Аметистовый блин

Далия Трускиновская, 1998

Что может объединить столь разных людей, как культурист, артист разговорного жанра, православный священник и ведьма? Пожалуй, только мистика…

Глава четвертая, лихая

Еще несколько дней прошло в поисках Данки.

Майка вышла даже на след Маркиза-Убоища. Сережа не удивился, узнав, что этот алкоголик работает в местной филармонии артистом разговорного жанра. Вид у него был уж слишком, не по-мужски, артистический. Один длинный плащ с шарфом по колено чего стоили…

Они отправились отыскивать Маркиза-Убоище, но его как раз услали на гастроли. И нетрудно было вообразить радость гастролера, который не без оснований предполагал, что допрос в милиции — еще колыбельная Моцарта по сравнению с той разборкой, которую может затеять Наследник.

Оставшись в полном неведении, как вышло, что филармоническая звезда вдруг привела домой к лучшему другу обыкновенных грабителей, Майка вернулась на полчаса к проблемам красоты и здоровья. И обнаружила, что за время ее отсутствия в салон были засланы агенты конкурирующей фирмы. Они переманили молодую массажистку и видели все флаконы на полках в подсобке! Флаконы Майка достала по большому знакомству, в них были совершенно чудодейственные средства, но инструкция к средствам была напечатана на языке иврит. Майка оплатила перевод, вместе с переводчицей сидела над каждой страницей, уточняя оттенки значений, и на тебе! Кто-то перехватил идею!

Устроив Сереже по этому поводу сцену с рыданиями, Майка потребовала немедленно доставить аппарат для сердоликотерапии. И умчалась на «гольфике» в неизвестном направлении.

Сережа отправился за аппаратом.

Народный умелец Виктор Иванович, которому он доверил изготовление из старого фена и резиновой трубки секретного медицинского орудия, раньше работал в том же конструкторском бюро, только не научным сотрудником, а чем-то средним между слесарем и электриком. И считался неплохим мастером по железу. Приходилось ему выполнять сложные задания, так что Сережин заказ умельца насмешил. Что делать — посмеялись вместе…

Сейчас он трудился в компьютерной фирме и занимался исключительно дорогостоящими и капризными принтерами.

Сережа обнаружил умельца не то чтобы между небом и землей, а между первым и вторым этажами на хрупком настиле, куда вела лестница из каких-то ажурных решеточек. Фирма, не желая платить за аренду большой площади, увеличивала имеющуюся как могла, благо высокие потолки старого дома позволяли. Лестницу Виктор Иваныч сделал под интеллигентную фигуру — ориентируясь при этом на собственную, а сложения он был худощавого.

Не больно надеясь на тонкий настил, народный умелец все, что мог, привинтил к стенкам и приладил на кронштейны, в том числе и огромный письменный стол, обшарпанный, как будто его крысы обгрызли.

Сережа посмотрел на лесенку — и решил не испытывать судьбу. Он понял, что если не рухнет — так застрянет. Атлет снизу окликнул Виктора Ивановича — и тот все понял.

— Вот, — сказал Виктор Иванович. — Все как заказывали.

Он достал из верхнего ящика стола большой старый фен с насаженной на сопло черной резиновой трубкой восьми сантиметров в диаметре.

— Гляди, — приказал умелец. — Трубка снимается вот так.

— А где крепится камень?

— Элементарно.

Виктор Иванович сунул в трубку палец, подцепил и вытащил на поверхность что-то вроде миниатюрной клетки для тараканов. Она была изготовлена из двух кружков стальной сетки, расстояние между которыми регулировалось четырьмя болтами на гайках и шайбах, а также имела проволочную петлю для удобства вытаскивания. Присев на корточки, он показал тараканью клетку Сереже.

— И никаких винтиков! — обрадовался Сережа, который хорошо запомнил Майкины нелепые инструкции — сердолик, мол, нужно привинчивать.

— Вот именно, — согласился обрадованный его восторгом Виктор Иванович. — Твой камень заправляется между обеими сетками, а их задвигаешь в трубку вот досюда, у меня там ограничитель.

Он ткнул пальцем в трубку снаружи — и Сережа не мог не согласиться, что расстоянию в три сантиметра от черного отверстия место ограничителя соответствовало.

— А температура?

— Сделано. Не больше сорока. И вот, гляди, отсюда пойдет отработанный воздух.

— Понял.

Прибор, которому суждено было поднять Майкин салон на вершины славы, имел подозрительный самопальный вид, и Сережа осведомился — нельзя ли на эту технику надеть хоть какой кожушок, желательно со шкалами, циферблатами, бездействующими кнопками, загорающимися лампочками и прочим техническим дизайном. Виктор Иванович подумал — и вытащил из стола полупрозрачную панельку от принтера со всякими английскими словами. Приложил — панелька оказалась длиннее ручки фена.

— Есть еще компас, — предложил он.

— Компас?… — Сережа вдруг подумал, что Майка, далекая от географии, этого предмета и не признает. — Валяй! И термометр — обязательно! Знаешь, такой длинный, как для ванны!

— Слушай, — засомневался вдруг умелец. — Это же выйдет вот такая дура!

Он показал руками. Сережа прямо-таки увидел в этих руках здоровенный отбойный молоток для асфальта. Наверно, и сам Виктор Иванович в этот миг его представил — руки умельца задрожали, как если бы он удерживал на весу вибрирующее от избытка силищи включенное орудие.

— Вот и прекрасно, — одобрил Сережа. — Чем больше — тем лучше. Знаешь что? Ее еще можно установить на штативе. Дай бумагу!

Он положил стопку листов на хлипкий настил и принялся рисовать, одновременно объясняя.

— Вот тут будет койка… ну, массажная кушетка… на ней — пациент… тут — штатив… тут — штанга…

Виктор Иванович следил за авторучкой, меняясь в лице: то уважение переходило в ужас, то ужас — в уважение.

— И все это — вокруг фитюльки весом в полкило? — наконец осведомился он.

Сережа понял, что увлекся.

— Ну, в общем, ты сам лучше знаешь, — туманно сказал он. То ли эти слова отменяли все фантазии напрочь, то ли Сережа всего лишь рассчитывал, что народный умелец загонит их в разумное русло — этого Виктор Иваныч сразу не понял.

Но за пятьдесят лет жизни и двадцать лет работы с научными сотрудниками он уверовал не столько в силу их разума, сколько в силу их склероза.

Виктор Иванович не сомневался в том, что, явившись за окончательным вариантом аппарата, Сережа и не вспомнит добрую половину своих сегодняшних инструкций.

И он оказался прав.

* * *

Майка меж тем носилась по городу как наскипидаренный кот. Она вычислила врагов и плела интриги. Первым делом она побывала у всех знакомых журналистов и поменяла рекламу. Теперь она раскрывала ту коммерческую тайну, которую у нее все равно уже украли, и пускала в ход другую. На следующей неделе она открывала в салоне кабинет литотерапии! И раскидала по редакциям пресс-релиз, посвященный методу доктора Бадигиной. Особый упор делался на преследования, которым подверг Бадигину лично товарищ Сталин. Майка знала, за что непременно уцепится пресса. А про радиоактивность белых прожилок нагретого сердолика там упоминалось как бы вскользь, без единой цифирки. Уж больно прост в изготовлении был рекламируемый аппарат…

Попутно она узнала, что коллеги Данки в растерянности не побрезговали и милицией. Они дружно отнесли туда заявление о пропаже — и столь же дружно вынесли его оттуда. Им сказали, что молодую активную женщину разыскивать незачем — наверняка потеряла счет времени в чьей-нибудь постели. Поскольку маньяков в том месяце не обнаружилось, а последний выловленный специализировался на мальчиках, коллеги отбыли восвояси.

Еще Майка навестила несколько салонов красоты, с которыми поддерживала дипломатические отношения, поделилась печальной информацией и собрала полезную. Закончилось все это в ночном баре, откуда, вопреки традиции, она выбралась без Сережиной помощи.

Когда Майка оказалась дома, шел третий час ночи. Время для телефонных звонков неподходящее, и все же телефон, не отключенный на ночь, подал голос. Подумав, что это бывший муж так проявляет волнение и заботу, Майка сняла трубку.

— Это я, — сказал знакомый голос.

— Данка?!?

— Ну!

— Ты где? — воскликнула Майка.

— Не знаю!..

Голос был хоть и Данкин, но несколько жалобный.

— Как это — не знаешь?

— Это совершенно незнакомое место.

— Что за место?

— Контора какая-то. Мебель новая, копм, факс, все дела… И кухня!

— Какая еще кухня?

— Да говорят же тебе — я заперта в каком-то кабинете! — взорвалась Данка. — Я даже в окно выбраться не могу! Посмотрела вниз — так это по меньшей мере десятый этаж!

— Как ты туда попала?

— Понятия не имею! Майка, ты слышишь? Майка, мне страшно… Со мной что-то не то происходит…

— А что ты помнишь?

— Ничего…

— Так не бывает! — убежденно возразила Майка. — Пистолет при тебе?

— Знаешь — да…

— Ну так чего же тогда бояться?

Молчание было ответом.

— Данка! Данка! — завопила Майка. — Что там с тобой?

— Мне безумно страшно, — отвечала Данка. — Я не понимаю, что со мной! Майка, я, кажется, сошла с ума! Мне мерещится какая-то чушь!

— Какая именно?

— Мне кажется, будто за мной следит чудовище… Какое-то огненное чудовище со щупальцами и большой красной пастью… Оно разевает ее для меня… А щупальца — с белыми когтями!

— Так, — сказала Майка. — Это всем мерещится, кто сидит один в помещении. Дальше!

— Да нет же! Это — как удав и кролик! Оно тащит меня к себе! Оно меня в себя засосало…

Майка онемела.

— А потом выплюнуло? — вдруг сообразив, что в желудке у чудовища телефона нет и быть не может, обрадовалась она.

— Ну да!

Понемногу выяснились подробности.

Чудовище возникло в спальне Наследника, когда возмущенная Данка, прислушиваясь к голосам собутыльников, в том числе и к голосу Маркиза-Убоища, боялась пошевельнуться и, чтобы хоть чем-то себя занять, разглядывала сокровища на полках.

Она открыла старинную плоскую деревянную шкатулку с выпуклой крышкой, по которой петлял тонко вырезанный узор. Шкатулка оказалась изнутри поделенной на двенадцать отсеков, и в каждом на черном бархате лежал большой округлый отшлифованный камень. Были они разных цветов, а величиной — не меньше средней клубничины. Данка даже захотела вынуть один — и тут ощутила тревогу. Она не подносила камня поближе к глазам и не наклонялась, чтобы рассмотреть его поближе, она еще не настолько слепа, чтобы камень носом ощупывать, однако он затмил все — и полку, и шкатулку, и прочие камни. Данка вскрикнуть не успела — как рыже-розовое сияние, прорезавшееся в его глубине и стремительно разросшееся, закогтило ее белыми шипами, всосало в себя, и с пистолетом вместе.

Что с ней делалось во внутренностях чудовища — она так и поняла. Оно на нее каким-то образом давило, парализовав тело и волю, но оставив в целости интеллект. Физической боли оно, впрочем, не причиняло. А ментальному насилию Данка сопротивлялась как могла — вплоть до чтения наизусть таблицы умножения. Чего чудовище от нее домогалось — было совершенно непонятно. Как оно выглядело — изнутри было не разобрать. Данка находилась как бы под оранжево-розовым куполом с белыми прожилками, что само по себе было не страшно и даже по-своему красиво, если бы только имелась возможность добровольно являться сюда и убираться отсюда.

Сколько длилось это ощущение подвешенности между сном и явью, Данка, разумеется, не знала. Она уже устала от таблицы умножения, уже махнула на себя рукой и решила полностью отдаться на волю чудовища, как свод вместе с белыми прожилками закружился, в непостижимой глубине прозвенела колокольчиками божественно прекрасная музыкальная фраза — и Данка очнулась сидящей не более не менее как на электрической кухонной плите.

— На чем? — переспросила ошарашенная Майка.

— На плите! С двумя конфорками!

Данка рухнула туда сверху, но с небольшой высоты, этак в полметра, так что ее голова и плечи оставались в неком ящике. При этом отлетела в сторону какая-то гремучая посуда. И все это свершилось в полной темноте.

Что любопытно — пистолет из руки она так и не выпустила.

Обиженная некорректным поведением чудовища, Данка ногами вперед стала сползать с плиты и уперлась в стену, причем стену упругую. Она изо всех сил нажала, а ноги у нее были спортивные. Стена распахнулась, и из полной темноты Данка попала в помещение, освещаемое лишь луной за оконным стеклом.

Это было уже кое-что.

Она выскочила из той конуры, где очнулась, и встала в оборонительную стойку. Но никто не нападал с воплями, она расслабилась, вдоль стены дошла до дверей, нашарила выключатель и включила свет.

Тут обнаружилось, что она стоит в кабинете какого-то средней руки босса. А та конура, где она раскидала посуду, на самом деле — кухня-шкаф. Данка видела что-то похожее в заграничных рекламных проспектах. В закрытом виде — встроенный в стену шкаф с дверцами темной полировки, в открытом сконцентрированная до минимума кухонька, причем внизу — электрическая плита и узкий холодильник, верх которого — покрытый мрамором стол, а над ними — навесные посудные шкафы.

— Ты хочешь сказать, что тебя запихнули в навесной шкафчик? — переспросила ошарашенная Майка. — Там же полки!

Она сопоставила рост и фигуру Данки с внутренним пространством, поделенным полками.

— Я не знаю, куда меня запихнули! Но шкаф разломан вдребезги. И выглядит так, будто его дно продавлено изнутри чем-то тяжелым, — объективно описала ситуацию Данка. — Издали выглядит. Я к нему подойти боюсь…

Майка задумалась.

— Десятый этаж, говоришь?

— Похоже на то. И здание — административное, не перестроенная квартира, окна — во!

— В городе не так уж много десятиэтажных административных зданий! — Майка оживилась. — Немедленно включай компьютер! У них там наверняка есть файлы с договорами и всякой документацией, где проставлено название фирмы!

— Включаю…

Какое-то время Данка шарила в компьютерных мозгах, а Майка терпеливо ждала.

— Ну вот! — раздался голос. — Так я и знала! Все на пароле! Взломать — не получается!

Майка выразилась так, что Сереже это бы не понравилось.

— Идея! — ее осенило, — Покопайся на столе! Там наверняка лежит какой-нибудь органайзер! Диктуй все, что найдешь!

И, не отнимая трубки от уха, засуетилась в поисках бумаги и авторучки.

Какое-то время Данка ожесточенно копалась в столе.

— Слушай, я ключ нашла!

— Какой ключ?

— С бирочкой! Шестнадцать — двадцать. Что бы это значило?

— Шестнадцатый этаж — вот что бы это значило! — Майка пришла в восторг от своей сообразительности. — И двадцатая комната! А ты в какой?

— Ты опупела? — обиделась Данка. — Я же изнутри, а табличка с номером снаружи!

— Ну так попробуй открыть дверь!

Судя по молчанию в трубке, Данка сделала попытку.

— Я же знала, что этот ключ от какой-то другой двери, — сообщила она. — Погоди…

И опять исчезла.

— Данка! Данка! — во всю глотку завопила Майка. — Что случилось?!

— Я нашла ее, — примерно через минуту объявила Данка. — Я ее открыла. И знаешь, куда я попала?

— Ну?

— В бардак!

Когда административное, здание, куда мистическим образом угодила Данка, еще только проектировалось, в него собирались вселить крупные министерства и ведомства. Поэтому запланировали довольно много кабинетов, имевших большую приемную — для секретарши и очереди из посетителей. Пока здание достроили, министерства развалились. и его отдали фирмам — хоть и крупным, но не таким многолюдным. Иные президенты и генеральные директора посадили-таки секретарш в необъятные сараи. А иные пустили в ход фантазию.

В частности, хозяин того офиса, где очнулась на электрической плите Данка, замаскировал дверь в кабинет кухонным оборудованием, имевшим снаружи вид внушительного шкафа. Одна из трех дверок этого шкафа давала возможность проникнуть в тайное помещение, оборудованное для личной жизни. Наверно, у хозяина была ревнивая жена. А может, имелись иные причины.

Ключи от комнат съемщикам выдавались единого образца, с указанием номера комнаты и этажа. И тут хозяин прокололся — если бы он, соблюдая конспирацию, снял с ключа бирочку, вовеки бы Данка не сообразила взять ключ в руки.

— Ну и что мы имеем? — уныло спросила Данка. — Оттуда тоже никак не выйти.

Майка задумалась.

— Черт!.. Есть! Немедленно позвони мне в салон!

— Зачем? Там же никого нет!

— Дура — там есть автоопределитель! Утром я узнаю, откуда ты звонила.

— Я не доживу до утра, — убежденно ответила Данка.

Майка забеспокоилась.

— Что с тобой? Дануська!..

— Мне опять страшно, — прошептала неуязвимая Данка. — Меня что-то тянет…

— Тресни как следует!

— Да нет же… Я должна вернуться туда, к плите…

— Немедленно позвони в салон! Слышишь — немедленно! — Майка вопила так, что, наверно, всех соседей перебудила. — Чтоб найти тебя по телефонному номеру!

— Сейчас… — обреченно пообещала Данка. — Сейчас позвоню. Меня зовет, понимаешь? Меня тянет… Я уже музыку слышу…

— Какую еще музыку? Звони давай!

А вот на этот вопль ответом были уже короткие гудки.

Майка настолько ошалела от странного разговора, что через пять минут принялась названивать в собственный салон, как будто автоматический определитель номеров мог ей внятно что-то сообщить.

Потом она позвонила Сереже. Но он настолько умаялся от беготни, что на ночь отключил телефон.

Майка пошла на кухню, приготовила себе чай и таращилась в ночное окно, пока он не остыл. Тогда она дала себе слово встать в семь утра и мчаться к Сереже.

Всякий раз, как Майка давала себе слово встать пораньше, этому принимались мешать стихийные бедствия. То она не могла заснуть до пяти утра из-за нервов, то всю ночь соседи смотрели шумные видики, то под окном сражались коты. На этот раз она вроде б и заснула без проблем, однако проснулась в девятом часу. Тут уж было не до Сережи — салон ждал ее руководящей руки.

И Майка понеслась в салон.

* * *

Зная город с рождения, нетрудно вычислить местоположение телефона по номеру. Данка успела-таки позвонить в салон. Майка вызвала Сережу, пересказала ночную беседу, особо подчеркивая шестнадцатый этаж, а Сережа немедленно установил единственную в том районе административную многоэтажку.

И заехала за ним Майка, и погрузила его в «гольфик», и повлекла к многоэтажке, хоть он и упирался. Майкина склонность к мистическим наукам лишала для него эту историю всякого правдоподобия.

Машину они в целях экономии оставили не на стоянке, а в переулке и подошли к искомой многоэтажке. Перед ней был ухоженный газон с дорожками из плит и художественной бронзовой загогулиной в два человеческих роста, а к высоким дверям от улицы вела асфальтированная дорожка. В нее вливалась другая — от платной автостоянки за зданием.

— Вот этот проклятый дом, — Майка задрала голову, чтобы увидеть самый верхний этаж массивного чудища из стекла и бетона.

— Ничего домик, — одобрил Сережа. — С ценным содержимым.

— Ага…

Вход охраняли ребятишки в камуфле, причем рожи носили даже более каменные, чем у Сережиных качков. Собственно, в них даже не было особой нужды — дверь перекрывал штырь диковинной вертушки, который поворачивался, когда ребятишки давали отмашку кому-то, сидевшему в глубине вестибюля.

Понаблюдав, Сережа с Майкой выяснили вот что.

Во-первых, здесь действовала пропускная система, и пропуска были единого образца. Ребятишки в камуфле изучали их так дотошно, как это бывает в первые две недели после нововведения. Очевидно, администрация здания недавно расхлебывала кражу чего-то дорогостоящего.

Во-вторых, некоторые боссы предъявляли один пропуск — собственный, но проводили с собой гостей.

Сережа с Майкой притворялись, будто ведут деловой разговор, и Майка даже вынула из сумочка органайзер, как бы отыскивая в нем нужную информацию. Вдруг она замолчала — а на пикантном личике отразилась работа мысли.

— Ты чего? — забеспокоился Сережа. Когда у Майки сам собой приоткрывался рот, она собиралась родить безумную идею.

— Пятнадцать — семь — два… — выдержав паузу, прошептала Майка. — Стой… Семнадцать — восемь — два…

— Ты чего это? — не понял Сережа.

— Молчи… Статистика…

Вслед за буддизмом, реинкарнацией, кармической медициной и сердоликотерапией вполне естественно могла последовать статистика. Сережа замолчал. Майка развернула его так, чтобы из-за его широкого плеча наблюдать за входом.

— Так и знала. Семнадцать — девять — два… Двадцать — девять — два…

Майка отслеживала какие-то перемены у входа, но Сережа, хоть убей, не мог сообразить, к чему бы относились такие странные цифры.

— В общем так, — Майка приняла решение, как всегда, с необъяснимой стремительностью. — В разведку пойду я. А ты поедешь домой и будешь ждать моего звонка.

— Еще чего! — искренне возмутился Сережа. — Ты что, полагаешь, я тебя одну туда пущу?

— Почему же одну? — Майка улыбнулась так противно, что Сереже захотелось взять ее за шиворот и унести куда-нибудь подальше. — Вот сейчас пойду на автостоянку и кого-нибудь сниму…

— Через мой труп.

Всякий раз, когда на Майку накатывало амурное настроение, расхлебывать заваренную бывшей женой кашу приходилось Сереже. По старой, так сказать, дружбе. Как правило, хватало одного его молчаливого появления в броне стальных и объемистых мускулов. Но раза два не обошлось без кулаков.

— Ты ничего не понимаешь, — эту фразу Сережа за четыре года их знакомства слышал примерно два раза в неделю, а за период семейной жизни — и того чаще. Фраза, как и полуоткрытый рот, служила обычно предисловием к очередной безумной идее, понять которую, кроме Майки, могла разве что Данка и еще две-три столь же эмансипированные подружки.

— Естественно, куда уж нам, — благоразумно согласился Сережа.

— Я, это… произвела… нет, вычислила… Господи, ну неужели тебе трудно подсказать, что делают со статистикой?

— Ее набирают, — неуверенно подсказал Сережа.

— И по статистике сейчас в эти ворота вошло двадцать человек с пропусками.

Сережа привычно ужаснулся — уж не представляет ли Майка статистику в виде расстеленной перед входом ковровой дорожки? Ляпсусы с ней случались еще и не такие.

— Из них девять человек провели с собой женщин, и всего двое — мужчин. Понял?

— Допустим.

— Значит, у меня больше шансов попасть туда, чем у тебя.

— Не уверен, — уже сообразив, в чем дело, но из чистого упрямства заявил Сережа. Соглашаться с женщиной в том случае, когда она нечаянно оказалась права, — мучительный процесс для мужчины.

— Понимаешь ли, я могу подойти к первому встречному дядечке и попросить его провести меня, а ты?

Сережа представил обезумевшие глаза дядечки. И далее — как тот сдает Сережу ребятишкам в камуфле. Со всеми вытекающими последствиями.

Увы — есть ситуации, когда бицепсы полуметрового обхвата срабатывают хуже прелестной взволнованной мордочки и узких коленок, обтянутых сверкающими колготками…

Сережа и Майка направились к автостоянке, где и приглядели дядечку за пятьдесят, с лысиной и более чем солидной комплекции. Ему-то Майка и кинулась наперерез.

Что она говорила жалобным голоском, заглядывая снизу вверх в глаза, расслышать было невозможно. Очевидно, плела ту ахинею, которая вызывает в мужчинах жалость к женскому скудоумию и потому действует безотказно. Дядечка подставил округленную руку, Майка быстренько взяла его под локоток — и Сереже оставалось лишь проводить взглядом странную парочку, исчезающую в недрах вестибюля.

Поскольку поиск нужного кабинета мог затянуться надолго, Сережа не стал маячить возле крутого здания, а преспокойно двинулся в тренажерный зал.

Там он исправно отсидел до девяти часов вечера, убедился, что никто не пытается переночевать с подружкой в примыкающей к залу сауне (бывало, бывало, и пару раз — даже с Сережиного благословения…), и отправился домой — ждать звонка от Майки.

В два часа ночи Сережа понял, что звонка уже не будет. Никогда.

И сделалось ему того… муторно…

Уже и судьба Данки, все-таки вооруженной пистолетом, немало его беспокоила. Сережа был искренне убежден, что если женщина и способна совершить разумный поступок, то лишь подпихиваемая сильным мужчиной, да и то станет вовсю упираться. Так что он твердо знал — Данка, где бы она ни оказалась, натворит дел. А ведь ее он считал наиболее толковой из знакомых женщин — то есть, наиболее приблизившейся к мужскому образу и стилю мышления.

Майка же казалась ему очаровательным, пушистым, ищущим приключений и абсолютно беспомощным котенком.

Вот этот котенок и пропал…

Конечно, Майка могла честно забыть про свое обещание позвонить Сереже. Если бы она встретила в здании из стекла и бетона каких-то богатеньких знакомых, то понеслась бы с ними в дорогой ресторан, по дороге забивая им головы сердоликотерапией. А про Сережу вспомнила бы только наутро, лежа пластом и тоскуя о стакане минералки.

Сережа понимал, что и такой вариант возможен…

Но сумасбродка Майка отправилась искать фирму, связанную с какими-то антиквариатными ворами и грабителями. А чувство меры у нее отсутствовало. Как и чувство осторожности.

Решив, что сейчас, среди ночи, он все равно ничего не может предпринять, Сережа лег. Сперва сон не шел, потом снилась чушь собачья.

Подняло его ни свет ни заря — в шесть утра.

Похвалив себя за то, что мужественно принял порцию отдыха и теперь готов к активным действиям, Сережа позавтракал и поехал к Майке. Ключ от квартиры у него был. Если гипотетические богатые знакомцы и возили ее в ресторан, то сейчас наверняка доставили домой… хотя…

Прежде чем совать ключ в скважину, Сережа долго и безнадежно давил на кнопку звонка. Он дал возможному Майкиному любовнику время не только вскочить, но даже натянуть штаны и почистить зубы. Потом он вошел.

Ни любовника, ни Майки не было. Очевидно, она дома и не появлялась.

Было около восьми часов утра.

Сережа оставил на всякий случай записку (насыщенную язвительной яростью, разумеется, хотя Майке этого и не оценить) и отправился к зданию, в которое столь опрометчиво отпустил бывшую жену с чужим толстым дядечкой.

Ребятишки в камуфле уже торчали у входа. Сережа подошел к ним.

— Привет, — сказал он, обращаясь к троим сразу. — Это вы тут вчера дежурили?

— Нет, мы с шести заступили, — отвечал черноволосый, с челкой и усиками, у которого в вырезе камуфли жизнерадостно светились полоски десантного тельника, ослепительно-белые и небесно-голубые.

Сережа знал, что ребята примут его за своего. Широченные плечи и бугры бицепсов с трицепсами, которым было тесно в рукавах курточки, служили лучшей верительной грамотой.

— Вот какое дело. Моя дура вчера сюда отправилась — и с концами, — грубовато сообщил Сережа.

— А к кому?

— Да есть там какая-то фирма, на шестнадцатом этаже. У нее там подружка секретаршей. Она кого-то попросила ее провести, — принялся объяснять Сережа простым и доступным языком. — Такого толстого дядечку.

Вдруг он сообразил, что у дядечки-то есть примета!

— Ездит на бэ-эм-вэшке цвета мокрого асфальта. С наворотами.

— Толстый, говоришь? — переспросил охранник. — Тю-у! Так это ж, наверно, Авантюра! Такой большой, толстый?

— Нет, не то чтоб большой… — тут Сережу снова озарило. Охранник был ему по плечо — стало быть, имел свое понятие о больших и маленьких.

— Вот такой, — показал рукой Сережа.

— Так она же все равно не к нему пошла, а к подружке, — здраво заметил другой охранник.

— Будь другом, пусти на полчаса! — попросил Сережа. — Никуда я не денусь, могу паспорт оставить. Найду подружку, спрошу.

— А чего там шариться? Вот сейчас к десяти все эти девчонки пойдут, им же всегда поспать разрешается, засечешь подружку на входе.

Разумно, ох, разумно рассуждали охранники.

Сережа умственно засуетился.

Он мог бы сказать, что не помнит подружки в лицо. Но в таком случае — как он собирается искать эту дуру на шестнадцатом этаже? Выходит, ему следует знать, в какой фирме она секретарствует? А откуда?…

Вдруг Сережа вспомнил — у них с Майкой был телефонный номер, по которому они, собственно, и нашли это мерзкое здание!

— Попробую-ка я позвонить наверх, — сказал он охранникам. — Может, она ко мне спустится.

И пошел к автоматам.

— Ал-ле-о-оу! — пропела дама. Может, и секретарша, кто, кроме них, поет в трубку такими противоестественными голосами?

— Добрый день, — сухо сказал Сережа. — Мне дала ваш телефон Дана.

Вранье претило доблестному атлету.

— Что за Дана? У нас такой нет, — ответил высокомерный голос.

— Она у вас не работает, — брякнул Сережа.

— Так с какой же стати она раздает наши телефоны?

Сережа не сразу нашелся, что ответить. И в отчаянии решил пойти ва-банк.

— Она была у вас позавчера вечером. Возможно, даже ночью, — сказал он. — Я ищу ее по срочному делу. И еще ее ищет… ее сестра.

Имелась в виду Майка.

— При чем тут мы? — удивилась дама в трубке.

— Ваша фирма — последнее место, где ее могли видеть, — на манер опытного детектива объяснил Сережа. — Вчера ее сестра пошла к вам, чтобы хоть что-то узнать. И до сих пор не вернулась.

— А-а… — протянул голос в трубке. — Подождите, я спрошу…

Сережа ждал не меньше двух минут.

— Такая маленькая, черненькая, с короткой стрижкой? — вдруг прорезался голос секретарши, или кто она там.

— Ну да! — обрадовался Сережа.

— А во что она была одета?

Сережа мучительно задумался.

— В костюм, — вызвав в памяти силуэт, неуверенно сказал он.

— В костюм… — повторил голос. — А вы откуда звоните?

— Из автомата у входа, — безмятежно признался Сережа.

— Подождите еще минутку у телефона, — велела дама. — Я попробую узнать.

Сережа отнял трубку от уха и приготовился ждать. При этом он повернулся к входу — решив почему-то, что эта дама спустится за ним, чтобы взять его на шестнадцатый этаж, он вздумал увидеть ее первым, как будто от ее фигуры и прически хоть что-то зависело.

Вместо дамы из вестибюля вышли четверо молодых людей стандартного образца и направились прямиком к Сереже. Двигались они подозрительно — отсекая ему пути к отступлению. И тут же у телефонной будки затормозила иномарка, распахнулась задняя дверца, но никто оттуда не вылез.

Хорошо, что Сережа регулярно смотрел боевики. Хотя новорожденная мысль и не укладывалась в голове, однако уж больно догадка смахивала на правду.

Незримая дама выслала группу захвата.

Даже с Сережиными кулаками против четверых выходить не стоило.

Он оценил обстановку — при помощи машины поле боя отгородили от асфальтовой дорожки, по которой взад и вперед проносились торопливые бизнесмены. Если бы его тут повязали — ни одна живая душа этого бы даже не заметила.

Заорать во всю глотку?

Последствия непредсказуемы. Черт их знает, что у них в карманах за сюрпризы. Ишь, морды какие решительные…

Сережа одним прыжком оказался у машины, бросился боком на капот, поджал ноги и перекатился на другую сторону.

На капоте осталась вмятина. Если бы Сережа имел время и желание обернуться — ущерб, нанесенный врагу, его бы порадовал.

— Держи вора! — завопили вслед.

И Сережа помчался во всю прыть, как если бы он и впрямь был автомобильным вором, снося по дороге встречных и поперечных не хуже скоростного танка. Важнее всего было выскочить на асфальтированную дорожку — вряд ли по нему будут стрелять, слишком велик риск перебить кучу посторонних. И не простых посторонних — все эти люди трудятся в Высоком Бизнесе, у каждого — своя крыша, а столкновение крыш из-за такого идиотизма, как стрельба среди белого дня по неизвестной мишени, надо полагать, никому не нужно.

Судя по топоту за спиной, все четверо молодых людей стандартного образца понеслись следом.

Бегуном Сережа был неважным, да и откуда взяться хорошей дыхалке у человека, который ворочает железо? Поэтому он устремился к большому магазину готовой одежды, потому что вряд ли убийцы (или похитители?) рискнут затеять побоище в таком почтенном заведении.

Влетел он в магазин уже в последнюю секунду — рука самого шустрого из четверки скользнула по его плечу.

И оказался Сережа в преогромном зале, чуть ли не в целый гектар. Хозяева магазина превратили его в лабиринт, изобретательно расставив длинные вешалки с юбками, блузками, кардиганами, пиджаками, платьями и много чем еще. Вешалки были по меньшей мере восьмиметровой длины и на колесиках, что позволяло менять интерьер чуть ли не ежедневно. Но был в этом и свой минус. Стоило посильнее толкнуть вешалку — как она ехала, не разбирая дороги и все снося на своем пути, поскольку вес имела неплохой и инерцию — соответственно.

Пронизав толпу, состоявшую исключительно из женщин, Сережа впилился в край вешалки. Очевидно, его вес был куда больше — вешалка набрала скорость и затеяла описать круг, центр которого совпадал с ее серединой, — диаметром стало быть, в восемь метров. А это и для бесконечного зала было немало. Задетая ею соседняя вешалка тоже тронулась с места — и под отчаянный визг все оборудование магазина пришло в движение! Кого-то затерло между мягкими, но способными придушить до смерти, плотно спрессованными разноцветными шубами, кто-то рухнул и схлопотал по неизвестным частям тела металлической опорой взбесившейся вешалки. Переполох начался изумительный.

Сережа, пытаясь затормозить и изменить направление, влетел в занавес из металлических пластин. Инерция потащила его юзом и боком, пластины, гибко соединенные, завернулись вокруг него сверкающим рулоном. И сразу общий гомон торгового зала был перекрыт уникальным по звучности визгом.

Этот великолепный занавес отделял от торгового зала одну из примерочных кабинок. Именно в ней две молодые женщины примеряли открытые вечерние платья из черного бархата, причем одна покупательница оказалась на виду у публики в трусиках и без бюстгальтера.

Сережа, к сожалению, всего этого великолепия не увидел. Он рванулся, поскользнулся на какой-то дряни, всем немалым весом навалился изнутри своего рулона на занавес — и сорвал его к чертовой бабушке! Правда, и сам рухнул с ним вместе.

Блистательный рулон, сметая все на своем пути все, что уцелело от вешалок, и постепенно распутываясь, покатился по залу. Сережа вскочил на ноги — и оказался лицом к лицу с погоней.

Преследователи, не надеясь обнаружить жертву в шевелящемся лабиринте и, соответственно, не рассчитав, подлетели чересчур близко. Первый рухнул, пораженный в челюсть прямым ударом правой, а второго Сережа достал левым хуком.

Удар же у него был такой, что не просто сотрясение — а даже ушиб мозга первому пострадавшему, рухнувшему на пол, были обеспечены. Второй же влетел задом в вешалку и медленно поехал в неизвестность. Из плотно висящих цветастых нарядов торчали лишь ноги в дорогих кроссовках.

— Тот, кто ударит и убежит, остается жив, чтобы драться завтра! — сказал сам себе Сережа. И, поскольку толпа перед ним в ужасе расступилась, выскочил из магазина, оставив двух уцелевших мерзавцев разбираться с администрацией.

Он в последнюю секунду влетел в троллейбус и сунул в компостер талончик.

— Извините… — услышал он за спиной старушечий нежный голосок. — Вы лицо поцарапали…

Никто, кроме очаровательной маленькой старушки, не осмелился обратиться к крутому, взъерошенному и мрачному качку, явно порешившему сейчас троих, а то и четверых врагов.

Сережа потрогал пальцем щеку — палец оказался в крови. Металлические пластины занавеса оказались с острыми кромками.

Он облизал палец, резким движением стер кровь, потом, глядя в стекло как в зеркало, дождался момента, когда троллейбус поехал вдоль темной стены и стало видно отражение.

Порез был заклеен талончиком.

И, надо полагать, не раз и не два рассказывали билетные контролеры родным и близким страшную историю о качке, который предъявил им окровавленный пробитый талон, ткнув пальцем в собственную щеку… С перепугу поверили на слово, отдирать и смотреть дырки — себе дороже выйдет.

В самых тяжких, какие только можно вообразить, размышлениях ехал Сережа в тренажерный зал. Мало того, что пропала способная постоять за себя Данка — так и Майка туда же…

К той минуте, когда он с большим опозданием прибыл к месту прохождения службы, Сережа оклемался настолько, что даже осмелился мыслить логически.

В этом деле мистика настолько переплелась с уголовщиной, что даже возник вопрос: а присутствует ли мистика вообще? Ведь про ахинею, которую Данка несла по телефону, Сережа знал с Майкиных слов. Майка же теряла чувство меры и реальности, едва вдали замельтешит что-то потустороннее. Да и сама она исчезла не столь мистически, сколь реалистически. Ляпнула на шестнадцатом этаже какую-то чушь — и все поняли, что она идет по следу похищенного антиквариата. А недостатка в исполнителях преступных акций эта фирма не испытывала. Избавиться от такой свидетельницы, как Майка, могло бы и малое дитя. И, в отличие от Данки, ее-то вполне могли запихать в спортивную сумку большого размера.

Весь день Сережа корил и казнил себя за то, что отпустил бывшую жену черт знает куда и черт знает зачем. Толку от него в зале было аккурат на медный грош. На вопросы качающейся публики он отвечал невразумительно, сломанный тренажер даже не пытался починить, и в довершение бед, представив хрупкое, жалкое, связанное толстыми канатами тельце Майки, брошенное ради заметания следов на рельсы, шваркнул оземь маленькую штангу, даже не поглядев под ноги. А там лежала откатившаяся от стены большая штанга с крупными блинами. Гриф попал на гриф и погнулся. Сбежались качки — и долго дивились мягкости нынешних грифов. А Сережа молча хмурился, понимая, что проклятую железяку уже не выпрямить.

В горестном расположении духа побрел он домой.

К чести Сережиной, следует сказать, что ему и в голову не пришло обратиться в милицию. Результат мог быть только один — доблестная милиция на подносе преподнесла бы странного заявителя фирме с шестнадцатого этажа.

Однако следовало принимать меры. Хоть какие-то!

Сережа знал контингент своего зала неплохо, но не настолько, чтобы выделить самых крутых. Да и держался он с качками не так, чтобы вдруг полезть к ним с подозрительными вопросами.

Он уже был готов завтра сочинить себе день рождения, выставить по бутылке на рыло и даже выпить сто грамм самому, лишь бы в непринужденной обстановке хоть что-то выяснить про мистически-преступную фирму. С таковым настроением и лег спать.

Примерно в третьем часу ночи зазвонил телефон.

— Кого черт несет? — мрачно полюбопытствовал заспанный Сережа.

— Это я! — бодро отвечала Майка. — Ты насчет меня не беспокойся, со мной все в порядке. Я в безопасности! Ты даже не представляешь себе, как здесь замечательно!

— Где — замечательно?!?

— Это, ну… здесь!

— Где ты находишься? — грозно спросил Сережа. — Сиди там и не двигайся! Сейчас я поймаю такси и приеду за тобой!

В трубке раздался беззаботный смех.

— Над небом голубым есть город золотой с прозрачными воротами и ясною звездой!.. — пропела Майка. — А в городе том сад, все травы да цветы…

— Допилась, — констатировал Сережа. — Сейчас я тебя оттуда заберу. Тебя все обыскались!

— Гуляют тут животные невиданной красы… — Майка допела строку и рассмеялась так блаженно, как не смеялась даже после самых блистательных минут близости с бывшим мужем. — Не надо меня забирать, заинька! Мне тут очень хорошо. И я не одна… Я заняла свое место, понимаешь? Было свободное место, оно ждало меня, мне открыли дверь — и вот я здесь. Камень — это дверь, понимаешь?

— Ничего я не понимаю, — отрубил Сережа. — Как тебя найти?

— Я звоню тебе, чтобы ты меня больше не искал! — твердо отвечала Майка. — Правда — не надо! Ты просто еще не знаешь, как это замечательно — занять наконец свое место среди равных. И как прекрасно — узнать наконец свое истинное имя! Сереженька, я много в жизни веселилась, но только теперь я поняла, что такое веселье духа… Прощай!

Долго Сережа слушал короткие гудки, пока в голову не пришла спасительная реалистическая мысль — Майку накачали наркотиками. Отродясь у нее не было ни слуха, ни голоса, и она даже после второй бутылки шампанского избегала вокальных экзерсисов. А теперь вдруг запела в трубку!

Вот сидит атлет, краса и гордость тренажерных залов, в глубоком раздумье. Пропала женщина — маленькая, хорошенькая, сумасбродная, иногда деловая до невозможности, иногда раскованная до безобразия, но и в том и в другом случае очень похожая на пушистого котенка, который шкодит с уморительно серьезной рожицей.

И что же теперь делать? Звонить в милицию?

А насчет камня, который — дверь, Майка, между прочим, сказала чистую правду. Она и вообще-то не врунишка, женщина редко врет из любви к искусству, как правило — от страха или от ею самой не осознаваемой комбинации страхов. Майка же никогда и ничего не боялась, а неугомонно и радостно двигалась вперед, уверенная, что уж такому-то обаятельному котенку все дорогу уступят. Другой вопрос — что за спиной у нее довольно долго маячила широкоплечая фигура ростом под метр девяносто. С таким тылом чего ж не попроказничать?

Так что же делать атлету, куда податься? Сидеть сложа руки он не может — это для мужчины неприлично.