Предсказания

Лилия Фандеева, 2018

Дарья Андреевна Барышева – хирург в третьем поколении. Выбрав не "женскую" профессию, она остаётся женщиной и поступает по-женски, предпочитая карьере свою семью. Рядом любимый муж и трое любящих детей. Жизнь была бы абсолютно счастливой, если бы сама не преподносила ей то испытания, то искушения, словно проверяя, нарушит ли она свой девиз: "Доброта спасет мир" и не изменит ли её предсказания цыганки.

Глава 1

Единственная послевоенная фотография семьи Барышевых — Иван Андреевич, Дарья Васильевна и их дети Андрей и Сталина. Барышев Иван Андреевич родился в 1910 году в семье земского врача и был третьим, поздним ребенком. Ему было четырнадцать, когда умер отец, а через год и мать. Младшего брата забрали к себе старшие, к тому времени обосновавшиеся в Москве, но временно, пока Иван не поступит учиться или работать. Молодой Барышев «болел» медициной и мечтал стать доктором как его отец. Закончив обучение в школе, он поступил в университет на лечебное дело и блестяще его закончил, получив диплом хирурга. Не рассчитывая на братскую помощь, без протекции, по направлению он попал в одну из московских больниц и снимал комнату, ожидая очереди в коммуналку. Будущую свою жену он видел часто, она была дочерью главного врача и приезжала к отцу. Ивану очень нравилась девушка, и он даже влюбился в нее, но природная скромность и здравомыслие не позволяли ему с ней познакомиться. «Где она, а где я», — думал он. Судьба свела их сама. Дарья повредила ногу, и её привезли в больницу отца, а принимал пациентку Иван. Отец Даши был наслышан о перспективном молодом хирурге, теперь он наблюдал его в деле. Травма была несерьёзная и Даше просто наложили тугую повязку. Молодые люди познакомились, а отец Даши пригласил молодого доктора в выходной день в гости на дачу. Даша в свои двадцать с небольшим лет была единственным ребёнком, избалованной и свободной от каких-либо условностей девицей. Закончив учёбу в техникуме, она нигде не работала, а замуж, в ближайшем времени не собиралась. Отец её был другого мнения на этот счёт и мечтал выдать дочь замуж, чтобы избежать слухов и сплетен, которые уже ходили за спиной дочери вереницей, а это было плохо для его положения. В лице влюблённого Ивана он и нашёл достойную партию своей дочери. С ней был разговор короткий: — «Или ты выходишь замуж за Ивана, или устраиваешься на работу и зарабатываешь на жизнь сама». Даша выбрала первое. Молодой человек был красив, умен, с таким не стыдно показаться на людях и был влюблён не только в Дашу, но и в свою работу, а значит, будет пропадать большую часть времени там.

Через год молодые люди поженились, и Иван перебрался в квартиру тестя. Семейная идиллия длилась не долго. Уже через месяц Иван ощутил всю «прелесть» выходного дня, когда в доме уже к обеду собирались гости и расходились ближе к полуночи. Если в доме не было гостей, жена вела его туда, где они уже собрались. Первое время Иван уступал жене, потом позволял ей ходить одной. С рождением детей как-то не получалось и Иван было уже смирился, когда в 1940 году у них родилась дочь, которую назвали Сталина. Свершившийся факт он принял без особой радости, зная, чей это ребенок. Он не упрекал жену, не обвинял, просто сказал: — «Хочешь уйти — держать не стану, даже ради карьеры, но любви не осталось, перегорело всё вместе с наставленными мне рогами. Решишь остаться — девочке дам свою фамилию, может, со временем, и полюблю, она в этой истории виновата меньше всего». Дарье Васильевне не нужен был развод, её устраивала семейная жизнь, которая не ограничивала свободу.

С началом войны все изменилось не только в их семье. До 1942 года Иван Андреевич работал в городе, а потом, вместе с передвижным госпиталем, дошёл до Дрездена. Здесь его жизнь круто изменилась. В госпиталь привезли мальчика лет 12-13 вместе с ранеными. У него было ранение, сильная контузия и сложный перелом ноги. Если с раной все обошлось, с переломом нужно было поработать, иначе парень будет хромать. Мальчик говорил на русском плохо, но говорил, и после непростого диалога, Иван Андреевич начал действовать. Этот парень чем-то его зацепил, а ещё, его поразило сходство мальчика с собой. Иван Андреевич вспомнил братьев. Владимир был военным и погиб в сорок первом. Его семья живёт в Москве, и у него было две дочери. Николай в сороковом году переведен по работе в Смоленск. У него два сына Павел и Андрей, оба родились в Москве. Идея, пришедшая на ум, была бредовая, и Иван Андреевич сам не верил в реальность её осуществления. Но отправился к начальнику госпиталя, и рассказал о племяннике, которого привезли несколько дней назад вместе с ранеными бойцами.

— Мне нужно попасть в Смоленск. Что мне делать? У него нет документов, а мне через три дня с эшелоном домой. И взять я его с собой не могу, и оставить тоже.

— А ты уверен, что это твой племянник, а не сын, уж больно похож. Видимо во время бомбежки удалось бежать из лагеря. Ты давай езжай в Смоленск, а потом догоняй эшелон. Думаешь, нужна будет еще операция на ноге? Вот в Москве и проведёшь.

Ивану Андреевичу удалось узнать и даже получить справки в военкомате о гибели брата и его жены, нашлись свидетели того, что Андрея действительно отправляли эшелоном в Германию. Получив документы на имя Барышева Андрея Николаевича, они вернулись в Москву вместе. Справка о гибели родителей процесс усыновления сделала быстрым. Теперь у мальчика были настоящие документы и приёмные родители, при этом он стал на год моложе.

— Иван Андреевич, мальчик ведь не сын Николая, кто он и зачем ты его привёз? — спросила жена. — Это твой сын?

— Он наш сын Дарья Васильевна, мы его с тобой усыновили. Хочешь знать правду? Это немецкий мальчик, потерявший в один миг всю семью. Ты запомни одно раз и навсегда — вскроется правда, пострадают все, в том числе и ты, и дочь, так что никогда больше не заводи разговоров на эту тему, — сказал Иван Андреевич добавив, — будь добра, относись к нему, если не с любовью, то без злобы. Замечу слёзы на глазах сына — удавлю. Дочери всего пять лет, но она в отличие от тебя растёт девочкой умной и доброй, букварю парня учит, сделай что-то хорошее в своей беспутной жизни, не девочка уже.

Андрей занимался по 7-8 часов в день и дома, и в больнице, куда его определили на повторную операцию. По договоренности с отцом, он в присутствии посторонних больше молчал, отвечал на вопросы односложно или киванием головы. Дома же у него не закрывался рот, он во всем слушался Сталину, которая принимала их занятия за игру и была довольна послушным учеником. Иван Андреевич, работавший теперь в «Склифе» был занят по 10-12 часов, но находил силы и время для занятий с Андреем, а по выходным они даже гуляли по Москве, отдыхая от праведных трудов. Андрей пошёл в школу через год, в его медицинской карте и справке было написано: «частичная потеря памяти и голоса, в результате тяжёлой контузии». Контролируя свою речь, он говорил практически без акцента. Закончив обучение в школе, он поступил в военно-медицинскую академию. Все каникулы он проводил с отцом дома, и на работе, подрабатывая санитаром, кем придётся. Иван Андреевич одобрял выбор сына и хотел видеть в нём своего приемника, но понимал, что судьба у него должна быть своя. «Парень стремиться быть самостоятельным, независимым. Зачем же ему подрезать крылья?» — думал он, провожая сына после каникул. После академии Андрей Барышев получил предписание в далекую Сибирь. Отец взял с него слово писать письма и приезжать в отпуск.

— Жену, сынок, выбирай не умом, а сердцем, — говорил отец, обнимая сына у вагона.

Андрей писал отцу раз в неделю, десять дней и с такой же регулярностью получал ответы. Узнав о решении сына жениться, отправил посылку прямо к свадьбе. Получив известие о рождении внучки, уже через неделю приехал в гости с подарками. Уезжая из дома, как бы случайно обронил жене: — «Как бы ты к Андрею не относилась все эти годы, дочь свою он назвал твоим именем, а это Дарья Васильевна, дорогого стоит. Подумай об этом». С этого момента отец и сын виделись ежегодно. Пока внучка была мала, Иван Андреевич приезжал в отпуск в любое время года, а когда Даша подросла, Андрей с семьей ехал в отпуск именно через Москву, чтобы побыть с отцом пару недель. К тому времени Сталина вышла замуж, родила двоих детей и вместе с мужем жила в четырехкомнатной квартире Ивана Андреевича, полученной на Кутузовском проспекте. Он, вспоминая начало своей семейной жизни в квартире тестя, не перечил столь многочисленному семейству, зная, что это временно. Дочь Сталина с семьёй, была прописана в квартире своей бабушки, матери Дарьи Васильевны. Но та, не готова была принять беспокойное семейство в своём возрасте. Ей исполнилось 75-ть лет. Отношения с дочерью у него были ровные и даже дружеские, прошло 25 лет. Когда приезжал Андрей с семьей, отец увозил их на дачу и как будто молодел от таких встреч. В свои пятьдесят с небольшим, он был профессором, имел научные труды и разработки, читал студентам лекции, но продолжал оперировать. Бабушка Дарья Дашу не приняла. Мало того, ни разу не назвала внучку по имени, а слово «детка», стало для девочки «нелюбимым». Семья Андрея перестала совсем бывать в городской квартире. Тетя Сталина наоборот хорошо относилась к семье брата, но встречались они теперь только на даче. Муж у неё работал в райкоме комсомола, потом партийным работником средней руки.

— Звёзд с неба не хватает, но семью кормит, — говорил Иван Андреевич сыну о зяте. — Сталину пристроил в чиновники, теперь она инспектор в отделе народного образования.

Так они и жили от встречи к встрече, от отпуска к отпуску. Сибирские Барышевы года три жили в коммуналке, пока им не дали двухкомнатную служебную квартиру, Даше было лет 10-11. Весь этот квартирный вопрос наблюдал Иван Андреевич, но в какую бы он квартиру не приезжал, ему находилось место, и ему были рады. Ему нравилась сибирская зима с метелями и морозами, знойное лето, река Обь и сосновые леса в округе, и внучка, такая умная, самостоятельная, внимательная и заботливая. Как-то вечером он завёл разговор с сыном.

— Ты всем доволен сынок? Может на гражданку пора? Сколько лет выслуги? — задал он вопросы сыну.

— Меня всё устраивает, отец. Думаю и дальше служить, лет пятнадцать, пока глаза видят и руки слушаются. Марии работа нравится. Климат здесь нормальный, природа, а у вас сплошные каменные джунгли.

— Я подумал, может тебе в Москву перебраться. Опыта ты набрался, будем вместе работать, пока я ещё что-то могу. Подумай, Андрей. Пропишу вас в квартире, Маше найдём работу, Дашуля подрастёт — такие возможности будут. Я не вечный, сын.

— Ты у нас ещё крепкий. Может ты к нам? Маше предложили вступить в кооператив, новый дом строят для медработников. Всем места хватит, если возьмём трёхкомнатную квартиру. Я не поеду, отец, и про прописку забудь. Дарья Васильевна не оценит твоей инициативы, мало того судиться с ней из-за жилплощади я не буду. Ты на своём месте отец — и учёный, и практик. Мне первого не дано, таких как я много и все рвутся в Москву, а здесь я на своём месте, при деле.

— Я так и думал, что откажешься, не удивлён, но вот от моей помощи в виде первого взноса в кооператив отказ не принимаю. Сколько и когда решайте и не забудьте сообщить. Я попросить тебя хотел, сын, — возьми меня в госпиталь на экскурсию, а лучше на плановую операцию, считай это моей блажью.

Андрей не мог отказать отцу, а чтобы все было официально, придумали консультацию профессора из Москвы. Отец остался доволен работой сына, тот работал грамотно, быстро, принимал правильные решения, а главное как будто не замечал окружающих, кроме больного и ассистентов.

Иван Андреевич приехал на новоселье в июне 1970 года на целый отпуск, привезя как всегда подарки. Даша сдавала экзамены за 8 класс, а родители пошли в отпуск одновременно. Мужчины устраивали быт, что-то переделывали, что-то перевозили, но по выходным они все вместе выезжали на рыбалку или в лес на отдых. Барышеву «старшему» удалось пожить в новой квартире две недели. Новый дом, построенный на месте снесенных аварийных домов, был построен буквой «Г», главным фасадом на одну из центральных улиц, и прикрывавший своим видом два двухэтажных жилых дома, тоже ожидающих своей очереди. Двор для нового и старых домов оставался общим. Даша познакомилась, подружилась с ребятами и новосёлами, и старожилами. Теперь познакомила с новыми друзьями и дедушку. Года три назад, он познакомился с семьей Маши и всей её многочисленной роднёй. Прожив две недели в деревне, был очень удивлен и поражён устройством быта местных немцев. Друзья Даши были детьми учителей и рабочих, небольшого завода, но каждый для себя ужу выбрал путь. Костя пошел учиться в ПТУ не по призванию, а по убеждению, что поступает правильно.

— Я получу профессию и среднее образование, получу квартиру быстрее чем, где-либо, перестану сидеть у родителей на шее. Учиться можно будет дальше и заочно, — говорил он Ивану Андреевичу за чаем на кухне новой квартиры, где собрались новые друзья Даши. — Может, и я стану инженером-строителем лет через десять.

— Мне бы тоже хотелось стать врачом, но с одной стороны я боюсь экзаменов, а с другой стороны, мне просто хотелось иметь профессию до отъезда, может техникум — это выход для меня, — говорила Катя, как будто оправдываясь перед дедушкой Иваном.

— Вы ребята оба по-своему правы, я тоже считаю, что пока Костя не определиться с профессией — это выход, главное чтобы это определение не затянулось до пенсии. С Катюшей все гораздо проще. Если она попадет в ГДР, ее профессия будет востребована, и она может продолжить обучение, а вот если в ФРГ — будет переучиваться заново и будет не важно, какой у тебя диплом, а вот практические навыки пригодятся.

Ивану Андреевичу нравились все эти люди от родителей Маши до друзей Даши. Казалось они из другого мира, где умеют радоваться малому, помогают друг другу бескорыстно, мечты у них реальные, а не в надежде на «дядю», живут дружно, не заглядывая далеко в будущее, ценя настоящее.

На следующий год Даше исполнилось шестнадцать, и она уже самостоятельно ехала до Москвы, где её встречал дедушка, с которым они вдвоём отправились на море. Это был незабываемый отдых деда и внучки, еще через год Иван Андреевич получил телеграмму: «Я студентка. Буду хирургом. Целую. Даша». Катя поступила в медицинский техникум. Обе девушки, хотя и учились в разных заведениях, проходили те же предметы и дисциплины, поэтому готовились к занятиям вместе, как повелось со школы — у Даши. Катя жила вместе с мамой в одной комнате, а у Даши была своя. Обе девушки получали стипендию, но у Даши она была чуть больше, а еще ей помогал дедушка, то посылкой, то деньгами. Мама Даши, иногда к празднику покупала обновку к празднику, которая не подходила Даше, но была в пору Кате. А вот благодаря Кате, которая увлекла её и отца немецким языком ещё в школе, они занимались до самого отъезда и могли разговаривать свободно. Закончив обучение на первом курсе, и перейдя на второй, подружки приняли предложение Ивана Андреевича, с которым поехали в Крым. Катя была на море в первый раз и была очень благодарна Даше и её дедушке. Они втроём вернулись в Москву, и через неделю девушки поездом уже возвращались домой. Счастливы были не только подруги, их разговоры длились месяца два после поездки, но и помолодевший дедушка Даши. Он, как будто губкой, впитывал все положительные эмоции, связанные с поездкой и «тратил» их дозировано.

Иван Андреевич очень гордился семьёй сына, чего не скажешь о семье дочери. Переехав, в квартиру тёщи, ещё лет пять назад, дети практически не покидали их квартиру. Они были школьниками 11 и 12 лет и находились под присмотром Дарьи Васильевны, которая баловала их без меры, и только присутствие деда делало их сносными. Дед в своей квартире «играл» по своим правилам, часто вспоминая при этом Дашу. «Может, перерастут? — глядя на них, думал он, и сам же себе отвечал: — На этих внуках природа отдыхает».

Костя вернулся из армии через два года, отслужив в ВДВ, устроился в строительную организацию крановщиком башенного крана. Света, закончив учебу на втором курсе педагогического института, вышла замуж и переехала в другой район. Компания теперь встречалась только в выходной или по вечерам. Костя признался Даше в чувствах и предложил дружить, но Даша, перевела все в шутку: — «Мы же и так дружим не первый год».

— Даша, не держи меня за идиота. Тебе Виктор нравится? — задал он вопрос напрямик. — Я когда вас вижу вдвоём, очень ревную. Пойми, он не так прост, как кажется, эгоист, и я не хочу, чтобы ты потом страдала.

— Костя, мы же с Виктором учимся в одной группе, на одном курсе, живём в одном дворе и едем в институт одним транспортом. Не глупи, среди друзей нет секретов.

Не могла же Даша признаться Косте в том, в чём не признавалась даже себе. Виктор ей действительно нравился и с каждым днём все сильнее. Он устроился работать санитаром в городскую больницу, стал одеваться не дорого, но модно, у него появилась куча друзей среди старших курсов, и согласно статистике в группе он был 1 на 10 девчат. Единственное, что Даше не нравилось, это его короткие, частые романы, он менял подружек как перчатки, а среди сокурсников его называли не иначе как Победитель.

В начале третьего курса, на очередном вечере посвящения в студенты первокурсников, Виктор пригласил Дашу на танец, потом ещё на один, на завтра позвал в кино. Она была знакома с Виктором до поступления и, казалось, знает его лучше других, не замечая, что ухаживает он за ней вне стен института. Он стал бывать у них дома, распивая чай с родителями и делясь своими дальнейшими планами. Они целовались в подъезде. В один из вечеров, когда родители были на дежурстве, Виктор засиделся в гостях допоздна, тогда всё и случилось. Поцелуи, объятья, постель и ни разу она не услышала от него слов о любви. Это была первая близость Даши с мужчиной. Виктор извинялся за свою несдержанность, быстро засобирался домой, неловко поцеловал её в щеку перед уходом. В институте он лишь здоровался с Дашей как со всеми, а она делала вид, что он ей совсем не интересен, что было истиной правдой. Она винила во всём происшедшем, в первую очередь, себя. Те чувства, которые она испытывала к Виктору, как будто испарились вместе с его равнодушием, а ведь они ни один год дружили. Через месяц она узнала, что беременна и сообщила об этом Виктору.

— Я как честный человек, лишивший девушку невинности, обязан на тебе жениться. Может, это к лучшему. Родители знают? Вечером я зайду, сообщим вместе, только в группе пока ни слова. Идем, лекция начинается.

— Ты меня не любишь. Зачем всё это? — спросила Даша.

— Даша, не будь ребёнком. Мне даже привезти вас не куда, ты знаешь, как мы живем. Заладила: люблю — не люблю. Что это меняет?

Даша отсидела на двух парах, и, почувствовав себя не важно, засобиралась домой. Погода была холодной для поздней осени, но безветренная, выйдя на остановку раньше, она решила пройтись пешком. Идя через сквер, ведущий к дому, увидела цыганку, а рядом с ней, свою сверстницу. «Будет тянуть деньги с девчонки, подожду», — подумала Даша, машинально усевшись на скамейку. Она открыла свою сумку и сделала вид, что что-то ищет. Цыганка моментально оказалась рядом.

— То, что ты потеряла, в этой сумке тебе не найти, — сказала она и присела рядом. — Руку дай!

— Мне не надо ничего, не нужно гадать, не нужно ничего знать наперёд, мне нужно всё забыть, — говорила Даша, а рука сама тянулась навстречу руке цыганки.

— Скажу, что вижу. Рука у тебя тёплая и мягкая, добрая ты, доверчивая, но глупая, доверяешь тем, кого обходить стороной надо. Человека для жизни ни того выбрала, не будет тебе счастья с ним — не спеши замуж. Выйдешь замуж, когда много переживёшь, повидаешь и потеряешь, но это будет не скоро, хотя и навсегда. Прости милая, другой судьбы тебе не дано, не вижу я другой, а теперь иди, денег я с тебя не возьму. Иди с Богом.

Даша направилась домой и до самого прихода родителей всё думала о том, что услышала от цыганки. Зашла Катя, заметила перемены в настроении подруги и спросила напрямик:

— Даш, что случилось? Ты последнее время стала какой-то другой.

— Не переживай, Катюша, всё у меня нормально, сплю мало, устаю. Сдам зачёты, все наладится.

Виктора в этот вечер Даша так и не дождалась. Утром она не застала его и в институте, хотя пропуски занятий были для него редким и уважительным явлением. «Может, заболел?» — подумала она, решив после пары проверить. Не заходя домой, направилась к дому, где жили Костя и Виктор. Взлохмаченный, полуголый Витя, открыл ей дверь и долго соображал, впускать ли Дашу в квартиру. Пока он соображал, Даша сама прошла в прихожую и увидела в проёме двери разобранный диван, а на нём свою сокурсницу в неглиже.

— Извини, я думала, ты заболел. А ты оказывается жив, да ещё как здоров.

— Я женюсь на тебе, как обещал, но пока не мешай мне наслаждаться жизнью, — говорил он, прикрыв дверь в квартиру.

— А кто тебе сказал, что я выйду за тебя замуж? Я сама во всём виновата, увлеклась красивой оболочкой. У меня всего одно условие — переведись в другую группу и делай вид, что мы с тобой едва знакомы. Сделаешь — для тебя пройдёт всё безболезненно, нет — обещаю неприятности, ты знаешь — я могу. Думай!

Дома Даша дала волю слезам. «Как же я могла влюбиться в этого Казанову? Где были мои глаза и уши? Его ухаживания весь курс не воспринимал всерьёз. Он менял девушек как перчатки и я, зная об этом, стала той самой разменянной парой. Я смогла бы это пережить безболезненно, если бы не последствия моей ошибки. Мне надо поговорить с мамой. Делать аборт тайком от родителей нельзя, все тайное рано или поздно становится явью», — думала она.

Дождавшись родителей с работы, она накормила их ужином, убрала посуду и только после этого решилась.

— Мама, пойдем ко мне, нужно поговорить, — сказала Даша матери, уселась на кровать по-турецки, ожидая, когда мама устроится в кресле.

— У тебя проблемы? Что случилось? — спросила мать.

— Мамочка, я беременная, мне нужно сделать аборт, — выпалила Даша. — Я не была ещё у врача, срок недель 5-6. Ты только меня не уговаривай, я не хочу рожать ребёнка от человека, которого не люблю. Я знаю, что аборт при первой беременности опасен последствиями, но я не хочу, — Даша заплакала. Она не заметила, как в комнату вошёл отец, всё это время стоявший под дверью, слыша весь разговор.

— Даша, дочка, это ведь и твой ребёнок, — садясь на кровать и обнимая дочь, говорил Андрей Иванович. — Как знать, может он не унаследует ничего от горя родителя. Через 3-4 месяца он уже будет толкать тебя ножкой, напоминая о себе. Поссорилась с Виктором? Что могло случиться? Только не пори горячку, объясни нам с мамой доступно.

Даша как могла, объяснила своё отношение к Виктору. В её голосе чувствовалась не обида, не разочарование, не злость к нему, не жалость к себе, а полное равнодушие к отцу ребёнка. Казалось, она говорила о едва знакомом человеке.

— Он готов жениться, но я не хочу этого, я его даже видеть не могу, — закончила она.

— Давай, дочка договоримся, у тебя 2-3 недели в запасе есть. Сходи к врачу и подумай ещё раз обо всём. Тебе 20 лет, ты вольна в своих поступках. Мы, конечно, любое твоё решение примем, но отношение наше к тебе тоже изменится, тут уж виновных не ищи. Надумаешь рожать — поможем, все вместе справимся. Если же нет — не обижайся. Так, что думай, дорогая, думай! — поцеловав дочь в макушку, сказал отец.

Через день Даша позвонила дедушке и обо всём рассказала ему. Дед выбора сделать не дал.

— Правнука не трогай, он на нас четверых один будет. Слёзы вытерла, не ты первая, улыбнулась, успокоилась. Ты девочка моя ещё не можешь знать, какое это счастье — дети. Родителям мой наказ передай, и к Новому году ждите, я обязательно приеду, есть повод встретиться. Целую тебя моя радость.

Даша сходила на приём к врачу, сдала все анализы и стала на учёт по беременности. Теперь этот факт можно было не скрывать ни от Кати, ни от ее мамы, а другим он и не был интересен. Виктор, получивший отставку, Дашу не избегал, но и не интересовался её состоянием. Дедушка прилетел на две недели перед Новым 1975 годом. Новый год отмечали вместе с Катей и ее мамой. В большом городе, в каждом районе была своя настоящая зелёная, новогодняя красавица, в окружении снежного городка, с фигурами изо льда. Сюда, вечером, 31 декабря, приезжали на санях Дед Мороз и Снегурочка, здесь раздавали детям не дорогие подарки, здесь было праздничное выступление артистов, и зажигались огни на ёлке, которые горели еще неделю после праздника, и где была большая снежная горка. Даша и Катя, возвращались домой, когда встретили Костю с друзьями, который решил их проводить. Уже во дворе дома они увидели Виктора, он их тоже заметил.

— Что, Костя, дождался своего часа? — спросил Виктор, и стало понятно, что он навеселе. — А ведь, я как честный человек, хотел на ней жениться, но Даша у нас девушка гордая, измен не прощает. А она сказала тебе, что беременная?

— Девчонки, идите домой, а мы поговорим, — сказал Костя, обращаясь к Кате и Даше.

Девушки отошли в сторону, но не уходили.

— Сколько мы с тобой дружили, Витя, лет пятнадцать? Сколько я тебя от парней защищал, хотя не стоило? У нас с тобой был уговор никогда не подставлять и не обижать своих? — задавал вопросы Костя, не дожидаясь ответов. — Теперь я его нарушу, — сказал Костя и ударил Виктора в челюсть. Тот не удержался и упал. — Вставай, я не бью лежачих противников.

— Был, Костя. Я виноват, я нарушил уговор, — ответил Виктор. — Ну, спасибо, друг, — говорил Виктор поднимаясь.

— Ты не друг, Витя. Ты — ДЕРЬМО! — Удар пришёлся точно в нос, и брызнула кровь. — Это тебе за Дашку, за то, что обманул, а потом воспользовался её доверием. Ты всегда умел добиваться того, что тебе и не нужно совсем. Потешил свое самолюбие? Доволен? — Он в очередной раз ударил противника, который даже не сопротивлялся.

Даша хотела прекратить драку, но Катя крепко держала её за руку: — «Не лезь, будет наука». Их забрали в отделение милиции втроём. «Беги домой, придумай что-нибудь», — успела крикнуть Даша подруге. В отделении разговор с дежурным был короткий, кому хочется возиться с хулиганами в новогоднюю ночь. Костю посадили в «клетку», а Виктора — писать заявление. Вмешалась Даша.

— Меня зовут Дарья Андреевна Барышева, — она назвала адрес проживания, год и место рождения, место учёбы. — Потерпевший учиться со мной в институте, я жду от него ребёнка, но его аморальный образ жизни не устраивает меня, и я отказалась выходить за него замуж. Теперь он меня преследует, напивается и угрожает. — Я правду говорю Витя? — Она протянула ему платок. — Ты будешь писать заявление?

— Не буду я писать. Упал я неудачно. Отпустите их, она действительно беременная, и не хочет замуж.

— Как у вас все просто. Подрались, может и за дело, а если он завтра снимет побои и принесет заявление?

— Тогда я напишу заявление об угрозах с его стороны, о шантаже и преследовании, — сказала Даша.

Они вышли из отделения милиции все вместе, и идти им предстояло в одну сторону. Даша под руку с Костей возвращалась домой.

— Когда он стал таким? — заговорил Костя.

— Мы сами его таким сделали. Восхищались, хвалили без меры, он постепенно привык быть в центре внимания, в институте три года как султан в гареме, вот его и понесло. Он эгоист, любит только себя. Скольких он еще сделает несчастными? Вот и я повелась на красивую этикетку, а внутри пустота. Я помню, о чём ты меня предупреждал, но на, то они и мои ошибки, чтобы на них учиться. Зайдёшь к нам, до Нового года двадцать минут осталось.

— Нет, я домой пойду. Меня, наверное, потеряли, волнуются. С Новым годом, Даша! — он поцеловал ее в щеку.

— С Новым годом, рыцарь! Спасибо тебе за охрану и защиту.

Катя, обо всем случившемся рассказала собравшимся, и все, с нетерпением, ждали возвращения Даши, тем более до боя курантов оставалось двадцать минут. Даша успела во время. Празднование Нового 1975 года удалось на славу. Гости разошлись часа в четыре утра, а хозяева легли спать ближе к утру.

Дедушка, возвращаясь в Москву, взял твёрдое обещание, звонить два раза в месяц до рождения правнука, а в том, что будет мальчик, он не сомневался. Он оставил деньги на приданое внуку и обещал сразу же приехать. Сдав зимнюю сессию на пятёрки, Даша позвонила дедушке. Будучи на каникулах, она взяла на себя роль хозяйки по дому и теперь очень сочувствовала маме, которая всё успевала и на работе, и дома, и никогда не жаловалась на усталость. «Надо взрослеть Дарья и быть внимательнее к окружающим», — думала она часто. Катя сейчас была на практике и забегала обычно в выходной. В такие дни они обычно гуляли, если позволяла погода или бродили по детским магазинам. С Костей они не виделись до восьмого марта. Он пришёл поздравить её с праздником, отец был на дежурстве, а мама отсыпалась после него. Приняв подарок, Даша пригласила его на кухню.

— Чай с тортом будешь? Папин подарок! — спросила она, присаживаясь к столу.

— Я поговорить пришёл. Как себя чувствуешь? Как малыш?

— У нас все хорошо. Растём, толстеем — всё как положено. У тебя что нового? Сессию сдал?

— Даша, давай поженимся, — не ответив ей на вопросы, предложил Костя. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и ребёнка буду любить. Через год-два квартиру получим, малыша в ясли, ты институт закончишь, я — техникум. Заживём не хуже других.

— Костя, замуж надо выходить по любви. Я люблю тебя, как друга, а это не та любовь, которой ты ждёшь и которой достоин. Как ты будешь жить с женщиной, которая видит в тебе друга, а не мужа? Я не могу ответить взаимностью. Прости, — говорила Даша, держа его за руку.

— Я отправил документы, думаю уехать на Север после летней сессии. Родители не против моего отъезда.

— Удачи тебе на новом месте и будь счастлив. Не обижайся на меня. Придёшь попрощаться?

— Нет. Давай простимся сейчас, — он крепко обнял её и поцеловал в щеку. — Даша, я точно буду жить вот в таком же доме, в кармане у меня будет лежать диплом инженера, и ты будешь мной гордиться, — с грустью говорил Костя.

— Я тобой уже горжусь. Ты настоящий друг, понимающий, бесхитростный и бескорыстный, — Даша поцеловала его в щёку. — Ты обязательно найдёшь свою вторую половинку и будешь с ней счастлив. Может, мы ещё и встретимся.

Зиму сменила весна, а её лето и началась горячая пора. Даша все зачёты и рефераты, которые можно было сдать заранее — сдала, оставались только экзамены. Экзамены на 37 неделе беременности — это тяжело и морально, и физически. Соседка по площадке Вера Васильевна, смеясь, поддерживала Дашу.

— Не переживай Даша! У тебя времени много, а вот Светлану, думаю, повезём в роддом прямо с экзамена. Это ж надо, как вы всё «не во время затеяли».

Светлана родила мальчика, которого назвали Алексей, 25 июня 1975 года. Дашин сын — Барышев Константин Андреевич, появился на свет 10 июля в 22 часа весом 3800 и ростом 52 см. Прадедушка прилетел к выписке внучки с правнуком с подарками от всей семьи. На семейном совете решили академический отпуск не брать, а продолжать учёбу. Пока Даше помогает дедушка и Катя. Катя работает на станции скорой помощи фельдшером сутки через двое, а к осени уедет в Германию. Помощь, нужна была моральная, немного хозяйственная. Парень был спокойный, кормился грудью, хорошо набирал в весе и не доставлял длительных «концертов». Поев, он давал возможность приготовить обед остальным, прогулки с прадедом во дворе, позволяли его маме постирать и поутюжить детские вещи, а иногда и погулять всем вместе. Дедушка уехал только в сентябре, а Даша начала заниматься на четвертом курсе. Катя уехала с мамой в Германию. Старые двухэтажные дома снесли, и к весне собирались строить на их месте девятиэтажные дома. Андрей Иванович занимался с внуком полдня один, потом приходила Даша, так прошёл октябрь и половина ноября. В отпуск пошла мама Даши, заменив на посту мужа. Так до Нового 1976 года они и протянули уход за внуком самостоятельно. Парень был практически «взрослый», ему шёл шестой месяц и ему нашли няню на неполный рабочий день с 8 до 13 часов. Летом процедура с отпусками повторилась, но не полностью — в сентябре Костя пошёл в ясли, а Даша продолжила учёбу уже на пятом курсе.

Иван Андреевич Барышев, последние годы обучения Даши в институте, приезжал каждое лето. Даша чувствовала, что дед хочет ей помочь, подкрепить теорию практикой и не сопротивлялась. Кроме того, в год выпуска она стала замечать, что он все чаще пользуется сердечными препаратами, но жалоб не высказывает, делает все молча. Даша поговорила с родителями и поделилась своими соображениями. У нее возник план, после получения диплома, она проходит интернатуру в госпитале отца и туда же уговаривает деда лечь на обследование, а если понадобиться и лечение. При этом все операции хирург-интерн проводит под неусыпным взором профессора. План был абсурдным и на 99% не выполнимым (отец назвал её авантюристкой), но была надежда на неплановые, экстренные операции в выходные дни, ночные дежурства.

— Дедушка, у тебя есть две недели на лечение. Мне ассистент с сердечным приступом, даже если он профессор, не подойдёт. А если придётся меняться местами? Давай так — проходит две недели лечения и, если ты не передумаешь, начинаются дни ожидания. Согласен?

Дед был согласен на всё. Он понимал, что толкает и сына, и внучку на нарушение закона, но у него было оправдание на такой случай — он помогал начинающему хирургу, в отсутствии более опытных коллег. И потом положительный исход операции сводил на нет все условности присутствия постороннего в операционной. Он «принял» экзамен у внучки трижды. Все операции были экстренными, не давали времени на ожидание: острый аппендицит, ножевое ранение, травмы после ДТП. Одно ночное дежурство и два суточных, в течение двух недель, прошли с пользой для деда и внучки. Он дал много дельных советов, а Даша заметила, что присутствие деда в операционной её не пугает. Одного не знали оба заговорщика, что отец был в курсе каждой операции, после звонка дежурной сестры, и приезжая, наблюдал за происходящим тайком. Эти игры не могли длиться долго, и он предложил отцу легальное присутствие на операции, в качестве куратора интерна, которого забирают в клинику Москвы. Таким решением вопроса были довольны все три поколения хирургов Барышевых. Именно с подачи деда, она стала вести обходы больных по его методике, и на протяжении всей своей врачебной практики не нарушала её.

Косте исполнилось четыре года, когда Даша, а теперь уже Дарья Андреевна, начала оперировать самостоятельно, весь год, ассистируя отцу. В отделении даже не возникало разговоров о поблажке дочери заведующего отделением — все сложные операции они проводили одной бригадой.

Ввод ограниченного контингента советских войск в далёкий Афганистан, столкнулся с проблемой транспортировки и лечения раненых. Часть раненых не доживали до прибытия транспорта и попадание в госпиталь. Профессор Барышев разработал систему создания на территории Афганистана мобильных госпиталей военно-полевой хирургии, а также подготовки именно военных хирургов в полевых условиях, а не в городских госпиталях. Рациональность мобильных госпиталей от приёма раненых до окончания операций была очевидна. Его идею одобрили, но в поездке отказали, сославшись на возраст, Ивану Андреевичу было 70 лет. И тогда он предложил в качестве руководителя мобильной группы своего сына. В марте 1980 года Андрей Иванович вместе с Дашей (они оба носили погоны) и еще десятью военными врачами военно-полевой хирургии отправились в госпиталь Ташкента, затем четырьмя группами по три человека разъехались по мобильным госпиталям. Они не учили как надо, они наглядно давали хирургу урок, что можно сделать в полевых условиях в данной ситуации, чтобы он предпринял сам, его действия и работали сообща. Среди десятков раненых, важно определить тех, кому ты реально можешь помочь, а не брать первыми безнадежных. Упустишь время на таких пациентов, остальные могут не дождаться помощи. Для них просто не хватит времени. Жёстко, жестоко, бессердечно, но таковы факты. Трехмесячные курсы переучивания сократились до двух месяцев, а результаты такого обучения были на лицо. За шесть месяцев Андрей Иванович с Дашей прошли Кабул, Файзабад и Кундуз. Медиков здесь берегли и любили. Ходили легенды о золотых руках военных хирургов.

В октябре, вернувшись из Афганистана и не успев выйти на работу, они улетели в Москву на похороны Ивана Андреевича. Он умер от обширного инфаркта в возрасте семидесяти лет. Он не оставил завещания, да Андрей Иванович ни на что не претендовал. В кабинете отца, с разрешения Дарьи Васильевны, он взял только его труды по медицине и большую фотографию, сделанную, скорее всего, для газеты или журнала. После похорон, коллега отца, пригласил Андрея Ивановича в институт, где передал пакет из серой бумаги, перевязанный бечевкой, с надписью: «Моему сыну Барышеву Андрею Ивановичу».

— Иван Андреевич последнее время чувствовал себя неважно, жаловался на сердце, пил таблетки, но от стационара отказывался. Очень ждал Вашего приезда, всегда узнавал у коллег, вернувшихся оттуда о Вас. Крепитесь. Он Вас очень любил.

— Спасибо. Спасибо, что все организовали. Жаль, что так рано ушёл, у нас были такие планы.

— Вы, Андрей Иванович надумаете к нам, не стесняйтесь, звоните, — он протянул листок.

Андрей Иванович рассеяно положил его в карман куртки, и они с Дашей вышли из кабинета. На следующий день они попрощались с родственниками, вдвоем съездили на кладбище, положили цветы и улетели домой. Если бы ни внук Костя, Андрею Ивановичу было бы труднее справить с утратой. Внук, как будто чувствовал это и как мог, отвлекал деда от мрачных мыслей. Пакет они вскрыли только дома. «Дорогие мои, оставляю вам самое дорогое и ценное, что я заработал за свою жизнь. Только вы можете оценить эти вещи, а Андрей знает даже их цену (в пакете лежали фронтовые награды деда и рукописи его неоконченных трудов) — распорядитесь всем этим самостоятельно. В конверте лежат деньги на подарок доктору Даше к ее свадьбе или моего правнука. Шучу. Последнее время меня беспокоит сердце, и я не знаю, дождусь ли вашего приезда, поэтому приготовил все заранее, а там, как распорядиться судьба. Берегите друг друга. Обнимаю. Ваш отец, дед и прадед».

Андрей Иванович отправил через год рукопись в АМН, как соавтор, подкрепив афганскими примерами и практическими выводами, её объем и формат соответствовали если не докторской, то точно кандидатской, и её издали весной 1982 года. Отец Даши стал кандидатом медицинских наук, сам того не желая.

Лето 1982 года выдалось раннее и очень жаркое. Андрей Иванович с женой и внуком еще в начале июня уехали в отпуск в деревню к родственникам жены. Где они не только отдыхали, но и помогали управляться с большим хозяйством. Конечно, была и рыбалка, и купание в речке и даже походы по грибы, по ягоды, сбор смородины и малины, бабушкино варенье и мёд дедовских пчёл. Косте нравилась деревенская жизнь, в окружении такого количества братьев и сестёр, что он иногда путал, кто чей есть. Здесь никогда не было скучно, и у каждого были свои обязанности. Накормить и напоить птицу, выгнать гусей на речку, встретить коров к вечерней дойке, да мало ли работы в деревне. Один огород можно полоть каждую неделю, а поливать, а рыхлить? Но всё это делалось «гуртом».

Сама деревня Сосновка находилась на берегу небольшой речки, несущей свои воды в Обь, а с севера деревни тянулся ленточный сосновый бор, справа и слева тянулись поля. Деревня насчитывала домов 500, пять правильных прямых улиц, двухэтажная средняя школа, детский сад, магазины. Это был большой богатый колхоз, который занимался всем, что приносило прибыль. Посев зерновых, молочные фермы, птичник, мельница и многое другое.

Собираясь в город после отпуска, дедушка и бабушка позволили Косте задержаться в деревне еще до двадцатых чисел августа, после разрешения мамы, посчитав, что десяти дней на сборы в школу достаточно. Медицинскую комиссию Костя прошёл, и документы в первый класс они уже сдали. Даша оставалась в городской квартире и работала, оставляя отпуск на сентябрь, чтобы первое время водить Костю в первый класс. Родители вернулись в конце июля, привезя дары природы и продукты своего хозяйства, и уже через неделю приступили к работе. За Костей решили ехать в деревню 21 августа, в субботу рано утром, а вернуться ближе к вечеру. Машина марки «Москвич», купленная с рук лет пять назад, служила им верой и правдой, дорога была знакома и по времени занимала не больше часа. Даша, дежурившая в ночь с пятницы на субботу, вынуждена была оставаться дома.

— До нашего приезда успеешь выспаться, — пошутил отец, позвонив ей с утра в госпиталь, зная, что та не спит. — Я сумку с вещами для девчонок забрал, не забыл. Пока.

Вернувшись с работы, даже не раздеваясь, она прилегла и тут же уснула, ночь была трудной. Ее разбудил звонок домашнего телефона.

— Да! — сонно ответила Даша.

— Даша, это дядя Вася, нам надо поговорить, я сейчас приеду.

Дядя Вася был старшим братом мамы, жил в городе с семьёй и служил во внутренних войсках. Даша привела себя в порядок, ожидая дядю, успев выпить кофе, чтобы окончательно проснуться. В дверь позвонили минут через двадцать. Открыв входную дверь, Даша увидела двух людей в штатском и участкового милиционера.

— Барышева Дарья Андреевна? — спросил один из них.

— Да, а что случилось?

— Простите, у нас для вас плохие новости. Машина «Москвич»…

— Что с ними? — спросила Даша, перебив говорившего мужчину и чувствуя сильную тревогу. — Они живы?

— Мне очень жаль, но Ваши родители попали в аварию в пяти километрах от въезда в деревню Сосновка.

Даша потеряла сознание, даже не увидав, что дядя и тетя, приехали и находятся уже в квартире. Приведя Дашу в сознание, дядя уехал на опознание, а тетя осталась с Дашей.

— Что с Костей? — был её первый вопрос.

— Костя в деревне. Андрей и Маша не доехали, грузовик перевернул машину. Костю привезут скоро, Вася отправил машину, но пока наказывал ничего не говорить ему.

Даша сняла трубку телефона и набрала знакомый на память московский номер телефона.

— Это Даша. Тетя, я не знаю говорить бабушке, что папы с мамой больше нет? Они погибли в аварии.

— Я попробую сказать ей сама, а ты, Дашенька, держись, — ответила тетя Сталина. — Я позже позвоню.

Положив трубку, Даша зарыдала в подушку. Она не знала, сколько времени прошло, как она очутилась в своей комнате в кровати и очнулась от голоса сына: — «Мамочка, родная проснись». Она открыла глаза, обняла Костину голову, прижав к себе, а тот рукой продолжал гладить ее по волосам.

— Мама, тебя все ждут в зале, без тебя не могут решить, — он не договорил и заплакал.

Даша встала с кровати, открыла шкаф, перебрала и достала одежду, соответствующую трауру.

— Не плач, сынок. Ты у меня теперь единственная опора и поддержка. Надень эти вещи, а я переоденусь сама. Нельзя заставлять людей ждать.

Переодевшись, они вышли в зал, где их ждали дядя, тетя и руководство госпиталя. Предстояло обсудить место прощания, похороны и поминки. Организацию похорон взял на себя госпиталь, поминки — родственники.

— Родители должны проститься с домом, а мы с ними. Это возможно? — спросила Даша.

— Сегодня мы заберём их к себе, а завтра во второй половине дня привезём сюда, похороны послезавтра. Пойдем, посмотрим вещи, — сказал главный врач.

— Это папин парадный мундир, здесь белье, обувь. Мамино новое платье, и белье с обувью. Что еще полагается, вы говорите, я соображаю.

— Даша, ты держись. Три дня тебе положены по закону, ты же в отпуск собиралась в сентябре. На счёт денег не переживай, всё организуем, а памятники поставим через год. Сына береги. На девять дней собери только родственников, мы организуем всё у себя, так будет правильно. Будь сильной, девочка, ты сыну нужна и отец не одобрил бы твоей слабости.

Дядя и тетя остались ночевать. Даша ходила как тень. Она не до конца осознавала того, что ей говорили, но знала в дом пришла беда, ничего нельзя не изменить, не исправить, хотелось кричать, но слез не было, не было даже слов, и она лишь кивала в ответ на вопросы. Следующие сутки она провела рядом с погибшими родителями. Бабушка прилетела из Москвы утром, в день похорон. Ее сопровождала сестра отца.

— Я останусь на 3-4 дня, ты не возражаешь? — спросила она.

— Оставайтесь сколько хотите, — ответила тихо Даша и заплакала.

Бабушка утешала её, но сама не проронила, ни слезинки над гробом сына.

— Прости меня Андрей, что не стала тебе матерью, а Даше бабушкой. Отпусти мне этот грех.

Они с тётей привезли траурную одежду и для себя и для Даши, понимая, что в данной ситуации девочке не до этого. Тётя Сталина занялась Костей, она его уговорами понемногу кормила и поила, ложилась с ним в кровать и за беседами убаюкивала на пару часов, давая мальчику немного отдохнуть. Даша смутно помнила и сами похороны, и поминки, и людей, которые к ней подходили. Только чувствовала рядом сына, всё время державшего её за руку.

Дядя, возивший их на кладбище на следующий день после похорон сам начал разговор.

— Расходы на похороны не твоя головная боль. Все устроили, провели и рассчитались. Народу было много, но мы справились. Девять дней отметим дома, своей семьёй, да соседями, деревенские может, приедут. Жена и Вера Васильевна помогут. Пока сама справишься?

— Бабушка и тётя, ещё на два дня, останутся здесь, а там посмотрим. За меня не волнуйтесь, я справлюсь, а они мне помогут.

Бабушка рассказала Даше короткую историю её отца:

— Иван Андреевич привез Андрея с войны, ему было лет 13. Это был немецкий мальчик, хотя он и выдавал его за сына своего брата. Ты не можешь себе представить, чем он рисковал, откройся вся, правда. Андрей понимал русскую речь, но говорил по-русски очень плохо, ему понадобился целый год, чтобы он смог пойти в школу. Он нам был совсем чужим, а Иван относился к нему, как к родному сыну. Это моя вина, что я не поддержала мужа, не приняла мальчика. Он был хорошим, внимательным пареньком, а я не от страха, а от своего эгоизма, отталкивала его. Теперь нет ни Ивана, ни Андрея, — говорила Дарья Васильевна, утирая слёзы.

То, что рассказала бабушка, Даше многое объяснило. Вот откуда эта «нелюбовь» и к ней, и к её отцу.

— Даша, Андрей в своё время вёл дневник. Тоненькая тетрадка, скорее всего, содержала важные для него даты, события для памяти, и писал он текст на немецком языке. Я случайно об этом узнала, он уже академию закончил. Может среди его бумаг, что и найдёшь. Отец запрещал говорить на эту тему ни с кем и никогда.

Даша проводила бабушку и тетю 25 августа. «Надо жить дальше, Даша. И дедушка, и папа, и мама всегда считали тебя сильной. Соберись. У тебя столько не решённых проблем. Кто их будет решать кроме тебя?» — думала она, возвращаясь из аэропорта домой.

— Давай Костя, сегодня наведём порядок в квартире, а завтра с утра поедем на школьный базар. Обедай и беги во двор к ребятам, со мной будет всё в порядке, а я займусь уборкой, — провожая сына на улицу, говорила Даша.

«В первую очередь, соберу Костю в школу, а все остальные дела потом», — подумала она, просматривая документы. В папке с надписью «Квартира», лежали документы на квартиру, погашать долг за которую, нужно было еще 4 года. Здесь же она нашла два страховых свидетельства на случай смерти на имя мамы и отца, страховку на машину и три сберегательных книжки на имя мамы, отца и её, Дашино. Она положила деньги на счёт, оставленные для неё дедушкой чуть больше года назад. Утром, позавтракав с сыном, Даша взяла свою сберегательную книжку, паспорт, решив зайти в сберкассу, а потом на школьный базар. Они собрались выходить из квартиры, когда раздался звонок домашнего телефона.

— Даша, мы долетели хорошо, извини, что не позвонили сразу. Мама передает тебе привет. Ты была в комнате родителей, там, на полке под бельем мы оставили тебе деньги. Это тебе поможет первое время. Держись девочка, — сказала тётя.

— Я заходила в комнату родителей, но шкаф не открывала. Подождите, я посмотрю. Да, конверт нашла, в нём письмо от бабушки и 500 рублей. Спасибо Вам большое, берегите бабушку.

— Это тебе поможет первое время. Держись девочка, — сказала тётя.

Следующие два дня Даша занималась покупкой продуктов и готовкой обеда на девять дней. На помощь приехала тетя и пришла Вера Васильевна. В воскресенье приехали родственники из деревни, пришли соседи, которые знали их семью, а с некоторыми дружили. Поминки не свадьба, тихо посидели, быстро разошлись. Даша, с утра ездившая с дядей и Костей на кладбище, за день очень устала, но проводив всех, перемыла посуду, сняла со всех зеркал простыни, определив их в стирку, навела порядок на кухне и только после этого пошла спать. В эту ночь она спала крепко и без кошмаров.

Утром, за завтраком она поговорила с Костей.

— Сынок, я поеду в госпиталь, напишу заявление на отпуск и какое-то время буду дома. Смогу отводить тебя в школу, а потом ждать твоего прихода. Мне тяжело пока выходить на работу, а пройдет время, и ты привыкнешь, и мне станет легче, тогда мы с тобой и решим — будешь ходить на продленку или нет.

Ей хватило двух часов, чтобы оформить очередной отпуск до 24 сентября и получить отпускные и зарплату за август. Не поднимаясь к себе в квартиру, Даша зашла сразу к председателю кооператива, которая вместе с бухгалтером занимала квартиру на первом этаже. Ей ничего не пришлось объяснять, обе женщины поняли цель визита.

— Бланки квитанций я выдаю вам на двоих с сентября, август оплатите по старым квитанциям до пятого числа. Вот список, куда и за что платите сами. За кооператив Вам платить еще три года и пять месяцев по 25 рублей в месяц итого 1025. Будет возможность, можете погашать частично или полностью, как удобно.

— Скажите, у Вас нет знакомого плотника. Сыну в школу, а стол собрать не кому.

— Я попробую поговорить с жильцом из 7 квартиры, но ему нужно будет заплатить за работу.

— Поговорите, мы дома, я заплачу. Спасибо Вам, — сказала Даша.

Даша выходила из кооператива, когда её окликнули.

— Как дела сиротинка? Не знаешь с чего начать? — спросил мужской голос.

Даша подняла глаза и увидела соседа со второго этажа. Они здоровались давно, но никогда не были знакомы.

— Нет ни каких дел, и с чего начать, тоже не знаю. Стол письменный сыну и тот собрать не могу, что уж говорить об остальном, — ответила Даша отрешённо.

— Эка невидаль! Стол новый? Поднимайся, дверь не закрывай я за инструментом и следом, — сказал новый знакомый.

— Костя, у нас в гостях добрый волшебник, — крикнула сыну Даша.

— Давайте знакомиться — ты Костя, мама твоя Даша, а я Лев Борисович, бывший инженер, ныне пенсионер, вдовец, детей вижу редко, внуков ещё реже. Думаю, сбегутся только по случаю кончины. Пенсию экономлю, за всякий ремонт беру магарыч, но делаю с гарантией. Где у нас объект левого заработка?

— Стол на балконе в упаковке. Её лучше разобрать, легче будет.

— Так и сделаем, упаковку разберём, детали и заготовки разложим и начнем по схеме собирать. Помощник готов?

— Готов! Командуйте, — весело ответил Костя.

Даша прошла в их с Костей комнату, где предстояло сделать перестановку. «Слева диван и шкаф, справа у окна стол, рядом книжная полка, середина для игры. Сниму ковёр у родителей со стены и постелю его на пол, — думала она, снимая с кровати постель и матрас. — А кровать разберём и по частям в кладовую».

Сборка стола заняла часа два, потом разобрали кровать и поставили новый стол на её место, при этом между делом подкрутили дверцы в книжном и плательном шкафу. Даша оставила нового знакомого на обед, и он согласился. Лет ему было 65 и жил он в квартире номер 7. Даша помимо обеда поставила на стол бутылку водки и рюмку, но Лев Борисович пить не стал, и денег за работу с Даши не взял.

— Тебе на ушко обо мне нашептали, а ты и поверила? — обратился он к Даше. — Не пью я! Могу пропустить перед обедом или ужином рюмку, но не так часто. У меня этих бутылок с десяток, а не брать нельзя. У нас ведь как, хороший мастер всегда за работу берет. Будь ты электрик, сантехник, плотник, тебе за работу полагается магарыч. Слух пошёл, все и верят, а уж я и не развеиваю его. Я отца твоего редко видел, а вот к Марии Ивановне на приёмы бегал. Она одними словами, да вниманием своим могла вылечить. Дружбу свою не навязываю, но забегайте, если что понадобится. Чай у меня, правда, без варенья, но сахар всегда есть. Запишите мой номер телефона, звоните, заходите. Спасибо за обед, — говорил Лев Борисович, прощаясь с Дашей и Костей.

Даша сняла ковер со стены в комнате родителей, включила пылесос и пропылесосила его. Вымыв в комнате пол и постелив ковер уже на пол, она предоставила сыну полную свободу действий в его новой комнате, а сама занялась брюками от школьного костюма. Всего одна примерка понадобилась для того, чтобы сын остался доволен. Отутюжив брюки и курточку с белой рубашкой, она определила их на плечики и повесила в шкаф, не забыв про носовой платок. Майку и носки положила на полку сверху, обувь стояла в прихожей. До вечера она успела еще раз постирать и развесить бельё. Утюжа бельё, она изредка заглядывала в комнату сына, который, то чинил цветные карандаши и теперь рисовал.

Даша помнила о дневнике отца и нашла его в старом деревянном чемоданчике, вместе с конспектами из академии, старыми записями и брошюрами по хирургии. Перебрав все по листочкам, она оставила только дневник и положила к документам отца и матери, которые лежали в маминой сумке на верхней полке шкафа.

Следующее утро Даша начала с Госстраха и сберегательной кассы. Она начала с визита к нотариусу, взяв удостоверенные копии свидетельств о смерти родителей. В Госстрахе у неё приняли заявление, копии свидетельств о смерти и страховые свидетельства родителей и назвали срок, когда она может получить денежные средства. В сберкассе было всё проще, на карточке родители уже написали заявления о наследнице и ей перевели деньги на её счет, закрыв счета родителей. «Подожду неделю, а потом соображу, сколько могу погасить долг кооперативу», — думала, возвращаясь, домой, собираясь еще купить продукты в магазине и цветы первокласснику. Пообедав, Костя вышел во двор к ребятам, а Даша продолжила домашние дела. Со слезами на глазах, она перебирала вещи родителей, их оказалось не так и много. Оставив лишь папин спортивный костюм, новые футболки и кофты, не дождавшись своего часа, остальное сложила в сумку для Льва Борисовича, вместе с обувью. Папину летную меховую и кожаную куртку одела в чехлы и повесила в шкаф. Мамины вещи и обувь она разложила на кровати родителей и хотела предложить их Вере Васильевне, они с мамой были одной комплекции. Оставила себе на память только теплый кардиган и две блузки, из которых мама «выросла».

Утром 1 сентября нарядный Костя с букетом белых хризантем и мамой отправился в первый класс в ту же школу, которую заканчивала Даша. После торжественной линейки им выдали учебники, познакомились с учителем и классом, где теперь будут проходить его уроки и где они провели не более двух часов, направились домой.

— Дедушка обещал, что первого сентября после школы, мы пойдем в кафе, — сказал Костя и заплакал.

— Ну что ты, родной! — Даша присела перед сыном, обняла. — Раз дедушка обещал, надо идти, — она вытерла сыну слёзы. — Вы в какое кафе собирались?

— В то, что за перекрестком, где светофор, — шмыгая носом, ответил сын.

— Тогда успокойся и идём. Давай портфель и руку.

Они просидели в кафе больше часа. Сначала ели пирожные с колой, потом мороженое из красивых вазочек.

— Мама, а можно взять немного пирожных к чаю на ужин? — спросил Костя.

Даша попросила пирожное на вынос. Их принесли в коробке под торт, которую перевязали прозрачной лентой. По пути они зашли в продуктовый магазин, где купили продукты на ужин и завтрашний день. Поднимаясь в квартиру, на площадке они встретили свою соседку Веру Васильевну, мать Светланы.

— Как же ты Даша будешь управляться и с работой, и с учеником? — спросила она участливо.

— До 24 сентября я пошла в очередной отпуск, а дальше не знаю. Мне на работу к восьми, добираться минут сорок, школа до 12, а я до 16, опять же дорога. Как не крути, даже продлёнка не спасает. Парень он у меня самостоятельный, сможет и погулять, и уроки сделать, а вот обед разогреть доверить боюсь. А ночные дежурства? Как его одного оставлять на ночь, кто отправит в школу?

— Ты особо голову не забивай. Светлана у нас в декретный отпуск собирается, мы решили Алексея устроить в нашу школу, будем с ним жить и учиться здесь. Будешь заводить по утрам к нам. Обедом накормлю или разогрею, как захочет. Подружатся — будут и гулять вместе, и уроки делать. После работы, будешь забирать сына домой. Согласна?

— Вера Васильевна, я даже мечтать не могла об этом. Вы нас так выручите, — со слезами на глазах сказала Даша.

— Не плач! Все наладится, — успокаивала она Дашу. — Ну а ты герой, согласен на нашу дружбу и помощь? — обратилась она к Косте.

— А куда мне деваться. Выбора у меня пока нет, — сказал Костя серьёзно.

— Да, парень совсем взрослый, он и сам справится, я только немного первое время помогу, — сказала Вера Васильевна, чтобы поддержать парня.

— Вера Васильевна, зайдите к нам, мне нужно что-то решать с вещами мамы. Может, посмотрите? — попросила Даша.

Вера Васильевна забрала все вещи, лежавшие на кровати родителей, вместе с обувью.

— Я посмотрю дома, что подойдет — возьму, не подойдёт и не продастся, отдадим даром. Шубу и пальто можно в комиссионку, продадут хотя бы за полцены.

— Вера Васильевна, а кто такой Лев Борисович? Что он за человек? — спросила Даша. Он помог собрать нам письменный стол для Кости.

— Лев Борисович у нас засекреченная и интеллектуальная личность, а как все умные люди непредсказуемая и странная. Он очень хороший человек, а то, что снаружи — это маска. Ничего, ни кому объяснять не надо — тихий любитель выпить, брошенный детьми. Может, этот образ ему навязали, может, это его легенда. Он не говорит всей правды, а я и не спрашиваю. Ходим в гости друг к другу по-соседски.

— Вера Васильевна, а кто из Ваших знакомых читает по-немецки? — спросила с надеждой Даша. — Мне очень надо перевести один текст.

— Кажется, Лев Борисович говорит на немецком языке, а вот читает или нет, не знаю, но книги, первоисточники, я у него видела. Давай я унесу все это добро к себе, заберу Лешку с улицы к вам и позвоню Леве, всё и узнаем.

Вера Васильевна вместе с Лёшей вернулась минут через десять, почти сразу раздался звонок в дверь, пришёл сосед. Ребята ушли в комнату Кости, а гости Даши прошли на кухню.

— Что случилось у Даши на этот раз? Инструменты я не захватил, — пытался шутить Лев Борисович.

Даша протянула ему тетрадку.

— Попробуйте прочесть, а мы пока чай заварим свежий. Я перевела со словарем, кое-что поняла, но мне надо быть уверенной в правильности.

Лев Борисович открыл тетрадку и начал медленно, без звука шевелить губами. Прошли не менее пятнадцати минут, и он прочёл текст повторно. Даша отнесла мальчишкам чай и пирожные, сахар и салфетки. Друзья занимались делом.

— Ну, что я могу сказать дамы, всё очень серьезно, можно сказать даже трагично. Первые страницы дневника обычные конспекты, а вот с четвертой идёт сам дневник. Читать?

«1945 год. Меня зовут Андрес Штоль. Я уроженец Дрездена и родился в 1931 году. Моя мать, Анна Винер родом из России. В 1910 году вместе с родителями выехала в Германию, где вышла замуж за Отто Штоль. Я старший ребёнок в семье и имел брата Генриха, рожденного 5 сентября 1935 года, и сестру Эльзу 3 марта 1938 года. Мой отец, врач по профессии был призван в армию в 1941 году и погиб в 43. После гибели отца нас выселили из квартиры и города на хутор к дальним родственникам отца. Это было не лучшее время в нашей жизни. Выполняя работу батраков, мы чаще всего оставались голодными и тогда, я начал воровать. Вор, конечно, из меня вышел плохой, и крал я лишь продукты, но брат и сестра не голодали, а меня, ни разу не поймали за руку. День 5 марта 1945 года стал самым страшным днём в моей жизни. Город и окрестности бомбили не переставая, укрыться было негде. Мы бежали, падали и опять бежали, а вокруг много тел и среди них мама, Генрих и Эльза. Казалось, мама хотела закрыть их собой. Я кричал, плакал, пока не потерял сознание. Не знаю, сколько прошло времени, но я увидел лица, которые сказали: — «Этот еще живой». Очнулся я в русском госпитале. Постепенно приходя в себя, я понял, что лучше всего молчать и может, тогда меня не тронут. Планируя побег, я не знал, что моя сломанная нога не позволит мне этого сделать. Ночью я спал с куском одеяла во рту, чтобы не закричать по-немецки во сне. Русский доктор перевёл меня к себе за ширму через три дня. Он ни о чём меня не спрашивал, только сказал: — « Не разговаривай ни с кем и больше ешь, тебе нужны силы». Вот, где пригодились мамины уроки. Я стал вспоминать то, чему она нас учила и уже через день, как мог, рассказал доктору всё. Он спросил, поеду — ли я с ним в Москву и хочу ли стать его сыном. Я не думал долго, я не знал, жив ли дядя Пауль, брат отца, у которого было четверо детей, но я знал, что моей семьи больше нет, и я согласился. Я не знаю, как ему это удалось, но сразу я стал его племянником, сыном его брата, а потом уже в Москве сыном — Барышевым Андреем Ивановичем. Семья его приняла меня по-разному, дочь Сталина с интересом, а жена равнодушно, даже враждебно. Самое трудное было выучить правильный русский язык, правописание. Сталина, так звали мою названую сестру, учила меня по букварю. Так я выучил буквы, научился складывать их в слова и писать. Свою новую биографию я выучил наизусть, а в школу пошёл только через год. Мне не пришлось оправдываться, когда я путал слова или усиленно вспоминал правильность их правописания или произношения, но и немецкий мне приходилось «забывать». У меня в деле лежала справка о ранении и контузии, которая давала право на эти «ошибки».

1949 год. Я окончил школу, и стал слушателем военно-медицинской академии. Теперь мы видимся с отцом только на каникулах. Я очень скучаю за ним. Он стал другом, наставником, он любит и заботится обо мне, как заботятся о своих детях. Дарья Васильевна относится ко мне уже не враждебно, но сдержано, мы стали реже видеться. Я ни разу не видел на ней мамин «ландыш», который я подарил ей от чистого сердца. Отец предлагал свою помощь, но я отказался. Я прожил в Советском Союзе восемь лет и понимал, чем может обернуться даже малейшее сомнение в родстве. Решил, чем дальше я окажусь от Москвы, тем будет лучше. Лучше, прежде всего, для отца.

1953 год. Я уезжаю в далекую Сибирь, не на Север, а именно в Западную Сибирь. Чисто географически — это сразу за Уралом, разделяющим Европу и Азию. Буду служить в госпитале. Я стал, как отец хирургом.

1954 год. Я влюбился! Влюбился в простую деревенскую девушку из семьи советских немцев. Видимо, это судьба, не забывать свои корни. Таких семей как Машина, очень много. Они живут целыми посёлками и деревнями, говорят на своем языке, обучаясь в школе на русском. Мне казалось, что я попал в свою среду, к своим землякам, но отец был дороже и ближе. Теперь я уже муж.

1955 год. У меня родилась дочь! Я очень рад и горд этому событию в моей жизни. Отец приехал к нам в гости. Прошло десять лет и я ни разу не пожалел о том, что стал Барышевым Андреем Ивановичем. Мы даже внешне с ним стали похожи. У нас общее дело, общая профессия, одна семья, нас связывают какие-то невидимые нити и одна тайна. Одно гнетёт меня, что не смогу положить цветы на могилу мамы, Генриха и Эльзы и сказать, что я их помню. Писать заканчиваю. Жизнь продолжается. Я благодарен судьбе за то, что в моей жизни есть отец и моя семья.

— Бедный папа. Сколько ему пришлось пережить? А дедушка? Так рисковать. Теперь и бабушку можно понять. Если, когда-нибудь я окажусь в Германии, я положу цветы за папу, обещаю.

— Что скажешь Лева? — спросила Вера Васильевна, когда чтение было окончено.

— Скажу, что как и прежде нужно хранить тайну, дневник убрать до лучших времен, — ответил он, протянув Даше тетрадь. — Чай отменяется?

— Для чая у нас повод вполне легальный — мой сын первоклассник. Будет и чай, и варенье, и пирожные.

Будучи в отпуске, Даша не только навела порядок в квартире, перестирав, перемыв и переутюжив все и вся, но дождавшись получения денег, она полностью рассчиталась с кооперативом и получила документ о праве собственности на квартиру. Она постепенно научилась вести домашнее хозяйство и теперь знала, сколько нужно денег от зарплаты до зарплаты на продукты, оплату услуг и непредвиденные расходы. У неё остались деньги на вкладе. Зарплату она хранила дома. На сорок дней поехав на кладбище, она рассказала о своих делах родителям, а приехав домой, перебралась в их комнату, сделав небольшую перестановку. Выходя на работу после отпуска, она была спокойна за сына, он был в её отсутствие под присмотром Веры Васильевны.

Мальчишки подружились. Костя обедал у Веры Васильевны, а ужинали все вместе у Даши. Два раза в месяц Костя ночевал у соседки, когда у Даши были дежурства. По негласному договору, Даша оплачивала такие ночевки. Так прошел год, и Леша перешел в другую школу. Косте исполнилось 8 лет, и теперь уже он приглашал Веру Васильевну на обеды. Он взял шефство надо Львом Борисовичем, приносил ему продукты, помогал в уборке и часто бывал в гостях по поводу и без повода, ему было интересно со стариком. Единственное, что не менялось — это совместные ночевки с Верой Васильевной в ночные или суточные дежурства Даши. Все свое свободное время Даша проводила с сыном — это были два друга, которые поддерживали, помогали и понимали без слов друг друга.

Капитан медицинской службы, хирург Барышева Дарья Андреевна уже два года работала в отделении отца при новом заведующем. Он пришёл года на два раньше неё и одно время они даже дружили. Прошло время, Серов женился по расчёту, стал заведующим и теперь не давал ей проходу. Сначала это забавляло, потом раздражало, а в настоящее время обижало. Дошло до того, что самые сложные операции делала она, в планах операций её фамилия повторялась чаще других, а дежурства у неё были исключительно суточные в выходные и праздничные дни. Терпение её лопнуло, когда он пришёл в выходной с проверкой навеселе, нёс какой-то бред, и, получив пощечину, стал грозить увольнением. На следующий день, после сдачи дежурства и обхода, Дарья взяла графики, план операций и пошла к главному врачу.

— Владимир Степанович, взгляните на это, — она протянула ему бумаги. — Это длится уже второй месяц.

— У вас в отделении три хирурга и два интерна. Чем заняты они?

— Ребята молодые, пригрозил увольнением, вот и молчат. Вчера и меня грозились уволить. Мне писать раппорт, он же у нас неприкасаемый?

— Ты мне скажи — он хороший хирург?

— Хирург он, на мой взгляд, так себе, а ассистент не плохой. Дела обстоят еще хуже. Он уже месяц не был в операционной. Из троих оперирующих Столяров и я, остальных учить надо. Зав. отделением есть, а хирурга нет. Я в прошлом месяце получила зарплату за двоих, а она мне с такой нагрузкой скоро и одна не будет нужна.

— Работай Даша, а я с этим разберусь, — сказал Владимир Степанович, возвращая ей графики.

Серова Дарья Андреевна встретила, возвращаясь в отделение.

— Скажите, доктор Серов, Вы знакомы с Трудовым кодексом?

— А что случилось?

— Так какого же чёрта Вы составляете графики и планы с нарушениями? Потрудитесь объяснить Ваши решения. Что Вы имеете против Барышевой, конкретно, аргументировано? Я слушаю.

— Она же одна, дал возможность заработать, — оправдывался Серов.

— Да Вы батенька еще и лжец. Добродетель, блин, нашёлся. Осчастливить решил коллегу и спихнул ей все свои операции. Ты кто есть? Профессор? Ты её место занимаешь, это она отказалась от должности, её дело практика. А ты думал, что самый достойный? Идиот! Власть почувствовал? Выговор тебе обеспечен, а если захочешь уволиться — пиши рапорт, подпишу с превеликим удовольствием.

Накануне 1985 года на специализацию в госпиталь приехал молодой лейтенант из лётного полка, закончивший академию, где учился отец Дарьи Андреевны, и отслуживший уже больше года. Все молоденькие медсёстры только и говорили о нём. Даша видела его в столовой, но знакома с ним не была. Они познакомились при странных обстоятельствах на Новогоднем фуршете, устроенном между обедом и ужином в столовой. По графику, Новогоднюю ночь она проведёт дома с сыном. Она уже собиралась домой, когда дежурная сестра из приёмного покоя сообщила о пациенте с ножевым ранением. «Столяров на больничном листе, Серов уже набрался, остаются два «дарования» и я, — думала она, принимая решение.

— Дежурный на месте, второй за мной, будем работать. Анестезиолога в операционную, — говорила Дарья Андреевна, накручивая диск телефона.

— Ну вот, парень опять один, да еще в Новый год, — говорила она вслух.

— Вы о ком? — спросил незнакомец.

— О сыне. Ему всего девять и он ждёт меня. Я обещала ему городскую елку, каток. Как объяснить, почему мама не выполняет своих обещаний?

— Дарья Андреевна, давайте адрес и позвоните сыну, скажите, что придёт Андрей. У Вас все равно нет выбора.

— Костя, я задерживаюсь, но посылаю тебе Деда Мороза. Сходите вместе с ним на каток, потом на ёлку. Теплее одевайся и дай ему дедушкины коньки. — Спасибо Вам. Еда в холодильнике, сын знает, — говорила она незнакомцу. — Я приеду сразу, как освобожусь. — Завьялов, ты ещё здесь? Быстро мыться.

Она заправила косу под халат, надела шапочку. С помощью сестры надела халат, перчатки, маску. 16-50 — наркоз,17-00 — начали! Операция длилась два часа 30 минут. Завьялов оказался шустрым малым не хуже Серова. Даша делала свою работу и, как будто советовалась с ассистентом. 19-30 — операция закончена.

— Всем спасибо. Как думаешь, что будем назначать доктор Завьялов? — спросила она.

Парень смутился, но быстро сосредоточился и всё сказал правильно.

— Все так и запиши, — она подмигнула доктору. — Когда-то и я так начинала. Передай больного дежурному, если что, пусть подключат реанимацию.

Даша вышла на улицу, часы показывали 20-20, а улица была пустынна, ни одного транспорта. Одно радовало, погода поистине была Новогодней, слегка морозной, безветренной, так что редкие снежинки ровно ложились на землю. «Если идти пешком, к утру буду дома», — подумала она, когда увидела свет от фар машины и подняла руку. Машина остановилась, она открыла переднюю дверцу авто без предисловий, уселась на переднее сидение и назвала адрес.

— Вообще мне не по пути, я еду в другую сторону, — сказал водитель, и Дарья Андреевна узнала голос Завьялова. — Но вас я довезу.

Они доехали минут за тридцать по пустынным улицам города, беседуя на разные темы. Около 21 часа, Дарья Андреевна открыла своим ключом дверь и вошла в прихожую.

— Мама вернулась! — крикнул, Костя, выбегая в прихожую. — Ты успела! А мы с Андреем на катке были и на ёлке, и мясо у нас в духовке почти готово, а еще его зовут как нашего дедушку Андрей Иванович, но он разрешил называть его просто Андрей, — говорил Костя, помогая матери снять шубу, сапоги и подавая тапочки. — Устала? Мой руки, у нас уже и стол накрыт, я ещё ёлку сейчас включу.

Она, слушая сына, вымыла руки и прошла на кухню, где хозяйничал новый знакомый.

— Помощь нужна? — спросила Даша. — Вас действительно зовут Андрей? — Спасибо Вам большое.

— Да, снимите пробу. Мясо готово, картофель тоже, — ответил Андрей. — Как Ваш больной?

Даша попробовало кусочек мяса, и согласно кивнула.

— С больным всё в порядке, а мясо готово.

— Пять минут и к столу, — говорил он, посыпая содержимое противня тертым сыром.

Пока мужчины возились на кухне, она переоделась и сменила причёску.

Они сели к столу проводить старый год. Мясо оказалось сочным и вкусным под тонкой корочкой сыра. Салаты, которые приготовила Даша, пошли в ход. Костя поведал о проведенном вечере, о том, что он заходил поздравить Льва Борисовича с Новым годом, но к нему приехал сын и увёз его на праздник к себе. К бою курантов все были сыты. Загадав желание под звон бокалов с шампанским, и пожелав друг другу в Новом году только хорошего, они ели только мандарины. Костя уже через час клевал носом, и его уложили спать, прикрыв дверь в детскую. Даша и Андрей проговорили почти до рассвета. Теперь она знала о нём многое. Туманов, окончил академию, где учился отец, попал в летный полк по распределению, ему 27 лет исполнится в марте. Прослужил больше года, холост, есть родители, которые живут в Ростовской области и младшая сестра. Они осилили бутылку шампанского, помыв и убрав посуду. Даша постелила Андрею постель на диване, а сама отправилась к себе, пожелав спокойной ночи новому знакомому.

Проснулись все поздно, часы показывали 10:30, когда Костя, заглянув в комнату к матери, нырнув под одеяло, спросил:

— Мам, а где Андрей? Постель на диване собрана.

— Не знаю сынок. Может в ванне, может, ушёл по-английски — это же твой друг, иди — посмотри.

Андрей нашёлся на кухне, за приготовлением завтрака. Убрав постели и приведя себя в порядок, мать и сын уже готовы были присоединиться к нему, когда в прихожей раздался звонок. Пришла Вера Васильевна поздравить соседей с праздником. Она не рассчитывала увидеть постороннего в квартире и чуть опешила, но любопытство взяло верх, и она осталась.

–Я только от Светланы, там отмечали Новый год. Вот Костя, принимай подарок от Деда Мороза, — она протянула ему кулёк конфет.

— Вера Васильевна, садитесь с нами завтракать, — пригласил её Костя, высыпая конфеты в вазу. — Знакомьтесь — это мой друг Андрей. Мы вчера так классно провели с ним время. — Андрей, ты не торопишься? Может, на каток сходим, как вчера?

— До третьего числа я абсолютно свободен, а вот третьего дежурю вместе с твоей мамой. Если мама не возражает против катка, завтракаем и на лёд. Про торт не забудь, пропадёт.

После их ухода, Вера Васильевна, хитро поглядывая на Дашу, сказала:

— А парень — то хорош. Костя сразу это почувствовал, друга в нём нашел. Вот за кого надо замуж выходить.

— Вера Васильевна, мы знакомы с ним всего сутки.

Даша рассказала историю знакомства.

— Для того чтобы влюбиться минуты хватает, а тут целые сутки. Да не смущайся ты так, шучу я, но парень действительно хорош. Алексей на каникулах у меня будет, пусть Костя ночует у нас, как пойдёшь дежурить, всё не так скучно будет. Парень он у тебя совсем взрослый и днём справляется, и ночью уже один остаётся, — сказала она и засобиралась домой.

Даша взялась за обед. Она сварила борщ и нажарила котлет. Прошли не меньше трёх часов, прежде чем друзья явились домой, мокрые от налипшего снега, румяные, довольные и голодные. Даша насильно заставила Андрея переодеться в вещи отца, а его одежду вместе с Костиной повесила сохнуть в прихожей. После обеда, лежа на диване, оба добра молодца уснули под звук телевизора. Прикрыв их пледом, Даша пошла к себе. «Плохо в этой дружбе только одно — Андрей уедет, и Костя будет очень скучать», — подумала она засыпая.

Прошел январь, февраль, и Андрей приходил не только в выходной, но и по вечерам. Они с Костей ходили в кино, на каток. Когда погода была плохая, играли в настольный хоккей дома.

— Мне очень хочется ходить на самбо и хоккей. Но на самбо далеко ездить, а хоккей только с десяти лет, — признался Костя Андрею. — Скажи, а тебе моя мама совсем не нравится?

— Твоя мама мне очень нравится, правда я её немного побаиваюсь, особенно на работе, она такая строгая.

— Если нравиться — женись на ней. Она хорошая и совсем не строгая, уж я-то знаю. Будет у нас семья.

— Видишь Костя, в чём дело, я служу в маленьком городке. Вряд ли мама захочет из большого города уехать в деревню. И потом, я военный, могут перебросить в другое место и ни один раз. Не каждая женщина захочет менять устроенный быт на частые переезды, жить на чемоданах, — пытался объяснить Косте Андрей.

— А ты попробуй. Мне не хочется с тобой расставаться.

Даша слышала весь разговор. «Что мне делать?» — думала она, стоя у окна. С каждым днем Андрей нравился ей все больше. Их отношения были дружеские, и он даже намёков не делал на большее. Андрей сделал ей предложение 8 марта, и она его приняла. До его отъезда в часть, они уже жили семьёй, а 24 апреля, в день ее тридцатилетия, они расписались. Переезд планировали сразу после того, как закончится учебный год у Кости, в это же время Даша уволиться с работы. Квартиру Андрей получил, дело оставалось за переездом. Был только один не решённый вопрос. Что делать с квартирой, где они живут сейчас. Помог кооператив, найдя порядочных квартирантов на длительный срок, Дашу это устраивало. Месяца на сборы ей хватило и в очередной свой приезд, Андрей отправил небольшой контейнер с мебелью и вещами к новому месту жительства. Еще через две недели, уволившись из госпиталя и получив расчёт, Дарья Андреевна забрала документы Кости из школы и с тремя дорожными сумками они стояли на перроне вокзала в ожидании своего поезда. Даша даже не заметила, как к ней подошла цыганка.

— Далеко собралась, милая? — спросила она Дашу.

— Домой к мужу. Не надо мне гадать. Я не хочу знать ни прошлого, ни будущего, ни что на роду написано.

— Не говори того, чего не знаешь. Замуж вышла недавно, вон, как кольцо блестит. Муж твой, каких поискать, не обижай его ревностью, он этого не заслуживает. Проживёте вместе долго и счастливо, троих детей воспитаете. Спасёшь многих, когда смерть будет рядом ходить. Испытания все выдержишь ради семьи, семья тебя и спасёт. Трудный путь ты прошла достойно, не сломалась. Теперь в твоей жизни всё будет хорошо. Храни тебя Бог.

Цыганка ушла так же незаметно, как и появилась. Даша знала, что они обладают гипнозом, но кольцо было на пальце, а сумка закрыта на молнию. Костя сидел на том же месте в окружении сумок. «Замуж выйдешь, когда много повидаешь, переживешь и потеряешь», — так сказала цыганка десять лет назад. Дашу пробил холодный пот.