Пустое место

Сергей Учаев

Роман о современной школе, об обществе, в котором мы живем. Дневник нашей жизни, который ведет новый «человек из подполья». Книга, развивающая классическую для русской прозы тему «лишнего человека».

7 сентября

После семейной интермедии я вновь вернулся на поле боя за человека, за наше светлое будущее. Раньше это было сердце. Нынче — совсем другое заведение. Это я о школе, если непонятно. От высоких слов в последнее время тошнит непереносимо, однако, как назло, их становится только больше и больше. Здоровый цинизм конца 90-х именно сейчас пришелся бы мне по душе. Тогда говорить высокопарно считалось почти неприличным. Расцвел цинизм, устои пошатнулись. Но на то и заповедь Писарева, бей что есть сил, что прочно, то выстоит, а остальное — хлам. Жестко. Кто скажет — дарвинизм, а я скажу — правда жизни. Соответствие действительности, реализм жесткий и жестокий. Тяжелый, если можно так сказать, реализм. Но с этим можно работать. От этого можно оттолкнуться. А теперь, поди ж ты, что ни собрание педколлектива, то речь годная на передовицу в газету «Правда». Или в «Российскую газету»? Теперь так больше пристало. Она на сегодняшний день рупор официоза. В «Правде» печатают высокопарные обороты нынешних российских коммунистов.

В общем, не суть важно. Главное, что и рядовой состав потянулся туда же. Ни слова в простоте вымолвить не могут. Все кружат и куролесят вокруг того, как «космические корабли бороздят просторы Большого театра». Самое главное, что вся эта чушь про «высокие идеалы» с размаху натыкается на мычание и бессвязное бормотание учащихся. Посмотришь на многих наших дражайших ребятишек, на будущую нашу надежду и опору, и видишь, что высокие идеалы довольно далеко. Пацаны даже компьютерные игры обсуждать перестали. Такое падение. Помню, студентов лет пять назад они прежде всего интересовали. Кто кого завалил. Ночные рейды на босса. Только и разговоров. Теперешние, подобно сонным мухам, ползают между парт и по коридорам, время от времени лениво пихаются локтями друг с дружкой или гогочут над какой-то ерундой, отысканной у кого-нибудь в телефоне. Девицы, которых развелось просто несметное количество, класса с седьмого начинают активно истекать половой истомой. У большинства просто какое-то назойливое желание, чтобы их трахнули. «И жить торопится, и чувствовать спешит». Причем одноклассники в качестве помощников в этом деле почти никогда не рассматриваются. Яростное желание, чтобы это был кто-нибудь постарше. Сплошные «легкие дыханья», прям деваться некуда. Бурное обсуждение собственных откровенных фоток «Вконтакте», я стараюсь не слушать, но уши воском-то не зальешь, подробности подчас текут неостановимой рекой. И вот ты уже доподлинно знаешь, что какая-то Трофимова из 8 «Б» вывесила свою обнаженную натуру, не всю, конечно, а так, не то самое начало, не то фрагмент, с намеком на завтрашнее продолжение. Пип-шоу для малолетних. Но уже одна прелюдия вызвала бурю ехидных комментариев и такой поток самопальных фотожаб, что незадачливая начинающая порнозвезда вынуждена была удалить потом аккаунт и вовсе. Таких историй воз и маленькая тележка. Если не фотки, то перманентное заигрывание и обсуждение пустых фраз типа «Ой, а ты интересная», или еще более откровенных «А ты любишь с мальчиками или девочками?». Много из этого я бы не знал, поэтому уже начинаешь сам выходить из кабинета, чтоб совсем не упасть духом — неужто все такие? Но избавиться от этого эха сетевой жизни почти невозможно. Ольга Геннадьевна меня время от времени просвещает, когда я от скуки забредаю к ней на перемене. У нее, в отличие от меня, профиль «Вконтакте» есть, и, поскольку она самая молодая в нашей школе среди учителей, ее то и дело одолевают ученицы с просьбами задружиться. Она редко отказывает. В итоге ее страничка с известной регулярностью переполняется приступами откровенности и перепащиванием откровенных фоток.

Жизнь настоящая бежит не просто за пределами школы, но и за пределами подлинной реальности. Слава Богу, к старшим классам по моим наблюдениям все устаканивается. Девицы становятся более тихими и спокойными, не то после первого аборта, не то осознав, что все мужики — козлы и счастье в труде, как писали у нас в свое время в университете на партах. Однако, средние классы — это ужас, ужас, ужас.

Хотя для меня же в какой-то степени лучше. Планка требовательности руководства падает. «Только бы без скандалов, Николай Петрович! Только без скандалов!» И я тихонько веду свое безнадежное судно русской словесности, беспокоясь больше о том, чтобы не было бунта среди команды, чем о том, чтобы достичь пункта назначения. Сложно привить любовь к покрывающейся паутиной забвения отечественной классике тем, кто грезит о живом, о поцелуйчиках, а вполне вероятно еще о чем-то погорячее. Поэтому я все-таки стараюсь не думать о высоком. Тем более что год за годом все больше и больше сомневаешься в высоте пыльных полок с невероятным обилием мудрых мыслей. Может быть, жизнь нужно, наоборот, прожить глупо. Может это ошибка — отойти в мир иной так ни разу не опозорившись и не оскандалившись по-человечески, в общепринятом («застигнут со спущенными штанами») смысле этого слова, нашептывает тебе на ушко бес.

Понедельник принято называть тяжелым днем. Но для меня он прошел быстро и незаметно. Ни я, ни ученики, не отошли еще от выходного дня, а поэтому нейтралитета не нарушали. Я им что-то рассказывал. Они меня нехотя что-то спрашивали, писали в тетрадках, строили схемы предложений на доске, о которых забудут уже через час. День состоялся.

Ко мне сегодня никто не зашел, если не считать кратких встреч в коридоре с Анной Николаевной и Сергей Сергеевичем, да и я не слишком горел желанием видеть кого-то. Поздоровался, уже уходя из школы издалека с Палычем, и поскакал со всех ног домой. Отлежаться, отдохнуть. Ведь работать еще целую неделю. Скорее бы каникулы. Я хочу, чтобы каникулы были каждый день.