Труп-невидимка

Далия Трускиновская, 2003

Глава четвертая

Утром кто-то распахнул дверь моей комнаты и взвизгнул.

Оказалось, варан Афродита, спавший (или спавшая) у меня в ногах, подскочил к Галке и сбил ее с ног.

Я села и увидела Галку. Рыжие волосы торчали дыбом, лицо светилось улыбкой.

Очевидно улыбка была из тех самых, заготовленных впрок для нежданных гостей. Даже нападение варана не могло сбить с физиономии эту светозарную улыбку.

— Это ты? — спросила я.

— А что, так постарела, что и узнать нельзя? — хихикнула Галя.

Хихиканье тоже было из гостевого набора благовоспитанной леди.

Нужно было ответить, что Галка помолодела. Увы — парадоксальным образом она действительно помолодела. У той Галки, которую я знала раньше, были бледная кожа, больная печень, обкусанные бразильскими тараканами ногти и постоянно плохое настроение женщины, понявшей, что жизнь безвозвратно уходит.

Сейчас же передо мной сидела загорелая веселая тетка, которой дать больше тридцати было просто невозможно. Только волосы были прежними — огненно-рыжими, полыхающими, как костер.

Я знаю законы жанра — во всех женских романах и женских детективах, даже иронических детективах, к рыжим волосам полагаются зеленые глаза. Какое преступление я бы ни расследовала, основных законов жанра я не нарушаю никогда. Так что у Галки были именно зеленые глаза.

— Уж извини, — пробормотала я. — Свалились тебе на голову всем табором… Это все Авдотья Гавриловна…

Галка несколько смутилась.

— Ну да, конечно, — забормотала она. — Я же говорила Лешке, что встретила Авдотью Гавриловну в салоне, что всех пригласила в гости, а он и забыл! Ну, я спать легла, думала, вы сегодня с утра появитесь. Давай лучше завтракать!

Мы спустились вниз, и Галкина кухарка накрыла нам стол.

— Послушай, а откуда у вас все это? — бесцеремонно ляпнула я. — Дом, страусиная ферма?

Ляпать иногда очень полезно. Узнаешь прорву информации. И чем круче ляпнешь — тем больше надежды, что собеседник обрадуется и раскроет тебе вперемешку чемейные тайны и тайны бизнеса.

Вот и Галка тоже. В ответ она расхохоталась и вытащина «Вог».

— Будешь под кофеек?

— Ты куришь?! А аллергия? Да стоило мне в прежние годы вытащить пачку, как у тебя коклюш начинался. Ну так откуда все взялось? Дом? Страусиная ферма?

Она поняла, что я буду ляпать до победного конца.

— Помнишь, как мы жили? — спросила Галя.

— Ну-у… — осторожно протянула я. Всю жизнь буду помнить, как доставала скорпионов из тапочек…

— Ладно, не деликатничай, все сейчас расскажу.

Когда ляпаешь, главное — вовремя остановить собеседника. Слишком много информации тоже ни к чему. Но Галя оказалась более разговорчива, чем я думала. Очевидно, до нее уже дошли слухи о том, что я стала знаменитой любительницей частного сыска, и она надеялась попасть со своей историей в мой очередной детектив. Удивительно, что только не делают люди ради славы!

— Родилась я, Расторгуева Галина Федоровна, в девичестве Акименко, как ты помнишь, в тысяча девятьсот каком-то там году в семье простых советских служащих, — начала она. — В возрасте семи лет была отдана в школу, которую закончила с тройками и четверками, а затем поступила в институт. Будучи студенткой четвертого курса, всерьез задумалась о распределении и стала искать подходящего мужа. Соответственно некоторое время спустя познакомилась с Расторгуевым Алексеем Николаевичем, который за двадцать пять лет до того родился в семье професчсиональных алкоголиков, но порочашее его происхождение преступно скрыл…

Я покорно выслушала все подробности ухаживания, свадьбы, рождения дочери, которые, кстати говоря, и до этого неплохо знала. Наконец, подробно описав последний по счету запой Лешки, Галка перешла к страусилой ферме.

— Словом, не жизнь была, а Рио-де-Жанейро, чистый бразильский карнавал, с песней и с пляской. И деть Лешку некуда, «хрущобу» нашу разменять, сама знаешь, без шансов. Словом жизнь моя была беспросветная, а тут новая напасть. Узнала я случаем, что пятиэтажку нашу сносить собрались, а всех жителей отселять в какой-то район, уж и не помню, как называется, где-то на полпути к Киеву…

Я ахнула. По моим подсчетам, мы как раз и находились на этом самом месте — на полпути к Киеву!

— И так мне кисло стало, что по-быстрому, пока не разнесся слух об отселении, я продала свою халупу и купила домик в деревне. Лешка все равно пьет, вылечить его нельзя. Но в «двушке», где поперек комнаты храпит пьяное тело, жихни нет никому, а на селе простор. Выкатила супружника на тачке в огород — и пусть себе валяется, авось тапки отбросит!

Эта методика, как ни странно, привела к удивительным результатом. Галка, выкатывая мужа в огород, была твердо уверена, что никто на это сокровище не польстится. Однако в один прекрасный день Лешка исчез вместе с тачкой.

Зная, что муженек давно пропил все свои мужские способности, Галка сперва больше беспокоилась за тачку. Та деревенская дура, которая от безысходности покусилась на этого красавца, долго его бесполезность терпеть не станет, а вот тачку вполне может приватизировать. Но в один прекрасный день на огороде объявилась именно тачка. Лешка исчез бесследно.

Когда образ пропавшего мужа в Галкиных воспоминаниях уже обрел светлые черты, она вспомнила, что горький пьяница Алексей имел одно положительное качество — он любил животных. Она с умилением вспоминала, как он гладил бразильских тараканов по блестящим хитиновым панцирям и чесал брюшки скорпионам. Это навело ее на мысль — она стала выяснять, нет ли в радиусе пятидесяти километров какого-нибудь скотного двора, заодно на всякий случай спрашивая, когда здесь в последний раз видели цирк-шапито.

Довольно скоро выяснилось, что за рекой поселились чудаки, решившие разводить страусов. Экзотические птицы были привезены еще в яйцах, и чудаки, пожилая супружеская пара, чуть ли не сами их высиживали. На расспросы отвечали: птица дельная, выносливая, мяса дает — завались, одним яйцом семью накормить можно. А что до климата среднерусской возвышенности — то в пустыне Сахаре ночью тоже бывает довольно прохладно.

Несмотря на заботу, перезимовали страусы плохо. По окрестностям ходили слухи, что птиц выводили на прогулку в ватниках и ушанках. Весной чудаки не смогли нанять скотника, который согласился бы ухаживать за птичьим поголовьем. Юные страусы оказались очень обидчивыми и брыкливыми, и один удар мозолистой лапы мог вышибить дверь, человек же от него улетал на десять метров запросто.

Обходя окрестности в поисках работника, страусиный фермер набрел на плохо огороженный и поросший бурьяном участок, с краю которого дрых в тачке еще вполне справный мужик. Недолго думая, он похитил Лешку, решив, что это чучело будет благодарно за кров и пищу, а что касается алкоголя — так поди найди непьющего.

Лешка очнулся в сарае, где к нему склонялись озадаченные клювастые рожи, и понял, что он во сне откинул коньки.

Когда же воющего от ужаса Лешку сняли с крыши и объяснили, что жизнь так просто не кончается, он проявил к страусам огромный интерес. Насекомые были забыты навеки. Лешка день и ночь возился с гигантскими птицами и даже заставил хозяев накупить пособий по ветеринарии. Примерно через месяц он осознал, что, оказывается, все это время жил без водки. А главное — больше ее на дух не переносит.

Тем временем чудаки-страусоводы к птицам охладели. Им втемяшилось в головы, что куда выгоднее разводить форель. Когда Галка нашла протрезвевшего мужа, он как раз вел переговоры о выкупе дома вместе с сараем и страусами. Галкино приобретение спешно продали, деньги отдали несостоявшимся страусоводам — и остались хозяевами стада в двадцать бестолковых птичьих голов.

Вот так и завертелось их дело, дающее теперь не только отличный, стабильный доход, но и огромную радость.

И Галка, и Лешка закончили заочно Ветеринарную академию, а дочку отправили учиться на орнитолога за границу. Сейчас у них огроимные корпуса, обслуживающий персонал, уникальная специализация. Они не только снабжают страусиным мясом и яйцами две десятка московских ресторанов, но арендуют помещения на ипподроме и скоро предложат москвичам такое азартное развлечение как страусиные бега. Соревноваться будут страусы-юниоры отдельно и ездовые страусы с наездниками — тоже отдельно.

Я только моргала. Надо же, какая длинная и необычная история! И старалась запоминать подробности. Я люблю вставлять в свои детективы такие милые истории, и чем длиннее — тем лучше. Читатель должен время от времени забывать, зачем вообще взял в руки книжку, расслабляться и блаженствовать на диване. И как только его рот расплывется в бессмысленной улыбке — тут я и тресну его по башке очередным трупом!

Галка тарахтела дальше.

— Значит, так, сейчас пойдем птичек смотреть, потом клиенты явятся, затем пообедаем…

Она вытолкала меня на двор, а варан неторопливо поплелся следом.

На дворе творилась какая-то суета вокруг фуры с террариумами. Бегала охрана в противогазах, волокли какой-то деревянный домик на колесах.

— Что это? — удивилась я.

— Дусенька в бассейн сбежала, — отрапортовал, появившись из-за домика, зоотехник Гоша. — Теперь вот не знаем, как выманить.

— Ну, я тоже не знаю, как выманить крокодилицу из воды! Покажите ей сырое мясо, что ли? — и, повернувшись к Галке, я объяснила, что дома у Дусеньки свой бассейн, куда она влезает и откуда вылезает исключительно по собственному желанию.

Потом Галка показала мне загоны для страусов и новую страусиную упряжь, которую должны были после обеда опробовать наши близнецы. Стада страусов мирно паслись на зеленой травке и, вопреки лживому поверью, ни один не прятал голову в песок.

Около часа дня мы сели за стол. Не успел Лешка разрезать сочную, исходящую жиром утку, как запищала его мобилка.

— Кто там? — спросила Галка.

— Раймондюкасы.

Я ахнула. Это прибыл зять сумасшедшей тещи, психоаналитик, разбудивший в моем свекре память предков!

Свекор, кстати, сидел по левую руку от меня, ковырял салат и бормотал:

–… строфокамил бо зверь легкий и быстрый, и по прилучению пожирает змей и проглатывает живы во утробу свою…

Я задумалась. Конечно, можно вцепиться в психоаналитика и заставить его вернуть свекру здравый рассудок. Но тогда Альфонс Альфонсович начнет требовать с него компенсацию за свалившегося на меня дракона! Возникнет скандал. А вряд ли Раймондюкас хочет, чтобы вся Москва и окрестности знали, что у него теща спятила. И не потому, что сумасшедший в семье — это неприлично, а потому, что психоаналитик, не справившийся с собственной тещей, рискует стать общим посмешищем.

Вот я это написала — и сама порадовалась. Какое продуманное решение я приняла! Сколько деликатности проявила! Мои читательницы останутся довольны, а свекор подождет. Пусть его еще пару дней побормочет.

В столовую вошел высокий худощавый блондин с румяным детским лицом, в жокейских бриджах и соответствующей шапочке, а с ним — молодая изящная женщина, похожая на топ-модель экстра-класса.

Оба были — хоть на обложку «Плейбоя», и от него в воздухе разлился самый дорогой из всех запахов «Кензо», и на запястье я углядела часы «Филипп Патек». Она же тоже благоухала тысячными духами, а когда собралась закурить — достала золотую зажигалку, инкрустированную бриллиантами.

Вообще богатый человек узнается по мелочам. Костюм, даже пальто, шляпа, носки, подтяжки могут быть простыми… Но обувь, кошелек, зонт, сумка, перчатки, зажигалка и портсигар всегда окажутся первосортными. Вот как у меня. Если человек, назвавшийся преуспевающим писателем-детективщиком и сидящий перед вами в костюме от Хуго Босс, достанет из кармана обычный «Ронсон», а часы у него окажутся электронной «Сейкой», немедленно насторожитесь. Ваш гость врет. Никакой он не преуспевающий детективщик — а, скорее всего, пишет психологические новеллы из тех, где выверено каждое слово и отлакирована каждая мысль, вот только опубликовать это моими тиражами совершенно невозможно. И правильно. Писать надо не для тех, кто ищет психологии, а для тех, кто хочет дважды в месяц получать новую книжку Яши Квасильевой.

Так, на чем же я остановилась? Вроде не слишком уклонилась от сюжета? Да! Глядя на эту парочку, на супругов Раймондюкасов, я вдруг вспомнила, как сидела в луже возле раскрытого багажника, а соседки перемывали кости безумной теще и нищему зятю. Ничего себе нищий!

Ничего по этому поводу говорить я не стала, потому что почуяла приближение первого трупа.

Не то чтобы я без них вообще жить не могла — но они меня кормят. И, встревая в очередное приключение, я первым делом думаю — будет тут хотя бы один покойник или нет?

Человек, ведущий двойную жизнь, внушал определенные надежды! Поблизости от такого человека обязательно должна найтись парочка, а то и тройка замечательных загадочных покойников! Вот, допустим, кто-то его шантажирует, а он этого простачка и того… Или же его богатство началось с серии гнусных убийств. И вообще тут возможно множество вариантов!

Раймондюкас меж тем вел светскую беседу о страусах, а его милая супруга Леночка ворковала и чирикала о чем-то совсем женском.

Я, кое-как участвуя в беседе, присматривала за своим семейством.

Свекор пребывал то ли в семнадцатом, то ли в восемнадцатом веке и, одолевая свою порцию жареной утки, все домогался, постный ныне день или скоромный. Старшая свекровь сделала стойку на красавца Раймондюкаса. Очевидно, стриптизер не оправдал ожиданий. Младшая свекровь яростно обедала — у нее как раз завершился период диеты. Близнецы зашустрили вокруг Леночки, а ей это явно нравилось.

После обеда нас повели в летний манеж, откуда мы, если не помешает погода, должны были отправиться на верховую прогулку вдоль реки, названия которой я так и не узнала.

Не успела я ахнуть, как Леночка уже сидела на своем страусе, упираясь стройными ножками в стремена и поводьями удерживая на месте гордую птицу. Михаил Раймондюкас еще только пробовал подпругу, а она уже умчалась, и наши близнецы — следом. Старшая свекровь деловито залезала на страуса с подставленного стула, а свекор махал на свою птицу руками, призывая ее сгинуть и рассыпаться во прах.

Такое поведение домашних неудивительно. В Африке мы успели поездить и на лошадях, и на ослах, и на слонах, и на буйволах, и на верблюдах. Все мое семейство довольно ловко управляется с верховыми животными — кроме младшей свекрови, конечно. Но только не я!

Нет, я люблю животных, но верховух слегка побаиваюсь!

Но не падать же в грязь лицом перед всеми. Тем более, что предназначенная мне страусиха выглядела вполне мирно и только теребила клювом пушистое оперение на груди. Пришлось, сопя от напряжения, влезать в седло.

Вот написала и задумалась — на самом деле сидят ведь не в седле, а на седле. Что же я сделала и как мне это теперь описать? А седло, кстати, было довольно жесткое и кожаное. Мне казалось, что нужно погладить страусиху по голове, и я это сделала.

Острый клюв щелкнул совсем рядом с моими пальцами.

Тогда я вспомнила, что вроде бы страусы понимают команды голосом.

Команды у нас в доме были вечной проблемой. Дело в том, что я неоднократно выбегала замуж, но из этих затей решительно ничего хорошего не получалось. Вот разве что мой шестой муж приохотил меня к разведению земноводных и рептилий. Когда он под покровом ночной темноты сбежал от меня с одним рюкзаком, мне остались черепаха Мотя, игуана Георгий, два питона, Марик и Бобик, варан Афродита и совсем еще тогда юная крокодилиха Дусенька. Жить с этими очаровательными созданиями, не имея возможности командовать, затруднительно. Я догадывалась, что черепахе Моте вмсе по фигу, но от нее и особого вреда не было. Больше всего беспокойства доставляли оба питона. Я охрипла, крича им «Место!» и «Фу!» Результат был нулевой. Потом, когда мы заняли зоотехника Гошу, он объяснил, что у змей нет ушей.

— Ну, давай, иди вперед, — сказала я страусихе.

Страусиха громко вздохнула.

— Дорогая, пожалуйста!

Страусиха стояла как вкопанная. И тут появился птичник… Или нет — птичник — это место, где живут птицы. Так кто же появился? Птицевод? Наверно, он самый. Это был молодой парень, который посоветовал мне сжать коленками страусиные бока. Я так и сделала. Не успела я узнать, где у этой твари тормоз, как птица дернулась и понеслась, сперва большими шагами, а потом уже огромными прышками. Она вынесла меня за ворота и устремилась вперед. Я рухнула на нее грудью и обхватила за шею, соображая, что если будет совсем уж плохо, я это пушистое создание попробую удавить.

Эх, забыла спросить, а как оно поворачивает, руля-то нет!

Страусиха развила хорошую скорость и бодро шлепала когтистыми лапами сперва по песчаной, потом по лесной дорожке. Очевидно, если ее не развернуть клювом в другую сторону, она донесет меня до государственной границы, подумала я, и тут увидела у ели двух привязанных страусов. Они меланхолично обирали хвою. Как хорошо, сейчас узнаю, как развернуть свою пташку!

Желание узнать было столь велико, что я вспомнила и для чего у страусихи поводья, и даже замечательное слово «Тпр-р-ру!»

Натянув поводья, я кое-как остановила страусиху. Она тут же принялась ковырять клювом слежавшуюся хвою. Я же сползла с седла и, ощущая промеж ног незримые бока страусихи, пошла вниз, к оврагу, откуда доносились два голоса: мужской и женский.

Раздвинув кусты, я хотела уже с веселой миной выйти на полянку, но услышала такое, что мигом прикусила язык.

Супругам Раймондюкасам явно было не до посторонних.

Они стояли друг перед другом, оба в бриджах, коротеньких курточках и жокейских шапочках. Лена держала в руках хлыст, Михаил — стек. Даже сапожки у них были идентичны: красные, блестящие, наверно, лаковые. Я залюбовалась — мне по душе английский стиль.

Но то, что вырывалось из их ртов, было ужасно.