Часы, намазанные на хлеб

Мария Фомальгаут

Эта очень полезная книга расскажет вам, как сделать, чтобы лето не кончалось. И как сделать, чтобы пришла весна. И как можно стать сказочно богатым практически без усилий. И как в новогоднюю ночь не превратиться в тыкву. И как купить кусочек путешествия, если у вас нет денег на целое. И как написать и прочитать идеальный рассказ и при этом остаться в живых.

Числовая кривая

Листаю записи.

— А что такое три с половиной измерения?

Он бледнеет.

— Не… не знаю.

— Не знаете…

Листаю дальше. Тикают ходики на стене. Дождь моросит в окна. Сегодня пасмурно, до черта пасмурно, в тумане не видно солнца, вот это меня больше всего бесит, что не видно солнца. Может, солнце уже погасло, а мы не знаем. Вспоминаю, сколько идет свет от солнца до нас. Вроде три года или что-то около того.

Листаю…

…в пространстве больше пустоты, чем материи. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на структуру атома: между ядром и электроном расстилается пустота. Такую же пустоту можно увидеть между частицами времени. Дело в том, что время точно так же дискретно, есть мельчайшие неделимые частицы времени…

Перелистываю.

То же самое можно сказать и о мире чисел. Есть минимальное неделимое число, размеров которого мы еще не знаем. Расстояние между минимальными числами на числовой прямой гораздо больше самих чисел. Числовая прямая фактически заполнена пустотой…

Откладываю тетрадь.

— Не понимаю…

Он смотрит подслеповатыми глазами.

— Я тоже… не понимаю.

— Как не понимаете, это же вы писали!

— Так это когда было… в прошлой жизни…

— И ничего не помните?

Старик смотрит на меня, щурится.

— А ты? Малец, а ты-то сам помнишь что-нибудь, что с тобой в прошлой жизни было?

— Ну… то я, а то вы.

— И какая разница?

— Ну… вы умный… а я нет.

Старик смеется сухим рассыпчатым смехом. Старик уже не отпирается, уже не отнекивается, да в жизни я этой тетради не видел, да вы меня с кем-то путаете, да вы с ума сошли, да я щас милицию…

Вспоминаю про капсулу времени:

— А как вы капсулу сделали, которая Большой Коллапс пережила и Большой Взрыв?

— А никак.

— Нет, я серьезно.

— И я серьезно. Понимаете… эта капсула времени… с тетрадью… я её как-то иначе передал из одного времени в другое… через какую-то червоточину во времени…

— Значит, через эту червоточину мы все можем перебраться? Уйти от того… что сейчас приближается?

— Нет… с людьми так не получится.

— Откуда вы знаете?

— Не… не знаю… не помню…

Темнота за окном сгущается, отмечаю про себя, вроде рановато темнеет.

Листаю тетрадь.

— Сынок… ты бы это… кофе бы мне заварил, что ли…

Еле сдерживаюсь, чтобы не запустить в него тетрадью. Тут счет идет уже на часы, если не на минуты, а ему кофе подавай…

Тут же смущаюсь, старый человек у меня в гостях, а мне лень задницу от кресла оторвать, кофе сделать. Отрываю задницу от кресла, иду на кухню, кухни нет. Долго смотрю на стену, за которой раньше была кухня, пытаюсь понять, что происходит. Наконец, спохватываюсь, что это не он у меня в гостях, а я у него. Ну да ничего. Кофе все равно сделать можно…

Делаю кофе, старик бормочет что-то, что там вон еще хлебушек вроде был, открываю холодильник, вынимаю хлебушек, побитый плесенью, нда-а, не жирно живет старик…

Бросаю хлеб в мусорку, выслушиваю гневную тираду, что еще можно было птичкам бросить, хочу сказать, что через полчаса здесь не то, что птичек, здесь и людей-то не останется.

— Да я щас милицию…

Дверь уже готова захлопнуться перед моим носом, просовываю удостоверение.

— Я из неё.

— Вот черт… — старик отступает в глубину коридора, бормочет какие-то проклятия.

Показываю тетрадь.

— Узнаете?

— Что тут отпираться… все равно всю душу вытрясете… узнаю.

Вхожу.

— Никто вашу душу драгоценную вытряхивать не собирается.

— Где… где вы её взяли?

— Там, где вы её положили.

— Слушайте, не помню я, где я её положил…

— В капсулу времени. Не помните?

Это было полчаса назад.

Снова открываю тетрадь.

Читаю.

Спрашиваю:

— А это что? Замкнутая числовая прям…

Уже готовлюсь услышать — не помню.

— А-а-а, это числовая прямая… только никакая она не прямая.

— Кривая?

— Да нет… Вы знаете, что вселенная бесконечна?

— М-м-м… что-то слышал.

— Раньше считали, что она бесконечна. Во все стороны. А теперь мы знаем, что вселенная замкнута сама на себя. И если очень долго двигаться по вселенной вперед, окажешься в той же точке…

Хочу сказать, что я этого не знал. Не говорю.

— Ну и вот… я понял… что числовой ряд тоже не бесконечный. Вот скажи мне, какое самое большое число?

— Миллиард.

— А если подумать?

— Не знаю. Триллион какой-нибудь… квинтиллион… не знаю я. А можно в Инете посмотрю?

— А не нужно. Потому что числовая прямая… замыкается на саму себя. Понимаешь? Я тебе скажу, какое самое большое число. Центилион. Единица и шестьсот нулей. А за центилионом следует…

— Центилион один.

— Нет. Минус центилион. Потому что числовая прямая замыкается в кольцо. Сама на себя.

Вежливо киваю.

Старик прихлебывает кофе, испытующе смотрит на меня:

— Похоже на бред сумасшедшего, верно?

— Ну что вы, что вы… я вам верю… числовая прямая замыкается сама на себя… время замыкается само на себя… и события, которые уже были… повторяются…

— Ну, вот видите, вы уже понимать что-то начали…

У меня нет сил сказать, что даже не начинал понимать.

— Парень, ты вот чего в тетради посмотри… там должно быть… измерение минус один… видел?

Листаю тетрадь. До конца. Было же, было же, было…

— А вот. Измерение минус один, минус три…

Старик хмурится.

— Значит, это мне не приснилось.

— Что не приснилось?

— Это… что число измерений может быть не только положительным… но и отрицательным. Что вы на меня так смотрите?

— Мне кажется… ерунда полная. Отрицательное число измерений… звучит как… отрицательное число яблок… или камней… или людей…

— Не верите? А, тем не менее, все так и есть… минус одномерный мир… минус двумерный…

Киваю. Здесь я уже чему угодно готов поверить. После всего, что случилось.

Что-то рушится там, внизу, понимаю, что упали нижние этажи. Дом стоит — как стоят сотни других домов, у которых остался только верх, плавающий в тумане.

Туман подступает.

Не выдерживаю.

— Послушайте, если вы в прошлой жизни нас спасли, так в этой-то что вам мешает?

Старик отчаянно сжимает виски.

— Не помню я ничего… не помню…

Снова грохот там, снаружи.

Туман приближается.

Думаю, сколько нам осталось.

Нам.

Всем.