Они поклялись победить

Александр Тамоников, 2014

Страшной выдалась первая неделя нового, 1995 года в Грозном. Только что практически уничтожена мотострелковая бригада, которую бездумно кинули 31 декабря штурмовать город. Дудаевцы уже трубят победу и во всеуслышание заявляют о массовой сдаче в плен российских военнослужащих… Но это – лишь хорошая мина при плохой игре. Сепаратисты ничего не могут поделать с батальоном 137-го гвардейского парашютно-десантного полка под командованием подполковника Голубятникова. Десантура грудью встала на пути боевиков, обороняя привокзальную площадь, – и полна решимости стоять здесь до конца. Потому что десант не сдается. А Батальон Мужества – тем более… Ранее книга выходила под названием «Черный город»

Автор благодарит Героя России подполковника ВДВ Святослава Николаевича Голубятникова за помощь в создании книги.

© Тамоников А., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Грозный, привокзальная площадь, 3 января 1995 года, вторник. Плацдарм у вокзала, удерживаемый личным составом третьего усиленного батальона 137-го гвардейского парашютно-десантного полка.

Рассвело. Командир батальона подполковник Голубятников, приведя себя в порядок, подошел к окну; осторожно, дабы не стать мишенью для вражеского снайпера, выглянул на улицу. Находившийся рядом начальник штаба батальона спросил:

— Что там, командир?

— Хреново там, Серега, — ответил Голубятников. — Мокрый снег, на земле грязь, легкий туман.

— Погодка шепчет?

— Шепчет… Черт бы ее побрал вместе с этой бестолковой войной!

В раму ударила пуля.

Голубятников отшатнулся от окна:

— Мать твою! Как же достали эти снайперы… — Обернулся к связисту, приказав: — Вызови-ка мне ротных!

Позывной комбата изменился, поэтому связист, включив радиостанцию Р-159 с «историком» — прибором, позволяющим засекретить переговоры, — бросил в эфир:

— Стрела-10! Вызывает Аркан!

Первым ответил командир разведывательной роты, занимавшей наиболее удаленный от КНП батальона 5-этажный дом, капитан Телинский:

— Аркан, я — Вьюга!

— Доложи обстановку! — потребовал Голубятников.

— Обстановка по-прежнему стабильно напряженная. Здание практически беспрерывно обстреливается снайперами.

— Откуда бьют духи?

— Да отовсюду, за исключением, пожалуй, южного направления, вокзала, железнодорожных путей. Оттуда соседи нас прикрыли надежно.

— Потери?

— С нашей стороны — нет. Со стороны противника подтвержденных три снайпера. Одного завалили в доме напротив — я имею в виду восточный сектор, двоих — в здании северного сектора.

— Настроение личного состава?

— Боевое! Да, мне только что доложили, что в районе соседнего квартала замечено передвижение небольших, до десяти человек, групп. Что это за группы, неизвестно. Мои ребята зафиксировали три таких. Рассмотреть их мешает туман, но уверен, что это не беженцы.

— Духи подтягивают силы?

— Похоже на то.

— Продолжай наблюдение! — приказал Голубятников. — В случае проявления противника, независимо от его количества, открывать огонь на поражение.

— Есть!

Примерно такие же доклады прошли и от командиров 7-й роты, занявшей здание строящегося вокзала, 8-й, дислоцирующейся вокруг КНП — бывшего Управления вокзалов, 9-й парашютно-десантной роты, находившейся в пятиэтажке северо-восточнее командно-наблюдательного пункта батальона. Штатный командир артиллерийской батареи САО-2С9 «Нона» доложил о готовности подразделения поддержать огнем орудий действия батальона. Из докладов ротных Голубятников отметил, что все они сообщили о появлении мелких групп противника. Это могло означать одно: чеченцы готовят какую-то пакость. И как бы в подтверждение вывода комбата с улицы, а точнее, с северной части плацдарма донесся крик:

— Эй, русские! Хватит воевать! Мы защищаем свою землю, за что воюете вы? Зачем гибнут ваши солдаты? Сдавайтесь! Война закончилась. Вы проиграли. Вас всех подставили. Сдавайтесь, и мы отпустим всех домой, в Россию, к семьям. Не сдадитесь — уничтожим! Будем резать, как баранов. Видели, что осталось от тех, кто пришел к вокзалу перед Новым годом? То же самое будет с вами. Сдавайтесь, иначе смерть!

— Пропел петух! — проговорил Кувшинин. — И не надоело им орать одно и то же?

Голубятников посмотрел на начальника штаба:

— Видно, не надоело. Упертые.

И приказал командиру разведывательной роты дать пару очередей в сторону, откуда, используя мегафон, кричал неизвестный оратор.

Телинский выполнил приказ: разведчики обстреляли из автоматов близлежащие здания. Стреляли вслепую, не целясь. Таким был ответ на предложения и угрозы боевиков.

Через триплекс, снятый с одной из боевых машин десанта, Голубятников осмотрел подходы к плацдарму, проговорил:

— А душки-то сбиваются в стаю…

— На каком-то одном направлении? — спросил начальник штаба.

— Да нет, с трех сторон. И это то, что видно. В частных секторах что-либо рассмотреть сложно. Но наверняка и там полно духов.

— Думаешь, предпримут попытку атаки?

— Хрен их знает. Но ничего хорошего ждать не приходится.

И тут же здание КНП вздрогнуло от разрывов. Стреляли из гранатометов. С потолка посыпалась штукатурка. Голубятников взглянул на начальника штаба:

— Огневая подготовка. — Повернулся к связисту: — Связь с Селиным! Быстро!

Рядовой вызвал командира артиллерийской батареи.

— Я — Байкал! — ответил Селин.

— Аркан! Позиции батальона подвергнуты массированному гранатометному обстрелу. Необходима огневая поддержка!

— Понял! Корректировщику необходимо передать координаты целей.

— Передаст!

Отключив связь, Голубятников обратился к офицеру-артиллеристу, корректировщику огня самоходной батареи, указав на закодированный план местности:

— «Ноны» должны накрыть площади в квадрате 251-2, 4, 7 — и в серединочку, ближе к правому углу!

Лейтенант-артиллерист кивнул и вызвал командира батареи:

— Байкал! Координаты целей — квадрат 251 по улитке, 2, 4, 7, а также сектор участка 9 ближе к правому углу, к «пятерке»!

Вскоре со стороны парка имени Ленина, где дислоцировалась артбатарея, ухнули «Ноны», и практически тут же на всей территории, непосредственно прилегающей к захваченному десантниками плацдарму, начали рваться мины. Гранатометный обстрел прекратился. Замолчали и САО. Но недолго длилось это молчание. До Голубятникова донеслись крики «Аллах акбар», и хрупкую недолгую тишину площади разорвали пулеметно-автоматные очереди. И тут же прошли доклады командиров рот: боевики начали атаку. В результате вражеского обстрела роты потери не понесли. Голубятников подтвердил ранее отданный приказ:

— Стрела-10, огонь из всех видов вооружения. Внимание! Огонь вести прицельно и только по обнаруженным целям! Уничтожать все, что приблизится к позициям!

Роты вступили в бой. Комбат приказал вызвать на связь заместителя командира дивизии.

— Аркан! Я — Титан! — ответил полковник Павленко.

— Я — Аркан! Докладываю: в 8:10 противник после обычных угроз провел гранатометную атаку позиций рот. Артбатарея накрыла наиболее опасные сектора в квадрате 251.

— Слышал, как били твои «Ноны». Потери от гранатометного обстрела?

— Потерь нет, по крайней мере убитыми. О раненых также докладов не поступало, но они будут. Бесследно обстрелы не проходят.

— Дальше?

— В 8:25, прекратив обстрел и выдержав паузу, духи пошли в атаку. Наступают с трех направлений: с севера, запада, востока. Батальон держит оборону.

— Я понял тебя, Аркан. Помощь требуется?

— А у вас есть чем существенно усилить батальон?

— Держись!

— Держусь! В 11:00 я должен был прибыть на командный пункт дивизии. В связи с изменившейся обстановкой сделать это не смогу. Если духи пошли на штурм, одной атакой они не ограничатся.

— Принял! Решай проблемы исходя из складывающейся обстановки. Пока у тебя одна задача — удерживать плацдарм. И вряд ли в ближайшие сутки она изменится.

Передав гарнитуру радиостанции связисту, Голубятников спросил у начальника штаба:

— Ну, что там у нас на этом чертовом плацдарме?

— Разведка атакована с севера, — доложил Кувшинин. — Ребята Телинского отбили атаку. На роту Боревича вышла группировка рыл в тридцать.

— Откуда вышла?

— Из района северо-западного сектора частных домов — точнее, того, что от них осталось. Духов поддерживают пулеметно-гранатометная огневая точка и с десяток стрелков из соседнего слева дома. Боревичу помогают ребята Стрельцова. Пулемет из ангара не дает духам выйти к водонапорной башне и развернуть атаку. Стрельцов доложил, что часть сил роты переместил в правое от нас двухэтажное здание, чтобы иметь возможность оказать поддержку и 9-й роте, и 7-й.

— Кстати, а что происходит у Кошерева?

— 7-я рота атакована группой боевиков примерной численностью 20–25 человек. Духи в ходе атаки продолжают активно использовать гранатометы, как РПГ-7, так и «Мухи».

— Откуда наступает противник?

— Со стороны восточного частного сектора и соседнего квартала.

— Ясно! Значит, артналет особого ущерба чеченам не нанес?

— Кто знает, командир? Очевидно, что штурм плацдарма изначально в штабе Дудаева планировался, а вот какие силы были брошены на нас, неизвестно. Думаю, позже ситуация прояснится.

— Видно, Дудаев решил всерьез заняться нами… Ну, что ж, посмотрим, насколько это у него получится.

— Да не получится у него ни хрена.

— Конечно, не получится, — улыбнулся Голубятников. — Это ему не пехоту из засады жечь.

Первый взвод 7-й роты старшего лейтенанта Лихолетова занимал позиции на первом этаже недостроенного нового вокзала Грозного. Точнее, само здание было поднято, оставалась внутренняя и внешняя отделка, но работам помешала война. Утренний штурм нового вокзала начинался, как и общая атака духов, с криков чеченцев, предлагавших десантникам сдаться. Боевики обещали пропустить роту к парку Ленина даже с оружием, но солдаты и офицеры уже знали цену таким обещаниям. На предложение сепаратистов ответили огнем автоматов. Гранатометный обстрел, хоть и велся достаточно массированно, но ни потерь не нанес, ни паники среди солдат не вызвал. Поэтому и первая атака боевиков после обстрела сразу же захлебнулась. И в этом была немалая заслуга рядовых Шохина и Артюшина.

Командир взвода определил друзьям позицию на правом фланге здания. Шохин получил пулемет ПКМ. В ходе штурма привокзальной площади десантникам удалось захватить большое количество трофейного оружия, в том числе пулеметы ПКМ, снайперские винтовки СВД, гранатометы РПГ-7 и «Мухи», автоматические гранатометы АГС. После выполнения всех поставленных боевых задач батальон Голубятникова сдал по ведомости 147 единиц трофейного оружия. Артюшин, кроме штатного АКС-74, вооружился «Мухой». Замаскировав огневую точку строительным мусором, бойцы внимательно отслеживали ситуацию. Шохин увидел боевика, вышедшего к окраине частных домов. Позвал Артюшина, который курил, присев на корточки в углу небольшой комнаты:

— Миха! Дух нарисовался! На окраине частных домов.

Артюшин спокойно, выпустив к потолку несколько колец дыма, поинтересовался:

— Че делает этот дух?

— У него рупор!

— Чего?

— Рупор! Ну, труба такая, конусная. Чтобы базар далеко слышен был.

— Ну, всади ему очередь в этот рупор. А заодно и в пасть, пока орать не начал.

— Нельзя! — ответил Шохин. И повысил голос, взглянув на Артюшина: — Ты че, траву, что ли, куришь?

— Откуда?

— Хрен тебя знает! Говорю, дух объявился, а он сидит балдеет, как в чипке на выходной за кружкой пива.

— Так сказал же, всади в него очередь! Приказ какой был? Валить всех, кто войдет в сектор ответственности роты.

— Умный, да? Ну, завалю я этого духа и заодно позицию обнаружу! И подкинут чечены нам сюда пару выстрелов из РПГ.

— А от меня-то ты чего хочешь? Видишь духа, не хочешь валить, так любуйся им. Слушай, что базарить будет. Хотя их звездеж дебильный уже достал. Долбят одно и то же! Сдавайтесь, или на куски порежем. Че звездить? Иди сюда с тесаком, поглядим, кто кому кишки выпустит.

С улицы донесся мужской голос с заметным кавказским акцентом:

— Русские! Война кончился. Вы хороший воин, хороший солдат. Мы уважаем воин. Зачем бесполезно воевать? Зачем умирать? Нас много, и это наш земля. Мы свободный народ, вы свободный народ. Уходите и живите у себя как хотите. Мы будем жить здесь по нашим законам. Всем хорошо! Зачем драться? У вас дома матери, жены, невесты. Идите к ним. Я бригадный генерал, обещаю: если согласитесь уйти, то пропустим вас. Идите в парк, идите дальше. Уходите с оружием. Иначе… иначе вы все останетесь здесь, и ваши трупы будут жрать голодные собаки. Вы этого хотите? Командир! Зачем губишь свой солдат? Уходи! Живи! Зачем подыхать? Я даю три минута на размышления. Уже много солдат и офицер ушли из города. Вам не говорят об этом. Но это так! Всем будет лучше, если вы уйдете! Война кончился. Три минуты. Потом или жизнь, или смерть! Три минуты!

Где-то со второго или третьего этажа прогремели автоматные очереди.

Артюшин взглянул на Шохина:

— Наши с ходу ответ дали и без трех минут размышлений. Но ты понял, Толян, кто базарил? Бригадный генерал. Это тебе не халам-балам.

Шохин усмехнулся:

— Да у них каждый второй — генерал. Соберет банду рыл в пятьдесят и вешает себе генерала.

— Не-е, генерал это, генерал.

— Да ладно тебе! Вот наши — это генералы. А этот — чмо опущенное.

— Может, стоит его завалить? Давай я из автомата одиночным его сниму?!

— Не снимешь. За дом ушел.

— Козел! Чего молчал?

— Кто козел? Ты кого козлом назвал?!

— Ну не тебя же. Понятно, архара, что базарил в рупор.

— А…

В комнату из коридора вошел командир 7-й роты капитан Кошерев. Бойцы поднялись, приняв положение «смирно». Ротный махнул рукой:

— Вольно! Расслабьтесь… пока. Слышали, что дух кричал?

— Слыхали, — ответил Артюшин. — А Шохин, тот даже видел этого казбека.

— Это правда? — взглянул ротный на Шохина.

— Так точно! Дух орал из двора третьего справа дома, укрывшись за деревом. Я хотел его снять, но потом решил, не стоит.

— Почему?

— Потому что если выстрелил, то обнаружил бы позицию.

Кошерев улыбнулся:

— Верное решение. Взводный посадил вас здесь не случайно. И пулеметом с гранатометом вооружил. Под вами — вход в подвал. Из подвала можно выйти практически в любое помещение. Что это означает, объяснять надо?

— Никак нет! — откликнулся Шохин.

— Духи подождут три минуты, а потом пойдут в атаку. Их в частном секторе полно. Видели рыл двадцать, но реально может быть гораздо больше. И им кровь из носу надо выбить нас с площади…

В это время здание содрогнулось от разрывов гранат. Боевики, выдержав паузу, начали гранатометный обстрел. Комнату сразу же заволокло пылью и гарью.

— Ну вот и началось! — сказал капитан. — Сначала обстрел, потом штурм. Смотрите, мужики, на вас лежит большая ответственность, вы любой ценой не должны допустить проникновения бандитов в подвал. Допустите — много ребят может полечь на этом вокзале. Ясно?

— Так точно, товарищ капитан! — ответили солдаты в один голос.

— Ну и молодцы. Я наверх. Помните, что сказал. Удачи!

Ротный ушел. Шохин взглянул на Артюшина:

— Понял? А ты говоришь…

— Чего я говорю?

— Ничего! К окну. На позицию!

— А че ты раскомандовался? Тебя что, старшим здесь назначили?

— Назначили!

— Кто?

— Хрен в кожаном пальто! У меня пулемет, значит, я старший, а ты второй номер. И не будем делить должности. Задачу надо выполнять.

— Ладно, старший. А про подвал взводный не говорил…

— Да какая теперь разница?

— Водки бы, а, Толян? Для куража! Как раньше, на войне водку перед боем давали.

— Без водки, чую, весело будет…

— Это точно!

Бойцы заняли позицию у замаскированного окна. Гранатометный обстрел не утихал.

— И бьют, шакалы, откуда-то рядом, — проговорил Артюшин, — и ни одного стрелка не видать. Хотя…

Он напрягся.

— Ты чего? — спросил Шохин.

— Есть, Толян! Вижу духа с трубой.

— Где?

— Дом, откуда базарил ихний генерал, третий?

— Да!

— Гляди правее, за забором в кустах. Ну? Видишь?

Шохин разглядел молодого чеченца, поднявшего на плечо противотанковый гранатомет, проговорил:

— Вижу!

И тут же дал в гранатометчика короткую очередь. Десантник стрелял метко. Две пули ударили боевику в голову — в переносицу и в лоб, отбросив тело к дереву. Тот успел нажать на спуск, но задрав гранатомет вверх, и выстрел РПГ-7 ушел в небо.

— Есть! — заорал Шохин. — Дострелялся, сука! Как я его, Миха?

Ответить Артюшин не успел: прямо над головами солдат прошла автоматная очередь, выпущенная из частного сектора. Солдаты пригнулись.

— Вот сучары, засекли-таки позицию, — процедил Шохин.

И вновь Артюшин проявил удивительную способность в критической ситуации фиксировать все, что происходило вне позиции. А возможно, только в критической ситуации у него настолько обострялось данное качество.

— Из того же третьего дома, со второго слева окна, по нам дали очередь. Бородач с зеленой повязкой на черепе, — сказал он, лежа на полу.

— Точно?

— Точнее не бывает!

— Так какого хера ты сидишь? Наверняка бородач в хате один, а если нет, то тем более.

— Чего тем более?

— Тебе «Муху» за каким чертом дали? Жги этот дом, пока духи командованию своему о нас не сообщили.

— А! Так это мы мигом!

— Давай, Миха! Давай!

Артюшин быстро подготовил переносной одноразовый гранатомет к бою. Поднялся, вскинув телескопическую трубу с поднятым прицелом. Выстрелил. Снаряд «Мухи», войдя в открытое окно, взорвался внутри небольшого дома. Здание вздрогнуло, из всех окон наружу ударило пламя. Крыша обрушилась, дом загорелся. Отбросив трубу, Артюшин присел рядом с Шохиным:

— Разнес хату! Если в ней кто-то был, то уже греется в аду. Но если еще кто-то из духов видел, откуда рванули дом, то совсем скоро, через считаные секунды, и мы с тобой отправимся на небеса.

— Не хотелось бы…

— А куда денешься?

— В коридор?

— Не успеем!

— Если б не болтали, то успели бы.

— Теперь точно не успеем!

Но ответного выстрела из гранатомета не последовало. Напротив, грохот стрельбы как внезапно начался, так внезапно и прекратился.

Артюшин посмотрел на Шохина:

— Живем, Толик?

— Живем!

— Нет, все-таки как я эту хату поднял на воздух!..

— Лихо! Но и я гранатометчика приземлил с короткой очереди.

— И ты лихо! Лихие мы пацаны, да, Толян? Десантура!

В помещение буквально ворвался командир взвода старший лейтенант Лихолетов:

— Чего сидим? Духи в атаку пошли!

Тут же этажом выше прогремел взрыв. Лихолетов сплюнул на бетонный пол:

— Твою мать! Опять бьют из гранатометов. — И приказал бойцам: — Быстро на позицию! Задачу вам ротный довел, я приказываю стоять до конца. До последнего патрона держать оборону.

— Мы легкоуязвимы, — сказал Шохин. — Если духи будут прорываться в подвал, то комнату над входом в него обязательно прострелят из «Мухи» или РПГ.

— Вы в здании не одни. Да и соседи, что стоят на юге, поддержат огнем, так что ни с фланга, ни с тыла вокзал не обойти. Гранатометчиков будут снайперы обстреливать. Держитесь, парни. Помните, что вы в Батальоне мужества служите!

— И все же, товарищ старший лейтенант, в подвал надо хоть отделение спустить…

— Где б его, свободное, еще взять. Но вы выполняйте свою задачу, об остальном не думайте.

— Патронов подбросили бы…

— Позже! Все, держитесь, десант!

— Держимся.

Взводный быстро ушел в лабиринт коридоров здания нового вокзала.

— Куда ж мы денемся! — добавил Шохин и повернулся к Артюшину: — Ну, чего моргалы вылупил? На позицию!

— На себя посмотри.

— Да ладно, Миха, не обижайся. Нервы…

— Тоже мне барышня, а еще в контрактники податься хотел. С твоими нервами только коров пасти.

— А я бы сейчас не отказался где-нибудь под Рязанью, у Оки, стадо коров пасти!

— Сейчас бы никто не отказался. И те, кто с нервами, и те, кто без них…

По окну ударила очередь. Несколько пуль попало в стену напротив окна.

— На позицию, Миха! — крикнул Шохин. — Я стреляю, ты молчишь; я перезаряжаю, ты стреляешь!

— Понял!

Друзья заняли позицию обороны. И вовремя. Трое боевиков, один из которых нес на плече гранатомет, находились уже в десяти метрах от входа в подвал, в «мертвой» для остальных бойцов роты зоне. Или они не имели информации о фланговой позиции десантников, или считали, что бойцы уничтожены, или вкололи столько героина, что напрочь потеряли страх и способность адекватно воспринимать реальность, но шли они к зданию открыто, не прячась.

— Гляди, Толян! — хмыкнул Артюшин. — Вконец оборзели архары. Как по Арбату идут, не спеша…

— Нехрен им на Арбате делать. И здесь тоже. Обдолбились, гады ползучие, а за кайф, — Анатолий прицелился, — надо что? Платить!

Двумя короткими очередями он срезал троицу боевиков. В шести метрах от входа в подвал. Из кустов появились еще двое бандитов. Они подняли автоматы, но в это время по восточному частному сектору ударила артиллерийская батарея. Это был последний сектор артналета самоходных орудий, поэтому обстрел совпал с началом атаки сепаратистов позиций 7-й роты. Бандиты исчезли: то ли попали под осколочно-фугасные мины, то ли свалили по-скорому в укрытия. Но исчезли ненадолго. Как только артналет закончился, бандиты появились вновь. И было их уже семь человек. Видимо, об огневой точке Шохина и Артюшина их не успели предупредить, так как подходили к дому они не таясь. Анатолий открыл огонь из пулемета до того, как боевики увидели трупы своих собратьев. Пятерых Шохин снял сразу, двое залегли. Анатолий крикнул Артюшину:

— Бей по духам, Миха, не дай поднять гранатомет! Иначе нам хана!

Артюшин ударил из автомата. У Шохина закончились патроны в ленте, и он быстро сменил ее. Неизвестно, сколько продолжалась бы эта дуэль — оставшиеся в живых боевики укрылись за кучами строительного мусора, — но сверху вниз полетел какой-то предмет, и между позиций чеченцев прогремел взрыв; осколки чуть было не задели Артюшина. Кто-то из своих бросил в бандитов гранату Ф-1, один из осколков которой обжег щеку Анатолию. Тот схватился за лицо, откатившись от окна. Сквозь пальцы проступила кровь. Артюшин мотнул головой — от разрыва заложило уши, — крикнул:

— Толик, ты чего? Ранен?

— Да не ори ты, царапина, — пробурчал Шохин.

Но слегка контуженный, Артюшин не услышал ответ друга:

— Чего? Не слышу?

Закричал и Шохин:

— Уши промой да зенки раскрой. Царапнуло меня осколком, понял?

— А! Понял! Давай перевяжу!

— Обойдусь! Ты в окно смотри, держи оборону.

— Понял!

Артюшин осторожно выглянул из окна. И его вдруг накрыла тишина, лишь где-то восточнее и севернее что-то ухало. То ли артиллерия стреляла, то ли взрывались снаряды. Но далеко. Он обернулся к Шохину:

— Толик! На улице в натуре тихо или я ни хрена после разрыва гранаты не слышу?

— Тебя что, контузило?

— Наверное! В уши словно свинца залили. И башка заболела. Боль по вискам бьет.

— Тихо на улице. Рядом с нами тихо. Но ты все равно гляди в окно. Духи могут и без стрельбы, ползком подвалить.

— Я смотрю. Никого. Воронка метрах в двадцати; дальше штук пять… нет, шесть трупов. О, блин, один шевельнулся. На бок перевернулся. Видно, тоже раненый… Вот же сука!

— Чего там?

— Ранен, а к «Мухе» тянется! Никак по нам, козел, решил долбануть.

— Вали его!

— Угу! Сейчас! Это мы легко.

Артюшин выстрелил, боевик уткнулся разбитой головой в грязь.

— Есть, падла! Хрен тебе, а не «Муха»!.. Больше вроде никого.

Шохин, наспех обработав неглубокую рану, крикнул:

— Держи сектор!

— Держу.

От подвальной двери неожиданно раздался голос командира отделения сержанта Беденко:

— Все пока, братва! Отвалили духи.

— А ты откуда взялся? — крикнул сержанту Шохин. — И подошел неслышно, как кошак…

— Лихолетов к вам послал!

Артюшин обернулся и очень громко воскликнул:

— О, Беда! Ты че приперся?

— Ты чего орешь?

— Да слышит он хреново после разрыва гранаты, — объяснил Шохин. — Кстати, ты не в курсе, что за чудило ее нам чуть ли не под окно бросил?

Сержант шмыгнул носом:

— Да если бы не граната, духи вас из «Мухи» сожгли бы.

— Так… Ты, что ли, сподобился?!

— Ну, я… С третьего этажа. Видел, как вы приземлили пятерых казбеков, а двое укрылись. Ваши пули не доставали их. А бородач один «Муху» готовил. Ну, я и бросил гранату, как раз между ними. А то что близко к зданию, уж тут не моя вина, вы сами подпустили абреков.

— И что, обязательно было «эфку» бросать? У тебя РГД не было?

— РГД были, времени не было. Вот и бросил то, что с пояса не глядя снял. Медлить нельзя было. Так что не наезжай, а готовься водкой поить, как вернемся. Вместе с Артюшиным. Я же вам жизни спас.

— Ага! Спас! Чудом не завалил, бесяра…

— Ты как с сержантом разговариваешь?!

— Да шел бы ты, Паша! Лычками в Рязани козырять будешь.

Беденко вздохнул:

— В Рязани… До Рязани дожить надо. Что, судя по тому, как складывается ситуация, будет ой как непросто.

Шохин усмехнулся:

— И где ты слов-то таких умных нахватался, Паша? Ситуация… складывается… От Лихолетова, что ли?

— Я командир отделения, мне положено.

Он прикурил сигарету, с удовольствием затянулся, мечтательно сощурив глаза:

— А в Рязани сейчас хорошо. Праздники. Морозец, снежок — не то что эта слякоть чеченская; девочки в шубках, сапожках да шапочках по городу шарятся… Молоденькие, красивые. Дискотеки. Никакой тебе войны… Нет, пацаны, будь моя воля, полжизни бы отдал, чтобы дней этак на десять в Рязань свалить. Или домой, в Белгород. Там еще лучше.

— Да не трави ты душу, — вздохнул Шохин. — Будет тебе и Рязань, и Белгород, и дискотеки с девочками. Если в цинке домой не отправят с орденом Мужества на кителе.

— Ладно, пошел я…

— А чего приходил?

— Так передать, что духи отошли и в ближайшее время атак их не предвидится.

— Ты вот что, передай взводному, чтобы санинструктора прислал. У меня со щекой-то ерунда, а вот Артюшина посмотреть надо. Как он, полуглухой, контуженый, воевать будет?

— Передам. Только менять-то его некем. И так народу не хватает, а недавно Гришаню подранило.

— Серьезно?

— В ногу. Пуля кость перебила. В тыл готовят отправить. Промедолом из аптечки боль на время сняли — так то на время, не будем же его на наркоте держать. А если не обезболивать, Гришаня на стенку полезет… Но я твою просьбу взводному передам.

— Давай! Если духи вновь попрут, сигнал какой подайте, что ли. А то неудобно у окна торчать. Да и под снайпера попасть легко можно.

— Ладно, скажу Лихолетову. Держись, братва, ушел.

— Счастливо, да поменьше мечтай. Подыхать обидно будет.

— А я не собираюсь подыхать.

— Те, что на площади валяются, тоже не собирались…

— Так то — духи. Им положено.

Сержант ушел. Артюшин, повернувшись, спросил Шохина:

— Чего приходил сержант?

— Передать, что духи отошли, — крикнул Анатолий. — Так что можешь и ты отойти от окна. Присядь вон у стены напротив да из аптечки прими чего-нибудь.

— Чего?

— Ну, хотя бы обезболивающую капсулу.

— А может, сразу промедолчик вколоть? И боль пройдет, и кайф поймаю…

— Кайф нам духи подкинут.

— Это точно. Да… попали мы, Толян, по полной программе. Одно успокаивает: пехотинцам, что сюда до Нового года пришли, гораздо хуже было. Прикинь, а если бы вместо них нас к этому чертову вокзалу бросили?

— Нехрена прикидывать. У каждого свое место. И судьба своя. А тебя, может, в тыл отправят. Я попросил, чтобы медиков прислали. Пусть посмотрят.

— Зачем? Никуда я не пойду! Вместе пришли, вместе и драться будем. В падлу мне уходить, Толян. Ладно, пулю в жизненно важный орган словил бы, а контузия — мелочь. Мне бы только боль сняли, а слух вернется. Такое уже было. На полигоне в оцеплении минометчики положили свои блины чуть ли не под ноги. Тогда кровь из ушей пошла. И ничего, прошло. Не помнишь, что ли? Хотя ты тогда в другой роте служил. Хрень эта контузия. Руки автомат держат, глаза духов видят. Что еще надо? Не уйду!

— Ротный или взводный прикажут — уйдешь!

— Если прикажут, другой базар, но ты будешь виноват в том, что меня уберут отсюда. И жалеть потом.

— Лучше пожалею, но зная, что ты, по крайней мере, пока мы здесь оборонять плацдарм будем, живой и в безопасном месте.

— В натуре, что ли?

— В арматуре!

— Ладно, братан, живы будем, не помрем. И все будет ништяк!

Артюшин присел к стене, отложив автомат в сторону. Прикурил сигарету, но тут же выбросил ее. Дым вызвал приступ тошноты. Он тихо выругался:

— Твою мать! Этого кайфа мне только и не хватало… — И он потянулся к карману, где лежала боевая аптечка.

Штурм боевиков прекратился одновременно на всех направлениях. Руководивший обороной плацдарма подполковник Голубятников, как только стихла канонада, приказал связисту вызвать по связи всех ротных, чьи подразделения удерживали объекты. Из докладов командиров рот следовало, что первый яростный штурм подразделения отбили, понеся минимальные потери в раненых. Боевики отошли. Голубятников приказал и далее держать оборону, уничтожая всех, кто войдет в зону ответственности батальона. После чего распорядился связать его с заместителем командира дивизии.

— Титан на связи! — ответил полковник Павленко.

— Я — Аркан! Докладываю. После проведения массированного гранатометного обстрела занимаемых нами объектов боевики пошли на штурм с трех направлений. Силами личного состава парашютно-десантных и разведывательной рот при огневой поддержке артиллерийской батареи атаки противника отбиты. Духи отошли в глубь контролируемой ими территории.

— Каковы потери батальона?

— По предварительным данным, у нас трое раненых, один контуженый. Убитых нет.

— Слава богу, что убитых нет. Потери боевиков?

— Трудно сказать. Трупов много, есть и раненые. Ориентировочно нами уничтожено как минимум тридцать-сорок боевиков, раненых человек двадцать.

— Чечены своих не добивали?

— Нет! Кого смогли, вытащили. Кого нет, те лежат в грязи, мы их не трогаем. Уточненные данные, если позволит обстановка, в штаб передаст майор Кувшинин.

— Думаешь, духи повторят попытку штурма?

— Уверен! Мы им здесь как кость в горле, и боевики предпримут все возможное, чтобы сбить нас с позиций, освободить плацдарм. Во, опять какой-то придурок в мегафон начал кричать, чтобы мы сдавались.

— Пусть орут что угодно. Значит, на данный момент обстановка у тебя успокоилась?

— Если не считать снайперов. Те продолжают обстрел зданий. Огонь стал слабее, но он ведется. Соответственно, мы отвечаем тем же. А в остальном да, обстановка нормализовалась. Вопрос, надолго ли?

— Ну, у Дудаева силы тоже небезграничны.

— Мне нужна вода.

— Вода?

— Да. Для местных жителей, что укрылись в подвалах занятых нами объектов. Если кормить их мы еще худо-бедно в состоянии, то воды не хватает.

— Я тебя понял, — ответил Павленко. — Попробуем что-нибудь придумать. С водой начинаются серьезные проблемы. Водопроводная система повреждена, восстановить ее, сам понимаешь, в настоящих условиях невозможно, да и некому. Но будем думать. У тебя все?

— Да!

— Конец связи!

Голубятников передал гарнитуру Р-159 штабному связисту. Присел на табурет перед столом, на котором был разложен план города, пододвинул к себе консервную банку, заменившую пепельницу. Выпустив струю дыма, взглянул на сидевшего напротив начальника штаба:

— И чего, Серега, нам ждать дальше?

— Очередного штурма, командир! — ответил Кувшинин.

— Это понятно. Какими силами духи проведут очередной штурм? И каков у них резерв? Этого не знает даже разведуправление. Хорошо Дудаев подготовился к войне, грамотно. Говорил, тяжело нам здесь придется. Кое-кто не верил. Впрочем, эти «кое-кто» остались дома. Ну и хрен с ними. Ты вот что, давай-ка, пока тихо, уточни данные по потерям, нашим и духов. Последних пересчитать, насколько это возможно. Приблизительно. Данные передать в штаб дивизии.

— Есть, командир!

Начальник штаба пошел было к связисту, но тот сам обратился к комбату:

— Товарищ подполковник, вас капитан Телинский вызывает.

— Что это там у разведки? Вьюга! Я — Аркан!

— Аркан! Я — Вьюга. У нас гость!

— Что за гость?

— Парламентер.

— Даже так! Чеченец?

— Нет, наш. Солдат. В руках палка с белой тряпкой. Снайперы замолчали.

— Прекратить огонь! Парламентера ко мне!

— Есть! Я передам его через Рыбака.

— С чего бы это духи решили пойти на переговоры? — спросил Кувшинин.

— Наверное, надоело орать с улицы.

— Своего выслали?

— Нашего. Видимо, пленного. Я с ним разберусь, а ты занимайся потерями!

Голубятников вызвал начальника связи батальона капитана Башина и приказал быстро приготовить обед для парламентера.

На КНП зашел сержант сводного взвода охранения, собранного из личного состава подразделений обеспечения южнее вокзала, в районе железнодорожных путей:

— Товарищ подполковник, рядовой Синицын, разрешите обратиться? С вами желает поговорить мужик из местных, что прячутся в подвале. Просил передать просьбу принять его.

— Хорошо. Но позже. Сейчас я занят. Освобожусь, приму!

— Разрешите идти?

— Иди!

Солдат удалился. А вскоре сержант девятой роты ввел в помещение командно-наблюдательного пункта батальона худощавого парнишку лет девятнадцати, в грязном, оборванном бушлате и помятой шапке без кокарды. Единственное, что было чистым в его форме, так это обувь — ее заставили почистить. Палку с тряпкой он держал в посиневшей от холода руке. Выглядел солдат неважно. Лицо осунулось, небрит, в глазах — пустота. Под глазами неестественные мешки.

— Да брось ты свой флаг, снимай бушлат и садись к столу! — сказал Голубятников.

— А вы и будете командир группировки, что обороняет привокзальную площадь?

— Я и буду командир группировки.

— Хорошо. Мне приказано разговаривать только с главным командиром.

— Кем приказано?

— Командиром боевиков, что удерживают нас.

— Ты присаживайся, присаживайся.

Солдат сбросил бушлат, сел на табурет.

— Кто ты? Представься! — спросил Голубятников.

— Рядовой Иванченко, служил в мотострелковом батальоне стрелком. В батальоне, что чеченцы разгромили здесь, на площади, перед Новым годом. Попал в плен.

— И много вас в плену?

— Тридцать человек.

— Офицеры есть?

— Так точно. Пятеро.

— Много среди пленных раненых?

— Больше половины. Двое тяжелых, капитан и сержант.

— Как с вами обращаются чечены?

— Извините, товарищ подполковник, у вас закурить не будет? — попросил Иванченко.

Комбат пододвинул рядовому пачку и зажигалку:

— Забирай, кури.

Солдат прикурил сигарету, с жадностью в несколько затяжек выкурил ее, взял вторую, ответил:

— Обращаются нормально. Не издеваются. Скудно, но кормят. Регулярно. С водой хуже.

— С чем пришел?

— Старший чеченец приказал узнать, кто вы такие.

Голубятников усмехнулся:

— Что, до сих пор не понял, с кем воюет?

— Нет. Говорил, на пехоту вы не похожи, воюете по-другому.

— Десантники мы, солдат.

— Ясно!

Вошел капитан Башин, доложил:

— Товарищ подполковник, обед для парламентера готов.

— Есть будешь? — взглянул Голубятников на солдата.

— Не откажусь!

— Неси обед! — распорядился комбат. Спросил у солдата: — Кто старший боевиков? Как его имя?

— Не знаю. Он не представился. Говорил, что бывший офицер бывшей Советской Армии.

— Сколько у этого бывшего офицера подчиненных?

— Я видел человек семьдесят, не меньше. А сколько на самом деле, — солдат пожал плечами, — не знаю. Их в каждом доме полно.

— Как они вооружены?

— До зубов. У каждого пистолет, автомат или пулемет, гранатомет или огнемет. Патронов много, гранат. Скажите, товарищ подполковник, как так получилось, что у чеченцев оказалось столько оружия?

— Это вопрос не ко мне… Сколько времени тебе дали на переговоры?

— Полчаса.

Солдат-связист принес обед. Солдат жадно и быстро управился с ним, выпил две кружки чаю.

— Ты можешь остаться, — сказал Голубятников. — Я передам тебя в тыл, оттуда, скорей всего, отправят домой.

Солдат отрицательно покачал головой:

— Не могу я остаться. Не вернусь — старший чечен обещал пятерых пленных казнить.

Командир батальона внимательно посмотрел на щуплого солдата. Тот мог сохранить свою жизнь, остаться и быть отправленным домой или в часть, откуда прибыл сюда. Но он отказывается, прекрасно понимая, что в плену его могут расстрелять в любой момент. Взбесятся чечены или получат приказ сверху — и все, молодая жизнь, не успев начаться, оборвется. Но солдат отказывается. Потому что, если он не вернется, погибнут его товарищи. Вот таков он, русский солдат. Вчерашний пацан, а сейчас герой. Он и в плену остается русским солдатом. И отговаривать его не имеет смысла.

Голубятников взглянул на часы:

— Тебе пора возвращаться, раз решил уйти.

— Так точно.

— Старшему духу передай, что привокзальную площадь обороняют десантники. И сколько бы боевики ни орали и ни грозили, мы отсюда не уйдем. Сколько бы ни обстреливали, ни штурмовали, позиций своих не оставим. У нас есть все для того, чтобы не только обороняться. Насчет пленных особо передай: хоть одного расстреляют, я лично сверну ему шею. А еще тем, кто у нас в плену. Как говорится, зуб за зуб. А у нас их соплеменников тоже много. Понял?

— Так точно!

— И держи хвост пистолетом, солдат. Недолго вам находиться в плену. Ступай, тебя проводят!

— Одна просьба, товарищ подполковник. У меня с собой три письма. Отправите?

— Как ты их вынес? Тебя не обыскивали?

— Нет…

— Написали, что в плену?

— Я — да, двое других — не знаю. А что? Могут не пропустить почту?

— Не стоило писать об этом. Хотя, с другой стороны, кто знает… Давай свои письма, отправим. Дойдут до адресатов.

— Спасибо вам, товарищ подполковник!

— Не за что. Удачи тебе, солдат!

— Спасибо! Вы держитесь, духи бесятся. Потери несут большие.

— Мы еще придем за вами, а сейчас ступай. Да поможет Бог тебе и всем пленным!

Сержант 9-й роты увел парламентера. К столу подсел начальник штаба:

— Может, ты зря сказал о нас? Что площадь обороняют десантники?

— Не зря. Пусть знают, с кем имеют дело.

— О парламентере в штаб полка сообщать будешь?

— Да. Ты уточнил потери?

— Уточнил и сбросил информацию в штаб дивизии.

— Сколько точно у нас раненых?

— Четверо.

— Считая контуженого?

— Нет, с контуженым пятеро.

— Эвакуировать будем всех?

— Троих. Остальные в состоянии продолжать бой.

— Это так медики решили?

— И медики, и сами бойцы.

— Значит, отказались покинуть позиции?

— Так точно! Нашим пацанам памятник ставить надо.

— Поставят еще. Если позже власти не заявят, что войны никакой и не было. Просто навели конституционный порядок, и все. А власти на это способны. По крайней мере действующие… Ладно, что говорить. Надоела эта бестолковость. — Голубятников повернулся к связисту: — Соедини меня с Титаном!

— Титан на связи, товарищ подполковник.

Командир батальона подошел к столу связиста:

— Титан! Я — Аркан!

— Да, Аркан.

— У меня был парламентер…

Голубятников доложил суть переговоров с пленным солдатом. Полковник, выслушав комбата, спросил:

— Значит, духи не могли въехать, кто долбит их отряды на привокзальной площади?

— Так точно! Но теперь знают, что имеют дело с десантурой.

— И бросят на тебя дополнительные силы.

— Если они у духов есть.

— Есть, Слава, есть! А вот у нас — нет. Ждем подхода войск, но когда они подойдут, неизвестно. Духи встречают наши части на марше.

— Мне это очень хорошо известно. А что у нас с авиацией?

— А что с погодой? Туман и дым закрывают видимость с воздуха.

— Понятно. Долго же летунам ждать хорошей погоды.

— У них своя работа, у нас своя.

— Это и плохо. У нас у всех здесь должна быть одна работа.

— Давай не будем обсуждать то, на что повлиять при всем желании не сможем. Информацию по парламентеру принял, передам вышестоящему командованию. Ну а ты… держись, подполковник.

— Что с водой?

— Сегодня вода будет. Доставим как стемнеет. Ну а завтра… посмотрим.

— Понял! Сообщите в штаб, как отправите водовозки. Мы встретим.

— Обязательно. Конец связи, Аркан!

— Связи конец… Блин, опять духи с улицы орать в мегафон начали. Ну упертые, козлы! Отбой, Титан!

Голубятников подошел к окну. Со стороны северо-восточного частного сектора кто-то кричал прежнее и уже порядком надоевшее:

— Русские, сдавайтесь! Война закончилась. Ваши войска в городе уничтожены. Мы гарантируем вам свободный выход из Грозного и Ичкерии. Сдавайтесь — и будете жить. Иначе смерть. Всем!

И в ответ тоже уже привычные короткие автоматные очереди. Время приближалось к полудню.