ВоинГангер Славный путь

Фортуна Геза

Воин Гангер положил конец Эпохе военного времени. Он заключил сделку с демоном и исчез с ним из этого Мира. На том же месте, через пятнадцать лет, появляется человек, похожий на Великого Героя. С косой в руках…

Глава третья

Маска

— Прикончат! Они же тебя прикончат! Nevermore[1]!

— Это Гангер! Гангер! Он смог! Он сумел! Он вернулся домой! Я должен увидеть его! Пусть это станет последним, что сделаю в своей жизни! Увидеть его! Встретиться взглядом и умереть — это всё, чего я хочу, Кара!

— Не смей говорить такое! Эти пятнадцать лет — я всегда! — всегда была рядом! Потому что люблю тебя! Я на всё пойду ради тебя, забыл?

— Плевать! У тебя всегда был Выбор!

— А как же Ян? И на него плевать? Бросишь сына? Он так любит тебя! И ты бросишь его, бросишь?

— Открой ему правду, ты мать, он простит.

— Безумие! Правда у нас общая! Гангер — его Герой! Ты воспитал в нём это! Правда его убьёт! Nevermore!

— Замолчи! Не могу это слышать, хватит!

— Ты Выбрал этот Путь! Выбрал жизнь! Ради Гангера! Он хотел — ты знаешь — он хотел, чтобы ты жил! Потому не смей говорить плевать! Совет Конгов — не доказательство! Если Гангер вернулся — ты первый, к кому он придёт! Ни к Авроре, и ни к кому из них! К тому, кого боготворит — он придёт к тебе, Беласко!

— Он не должен, это я должен!

— Скажи, или пойдём к Конгам вместе. Умрём вместе! Ты знаешь, что будет с Яном — будет страдать как ты! Этого хочешь? Подумай, где он окажется! Что сделают с ним в Приюте!

— Хватит! Ты же мать, как ты можешь?

— Клянусь жизнью нашего сына, если ты умрешь — то вместе со мной!

— Хватит…

— Скажи! Я хочу услышать! Скажи мне!

— Nevermore…

— Не-е-ет, я не верю тебе!

— Nevermore! Nevermore! Nevermore!

— Вот так, Любовь моя!..

Крики за приоткрытой дверью, позади прилавка, больше не раздавались, и в укромном магазинчике снова стало тихо.

Единственное окно пропускало внутрь дневной свет через узкий зазор, под приподнятой занавеской. В эту неширокую щель, словно себя стыдясь, робко подглядывала диковинная белая маска. Она торчала из плетеной корзины поднятым вверх длинным клювом и жадно рассматривала стеклянными глазницами яркий солнечный луч. Чёрный плащ с широким капюшоном небрежно лежал на полу, ловя на кожаных складках толику этого света. Разбитые очки за всем наблюдали с прилавка.

— Заперто. Тот магазин, уверена? Выглядит подозрительно. И название настораживает. Вряд ли на отшибе продаётся что-то нормальное. А он правда в маске?

— Думаешь, я придумала?

Девичьи голоса послышались снаружи. Две стройные тени разного роста обрисовались на занавеске.

— Зашторено, ничего не видно.

— Вчера было всё открыто. Прошла бы мимо, но заметила через окно. Честно, Юнона! Я заходила и говорила с ним. Смотри, кажется, там горит свет.

Лампа на прилавке растворяла полумрак маленького пространства. Переплетенные в шар нити красного абажура тенями создавали на стенах замысловатые кружева, оформляя в причудливую витрину красивые веера. Складные и лепестками, разного размера и цвета, но все кропотливо оформленные: камушки, стёклышки, монетки, шестерёнки часов — осторожно вклеенные и аккуратно пришитые, — какими только деталями были они не украшены! Очки разбитыми линзами разглядывали их с восхищением.

— Это на стекле блестит солнце. Я ничего не вижу. Не верю, что ты туда заходила. Ты трусиха, Ингрид.

— Я не трусиха!

— Обижалась вчера, подбивала пропустить тренировку — боялась в Приют идти. Обозвала предателем! А кто убедил Старосту тебя не пускать одну, и отпустить с построения Фила?

— Не вспоминай про Старосту. Больной! Вечно ко мне придирается.

— Намекаешь, что ему нравишься? Я тебя умоляю! Ты красавица, Ингрид, но не значит, что в тебя будут все влюбляться. Он ко всем придирается. В другой раз, думай, что говоришь.

— Хватит учить! В тот вонючий клоповник и без Хуффи дошла бы. Ведь обратно одна возвращалась. Этот придурок нашёл себе там принцесску, пока сидела с директоршой, и куда-то исчез. Вернулась, как видишь, нормально. Мои способности получше кулаков, которыми всякий дурак махать может.

— На меня намекаешь? Зачем позвала, если одной не страшно?

— Ты же не верила. Увидишь маску, тогда…

— Актриса из тебя никакая. Одна бы ты не пошла. Купить веер — только предлог, думаешь, не понимаю? Таинственная маска ворона! Такой вежливый, такой приветливый! А каким надо быть с покупателем? Все продавцы такие. Решила, под ней чудный рыцарь? Знаешь, чья эта маска?

— Белый ворон! Магазин ведь так называется.

— Это Врачеватель чумы.

— Вра… Чего?

— Специализируешься по медицине и не знаешь о Чумных докторах?

— Я не зубрила, вроде очкарика. Начни читать всё, и не заметишь, как отрастут очки, или прыщи, что превратят лицо в мерзкую Скарабееву рожу.

— Надеюсь, местные вши и блохи не донесут Скарабею. У тебя голова не чесалась после бесед с чумной маской? Местечко то ещё! Кто пойдёт покупать сюда веер? Кто здесь будет вести честный бизнес? Даже нету режима работы. Точно запрещёнкой торгует из-под прилавка. Образ как раз подходящий. Пошли отсюда.

— Ты слишком подозрительная, Юнона.

— Я всё учитываю. А ты беспечна. Оглянись, серые, одинаковые дома, все разрозненные. Может, в каждом по такому фрику. Может, тут какой-нибудь культ, и они заманивают девственниц, вроде тебя, всякими побрякушками, а потом проводят кровавые обряды и жертвоприношения. Посмотри на дерево, оно тебе ночью не снилось? Гвардейцы в Эдил не суются, здесь можно творить вообще всё.

— Меня называешь трусихой, а сама…

— Думай, что хочешь, только пошли назад.

— Ну уж нет! Кажется, я что-то слышала.

Тени отошли от окна. Очки знали — девицы встали у двери, чтобы разобрать голоса, тихо звучавшие в доме.

— Опоздаешь, Кара. Я же Слово дал, иди скорей к пациентам. Буду дома, испеку морковный пирог, вы же любите с Яном.

— Любовь моя, я тебя так люблю. Спасибо! Ты лучший в Мире отец. Дай минутку пообнимать, плевать на всех пациентов.

— Ян рано должен вернуться, по средам у них посвободнее. Хотя, наверное, снова задержится в библиотеке. Как раз испечется к приходу.

— Библиотеке?.. О нет!

— В чём дело?

— Во чёрт, очки! Вот дура, как я забыла!

— Очки?

— Отремонтировать! У Яна разбились очки!

Очки на прилавке обрадовались, что наконец о них вспомнили.

— Вот же дура, куда положила?

— Как он так? Ян случайно разбил?

— Ведь в руках же держала, дура!

— Кара, как Ян разбил очки?

— Я не знаю, сказал — так вышло. Ты их точно не видел?

— И ты даже не расспросила, как так вышло? Я с тобой говорю!

Очкам стало не по себе — энергетика в доме портилась.

— Слышу, да, похоже на женский. Твой Ворон там не один, с ним рядом ещё ворона. Кажется, что ругаются.

— Может быть, покупатель? Пришёл назад веер вернуть?

— Что он тогда с ней делает, раз заперся изнутри?

— И правда. Может, воровка?

— Что красть в этой вшивой дыре? Очевидно, они знакомы. Бытовой, похоже, конфликт.

Очки совсем растерялись, слушая голоса, то за внутренней дверью…

— Успокойся, давай посуду начинай сейчас ещё бить.

— Помоги лучше, я опаздываю!

— Сказал же, что поищу! Уходи уже на работу!

— В ремонт надо сегодня отдать! Забрала бы тогда уже к вечеру. Как без них пойдёт в Академию? Как слепой он будет писать? У него завтра три проверочные!

— Я найду и отремонтирую.

— Там проблема не только в дужках, линзы треснули, обе менять.

— И ты даже не удосужилась у ребёнка как так узнать?!

…то за входной.

— Про ребёнка что-то… менять…

— Про ребёнка? Может, прервать? Заставляет прервать беременность!

— Погоди ты! Зафантазировала. Поздновато уже прерывать. У них сын курсант Академии. Они, видимо, муж и жена.

— С нами учится в Академии?

И снова из дома…

— Ну, скажи — я ужасная мать! Ты же так обо мне только думаешь? Раз в Приюте росла с первых дней, значит, мать что такое не знаю! Ну, давай! давай! поучай!

— Успокойся! Уйди! Замолчи! Я найду, отнесу в ремонт! Прекрати орать! Я всё сделаю!

— Да ты что! Ты в своём уме? Нет! Прости! Прости! Умоляю!

— Уходи! Разговор окончен.

Хлопок двери на втором этаже и тихие всхлипы из кухни расстроили сильно очки, и если они бы могли, тоже сейчас бы заплакали…

— Они разошлись.

— Разводятся?

— Ну даёшь! По разным углам. У тебя фантазия — космос. Может, книжки станешь писать.

— Ты меня же дурёхой считаешь.

— Я с иронией это сказала. Понимаешь, что это такое?

— Я не дура, конечно знаю!

— Тихо! Слышишь?.. Кажется… да!

— Что? Кто? Юнона, что?

— Идёт! идёт! Она сюда идёт!

Дверь распахнулась, ударила ручкой о стену — один веер слетел на пол. В треснутых линзах промелькнуло худое тело, — его топот передался прилавку — абажур в тот же миг задрожал. От стремительного рывка закачались везде веера. Лампа нервно тряслась. Тени о́жили: в каждом стёклышке, в каждой монетке — зарябил и замерцал свет. Очки цельно ничто не улавливали: всё вокруг мельтешило, болталось, из осколка в осколок переливалось. Лишь единственный яркий штрих различался в линзах отчётливо — огненно-рыжий цвет недлинных лохматых волос.

Кара прислонилась плечом к входной двери.

— Не смей возвращаться, Гангер! — прошептала сквозь слёзы она. — Я убью тебя, я убью тебя!.. — Маска сверкала глазницами, на неё задирая клюв. — Чёртов демон! Ты! — чёртова! — Кара пнула корзину — с глухим стуком маска упала, что-то посыпалось и покатилось по полу. Замок щёлкнул, нервно открылась дверь, затем громко захлопнулась.

Минута, две или три — очки точно не понимали, сколько ещё всё тряслось. Только осознавали, что так и лежат на прилавке.

— Уж поверь, это Шакко Кара. Она личный доктор Авроры. О здоровье АрКонга моей маме отчитывается. Приходила к нам один раз. Мама в дом её не пустила, разговаривали на улице. Бли-и-ин, голова у неё всё такая же грязная. Она волосы, что ли, вообще не моет? Ещё тогда удивилась — зачуханка и лечит Аврору.

— Тиши, она же услышит.

— Уже далеко. У неё близорукость к тому же, ходит в дешёвых очках.

Голоса зазвучали снова, но тише. Очки догадались — они за деревом.

— А ты про неё много знаешь. С чего бы?

— Практика часто в больнице. Не встречались, но её все врачи презирают. Сначала думала — зависть, может, она красивая. Знаешь ведь, как в коллективах бывает…

— Нет, прости, я ж не красотка, как ты. Довольна? Значит, в больнице она белая ворона?

— Белая воро… Так поэтому магазин…

— Ворон и ворона — разные птицы. Не знала, будущий врач?

— Может, хватит? Надоела! Что же дружишь, если я дура?

— Просто шучу. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

— А может, потому дружишь, что я дочка Секретаря Авроры?

— Ещё скажи, потому что красавица. Кто это брякнул? Не сама придумала, точно. Кто? Нос ему разобью.

— Это Бори-урод, разбей ему нос, он меня дико бесит!

— Бори Соф? Полудурок приютский? Получит завтра.

— Из-за его соплей туда мне пришлось переться. Ненавижу Старосту! Ему тоже разбей.

— Не подначивай. Плевать мне, что сын Советника, Старосту не боюсь. Ты сама виновата.

— Просто сказала правду.

— Проехали. Значит, она суперврач? А с виду не скажешь. Нервная, вся помятая.

— Мама рассказывала, что ученица Авроры. А Аврора — лучший в Мире врач. Ну, была раньше.

— Ого! Почему? У неё талант?

— Не знаю, она приютская.

— Воин Гангер тоже приютский, это не показатель. Может, его даже знала. Сколько ей? Сорок, не меньше?

— Тридцать три. Ровесница моей мамы. Но мама куда моложе.

— Астра Инса ухоженный тепличный цветок, нашла с кем сравнивать. Кстати о возрасте, если эта тётка жена твоего продавца, он далеко не мальчик. Знаю, ровесники тебя раздражают, но…

— Юнона! Я просто хочу купить веер!

— Сегодня он не откроется.

— Она выбежала и дверь за собой не закрыла.

— Стой! Куда! Стой! Он не случайно ведь в маске. Кто будет сидеть в магазине, в который никто не заходит? Точно наркоторговец. Ингрид!..

Полоска дневного света вытянулась от двери. Силуэт затемнил собой часть, создав тень.

— Ох, Юнона!

Девица повыше подскочила к подруге.

— Смотри, лежит на полу. Что она здесь устроила?

— Тебе это понравилось, это? Жуть какая!..

— Похожа на птицу. Такая загадочная. Ох, Юнона! Раз она здесь, значит… Юнона! Он без маски!

— Тиши! Услышит! Уходим.

— Хочу на него посмотреть. Другого шанса не будет. Это же магазин, и он открыт, а мы покупатели. Поэтому, если зайдём…

— А ну стой!

— Ай, больно, ты что! Синяк оставишь!

— Обижайся, туда не пущу. Не думай сопротивляться.

— Пусти!

— Нет.

— Мне больно!

— Мы уходим.

— Кара, это ты?..

Очки успокоились, ведь теперь их точно найдут.

[1] Nevermore (англ.) — никогда больше.

Nevermore

— Выйдет, вот увидишь. Он слышал голоса и захочет посмотреть.

— Но до сих пор внутри, уже долго прошло.

Юнона и Ингрид стояли в тени большого мёртвого дерева. Оно торчало напротив скромного двухэтажного дома, часть фасада которого завитками оплетало растение с закрытыми бутонами белых цветов. Красные кители подруг ярко выделялись на фоне чёрной коры толстого ствола, надёжно скрывавшего их от всякого, кто бы ни вышел из странного магазина.

— Может, порядок наводит?

— Если убирается, значит, плевать, кто шумел. Явно затворник. Или фобия, как там она? Клаустра…

— Не знаешь, не умничай. Клаустрофобия это…

Дверь магазина начала открываться, не скрипнув ни одной петлей.

— Выходит, выходит, смотри!

— Тиши ты.

— Ах-юнона-а-а, это он?.. Юнона-а-а… Как так? Это он?..

— Куда вылезла, он же заметит.

— Как так? Не верю…

Юнона дёрнула подругу, прижала к дереву. Обе стояли лицом к стволу и не двигались.

— Как так, Юнона? Не верю…

— Чего заладила?

— Этого не может быть, неужели он муж той с грязной головой? Не верю! Какой же он привлекательный!

— Кажется, не заметил.

— Рубашка, жилет — ни одной мятой складочки. Брюки чинос! Как же они мне нравятся, просто и со вкусом. Только вместо серой рубашки я бы цветную выбрала. Хотя с чёрным всё сочетается, и сидит идеально.

— Куда-то пошёл.

— Ботинки сверкают. Нет, в голове не укладывается, как он может быть её мужем? Это невозможно! Их рядом даже ставить нельзя! Бли-и-ин, это не справедливо. Почему рыжая запущенная тётка в браке с таким мачо? А моя мама, умница и красавица, до сих пор не встретила нормального мужчину?

— Для тебя все брюнеты мачо?

— Неужели скажешь, что он урод? Да у тебя с головой тогда не в порядке. Высокий! Стройный! Настоящий мужчина! А походка! Да тут не придраться. Видела глаза? Когда-нибудь видела такие чёрные глаза? Я просто в шоке! Как зовут, интересно? Так и просится — Флориан. Да, Флориан!

— Шляпу опустил на глаза. Подозрительный тип. Может, в розыске?

— Надо что-то делать, Юнона. Такой мужчина не должен прозябать с тёткой, которая даже голову никогда не моет.

— Чего?

— Не иначе как загипнотизировала, она же медик. Сам бы такую не выбрал, под гипнозом точно! Держит затворником, прячет под маской, как пленника! Теперь ясно, почему врачиха Авроры живёт в Эдил. В Антарес давно бы прибрали его к рукам.

— Прибрали к рукам? Он что веер?

— Сегодня же маму спрошу, почему про него не рассказывала, почему до сих пор не встречается? Давно бы уже увела у этой зачуханной докторши.

— Ушам не верю.

— Куда, интересно? К любовнице? Точно! Выпроводил свою неподмытую истеричку и пошёл к нормальной женщине.

— Ты куда?

— За ним, конечно. Узнаю, к кому ходит, и стукну рыжей. Они и так поругались, а так вообще разбегутся.

— Нет! Ты его увидела, теперь возвращаемся.

— Пусти! Попробуй задержать только, перестану подругой считать, поняла? Бли-и-ин, уже на холме. Пусти, я сказала!

— Ингрид, как так?..

***

Торговые улочки петляли по всем сторонам. Лавки и мастерские пестрили наружной рекламой. Кафе и столовые грели хвойный воздух запахами жжёного масла, супа и выпечки. Многолюдный рынок, обычно всегда очень шумный, сейчас не забивал слух: лаяли где-то собаки; топтались и фыркали кони; и недалеко мать утешала дитя. Все продавцы, покупатели, возницы и даже пьяницы — народ, что толкался повсюду, дружно вдруг замолчал…

— Сэр, это не мои очки, а ребёнка. Он учится. Без них не сможет ни читать, ни писать, у него миопия. Они обязательно нужны ему завтра. Пожалуйста! Я заплачу достаточно. Или продайте такие же. Левая линза на минус пять и пять, правая на минус шесть диоптрий ровно.

— Я же сказал, Nevermore!

— Сэр, не для себя прошу.

— Плевать! Nevermore!

— Сэр, прошу, хотя бы линзы.

— Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли возле фонарного столба, отдельно от группы людей.

— Какого чёрта! Что это за ремонтник? Как он смеет! Ужас какой! Я нажалуюсь маме! Эту лавку быстро прикроют!

— Виолетте сейчас только этим и заниматься, когда Конги в Атаре. Дома не появляется, а ты хочешь навязать какую-то оптику?

— Этот урод долго не проработает, я запомню его палатку. Пошли, нельзя упустить Флориана.

— Может, «Ворон» лучше? Кстати об этом, назвал магазин «Белый ворон», хотя брюнет и довольно смуглый. Даже глаза чёрные. Если он Ворон, то точно не белый. Переносный, думаю, смысл. Белая ворона — изгой.

— Изгой? Почему?

— У продавца чуть глаза не вылезли, когда он к нему подошёл, ты же видела.

— Просто тот пропойца кроме своей мерзкой рожи нормальных лиц никогда не видел. Это ему нужна маска, и намордник, чтобы грязную пасть никогда больше не открывать.

— Он не пьяница, обычный владелец лавки. Должна быть причина такого его поведения.

— Хамло! Флориан вежливо с ним разговаривал.

— Может, Ворон местный ловелас? И жены таких вот лавочников с ним изменяют мужьям?

— Точно! Этот урод — жалкий рогоносец, вот и бесится.

— Тогда хамство вполне обосновано.

— Если жена от него гуляет — сам виноват.

— Сомневаюсь, что жена этого лавочника суперкрасотка.

— Конечно нет, причём здесь его жена? Спасибо, если Флориан в её сторону хотя бы посмотрит.

— А твоему Флориану, что ли, вообще плевать с какой в койку прыгать? Толстуха или старуха, или ещё какая. Это же не нормально. Разберись сначала, что у него за проблема, а потом уже матери сватай.

— Думаешь, он извращенец? Юнона, это бред. Посмотри на него, разве они так выглядят?

— Не суди книжку по обложке, это ещё на Базовом курсе вдалбливают.

— Только не надо лекций. Флориан не извращенец, даю Слово.

— Слово — не просто сотрясание воздуха. Настоящий Воин всегда отвечает за свои Слова. Всегда! Отец с детства учил, это — кредо!

— Ой, прости, у меня же нет отца, который меня бы учил.

— Ингрид, и в мыслях не было давить на больное. Я же знаю…

— Ничего ты не знаешь! У тебя же он есть. Флориан будет моим отцом. Ох, Юнона! Куда он делся?

Подруги растерялись, но быстро сообразили, что надо идти на шум.

— Мэм, ведь всего очки, прошу вас!

— Nevermore!

— Ведь у вас тоже дети…

— Не смей говорить о моих детях!

— Простите, я бы не стал, но…

— Вон! Пошёл прочь! Nevermore!

— Я понял, мэм, хорошо, я сейчас же уйду.

— Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли в тени кофемата.

— Дай плюну! Пусти! Какая тварь! Какая тварь! Всё разобью! Растопчу ногами и швырну ей в мерзкую рожу!

— Так ничего не добьёшься. Да послушай! Лучше спросить, что это значит. И эта баба, и тот лавочник орут одно и то же.

— Эта ведьма не имеет права так говорить с Флорианом!

— С чего ты взяла, ты же не знаешь, что оно значит. Стой здесь, пойду и спрошу. Чёрт! Она закрылась, вот же!

— Когда услышит, как бью её браковку, сразу вылезет!

— Если ты дочка Секретаря, ещё не значит, что можно такое выкидывать. Хочешь добавить проблем Виолетте?

— Эту тварь тоже запомню. Сама ещё будет Флориана просить, лишь бы на кусок заработать. Пошли, а то снова упустим.

— Даже интересно, почему к нему так относятся. Версию про ловеласа теперь можно забыть. Что это за язык?

— В Мире один язык. Но орут они не по-нашему. Очень похож на мёртвый.

— Мёртвый язык? Наследие Прошлого? С чего ты взяла?

— Юнона, я латынь изучаю. С первых занятий на специализации. Латинский язык и медицинская терминология — база любого врача.

— И ты изучаешь, эм… то есть, понимаешь?

— «Quidquid latine dictum sit, altum videtur»[1].

— Ого! Ингрид! Круто! Не ожидала. Что это значит?

— Не скажу. Ты же умная. Если интересно, сама найдёшь.

— Ага, сразу прям и запомнила.

— Они орали не на латыни, где эти вшивые лавочники и где латынь. Она очень древняя. А этот умер, может, лет тысячу как.

— Думаю, они в курсе, что это значит. Одинаковая реакция, точно не совпадение. Не удивлюсь, если следующий то же будет кричать.

— Пусть рискнёт! Больше терпеть не стану, как унижают моего Флориана.

— Он уже твой?

— Слишком жирно для рыжей зачуханки. Пусть найдет под стать себе лавочника.

— У него ещё сын, забыла? Чьи очки по-твоему он носит? Сына любит, очевидно же. Правда думаешь, бросит и переедет к вам?

— Плевать на сына, пусть винит свою немытую мать. Считаешь, Флориан счастлив? В клетке, как узник в маске!

— Виолетта женщина умная, и Секретарь Авроры. У неё на любого досье. Она знает про докторшу всё, а значит, и мужа тоже. Если до сих пор ничего не сделала — не сделает и потом. Твоя мать не рассматривает его как подходящего мужчину.

— Я точно знаю, Флориан полностью в мамином вкусе.

— Судишь книжку опять по обложке. Ты ничего не знаешь об этом человеке.

— У мамы спрошу, обязательно!

— Она рассказала, про близорукость рыжей, а что муж Врачеватель чумы — вдруг забыла? Эта деталь куда интересней, не так ли? От Виолетты ты не добьёшься.

— То есть это страшная тайна?

— Название магазина, реакция людей — вполне очевидно.

— Звучит, будто какой-то чумной. Думаешь, он чем-то болен?

— Ты же врач. Я не знаю. Кстати, докторша тоже белая ворона. Может, из-за мужа? Может, поэтому вместе? Она любит его, не смотря ни на что. Очень романтично, ты не считаешь?

— Давно ты стала романтиком? Если бы к моему любимому так относились — глаза бы выцарапала. А она под маской прячет. Очень романтично. Может, она его заразила? Скорее всего, она же доктор.

— Спроси Виолетту, как зовут её сына. Он ведь курсант. Найдём, и у него, может, что-то узнаем.

— О! Блестяще, Юнона! А что если мне использовать Праксис? Тогда и спрашивать не придётся. Всё узнаю сама.

— Сдурела? Ещё думала, когда об этом обмолвишься. Ты и понятия не имеешь, какие тайны он может скрывать. Вдруг станешь такой же белой вороной? Да ты с ума сошла!

— Хорошо, хорошо.

— Дай Слово!

— Хорошо, хорошо, даю.

— Нормально скажи.

— Даю Слово! Слово, что к нему не полезу в голову.

— В чужие тоже! Дурой меня считаешь? Ни к кому, даже к лавочникам! Не только себя, но и мать ещё втянешь в проблемы. И какие — еще не известно.

— Поняла, не буду, пусти!

— Если нарушишь Слово — перестану подругой считать, поняла? Не буду никогда доверять, даю Слово! А я за свои Слова всегда отвечаю!

— Юнона…

— Мы привлекли внимание.

— Нет, тиши! Слышишь?.. Они шепчутся все… о Вороне!..

Верхом проехал Гвардеец и остановился в толпе, среди которой подруги стояли в первых рядах.

— Правая — минус шесть ди… оптрий. Верно, сэр?

— Да, верно. МР — пятьдесят семь.

— МР?

— Межзрачковое расстояние.

— Мевжзра… Простите, боюсь, ошибиться. Если запишу «МР», он поймёт?

— Да, в рецепте записано так.

— Пятьдесят семь. Готово. Проверьте, пожалуйста, всё точно? Столько платите, не хочу наделать ошибок — отец просто прибьёт!

— Всё правильно, спасибо вам.

— Вам спасибо, сэр. За вами столько народу, что даже не знаю. И отец отлучился за сигаретами, как назло. Не волнуйтесь, ваши очки изготовят первыми, вечером заберёте. Он хороший мастер. О, а вот и он! Ты вовремя, пап.

— Ты… ты что делаешь?..

— Пап, хорошо, что вернулся, пока Господин не ушёл. Его очки…

— Почему ты его обслуживаешь?!

— Зачем кричишь? Господин торопится, ко мне обратился. Всё записала, вот.

— Ах, ты дура! Полная дура!

— Па-а-ап! Там рецепт! Что ты рвёшь! Заплатили уже…

— Заткнись! Прибью!

— Сэр, ваша дочь не виновата.

— Не смей говорить со мной! Вон!

— Пап, да ты что? Так с Господином…

— Заткнись!

— Простите, сэр, я не позволю ударить её на моих глазах.

— Пусти! Убрал руки, гад!

— Ваша дочь не понимает, почему вы злитесь. Она лишь хотела помочь.

— Не касайся! Ты! Быстро! Вон! Пошёл вон!

— Я отпущу руку и сейчас же уйду, только не бейте дочь, она ни в чём не виновата.

— Ох, да не волнуйтесь за меня! Отпустите его, отпустите! Заберите деньги!

— Nevermore!

— Что?.. Папа?.. Что происходит?

Толпа дружно заголосила. Срывая себе голоса, скандировала одно: «Nevermore! Nevermore! Nevermore!» И даже строгий Гвардеец не возразил ничего.

[1] (лат.) — Что угодно, сказанное на латыни, звучит как мудрость.

Очки

— Четырнадцать? Думала, ей лет двадцать. Она такая здоровая! Даже толще Футы, а старше нас только на год.

— Отец у неё крупный. Может, и мать тоже?

— Отец у неё полный муд…

— Ингрид! Девочка, которая изучает латынь, не должна материться.

— Других слов про него нет. И он ей родной. Родной отец! Кошмар! Жалко, что Флориан не врезал ему, так надеялась.

— А мне жалко, что он ничего не сказал даже дочери. Как думаешь, если выкрикнуть невемо во время занятия, какова будет реакция учителя?

— Было бы интересно. Но я так делать не буду. Юнона, ты фантазёрка.

— Мне до тебя далеко. Расскажи, что ему написала?

— То, что разозлит врачиху, когда она переведёт ему. Больше ничего не скажу. Двух зайцев — одним ударом.

— До сих пор не вернулся. Так и ходит по лавкам? Скоро темнеть начнёт.

— Иди, если хочешь, а я дождусь.

— Спятила? Я тебя не оставлю. Подумай, вдруг увидит нас? Это дерево не самое надёжное укрытие. Заметит — догадается. Эффект будет не тот. А если уйдёшь, будет романтично. Сможешь себе рисовать какие угодно фантазии, представляя его реакцию.

— А ты права. Думаешь, он будет счастлив? Хотя бы ненадолго?

— Вот и пофантазируй. У тебя же фантазия — космос!..

***

Тени оформляли причудливыми кружевами маленькое пространство, украшенное разнообразными веерами. Лампа рассеивала узоры плетёного абажура и тепло заливала прилавок. Свет ложился цветными волнами на небольшую записку, распадаясь в радужный спектр от преломлявших его луч линз новых очков.

«Si etiam omnes, ego non![1] PS. Взамен, себе забрала один веер».

[1] (лат.) — Даже если все, то я — нет.