Спутники Марены

Татьяна Авлошенко

Казалось бы, после изнурительных десяти лет войны ничто не должно угрожать землям Окаяна, но не всё ещё спокойно в мире вольном, не всё зло низвергнуто. По воле судьбы случайно оказавшиеся рядом оборотень Вольга, рыцарь Лотарь и чужестранец Али решаются на опасную игру и отправляются в нелегкий путь, чтобы перевести через весь остров прекрасную деву. Но что если в спутники к ним напросилась сама Смерть?Вторая книга трилогии.

Глава 3

В том лесу белесоватые стволы

Выступали неожиданно из мглы.

Н. Гумилев

Удивительно, но коня Лотаря фон Элленштайна все же исхитрились украсть. Недостойно, но Вольга тихо порадовался этому. Меньше сложностей. Обычно лошади не боялись его, но вдруг придется менять ипостась? Испуганный рыцарский конь вполне способен забить волка копытами. Немного жаль было самого Лотаря. По тому, как рыцарь убивался, делалось ясно: конь был для него не просто домашней скотинкой, устроившись на спине которой можно легко и приятно странствовать по дорогам Окаяна. Об исчезнувших вместе с жеребцом седельных сумах с пожитками, доспехе, коротком мече и щите рыцарь упомянул вскользь, только когда Вольга спросил, нужно ли чего в дорогу. Конь, верный боевой товарищ, был главной и невосполнимой потерей.

Сейчас Лотарь широко, уверенно шагал по дороге. Положенный на плечо двуручный меч и надетая поверх куртки тонкая кольчуга нисколько не тяготили его.

Оглянувшись, Вольга краем глаза приметил рыцаря. И вдруг почудилось: другая фигура, длинная сутана, посох в руках, седина, густо присыпавшая голову и бороду, лицо в шрамах… Нет, конечно же, показалось. Мира и покоя тебе, отец Мартин. И хороших учеников.

Барек Али… Горестно стеная, кляня бессердечных северных варваров и сетуя на несправедливую судьбу, тащился он за спутниками, спотыкаясь на каждом шагу, но не отставая настолько, чтобы нельзя было в случае опасности быстро догнать оружных мужчин, и с завистью косился на черного жеребца Рены.

Да, Рена. Именно такое имя назвала полынноволосая девушка в длинном белом платье, и Вольга не стал спорить с ней. Что изменится, если люди будут знать?..

Неподвижно сидела она в седле, и словно тень скользил черный жеребец ее. Не всхрапывал, не мотал головой, не замечал других лошадей на дороге, не тянулся к людям, выпрашивая морковку или соленую хлебную корочку. Люди и животные невольно сторонились странной всадницы, хотя вряд ли видели ее. Зачем тебе, назвавшая себя Реной, охрана? И без того ни один лиходей не решится близко приблизиться к тебе, а потом изыщет дюжину дюжин оправданий внезапно охватившему его холодному ужасу.

— Вольга!

Лотарь, догнав смолена, шагал рядом.

— Когда приедем в какое-нибудь селенье, надо купить ему, — рыцарь кивнул на ковыляющего в отдалении барека, — лошадь.

— Хорошо. Но он не так слаб, как хочет казаться.

— Знаю. Но, не измучившись сам, доведет до изнеможения нас.

Парни переглянулись, усмехаясь. Дружба рождается из понимания.

— Вольга, я хотел спросить… — теперь рыцарь явно смущался. — Рена… Мне показалось, вы прежде знали друг друга?

— Ты не ошибся, рыцарь. Мы с Вольгой знакомы уже много лет.

Черный конь умудрился незаметно протиснуться между парнями. Он не задел ни одного из путников, но заслонил их друг от друга.

— Дорога длинна. Не расскажешь ли нам о себе, Лотарь фон Элленштайн?

Голос мягкий, нежный, почти родной. Ей, внимательной и понимающей, хочется рассказать все.

И она не лжет. Никогда. Ни для выгоды, ни из жалости, ни от страха, ни ради любви. Если ей вообще ведомы эти чувства… Никогда не лжет. Наверное, единственная в семи мирах.

— Мое имя — Лотарь фон Элленштайн из замка Стейлханг, — начал свой рассказ рыцарь. — Наш род одним из первых ступил на землю Окаяна. В то время, как другие герумы-переселенцы мечом отвоевывали себе земли, мой предок, рыцарь Франц, заключил мирный договор со смоленами из Дудочного леса, и те разрешили ему построить замок на ничейной земле у самого края чащи. Он пригласил герумских крестьян селиться в его землях. Соседи смеялись над моим предком, называли его купцом. Но за все годы, пока род Элленштайн живет на Окаяне, замок Стейлханг не знал ни бунта, ни разорения. Когда началась война и Мартин Волчий призвал честных людей дать отпор Братству, мои родичи, не раздумывая, вступили в Орден Божьих Псов. Мне было всего тринадцать лет, но я стал пажом при моем деде. Я не стану рассказывать о наших битвах. Пусть миннезингеры воспевают отвагу героев. Но одну битву мне не забыть никогда. Это случилось перед самым концом войны. Мне исполнился двадцать один год, и я был посвящен в рыцари. В тот день подле отрогов Седой Бороды мы настигли отряд Братства. Они понимали, что обречены, но отказались сдаться, хотя Дитрих Лорейнский обещал жизнь и прощение всем, кто добровольно сложит оружие. Они сражались яростно… И умирали с криком «За истинную веру!». Кто-то ударил меня мечом по шлему, и я, оглушенный, упал на землю. Когда я очнулся, битва уже закончилась. Открыв глаза, я увидел лицо. Лицо убитого человека, Ревнителя. Маска с него свалилась. В ужасе я попытался высвободиться из-под упавшего на меня мертвеца, но тут поверженный враг пошевелился и открыл глаза.

— Не шебаршись, Пес, — сказал он. — Дай умереть спокойно. Скоро уже. Потерпишь. Ваши в погоню ушли. Недалеко им, вернутся… Нам бы за вами гнаться не пришлось… Никого бы не упустили… Как же оно вышло так, а, Пес? Столько лет пикнуть не смели, и вдруг в одночасье…

Он повернул голову, вглядываясь во что-то, невидимое мне. И вдруг расхохотался.

— Что, Пес, испугался? — спросил он меня, отсмеявшись. — С чего почти мертвяку веселиться? А я понял, сейчас только понял… Нет, тебе не скажу, не дано тебе пока, ты жить будешь… Чтобы это понять, ей в глаза посмотреть надо… Она не врет, потому что знает… Смерть…

Он замолчал и уронил голову. Теперь мой враг был действительно мертв. Мы закопали его вместе с другими убитыми Ревнителями и воздвигли над могилой деревянный крест. Все же они были людьми… Как и мы… Их призраки не тревожат нас, битва была честной. Но одна мысль не дает мне покоя — я хочу знать, что же понял мой враг! Соратники говорили, что с тех пор я сражался так, будто искал смерти. Но она ускользала от меня. Война кончилась, мы возвратились домой. Но как можно жить спокойно, не разгадав тайны? Я младший в роду и волен сам распоряжаться своей судьбой. Я пустился в путь, надеясь взглянуть в глаза смерти…

Зло! Зло! Все они порождения зла! И рыцарь, сам себя называющий нечистым животным — собакой, и неземной красоты женщина, чей черный конь не оставляет следов на дороге, и холодноглазый седовласый смолен. Бежать от них, бежать скорее! Но куда? Мрачные деревья подступают к самой дороге. Зачем столько деревьев? Человеку хватит старой чинары, посаженной предками возле дома, в ее тени приятно вкушать плов, пить шербет и вести многомудрые беседы… Кому нужно дерево с корой белой, покрытой черными пятнами, словно кожа больного чумой, и гладкой, как змеиная кожа? Будто толпа закутанных в саваны призраков тянутся они сквозь вечерний сумрак. Бежать средь них? Схватят, высосут жизнь…

…Они остановились, они разводят костер. Зачем ночевать в проклятом лесу, когда можно остановиться на уютном постоялом дворе, где есть крепкие стены, надежные двери, где добрый хозяин и верные слуги заботятся о безопасности постояльцев? Но — о! — этим не нужны свидетели, те, кто может заступиться за несчастную жертву! Разве не рассказывали в чайхане почтенного Ахмеда о кровавых обрядах, свершаемых северными варварами? А они даже не люди, нет! Но славный кинжал, на харалужном лезвии которого искусный мастер вывел слова Пророка, с украшенной серебром рукоятью, явит истинное обличье нелюдей!

Вольга взял летящий кинжал из воздуха. Словно со стены снял. Усмехнулся, подкидывая на ладони.

— Холодное железо и серебро! Вся нежить в округе должна явить свое истинное обличие и с воплями разбежаться. Учись бросать ножи, Али. Если бы попал в меня, поранил, увидел бы, что кровь у меня красная и текучая. Не бывает такого у хищной нелюди. А что до истинного обличия, то у всех, кто его меняет, истинные оба. Могут зачем-то задержаться при перемене, но не будешь же ты говорить о спешащем в баню испачкавшемся человеке, что грязнуля — его истинный облик. Нежить узнают по другим приметам, и этому нужно очень долго учиться. Лучше тренируйся бросать ножи, Али, купцу и страннику такое умение всегда пригодится.

Вольга легко, небрежно взмахнул рукой. Словно яблочный огрызок выбросил. Кинжал вонзился в ствол мертвой березы за спиной смолена.

— Время к ночи. Давайте вечерять, что ли…

Заночевать пришлось под открытым небом. Разожгли костер, разобрали сумы дорожные, из веток и плащей соорудили лежанки.

Лотарь воткнул меч в землю. Лучше бы связать крест, но рыцарь, как ни искал, так и не нашел двух достаточно прямых палок. Не беда, Божьи Псы даже молились на вонзенные в землю мечи с длинными крестовинами. Неужто доброе оружие нечисть не отпугнет?

— Не стоит, Лотарь, — тихо сказал подошедший Вольга. — Меч лучше положить рядом с собой. В случае опасности тебе придется вскакивать и выдергивать его из земли, время потеряешь. А то и первый удар пропустишь. Тех, кто может прийти ночью, это не остановит. Разбойникам наплевать. А другие… Они явились на эту землю гораздо раньше Распятого и не испугаются его знака.

— Но в корчме…

— Там были выползни. Бывшие люди. Может быть, кто-то из них при жизни верил Распятому.

— А что может остановить этих?

В орден Божьих Псов вступали христиане. Но основатель его, святой Мартин Волчий, учил: почитай Господа, но не презирай чужой веры, будь любознателен, но не назойлив, пытайся узнать и понять.

— Круг. Он означает солнце. Другие древние знаки. Смотри, — опустившись на одно колено, Вольга чертил на земле острием ножа. Ромб. Две линии по диагонали разделили его на четыре части. В каждой крупная точка. Словно рыцарский герб… — Это знак засеянного поля, знак человека. Огонь, вода, ветер, жизнь — все было в этом мире до… — Вольга на миг запнулся, — до нашего прихода. Но только люди сеют хлеб.

— Ночные твари боятся людей?

— Не людей, иначе они не осмелились бы нападать на путников. Человека. Они знают, что человек со временем изыщет способ расквитаться с любым врагом.

Вольга и Лотарь поделили ночь на две стражи. На Али как на караульщика полагаться не приходилось, а Рена… Кто ж будет заставлять женщину охранять спящих?

Первая стража выпала Лотарю. Положив меч на колени, рыцарь уселся у огня.

Вольга и Рена угомонились быстро. Смолен, улегшись, еще сказал караульному несколько слов о грядущей страже и, свернувшись клубочком, затих. Полынноволосая дева устроилась на лежанке из ветвей и плащей.

Али долго ворочался, охал, вздыхал и, не понижая голоса, сетовал на злосчастную судьбу, вопрошая своего бога, за что тот столь немилостив к несчастному сыну Джафара-ад-Дин. В конце концов Лотарь не выдержал и, дотянувшись, слегка кольнул Али острием меча в место, на котором барек сидел. Благочестивый приверженец Аллаха, взвизгнув, подскочил, и тут же получил по шее сапогом, брошенным меткой рукой Вольги. Неизвестно, открыл ли смолен глаза, бросая, но что даже не приподнялся — это точно. После столь подлого нападения Али забыл об Аллахе и только потирал пострадавшие места и тихонько бормотал что-то о проклятых неверных. Наконец и он заснул.

Лотарь сидел у костра. Походы ордена приучили его к непростой жизни воина. Он мог часами сидеть или лежать в засаде, замерев, словно камень, прислушиваясь и вглядываясь, не упуская ничего, но думая о другом.

Золотистая точка в небе. Звезда Полар, Путеводная. Говорят, что в приморской крепости Сэгард фальк Торгрим собирает смельчаков, дабы отправиться на запад, узнать наконец, что там, по ту сторону Туманного моря, куда исчезла земля, из которой пришли некогда на Окаян люди? Может быть, примкнуть к отважному вождю?

Или же устремиться на восток, в Лагейру, и, приняв благословение государя Дитриха, странствовать по дорогам Империи, совершая подвиги, достойные рыцаря?

А может, вернувшись в цитадель ордена, изъявить желание стать простым монахом и провести остаток дней в тихой обители, пытаясь обрести мудрость и постичь слово Божье?

Будет еще время выбрать дальнейший путь. Сейчас надо завершить начатое служение — проводить Рену туда, куда укажет она. Рена… Полынноволосая дева… Странная, прекрасная… Нездешнее имя… И нездешняя красота…

Вольга давно знает ее. Расспросить смолена? Но недостойно рыцарю, словно базарной сплетнице, собирать сказанное людьми, все равно, хвалу или хулу. Смотри очами, слушай сердцем и сам все узнаешь.

Будет ли рыцарь Лотарь фон Элленштайн в праве в конце пути просить Рену стать его Дамой? Достоин ли будет провозглашать ее имя во всех четырех краях земли, свершать подвиги во славу ее?

Лотарь оглядел спутников. Вольга спал, свернувшись по-звериному, положив руку на рукоять меча. Али смешно разбросал руки и ноги. Рена лежала вытянувшись, скрестив на сердце руки. Бледная в лунном свете, она напоминала мраморное изваяние, из тех, что венчали надгробия умерших женщин рода Элленштайн. Лотарь вздрогнул. Вдруг показалось, что если дотронуться до щеки Рены, то она будет так же холодна, как мрамор статуй. Подойдя к спящей девушке, рыцарь укрыл ее своим плащом.

Стража Лотаря прошла спокойно. Так и должно было быть. Лихие люди в эти края сроду не захаживали, а те, кто может прийти, появятся незадолго до рассвета. Если появятся.

Вольга выдернул вонзившийся в дерево кинжал. Острие вогнало в кору нечто вроде большой мухи. Холарь. Тварь сама по себе неопасная для живых, но мерзкая и зловредная. Словно черный слепень кружит она по лесу, высматривая путников, а ночью наводит на них чащобных жогов, склазов, упырей. Холарю все равно кому служить, лишь бы оставили после пиршества хотя бы один кусок мяса. В него тварь откладывает свои личинки.

Тонкая белая рука легла на рассеченную кору.

— Они не придут этой ночью?

— Нет. Наверное, нет. Если случайно не подобрались близко настолько, чтобы учуять… Тебе-то чего бояться?

Ледяные пальцы скользнули на запястье.

— Так же, как и тебе. Мы ведь всегда можем уйти. Уйти вместе.

— Не тот ужас, чтобы от него за смертью прятаться.

— Не тот. Но я знаю твой настоящий страх. Безумную боязнь потерять, утратить.

— Ты ошиблась, Марена. Мне нечего терять и… я не боюсь.

— Почему же ты тогда не скажешь своим спутникам правду о себе? Этому смешному бареку, который боится спать и гонит дремоту громкими жалобами? Или отважному рыцарю, который, вероятно, не хуже тебя знает, что делала нежить в войну с беззащитными селениями. Вот только сможет ли он отличить следы волчьих клыков от зубов проглота? Захотят ли твои спутники продолжить дорогу с тобой, если узнают, кто ты? Почему ты ушел из стаи твоего вожака? Ты боялся почувствовать себя чужим? Ты нежить, Вольга, но ты был рожден человеческой женщиной! Ты никогда не станешь своим ни для тех, ни для других. В этом мире не осталось никого, кому бы ты был родным по крови. Что держит тебя? Зачем ты здесь?

— А ты, Марена, зачем?

Вольга смотрел чуть прищурившись. Дерзко смотрел, насмешливо. Будто не с самой смертью разговаривал, а с простой девкой, думавшей втихаря нашкодить, да за рукав пойманной.

— Я, кто бы ни был, в Яви рожден, здесь жил, не наскучил мне еще этот мир, не нагулялся я в нем. А вот ты — богиня не из последних, чего ради человеческой женщиной прикинулась, на холодной земле бока мнешь, пыль дорожную хлебаешь? Что замыслила, белоликая?

— А если и замыслила, что, остановишь?

— Может, и остановлю.

— Смотри, двоедушник, загордился ты больно. Один раз обманул, так думаешь, все удастся? Или Пустую Косу вспомнил? Так не твоя сила там силу сломила.

Повернулась, взметнула белыми рукавами и полынными волосами… Нет, только блики лунные да тени на стволе березы играют. А на земле следов не осталось.

Вольга подбросил выдернутый из дерева кинжал и вновь поймал за рукоять. Усмехаясь, покачал головой. Ведь и вправду… Добрые люди с богами так не беседуют…

А все-таки зачем?..

Много есть на свете такого, чего людям зреть не положено. А если увидишь, услышишь случайно, то зажмурь лучше, смертный, глаза, закрой уши и беги прочь. Только далеко ли, не глядя и не слушая, уберешься?

Вот потому и лежал Али на земле тихонько, изо всех сил стараясь притворяться спящим, и только что рот себе руками не зажимал, чтобы не крикнуть: «Не смотрю я на вас! Не слушаю, о чем вы говорите!».

Ой-ой, не нужны мне ваши тайны! Не хочу я знать, кто вы и откуда, почему бледны ваши лица и странны речи. Не смотри на меня, госпожа, чьи глаза бездонны, словно пересохшие колодцы в пустыне! Я узнал тебя, но буду молчать и не произнесу вслух имени, коли так угодно тебе. Только забудь обо мне, не приблизься, не заметь!

Барек сам не замечал, что пытается отодвинуться как можно дальше от страшной спутницы. Вроде старался лежать неподвижно, но глупое тело вздрагивало и корчилось, и вот уже остался в стороне скомканный плащ, если не приглядываться, то может показаться, что под ним кто-то спит.

Али еще раз дернулся и покатился по траве на дно оврага.

Место для ночевки именно благодаря этому оврагу и выбрали. Не залезть врагу по крутому склону — сама природа путников с одного края охраняет. Трава от ночной росы скользкая. Бесшумно скатился Али на дно, а там потихоньку, пока не заметили, за кусты отполз. Поднялся на ноги, и помоги, о Аллах, правоверному!

Ночь выдалась безлунная. Али даже пожалел о проклятых белесых деревьях, их хотя бы можно было различить в темноте. Тут росли другие — тонкие, темные, корявые. Под ногами зачавкало. Что за несчастная земля, где человек не может позволить себе ходить в приятных ноге, удобных и легких туфлях без задников! Из-под ступни что-то выскользнуло, зашипело разгневанно. Вай мэ! Зря единственный сын Джаффара-ад-Дин порицает крепкие надежные сапоги!

Но что случилось? Разве может земля дрожать, словно костный мозг, и засасывать ноги идущего? Неужели… О горе!

Дикие жители севера не знают ужаса пустынь, но враг всякой жизни бросил на их земли болота. Так же, как зыбучие пески, подстерегает неосторожного путника готовая поглотить его трясина. Так же, как и пустыню, пересечь болото может только человек знающий…

Али в страхе затоптался на месте, пытаясь развернуться. Ох! Вязкая жижа обхватила ноги по колено. Барек чуть не упал. Что делать? Кричать, звать на помощь? Кто услышит? Кому придет в голову ночью бегать по болоту?

Чмак! Будто бурдюк с простоквашей бросили. Снова чмак, уже ближе. Показалось или нет, что тот большой холмик прежде торчал у кривого дерева? И был вроде поменьше, и два бледно-голубых огонька на нем точно не горели…

Волк завыл. Здоровенный зверь сидел на кочке неподалеку. Шкура его была бела, как благородное серебро, такого легко разглядеть в темноте. Вскинув морду к небесам, зверь снова завыл.

— Он мо-о-ой! У-у-ухо-о-оди!

Можно ли в волчьем вое услышать слова? Что только не покажется насмерть перепуганному человеку…

Мнимый холмик грозно раздулся. Прорезалась поперек алая полоса — пасть. Выдернулись из трясины длинные щупальца. Волк подобрался, изготовился к прыжку. Хищники будут драться за добычу…

Вконец перепуганная жертва заслонилась руками, присела. Топь захватила Али до подмышек. Какая смерть лучше: быть растерзанным волком, достаться неведомой твари или медленно утонуть в болоте? О Аллах! О отец мой, хитроумный Джаффар-ад-Дин! Мама…

— Хватайся за палку. Осторожно! Не дергайся, еще хуже завязнешь.

Али решился приоткрыть глаза. Утвердившись на кочке неподалеку, Вольга протягивал ему длинную сухую палку. Ни волка, ни болотной твари не видно, не слышно.

Али обреченно подумал, что тощий как жердь мальчишка нипочем не вытащит его, дородного и тяжелого, и ухватился за протянутую палку.

Вольга даже не пытался тянуть, а просто присел и положил палку перед кочкой в болото. Мелкая рябь взволновала топь, раздался звук, будто кто-то высасывал из шкурки сочную ягоду, и изумленный барек ахнуть не успел, как оказался возле кочки. А палка-то куда делась? Некая сила подпихнула Али под пятки, Вольга подхватил под мышки, и вот уже на кочке стоят двое.

— Теперь иди за мной. Только смотри, ступай след в след.

Прежде чем начать выбираться из топи, Вольга снова преклонил колени и ласково погладил спасительную кочку. Прошептал что-то вроде «Спасибо, болотная бабушка». Востроглазый Али заметил, что сухая трава здесь не топорщится в разные стороны, а лежит гладко, словно опрятно расчесанные пряди на голове пожилой почтенной женщины. Ох-ох…

Серебряные волосы Вольги были хорошо видны в темноте. Ничуть не хуже шерсти белого волка.

На стоянке не спали. Рыцарь Лотарь стоял у огня с мечом в руках, сторожко вглядывался в темноту. Полынноволосая Рена сидела на своей лежанке. В руках камешек, галька. Верхняя половина его белая, нижняя зачернена. Увидев Али, усмехнулась, камень в рукав спрятала.