Я не специалист по замшелой архитектуре трехтысячелетнего города.

Дорога у нее под ногами до того погорячела, что Нари чувствовала тепло сквозь подошвы сандалий.

— Мне нужно пойти туда.

— Что-что тебе нужно?

Но Нари уже зашагала вперед, отбросив и мысли о принцессе, и даже страх перед жестоким наказанием Гасана. Нари не сводила взгляда с таинственных зданий, словно что-то влекло ее к ним.

Она остановилась у тяжелых латунных дверей. Створы были изрезаны загадочными рисунками: сернобык в прыжке и корабельный нос, огненная купель и двойная чаша весов — магия едва не бурлила под латунной поверхностью. Нари не верилось, что в таком месте мог кто-то жить, однако она занесла руку, чтобы постучать.

Костяшки пальцев не успели коснуться металла, как дверь со скрипом отворилась, явив за собой зияющую черную пустоту.

За дверью не было ни души.

К ней подоспела Зейнаб.

— Ну уж нет, — заявила она. — Не на ту Кахтани напала, если думаешь, что я переступлю порог этой забытой богом дыры.

Нари сглотнула. В Египте так могла бы начинаться одна из тех сказок, которыми любили пугать детей, о таинственных руинах и устрашающих джиннах.

Только она и сама, по сути, была устрашающим джинном, а ледяная хватка, с которой здание вцепилось ей в сердце, крепла каждую минуту. Это было безрассудно, она никак не могла объяснить этот импульс — но она не могла не войти туда.

— Тогда оставайся здесь.

Нари увернулась от потянувшейся к ней Зейнаб и вошла внутрь.

Она оказалась окутана кромешной темнотой.

— Наар, — прошептала Нари.

В ее ладони проснулись языки пламени и осветили то, что когда-то наверняка было величественной парадной залой. На стены налипли лохмотья краски, в которых угадывались очертания крылатых быков и гарцующих фениксов. В тех местах, откуда были выдраны драгоценные инкрустации, остались многочисленные щербины.

Нари сделала шаг вперед и подняла ладонь выше. Глаза у нее полезли на лоб.

На стене перед ней фрагменты и тени рассказывали историю возникновения Нахид. Древний храм Сулеймана вырастал над головами дэвов-строителей. Женщина в сине-золотой чадре, с остроконечными ушами, припала к ногам короля из рода человеческого. Пока Нари завороженно разглядывала фрески, она готова была поклясться, что фигуры пришли в движение и плавно превращались в новые: из брызг глазури появилась стая парящих шеду, скупой контурный рисунок целителей, заваривающих зелья, наполнился цветом. Ей послышались бледные отзвуки марширующих отрядов и возгласов восторженных зевак, когда мимо прошагал строй лучников в парадных шлемах, увенчанных покачивающимися перьями.

Нари ахнула, и в этот момент огонек соскользнул с ее ладони, и искорки света заплясали вокруг, освещая парадную целиком. Это был выплеск бессознательной магии — то же самое происходило и во дворце, в сердце королевской династии Нахид, чья сила и сегодня текла в ее крови.

Фрески в один миг застыли. Вошла Зейнаб и боязливо прокладывала себе путь через обломки, завалившие пол.

— Кажется, это место принадлежало моей семье, — прошептала Нари благоговейно.

Зейнаб обвела залу настороженным взглядом.

— Справедливости ради… то же самое можно сказать почти про весь Дэвабад.

Нари оскалилась, и в лице Зейнаб проступило недовольство.

— Извини уж, однако непросто сохранять дипломатичность, когда я боюсь, что здание вот-вот обрушится на нас. Пожалуйста, пойдем уже. Отец завтра же сошлет меня в Малакку, если его Нахида погибнет под завалом из кирпичей.

— Я не его Нахида, и я не уйду отсюда, пока не выясню, что это за место.

Магический зуд, который Нари ощущала кожей, все усиливался, прелый городской воздух в закрытом помещении казался удушающим. Она стянула с лица вуаль, решив, что здесь они навряд ли с кем-нибудь столкнутся, и, пропуская мимо ушей предостережения Зейнаб, перелезла через одну из полуосыпавшихся стен.

Она мягко приземлилась на ноги и очутилась в длинном крытом коридоре: галерея арок из песчаника отделяла ряд дверей от заросшего внутреннего сада. Коридор выглядел намного лучше, чем парадная: пол был чисто выметен, стена — оштукатурена и выкрашена цветастыми загогулинами.

Выругавшись, Зейнаб последовала за ней.

— Может, я давно об этом не напоминала, но кажется, я тебя ненавижу.

— Знаешь, для существа из волшебного мира тебе катастрофически недостает духа авантюризма, — ответила Нари, дотрагиваясь до нарисованного завитка голубой краски, по форме напоминающего волну. На голубом фоне была изображена черная лодочка. Под пальцами Нари волна всколыхнулась, как живая, отправив лодочку в плавание вниз по стене.

Она улыбнулась. Ужасно заинтригованная, она пошла по коридору, попутно заглядывая во все двери. Комнаты, за исключением пары сломанных полок и догнивающих ошметков ковра, были совершенно пустыми.

Но не все. На пороге последней комнаты Нари остановилась как вкопанная. Стены были заставлены кедровыми книжными полками, которые ломились от свитков и фолиантов, под самый высоченный потолок. Еще больше книг скопилось на полу в опасно покосившихся стопках.

Уже переступив порог, Нари заметила низкий письменный стол, втиснутый между двух книжных стопок. Над бумагами, которыми была завалена поверхность стола, склонилась фигура: довольно пожилого вида Аяанле, одетый в полосатый халат, в котором буквально утопало его сухонькое туловище.

— Нет, нет, нет, — бормотал он по-нтарийски, вымарывая только что написанное угольным карандашом. — В этом нет ни капли смысла!

Нари помедлила. Она понятия не имела, что мог забыть ученый Аяанле в библиотеке полуразрушенного здания, но ей он показался достаточно безобидным.

— Мир вашему дому, — проговорила она.

Старик вскинул голову.

У него были глаза цвета изумрудов.

Он быстро заморгал, а потом вскрикнул и подскочил с подушки, на которой сидел.

— Разу! — закричал он. — Разу!

Он схватил свиток и взмахнул им, словно мечом.

Нари тут же попятилась, угрожающе выставив перед собой книгу.

— Не подходи! — прикрикнула она на Зейнаб — принцесса прибежала, стиснув в одной руке кинжал.

— Ох, Исса, что у тебя опять стряслось?

Нари и Зейнаб подскочили от неожиданности и обернулись. Две женщины вышли из сада — это произошло так быстро, словно они возникли там по волшебству. Одна была из племени Сахрейн — ее рыже-черные кудри спадали до пояса ее галабеи, которая была покрыта пятнами краски. Вторая, которой принадлежали эти слова, была выше ростом, тохаристанка, и облачена в ослепительную мантию очевидно магического покроя — будто покрывало из расплавленной меди спадало с ее плеч. Она пристально смотрела на Нари. И тоже — зеленые глаза. Так же ярко горели глаза Дары.

Ученый Аяанле — Исса — выглянул из-за дверей, продолжая потрясать свитком.

— Она похожа на человека, Разу! А я поклялся, что они меня больше не достанут!

— Это не человек, Исса.

Тохаристанка подошла ближе. Она не сводила с Нари своих сверкающих глаз.

— Это все-таки ты, — прошептала она. На ее лице отобразился благоговейный трепет, и она опустилась на колени, почтительно сложив ладони. — Бану Нахида.

— Бану Нахида? — переспросил Исса. Его до сих пор била дрожь. — Ты в этом уверена?

— Уверена. — Тохаристанка указала на железный браслет, усыпанный изумрудами, который украшал ее запястье. — Я чувствую притяжение в своем сосуде. — Она положила руку на грудь. — И в моем сердце, — добавила она тихонько. — Как я чувствовала к бага Рустаму.

— Ох… — Исса выронил свиток. — Силы небесные… — Он неуклюже поклонился. — Приношу свои извинения, госпожа. В наше время лишняя осторожность никогда не помешает.

Рядом с Нари часто дышала Зейнаб. Кинжал она так и не опустила. Нари протянула руку и своей ладонью опустила руку Зейнаб вниз. В полнейшем недоумении она обвела глазами необычную троицу, на каждом из них по очереди задерживая взгляд.

— Простите, — начала она, с трудом подыскивая слова, — но кто вы такие?

Тохаристанка поднялась с колен. Ее черные волосы, тронутые серебром и золотом, на затылке были убраны в мудреную кружевную сеточку, а лицо изрезали морщины. Будь она человеком, Нари могла бы предположить, что она разменяла седьмой десяток.

— Мое имя — Разу Каракаши, — сказала она. — С Иссой ты уже повстречалась, а это — Элашия, — добавила она, по-дружески кладя руку на плечо сахрейнке. — Мы — освобожденные рабы ифритов, последние в Дэвабаде.

Элашия нахмурилась, и Разу склонила голову.

— Прости меня, дорогая. — Она снова взглянула на Нари. — Элашии не нравится, когда ее называют рабыней.

Нари постаралась ничем не выдать своего изумления. Потихоньку она высвободила свои способности. Ясно, почему она решила, что они здесь одни: кроме сердца Зейнаб и ее собственного, ничьи сердца во всем сооружении больше не бились. Тела стоящих перед ней джиннов были абсолютно безмолвны. Так же, как и тело Дары.

«Потому что это не их настоящие тела», — догадалась Нари, припомнив все, что ей удалось узнать о рабском проклятии. Похищенных джиннов ифриты убивали, и ради их освобождения Нахиды создавали новые формы, новые тела, в которые вдыхали возвращенные души бывших рабов. Нари мало что знала о процессе — тема рабства была до того табуированной среди джиннов, что о нем боялись заговаривать, как будто стоит прошептать «ифрит», и тебя самого настигнет рок, который единодушно считался страшнее смерти.

Рок, который однажды настиг и трех джиннов, стоявших теперь перед ней. Нари открыла рот, но слова никак не находились.

— Что вы здесь делаете? — выдавила она наконец.

— Прячемся, — горько ответил Исса. — В целом городе больше никто не рад нам после того, что произошло с Афшином. Все боятся, что мы вот-вот спятим и бросимся истреблять неповинных джиннов ифритовой магией. Мы решили, что в больнице будет безопаснее.

Нари похлопала глазами.

— Здесь была больница?

Яркие глаза Иссы сузились в щелочки.

— Разве это не очевидно? — спросил он, сумбурным жестом обводя руины, среди которых они стояли. — А где же, по-твоему, практиковали твои предки?

Разу поспешно выступила вперед.

— Не хотите ли присоединиться ко мне и чего-нибудь выпить? — радушно предложила она. — Нечасто мне доводится принимать таких знатных гостей, как первые лица Дэвабада.

Зейнаб отпрянула, и женщина улыбнулась.

— Не смущайтесь, принцесса, в остальном — у вас прелестная маскировка.

Нари, в ушах у которой до сих пор звенело слово «больница», последовала не раздумывая. Сад пребывал в том же плачевном состоянии, что и остальные здания комплекса. Корневища змеями расползлись по разбитым плиткам голубого и лимонно-желтого цвета, но было и что-то обаятельное в этой запущенности. Буйно и пышно разрослись темные розы, чьи колючие стебли заплелись вокруг давным-давно рухнувшей статуи шеду, и воздух полнился их душистым ароматом. Соловьи плескались и выводили трели в треснувшем фонтане напротив рощицы тенистых деревьев, свесивших свои плакучие ветви.

— Не обижайтесь на Иссу, — добродушно сказала Разу. — Пусть его манеры оставляют желать лучшего, но он выдающийся ученый, проживший удивительную жизнь. Он путешествовал до того, как попасться ифритам. Исколесил всю долину Нила, посещал человеческие библиотеки, копировал их труды и отправлял переписанное сюда, в Дэвабад.

— Нила? — жадно переспросила Нари.

— Верно. — Разу оглянулась на нее. — Ну конечно… Ты ведь выросла там. В Александрии, если не ошибаюсь?

— В Каире, — поправила Нари, и сердце кольнула знакомая тоска.

— Прости мне эту ошибку. Боюсь, в мое время никакого Каира еще не существовало, — рассудила Разу. — А вот об Александрии я слышала. Обо всех, — она покачала головой. — До чего тщеславным, зазнавшимся юнцом был Александр, нарекая все эти города своим именем. Его легионы наводили ужас на несчастных жителей человеческой части Тохаристана.

Зейнаб ахнула.

— Не хочешь ли ты сказать, что жила в одну эпоху с Александром Македонским?

Улыбка Разу приобрела оттенок таинственности.

— Так и есть. В этом году на праздновании нового поколения мне исполнится двадцать три века. Престол Дэвабада занимали внуки Анахид, когда ифриты меня похитили.

— Но… это же невозможно, — выпалила Нари. — Рабы ифритов столько не живут.

— А-а. Вам, полагаю, наговорили, что рабские мучения всего за пару столетий окончательно сводят нас с ума? — Разу вздернула бровь. — В жизни, как это часто бывает, все чуточку сложнее. К тому же мою историю отличали особые обстоятельства.

— Какие же?

— Я пошла к ифриту добровольно. — Она рассмеялась. — Я была ужасной сорвиголовой, наслушавшейся сказок об утраченных богатствах. Мы навоображали, что перед нами откроется сокровищница мифических чудес, если только мы вернем себе силу, которой обладали до Сулеймана.

— Вы отдались ифриту? — ужаснулась Зейнаб, но Нари узнала в загадочной авантюристке родственную душу.

Разу кивнула.

— Он приходился мне дальним кузеном. Этот упрямый глупец отказался подчиниться воле Сулеймана, но мне он нравился. — Она пожала плечами. — Тогда отношения между нашими народами не были так сильно… накалены. — Она подняла руку. Ладонь рассекали три черные полосы. — Я была слишком наивна. Я посылала своих хозяев на поиск сказочных сокровищ, которые мы с кузеном планировали присвоить себе после того, как он освободит меня. Мы с моим третьим хозяином рыскали по какой-то старой усыпальнице, когда она обвалилась, убив моего господина и похоронив мое кольцо в песках пустыни.

Она щелкнула пальцами, и из корзины, стоявшей под деревом ним, возник рулон шелка и стал разматываться, вытягиваясь и изгибаясь в воздухе, принимая форму гамака. Жестом она пригласила Нари и Зейнаб устраиваться.

— Прошло две тысячи лет, пока меня не нашел другой джинн. Он привез меня в Дэвабад, и вот я здесь. — Яркие глаза Разу потускнели. — Своего кузена-ифрита я с тех пор никогда не видела. Возможно, в конце концов он попался в руки Нахидам или Афшинам.

Нари прочистила горло.

— Соболезную.

Разу тронула ее за плечо.

— В этом нет необходимости. Мне повезло намного больше, чем Иссе и Элашии. Мои немногие хозяева никогда не истязали меня. Но, вернувшись, я обнаружила, что моего мира больше не существует, потомки — канули в Лету, а мой родной Тохаристан остался лишь легендой на устах моего народа. В Дэвабаде было проще начать жизнь заново. Во всяком случае, до недавних пор. — Она потрясла головой. — Но что это я все о прошлом да о прошлом… Какими судьбами вы здесь?

— По неосмотрительности, — буркнула Зейнаб себе под нос.

— Я… толком сама не понимаю, — созналась Нари. — Мы проходили мимо, и я почувствовала… — Она умолкла. — Я ощутила исходящую отсюда магию, и она напомнила мне о дворце. — В изумлении она поглядела по сторонам. — Здесь и вправду была больница?

Разу кивнула:

— Была.

Она снова щелкнула пальцами, и перед ними появился клубящийся хрустальный кувшин с тремя бокалами. Она налила Нари и Зейнаб по бокалу жидкости цвета облаков.

— Однажды я не успела вовремя увернуться от заимодавца и провела здесь некоторое время в качестве пациентки.

Зейнаб сделала осторожный глоток, и тут же, забыв о манерах, выплюнула обратно в бокал.

— А вот это строжайше запрещено.

Заинтригованная, Нари пригубила свой напиток и поперхнулась от крепкого алкоголя, обжегшего ей горло.

— Что это?

— Сома. Излюбленный напиток твоих предков. — Разу подмигнула. — В мое время, даже невзирая на Сулейманово проклятие, дэвы еще не разучились развлекаться.

Что бы ни представляла собой эта сома, на Нари она бесспорно оказала расслабляющее действие. Зейнаб вся была как на иголках, а удовольствие Нари от беседы с Разу возрастало с каждым намеком женщины на ее незаконопослушное прошлое.

— На что она была похожа? Когда вы тут лечились, я имею в виду.

Разу перевела взгляд на больницу, погружаясь в воспоминания.

— Даже по меркам такого величественного города, как Дэвабад, это место поражало воображение. Пациенты Нахид исчислялись тысячами, не меньше, но больница работала слаженно, как хорошо смазанные шестеренки. Заклятие уныния, которое на меня наложили, было чрезвычайно заразным, так что меня положили в карантин, вон там. — Она кивнула на полуразрушенное крыло больницы и сделала щедрый глоток из бокала. — О нас так хорошо заботились. Кровать, крыша над головой, горячая пища… Да ради такого и поболеть не жалко.

Опершись на ладони, Нари погрузилась в размышления. Больницы были знакомы ей не понаслышке: она не раз проникала в знаменитый каирский бимаристан — величественную старую больницу в комплексе аль-Калавун, — прикарманить лекарств и просто побродить, воображая себя в рядах студентов и медиков, толпящихся в этих коридорах.

Она попыталась представить такую картину здесь: больница цела, повсюду снуют Нахиды; десятки целителей, сверяясь с записями, осматривают больных… Это наверняка было особенное место.

Больница Нахид.

— Как бы я хотела иметь что-то подобное, — проговорила она вполголоса.

Разу усмехнулась и подняла свой бокал, направляя его в сторону Нари.

— Если решишь отстроить больницу заново, записывай меня в волонтеры.

Все это время Зейнаб притопывала ногой, но сейчас встала.

— Нари, нам пора, — пригрозила она, показывая на небо.

Солнце уже скрылось за стенами больницы.

Нари взяла Разу за руку.

— Я постараюсь вернуться, — пообещала она. — А вы… вы в безопасности здесь, втроем? Вы ни в чем не нуждаетесь?

Разу и ее спутники наверняка могли постоять за себя гораздо лучше, чем Нари, но у той возникла острая потребность оберегать этих троих, чьи души освободили ее предки.

В ответ Разу стиснула ладони Нари.

— Нам ничего не нужно, — заверила она. — Однако я надеюсь, что ты вернешься. Кажется, ты нравишься этому месту.