Этнограф Иосиф

А. Н. Хомченко

У кого-то жизнь расписана по минутам, на неделю вперёд тщательно спланированы мероприятия: понедельник – отделить свет от тьмы, вторник – … Всё не так у литератора Курицына: непредсказуем его путь; два слова – «суета» и «пустословие» – исчерпывающе описывают будни юноши. Но не приговор современному обществу собирался писать Курицын. Напротив – книжку для развлечения. Фантастику! Про то, как этнограф Иосиф прибывает из далёкого будущего в наши суматошные времена; потомкам, видите ли, любопытно, чем мы тут занимаемся. – Ага, вот значит что, – наверное, подумали вы. – Снова прогрессоры и хрононавты. Опять будут кормить шаблонами, пичкать истёртыми истинами, нотациями утомлять… – так нет, без морализаторства обошёлся автор. Придётся вам всё же прочесть эту книжку, чтобы окунуться в неповторимую атмосферу приморского городка. Чтобы от чтения получить удовольствие. Чтобы в кругу друзей, сидя за чашкой чая, иметь возможность сказать: – А вы читали роман об этнографе? Это феноменально…

Город, в котором живёт Иосиф

Есть город, в котором стреляли в Ленина.

Щёлк, щёлк, щёлк, сухо щёлкнули выстрелы и, будто куль с мукой, он повалился на землю.

Волновались рабочие завода Михельсона: «Жив ли Ильич?».

Поспешим успокоить товарищей:

— Жив!

Жив Ильич, и поныне он здравствует, как говорится, живее живых: первая пуля попала ему в шею под челюсть, вторая зацепила руку, третья и вовсе угодила в постороннюю женщину, — она подошла к председателю совнаркома с жалобой, что на железнодорожных вокзалах конфискуют хлеб…

Вот где проблема, товарищи, а покушение что? — пустяк,

мелкий эпизод в истории города.

Города, в котором без счёта рубили стрельцам головы.

Словом и делом сажали на кол, травили медведями, ломали суставы дыбою, — так повелось в этом городе, таков обычай.

Привыкли людишки, и молчали людишки, не смели вякнуть лишнего слова, — жили холопами, уткнувшись мордою в грязь. Только калики перехожие крыли всех матами во славу Господа нашего, делая, впрочем, и исключения: для царя-батюшки, для царицы-заступницы, — а остальных всех.

Бывало, прозревал народ: бояре во всём виноваты!

И тогда бунтовала чернь, и рыскала с засапожными ножиками по богатым подворьям, и на каждом фонарном столбе висела туша лабазника, — в такие дни сам государь остерегался прогулок по городу…

А вы говорите Ленин…

— незначительный эпизод на фоне великой эпохи —

Стихи, подходящие к случаю:

Москва! Как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нём отозвалось…

Продолжим, — и снова проза:

Есть звуки, в которых для русского сердца слилось не намного меньше.

Скажем, Козельск.

А вот событий тут всего ничего, из достойных внимания лишь стекло, разбитое в прошлом году метким выстрелом из рогатки.

Так и вижу мемориальную табличку, привинченную к стене: «В этом здании в таком-то году выбито стекло из рогатки»… — ну как я могу поселить здесь героя?

Однако же и не в Москве…

Выйду в чистое поле…

— каждый город, чтоб вы знали, когда-то начинался с чистого поля —

…в окружении землемеров и архитекторов,

а также прессы и казнокрадов-сподвижников, забью символический колышек, взмахну величественно рукой:

— Здесь у нас будет Невская першпектива.

— А здесь, в Летнем саду, поставим на постаменты древнегреческие статуэтки, эстетически безупречных женщин, желательно с обнажённой грудью, — словом, богинь.

— Тут построим гостиницу. С ресторацией и номерами. У входа пускай присутствуют дамы, имеющие славу доступных. Но чтобы не дорого, смотри у меня, — пальцем грожу губернатору.

Тот лишь ухмыляется, прохиндей:

— Как град назовём, господин писатель? Может, Санкт-Андреасбург?

— Отлично придумано, — похвалил. — Жаль, что имя громоздкое, после пятого тоста не выговоришь.

— Как же тогда?

— Нью-Питер.

Эгей-го, тащите шампанское вёдрами, обмоем наречение града.

И порадуемся искренне за Иосифа, — в третьей столице Нью-Питере ему посчастливилось жить.

…жизнь в третьей столице текла заведенным порядком вещей: лето следовало за весной, осень сменялась зимой, то есть всё шло своим чередом, и не было такого, чтобы вдруг вспыхивал май цветением среди января и вьюги не пели своих песен в июле.

Населяли мегаполис добрые, красивые, отзывчивые люди, никто из них не стрелял из рогаток по стёклам, ни один Ленин здесь не был убит.

Словом, хороший город, — не чета Москве и Козельску.