Финт хвостом

Стивен Кинг

От деликатного мурлыканья до внезапной царапины, войдите в темный тайный мир создания, которое уж точно не является лучшим другом человека – и которому, похоже, это нравится. В этом необычном сборнике двадцать четыре рассказчика заглядывают в загадочные глаза самой обыкновенной кошки и видят отражение – пугающее, нереальное и гротескное. От птичьих следов на пороге вашего дома до вопля в ночи, от хвоста до когтей – узнайте, кто они на самом деле… если осмелитесь.

Сьюзан Вейд

Рассказы Сьюзан Вейд появлялись в таких журналах, как Magazine of Fantasy & Science Fiction и Amazing Stories, а также в антологиях Snow White, Blood Red и Black Thorn, White Rose. Первый роман Walking Rain, стал номинантом на премию Энтони и лауреатом премии Барри. Сьюзан Вейд живет в Остине, штат Техас, где ежегодно принимает участие в «South by Southwest» — ряде музыкальных, кино — и медиафестивалей и конференций.

Белая ладья, черная пешка^[9]

Моему брату, Дэрилу,

пожарному и философу

Впервые Эллиот Франклин заметил странное поведение кошек спустя неделю после того, как его жена забрала дочь и уехала к родителям в Даллас.

— Останемся там до конца лета, — обещала Рита. — Анна сможет заниматься танцами у мадам Дюпре. Местная студия не приносит результатов — даже ты это видишь.

Эллиот не видел в хореографическо-театральной школе ничего дурного, за исключением маленького нюанса: они произносили «театор» вместо «театр». Но в любом случае в возрасте Анни танцы вреда не принесут.

Хореографическая школа не представляла для дочки огромного интереса, но Эллиот знал, что подобные замечания до добра не доведут. Поэтому пришлось довольствоваться обещанием Анни, что она, безусловно, умеет звонить по межгороду и, безусловно, помнит его рабочий номер.

— Кроме того, двенадцатую часть пожарного департамента Остина всегда можно найти в справочнике, — добавила Анни, — на тот случай, если я забуду. Чего не случится.

— А ты знаешь, в какую смену я работаю…

— Смена «Б», — ответила она. Ее серые глаза обвинили отца, что он усомнился в ее способностях. — К тому же я всегда помню твое расписание, папочка.

— Я буду скучать, — извиняющимся тоном признался Эллиот. — Очень.

Анни обняла отца.

— Я тоже, папочка. Но это всего лишь на шесть недель.

Он знал, где она подхватила эту фразочку — Рита все возражения отметала именно этими словами. Однако у него не хватило смелости предупредить дочь, что шестью неделями дело, вероятно, не обойдется.

Рита не сумела привыкнуть к Остину. Она принадлежала Северному Далласу до мозга костей. Эллиот подозревал, что выйти замуж ее побудил лишь юношеский протест, и когда он закончился, она начала мечтать о переезде.

В июне ему исполнилось тридцать шесть — возраст, который сделал его слишком старым для перевода в другие пожарные части. Целых четыре недели после того, как Рита объявила о своих планах, он подозревал, что жена выжидала момент. Ждала, когда Эллиот окончательно застрянет в Остине, чтобы навсегда уехать в Даллас.

Если Рита не вернется к началу школьных занятий, это будет значить, что она его бросила. Но если обвинить ее раньше времени, она начнет уверять, что все замечательно, а у него паранойя.

По мнению Эллиота, после восьми лет совместной жизни с Ритой паранойя появится у любого здорового мужчины. Но этот спор совсем из другой оперы — из оперы под названием «Кто больше сумасшедший».

Поэтому он их отпустил — свою раздраженную жену и единственную дочь. Эллиот не переставал думать о поражении, когда покорно помогал грузить чемоданы в багажник «Бьюика» и угрюмо наблюдал, как они уезжают по пригородной улице и скрываются из виду.

Следующую неделю он провел в постоянном унынии, прерванном единственным ярким моментом: он позвонил тестю в Даллас, и ему даже позволили поговорить с Анни. Все другие звонки резко прерывались Роджером Уоллером, отцом Риты. «Она отдыхает», — говорил он, или: «Они с Анной на занятиях». Он всегда вешал трубку раньше, чем Эллиот успевал открыть рот, чтобы передать сообщение.

Эта неделя ничем не отличалась от предыдущих: двадцать четыре часа Эллиот работал, а сорок восемь часов отдыхал. Как и обычно он оплачивал счета и ходил за продуктами. Но в душе росла уверенность, что он потерял свою дочь навсегда.

И только субботним вечером после очередной неудачной попытки поговорить с Анни, он наконец-то понял, что она могла оправить письмо. Целых двадцать минут он искал ключ от почтового ящика, пока не откопал его в корзине на столе в коридоре.

Длинные летние сумерки одержали верх над мучительно жарким днем, выпустив на волю первый прохладный вечерний ветерок. Эллиот направился с холма вниз к почтовому ящику. Несмотря на зной, ручей внизу оказался полноводен.

Эллиот достал недельные запасы почты из забитого ящика. Пока он стоял, сортируя ненужную макулатуру от счетов, в поле его зрения что-то мелькнуло. От столь быстрого, темного движения волосы на шее встали дыбом.

Он повернул голову, чтобы лучше рассмотреть, но высокие платаны и дубы, усажанные вдоль ручья, превращали сумерки в кромешную темноту. Какое-то время Эллиот не мог ничего разглядеть.

Он застыл, как вкопанный, и по мере того как глаза привыкли к темноте, перед ним открылась странная картина.

Внизу, под мостом через ручей, тянулась пара широких водостоков. С одной стороны, напротив Эллиота, в ряд сидело около дюжины кошек. Абсолютно черных. Каждая кошка застыла на своем месте в определенной позе. Вместе они выглядели как отряд солдат, замерших на постах.

Маленькие исхудалые котята сидели перед старшими с настороженными ушами и прямыми взглядами, аккуратно свернув хвосты вокруг черных тел. Позы взрослых кошек казались более разнообразными, но при этом на удивление правильными. Огромный лоснящийся кот с огромными ушами, похожими на лисьи, оставался на обочине над водостоком, будто оглядывая свой отряд. Напротив сидели две кошки, каждая подняв одну лапу и выпустив когти.

Очень странно. Конечно, Эллиот замечал в округе бездомных кошек. Из-за близости реки и незастроенной лесной полосы за домами обитало много животных — опоссумы, еноты и сотни белок. Но он еще никогда не видел, чтобы кто-то из них вот так собирался.

Краем глаза он увидел что-то еще. Очень медленно Эллиот повернулся, стараясь удержать живописную группу в поле зрения.

С его стороны ручья собралась еще одна группа кошек. Эти оказались полностью белыми. В отличие от ровных рядов черных созданий, белые сидели хаотично.

Две компании застыли друг напротив друга, не двигаясь и не мигая. Эллиот заметил, что одна из белых кошек глядела по сторонам — самка среднего размера с наполовину оторванным ухом. Она сидела, подняв хвост, на расстоянии добрых шести футов от своей фаланги.

Ни одна из кошек не шевелилась.

Черт, это самая странная вещь, которую Эллиот когда-либо видел.

Без единого предупреждения белая кошка с рваным ухом бросилась по диагонали, схватила черного котенка, зажала его голову в зубах и умчалась мимо вражеского фланга к руслу реки.

Все произошло со скоростью света. Ее жертва и пискнуть не успела. Зато Эллиоту показалось, что он слышал, как сломалась шея котенка, когда кошка исчезла в темноте.

Он поглядел вслед, надеясь выследить ее, но тускнеющий свет взял над ним верх. Когда он вернул внимание на дорогу, кошки исчезли, как будто их никогда там и не было.

— Наверное, почудилось, — убеждал себя Эллиот хриплым голосом.

Прочистив горло, он поспешил к дому.

Белая похитительница сидела на каменной стене моста, спокойно слизывая кровь с белоснежной шерсти.

Эллиот бросил почту. Кошка одарила его мимолетным взглядом и продолжила неторопливое мытье.

— Я понял, — прошептал Эллиот. — Белая ладья бьет пешку. Правильно?

Закончив слизывать темную кровь с груди, белая кошка махнула хвостом и растворилась в сумерках.

Смена Эллиота начиналась в полдень, но по традиции они пораньше освобождали коллег предыдущей смены, поэтому он пришел на работу к одиннадцати.

К двенадцатому участку относилась большая территория, покрывающая Северный Остин от бульвара Ламар до 35-ой улицы, так что вызовов было немало. Большинство звонков поступали от больных — обычно с сердечными приступами; иногда ножевые или огнестрельные ранения. Но и пожаров хватало.

Смена оказалась самой напряженной на памяти Эллиота, а ведь это даже не полнолуние. Самый крупный вызов поступил в 4.04 утра. Громкий вопль сирены застал его в фазе быстрого сна. Обычно Эллиот быстро подскакивал, но тот вызов обрушился на него в неправильное время. Позже он даже не мог вспомнить, что происходило до того, как они выехали на пожар.

Горел один из комплексов домов, что испещряли северную часть Остина, двадцать квартир в двухэтажном доме в форме буквы «Г». Похоже, пожар был серьезным. Световая сигнализация скользила по поверхности здания, вспыхивая в темных окнах красными и рыжими огнями, словно искры. Завораживающее зрелище.

Затем кто-то закричал, и Эллиот заметил человек двадцать жильцов, что скитались по обочине с фонарями. Туи подал машину к домам и посмотрел на него.

— Франклин! Ты в порядке? — резко крикнул Туи.

Эллиот спохватился и взялся за рацию.

— Машина 12 на месте. Приступаем к заданию. Горит жилой комплекс. Дым валит с верхних этажей. Вспомогательной машине необходимо проложить пятидюймовый шланг. Будем тянуть рукава.

Васкиз и Эллиот вытягивали шланг, пока Туи готовился пускать воду. Войт схватил один из шлангов и направился к лестнице.

— Все вышли? — крикнул Эллиот одному из гражданских, здоровому парню в джинсах, который выглядел достаточно бодрым. — Где началось возгорание?

— Кажется, у моих соседей, — ответил парень и указал на дверь в конце верхнего этажа. — Квартира три восемьдесят пять. Датчик дыма сработал, и все его слышали.

— Проверьте, все ли спустились, — велел Эллиот. — Сверяйте по номерам квартир. Мы обыщем, но постарайтесь убедиться, что все на месте.

Душу терзала какая-то беспричинная тревога. Он снова взялся за рацию.

— Войт! Жители полагают, что возгорание началось в квартире три восемьдесят пять…

Войт уже оказался на полпути наверх, его форменная куртка распахивалась, пока он все больше расправлял плоский шланг.

— Войт! Застегивай куртку и сообщи обстановку! — крикнул Эллиот.

Войт остановился напротив открытой двери, из которой валил дым. Его голос прозвучал громко и взволнованно:

— Не все так плохо! Будем тушить.

Затем Войт споткнулся о перила и выругался. А несколько секунд спустя по лестнице промчалась белая кошка. У нее не хватало половины уха — Эллиот заметил это, когда она бросилась через стоянку и исчезла среди деревьев. При виде рваного уха его тревога резко усилилась.

И тут его осенило — проверка, которую они проводили здесь несколько месяцев назад.

— Отбой, Войт! — закричал Эллиот. — Переходи к соседней квартире! Тяни рукав туда!

Подошел парень в синих джинсах:

— Дженет говорит, что жильцы из квартиры три восемьдесят пять в отпуске — так что мы почти уверены, что все здесь.

Эллиот показал напарнику два больших пальца и побежал к лестнице, вытягивая шланг.

— Васкиз, приготовься! Воду пока не пускай. В соседней квартире в потолке нужно сделать пробоины, чтобы остановить распространение огня на чердак.

Туи уже открывал вентиль на машине. Войт все еще стоял на входе в квартиру, но по крайней мере застегивал куртку. Васкиз принесла багры и вернулась, чтобы без лишнего напоминания проложить еще один рукав. Она была хорошей напарницей.

Эллиот забрался в горящую квартиру, где черная завеса полностью закрывала обзор. Он не видел, как далеко на чердак распространился огонь.

— Говорю тебе, нужно тушить, — сказал Войт откуда-то изнутри.

— Войт, — крикнул Эллиот, — хватит трепаться. Заходи в соседнюю квартиру и помоги с потолком.

— Но ведь только часть кухни… — начал Войт.

— Делай, как я сказал, Войт. — Эллиот схватил багор и побежал к квартире с другой стороны.

Эллиот услышал звук сирен — помощь второй бригады на подходе. Дым уже струился из вентиляционных шахт. Он всадил крюк в стену над головой и потянул; плечевые мышцы напряглись и заныли. Стареешь, Эллиот. Войт быстро подоспел к напарнику, воткнув в потолок свой крюк. Из первой дыры вырвался жар. Но пламени пока не было — они успели как раз вовремя.

— Мы крутимся вокруг да около, пока там все горит! — закричал ему Войт. — Мы могли потушить огонь!

Эллиот не тратил время на ответ. Им потребовалось несколько минут, чтобы пробить траншею. Туи сообщил, что вторая машина уже прокладывает шланг.

Эллиот послал свободных людей из бригады на обыск здания, пока Туи помогал товарищу из пятнадцатой команды подключить дополнительный рукав. Через несколько секунд пожарный кран был открыт.

Эллиот поставил Войта на вспомогательный рукав.

— Вот дерьмо, — ругнулся Войт, направляя струю воды на чердак. — Ничего не происходит.

— Подожди, — просил Эллиот.

Он схватил шланг и побежал к полыхающей квартире три восемьдесят пять. Вокруг было черно от дыма и жарко, как в аду. Васкиз стояла наготове у своего рукава, как велел Эллиот.

— Туши! — сказал он.

Они нырнули внутрь, распыляя перед собой воду. Когда они добрались до гостиной, рыжее пламя встретило их мерцающим адским светом. Распыленная вода превращалась в пар, отчего вокруг становилось только жарче.

Эллиот боялся, что огонь распространится дальше. Столь горячее пламя за несколько секунд могло вызвать возгорание во всей квартире.

Пожарный костюм не мог уберечь от воспламенения; он просто расплавлялся и поджаривал тело. Пар становился все гуще, пока жар продолжал свирепствовать.

— Жарковато становится? — подметил он.

— Нормально, — ответила Васкиз. Ее голос глухо звучал из-за защитного экрана ее шлема.

Через отверстие в потолке просочился воздух. Дым начал рассеиваться, а яркие языки пламени разгорелись сильнее и поднялись выше. И при этом стало прохладнее — жар выходил через дыру, и пламя убавило свой пыл.

— Получается! — закричала Васкиз.

По рации прозвучал голос Туи:

— Можешь выйти? На крыше огонь.

Эллиот оставил Васкиз и парня из пятнадцатой бригады и побежал на первый этаж.

Пламя вырывалось сквозь крышу квартиры три восемьдесят пять. Искры выстреливали в темноту и лениво разлетались по крыше.

Дерьмо. Из-за нынешней засухи могла загореться трава. А часть крыши чуть подальше уже начала тлеть.

Жители дома с криками бегали вокруг, но внутри шлема собственное дыхание звучало громче, чем их крики, и даже громче, чем голоса из рации.

— Постарайся их успокоить, — велен он Туи, пробегая мимо.

Он схватил наконечник шланга, установленного на крыше машины. Резиновый рукав разматывался позади него, пока он взбирался наверх, поливая крышу вокруг разлома. Собственный пот обжигал тело внутри костюма, отчего его действия стали медленными и бестолковыми. Он даже не мог предположить варианты распространения огня.

«Хаос, — думал он. — Огонь и чертов хаос».

Облака пара волнами выходили из отверстия в крыше над квартирой три восемьдесят пять.

— Вы там в порядке внутри? — крикнул Эллиот, все еще поливая крышу.

— Все чисто, — прокричал в ответ Войт.

— Все в порядке! — крикнула Васкиз. Ее голос звучал так, будто она улыбалась. — Не волнуйся, Франклин. Похоже, дело идет к концу.

Что-то заставило Эллиота повернуть голову. На перилах раскинулась лоснящаяся черная кошка. Она посмотрела на Эллиота и удовлетворенно зевнула, демонстрируя розовый язык и острые белые клыки.

Мурашки пробежали по его спине. Он ее где-то уже видел.

Эллиот повернулся. Огня больше не было.

— Перекройте воду, — крикнул Эллиот Войту и Васкиз.

Подошел Дварик, начальник четвертого батальона. Он остановился, чтобы почесать кошку под подбородком. Эллиот очень уважал Дварика, старого пожарного, который боролся с огнем с сороковых годов. Эллиот ожидал, что Дварик поможет, но он только спросил:

— Что думаешь, Франклин? Вторая бригада понадобится?

— Думаю, мы сбили пламя, шеф, — ответил Эллиот.

— Гражданские снаружи?

— Сейчас ведутся поисковые работы, — доложил Эллиот, как раз в тот момент, когда парень из пятнадцатой бригады сообщил, что в здании чисто.

— Потери? — спросил Дварик.

— Две квартиры, — ответил Войт с ноткой обвинения. — А этот чертов кот расцарапал меня до самых костей.

Рот Дварика скривился.

— Ущерб в основном от дыма и воды, — добавила Васкиз.

— Отличное решение — зайти с обеих сторон, — похвалил Дварик прежде, чем Эллиот смог что-то сказать. — Я проверил — на чердаке в противопожарных стенах есть дыры. Если бы вы стали действовать со стороны фасада, то могли потерять весь ряд квартир.

— Спасибо, шеф, — поблагодарил Эллиот.

На этот раз Войт промолчал.

— Веди своих на отдых, — велел Дварик. — А мы через несколько минут начнем спасение имущества.

Черная кошка спрыгнула с перил и принялась тереться о сапоги Эллиота, громко урча.

Из-за отчетов и столь позднего вызова Эллиот пришел домой позже обычного. Он добрался до дома около двух часов дня без задних ног. За всю ночь им не удалось поспать больше одного часа.

Когда он остановился на парадных ступенях, чтобы поднять газеты, что-то пролетело мимо его уха, гудя, как маленький пропеллер. Колибри. Она на несколько секунд зависла над Ритиной кормушкой и вскоре исчезла из поля зрения. Эллиот снял кормушку с крючка, чувствуя прилив вины за то, что позволил ей высохнуть. Он оглядел двор.

Трава завяла и пожелтела по краям. Эллиот зашел в дом и наполнил кормушку. Повесив ее на крышу крыльца, он вытащил разбрызгиватель и шланг. Давление воды было низким. Пока он вертел шланг, пытаясь достать до иссушенных краев газона, он заметил одного из черных котят, свернувшегося позади лилий рядом с вентилем. Котенок лежал и смотрел на него с полным равнодушием.

— Похоже, ты здорово проголодался, приятель, — подметил Эллиот.

Котенок настороженно поднялся, как будто хотел на него броситься.

— Что с вами такое, ребята? — спросил Эллиот. — Что вы там задумали?

Котенок не издал ни звука, но Эллиот видел, как вздымаются его ребра вместе с быстрым дыханием. Он отправился в дом и открыл банку тунца, вынес ее и поставил к кусту жимолости в конце ряда лилий. Черный котенок выглянул из тени широких листьев.

— Не бойся, — успокаивал Эллиот. — Можешь поесть.

Котенок смотрел на него, не двигаясь.

Усталость охватила Эллиота, как туман. Оставив котенка, он зашел в дом. Сил не осталось даже на душ, поэтому он просто рухнул в постель.

Сон, однако, был неспокойным. Ему снилось, что он борется с белым пламенем, которое, как кошка, прыгало с крыш и из окон на людей, оставляя на своем пути черные искореженные трупы.

Во вторник утром он снова позвонил в дом тестя. На этот раз трубку взяла Анни.

— Анни! — вскрикнул он. — Как у тебя дела, детка?

— Привет, папочка, — ответила она. — Здесь так здорово! Скоро пойдем с дедушкой на каток, а потом в магазин игрушек. Он обещал купить любой набор Барби, который я только пожелаю.

— Ты хочешь Барби? — переспросил Эллиот. Она всегда предпочитала поезда и бейсбольные карточки.

— Ну, коне-е-е-е-чно, — ответила Анни со знакомой интонацией. Совершенное подражание Рите, даже это растянутое «е», которое превращало одно слово в два. — Элизабет говорит, что если у меня будет Барби с пляжным домом, то я смогу прийти к ней в гости поиграть.

— А кто такая Элизабет? — удивился Эллиот.

— Ну, па-а-а-па, — протянула она.

Еще одна Ритина привычка, которая больше всего раздражала Эллиота. Услышав это от Анни, он стиснул зубы.

— Элизабет Лестерфилд.

Этот ее благоговейный тон раньше предназначался только для Нолана Райана.

— Она живет чуть дальше по улице, рядом с парком. У нее есть восемь сестренок Скиппер, пять Кенов и шестнадцать Барби.

Поначалу он не знал, что на это сказать.

— Здорово. Послушай, Анни, малышка. Хочешь, я приеду и свожу тебя в зоопарк…

— Мы с дедушкой вчера там были, — ответила она.

Он замешкался.

— Ну, тогда на аттракционы…

— Мы идем туда завтра, — сказала Анни. В трубке послышался чей-то голос. — Дедушка говорит, что нам пора. Пока, папуля.

— До свидания, родная. Люблю тебя, — добавил Эллиот, но в на другом конце уже раздались гудки.

После разговора с Анни он вышел, чтобы полить газон. Трава немного ожила, но все равно выглядела неухоженной. Пора косить.

Черный котенок лежал на том же месте под лилиями. Эллиот заглянул за куст жимолости — банка из-под тунца вылизана до блеска.

— Полагаю, ты изрядно изголодался, Хищник, — сказал он и взялся за шланг. — Дай мне включить воду и получишь еще одну банку. Как тебе предложение?

Котенок смотрел на него, не моргая и насторожив уши, но на этот раз не хорохорился.

— Я всегда жалел тех, кого жизнь потрепала, как собака, — сказал Эллиот, устанавливая разбрызгиватель. — Ой, наверное, правильнее будет выразиться «потрепала, как кошка». Но штука в том, что мы с тобой на одной стороне. Пытаемся упорядочить хаос. Как думаешь, Хищник?

Котенок принял львиную позу. Эллиот услышал тихое урчание.

Выдав Хищнику еще одну банку тунца, Эллиот зашел в дом и предпринял попытку разобраться на столе в пустой комнате на втором этаже, которая служила ему кабинетом. Двадцать минут спустя в одном из ящиков он нашел старый набор для оригами, который когда-то принадлежал Анни.

Все закончилось тем, что оставшийся день Эллиот мастерил кошек из маленьких квадратиков черной и серебряной бумаги.

Вечером Эллиот отправился проверить почту. На улице было тихо. Машины уже не появлялись, и большинство людей сидели по домам. Интересно, чем они занимались? Готовили ужин, читали газеты, смотрели телевизор? Эллиот смотрел на окна, яркие прямоугольники в летних сумерках, но не мог представить себя внутри. Та его счастливая часть жизни мигрировала в Даллас.

Разбрызгиватели все еще работали, чтобы воскресить иссушенный газон. Сверчки громко стрекотали. Никакой личной почты ему не пришло, но зато он нашел яркую открытку от магазина игрушек с приглашением на летную выставку. Если бы Анни была дома, они бы заехали туда завтра после ежеутреннего купания в Бартон-Спрингс, бассейне под открытым небом.

На бетонной стене моста появились свежие рисунки, странные шестиугольные символы. Эллиот забрался на стену возле почтовых ящиков и стал ждать, что будет дальше.

На этот раз белые собрались первыми.

Сначала он чуть было их не пропустил, потому что ящики частично загораживали водосток. Но кошки были там. С прошлого раза их позиции изменились.

Через минуту на свои места пришли и черные. Их передовая линия поредела, потому что теперь не хватало пешки. Хищник был самым худощавым из всех молодых кошек, самым маленьким. Он не признал Эллиота, просто смотрел прямо перед собой.

Шея Эллиота напряглась. Белые определенно превосходили черных. Белые пешки выглядели крупнее, и их было больше, хотя старшие фигуры на обеих сторонах казались примерно равными.

Пешка рядом с Хищником сделала свой первый ход. Это был крупный кот, хотя все еще подросток. Он стоял на Б3 и за два осторожных шага переместился вперед от границ неровного ряда.

Защитный ход? Или начало длинной игры?

Затем, привлеченная перспективой легкой добычи, кошка с рваным ухом прыгнула из белой шеренги.

Эллиот был так сосредоточен на кошках, что не заметил внедорожник, который сбил белую хищницу, отбросив ее тело в канаву.

Эллиот от неожиданности вскрикнул, но машина даже не сбавила скорость. К тому времени, когда водитель повернул за угол, остальные кошки исчезли. Эллиот подумал, что черная пешка попала под заднее колесо и упала в водосток.

Белая кошка тихо лежала на обочине, пока ветерок чуть колыхал ее белоснежный мех.

— Игра с самопожертвованием, — сказал он. — Твои приятели сделали опасный ход, Хищник.

Звук его голоса стих и растворился.

Эллиот медленно побрел назад через сумерки. Придя домой, он поднялся наверх и аккуратно расставил на отполированной тиковой поверхности стола своих кошек в две фаланги, лицом друг к другу.

В следующую смену Войт не вышел на работу по причине болезни. Смена закончилась настолько спокойно, насколько беспокойна была предыдущая. Поистине мирный день на Станции 12.

Эллиот погрузился в мысли. Перед последней сменой белые схватили черную пешку, после чего случился пожар в квартире с белой кошкой внутри. Вчера черные одержали победу, и на Станции-12 не было ни единого вызова.

Была ли здесь связь? Или у него воображение разыгралось?

Кошек в огне он точно не выдумал — Войт остался дома потому, что царапины на его горле загноились. Но кошки были везде. Те две, возможно, были просто испуганными питомцами. А что касается диких кошек возле водостоков… Что ж, в темноте и не такое почудится.

На станции было настолько тихо, что Туи уговорил Эллиота сыграть с ним в шахматы. Эллиоту нравились их игры, но с тех пор как началась история с кошками, черные и белые фигуры на доске вызывали беспокойство.

— Тебе придется что-то делать с Войтом, — сказал Туи, делая ход конем.

— Зачем? — автоматически спросил Эллиот, двигая пешку. — Он безнадежен. Ковбой. Ничто его не изменит.

— Да, если ты надерешь ему задницу, в следующий раз он ослушается твоих приказов, и вы оба окажетесь в полном дерьме.

Туи прав; Эллиот знал это. Но у него сейчас не было сил разбираться с Войтом. Все его мысли возвращались к Анни и Рите.

Да, у них с Ритой бывали разногласия, но ведь многие пары умеют справляться с подобными проблемами и жить дальше. Он был преданным, трудолюбивым мужем, всегда обеспечивал семью. А еще он много времени проводил с Анни: водил ее плавать, в детский музей, в походы и в природный центр. Он был хорошим отцом, занимался домом — что еще Рите нужно?

Он попытался подумать, в чем нуждалась Рита. Что он ей не дал? Но даже за десять ходов так и не смог разобраться.

— Где витают твои мысли? — с отвращением спросил Туи, взяв коня Эллиота. — Что с тобой творится в последнее время?

Эллиот ссутулился, затем выпрямил плечи, стараясь расслабиться.

— Рита забрала Анни и уехала в Даллас.

Туи оторвал взгляд от доски.

— Она вернется?

Эллиот пожал плечами.

— Печально слышать, — посочувствовал Туи и сделал ход ладьей.

Эллиот изучал позиции на доске, пытаясь сосредоточиться. Но вне зависимости от игры, Туи взял ферзя за три хода.

Когда он вечером позвонил в Даллас, трубку взяла Рита. Ее голос был наигранно радостным. Он познакомился с этой интонацией на вечеринках, где она чувствовала себя не в своей тарелке, как, например, в тот раз, когда они отправились на барбекю к Туи. Вероятно, голос Эллиота звучал одинаково «веселым», когда ему приходилось ходить на премьеры балета.

— Привет, — поздоровался он. — Это я.

Пауза.

— О.

— Как дела?

Глупый вопрос. Но это все, что он смог выдавить.

— Нормально, — ответила она.

— Вот и замечательно. Слушай, я хотел спросить…

— Хочешь сказать, что наконец-то решил поговорить со мной? Чудеса, да и только.

— Ты же поняла смысл? Можешь и ответить.

Эллиот услышал, как Рита вздохнула, и представил дрожащие пальцы возле трубки. Он никогда не разговаривал грубо, потому что она этого не выносила, но сейчас терпения уже не осталось.

Рита еще раз вздохнула.

— Смысл в том, — отчетливо сказала она, — что ты звонил… сколько раз? Раз десять, чтобы поговорить с Анной. И ни разу не попросил к телефону меня.

— А что мне говорить? — удивился Эллиот. — Ты не слушала меня, даже находясь со мной в одной комнате. Я не думал, что ты изменила свое мнение с тех пор, как уехала в Даллас.

— Что ты имеешь в виду? Как не слушала?

— Так и не слушала. Я столько раз просил тебя не уезжать, а ты послала меня к черту.

— Я…

— И не трудись объяснять, что ты уехала только для того, чтобы Анни могла посещать уроки танцев. У тебя просто кишка тонка признаться, что ты хотела меня бросить.

На этот раз пауза затянулась.

— Может, я не хочу уходить, — ответила Рита. Ее голос был тихий и напуганный.

Эллиот зажмурил глаза.

— Тогда чего же ты хочешь, Рита? Я пытался понять это восемь лет и до сих пор не понял. Так скажи мне, Бога ради!

— Я только что сказала, — ответила она. — Нас нет уже две недели, и это первый раз, когда ты позвонил мне. Это тебе о чем-то говорит, Эллиот?

— Что…

— Черт, Эллиот, я не хочу быть невидимкой! Я слишком много прошу?

— Я…

Он услышал резкие гудки, когда она бросила трубку.

В эту ночь он не смог заснуть. Он постоянно слышал тихие шаги на крыше над кроватью: тихие передвижения, легкие скольжения и иногда прыжки. Кошачьи маневры.

Через некоторое время он мог их даже представить — грациозный, смертоносный балет, отрабатывающий ритуальные боевые упражнения. Они не знали усталости; звуки атак не смолкали. Он был уверен, что начал отличать звуки Хищника от других.

Он лежал в темноте, пока видения танцев стали настолько отчетливыми, что Эллиот не смог сказать, сон это или явь.

В конечном счете ему пришлось взять подушку и отправиться спать вниз на диван.

Эллиот бродил по станции после работы, надеясь поменяться с кем-нибудь сменами, чтобы освободить все выходные.

Сначала он не мог найти желающих — у всех уже были планы. А потом капитан проверил расписание и выяснил, что у Эллиота выходной на День Труда.

— Мы с семьей собираемся. Родители очень хотят, чтобы мы все приехали, — сказал капитан. — Я выйду в твою смену, если ты заменишь меня на День Труда.

Это была паршивая сделка, но Эллиот все равно согласился. К четвергу по станции расползлись слухи, что у него на выходные большие надежды.

В пятницу утром он тщательно побрился. Пока он стоял перед зеркалом в захудалой ванной станции, весь покрытый пенкой для бритья, он думал над Ритиными словами.

По ее тону он сделал вывод, что ей нужно больше внимания. И в самом деле, они с Анни проводили гораздо больше времени, чем с Ритой или втроем.

Тогда почему она никуда не ходила вместе с ними? Он порезался бритвой и вздрогнул. Да потому, что они с Анни любили проводить время на улице, а Рита то и дело жаловалась и ныла, что хочет домой. Он понял, что они с Анни постепенно стали заговорщиками. Они все еще приглашали Риту поплавать вместе или поиграть в волейбол в парке, но все эти приглашения звучали для нее не очень-то соблазнительно.

Он смыл остатки пены с лица и взглянул на свое отражение.

Он любил что-то делать. Для него взобраться на Энчантед-Рок было весельем. Рита же предпочитала иные развлечения — сходить на художественный фильм, где можно сидеть в кондиционированном зале в темноте и пить причудливую минеральную воду.

Мог ли он пойти на уступку ради ее развлечения? Никогда. Да он и не хотел отвечать за ее развлечения. Вот почему нельзя жить по-своему? Анни ведь может, а ей всего семь лет.

Петерсон, проходя мимо открытой двери, заметил, как он стоит перед зеркалом.

— Эй, Франклин, да ты еще красавчик! Правильно, нужно прихорошиться, если хочешь затащить цыпочку в кровать. Эй, ребята, ну разве он не хорош?

— Да что ты знаешь о красоте, Петерсон? — крикнул в ответ Туи. — Твоя мама рассказывала, что в детстве тебя покусала страшная змея, и ты так и не оправился.

Все разговорились вокруг, даже тихоня Васкиз. Они спорили, повезет Эллиоту или нет, и подшучивали, что на самом деле он собирается провести выходные с женой.

Эллиот сумел посмеяться над этим. Если бы он обращал внимание на их шуточки, они бы никогда не закончились.

Однако вся эта ситуация заставила его задуматься. Почему Рита настолько безрассудная?

Вечером он забронировал билеты на бейсбол, после чего зашел в круглосуточный магазин за сухим кормом и дюжиной банок тунца.

Он открыл рыбу, взял коробку кошачьего корма и огромную миску из кабинета — одна из Анниных мисок для кукурузных хлопьев. Мысли о дочери снова ужалили сердце. Хищника за лилиями не оказалось.

— Хищник? — позвал Эллиот.

Он услышал урчащий звук и обернулся. Хищник развалился над крыльцом на навесе рядом с кормушкой для колибри.

— За птичками приглядываешь, а, приятель? Лучше спускайся и поешь.

Он поставил тунца за кустом жимолости и открыл коробку с кормом. Хищник мягко спрыгнул на траву и пристально посмотрел на Эллиота.

— Я на пару дней уезжаю в Даллас, дружище, — сообщил он. — Прости за сухой корм. — Он щедро сыпанул корма в миску для хлопьев, поставил ее рядом с тунцом и отошел в сторону. — Я вернусь, и ты получишь тунца.

Хищник медленно подошел к кусту, все еще внимательно глядя на Эллиота.

— Мне нужно повидать с моей малышкой, — объяснил Эллиот. — Я достал билеты на бейсбол — на «Рейнджеров». Анни понравится. Во всяком случае она всегда любила бейсбол.

Хищник принялся за еду, навострив уши, будто внимательно слушал.

— Жаль, что Райан больше не подающий, — продолжал Эллиот. — Иначе Анни не смогла бы устоять. Он ее герой. Правда в последнее время она изменилась. Ну, ты понимаешь — с тех пор, как они уехали в Даллас.

Хищник жадно поглощал тунца, кивая над миской головой.

— Так что, Хищник, сегодня вы надерете кошкам хвосты? Хорошие парни одержат победу?

Уши котенка шевельнулись.

— Отпустит Рита дочку со мной на игру? — тихо спросил Эллиот. — Мы придем к согласию?

Роджер Уоллер и его жена владели самым вычурным домом в Хайленд-Парке. Эллиот почувствовал смущение, когда вечером припарковал там свою развалюху. Дороги в Далласе были забиты, хотя времени было почти восемь часов.

Сомневаясь в гостеприимстве, он оставил сумку в машине и подошел к двери. Когда он нажал на звонок, колокольчики прозвонили два такта из «Колоколов Святой Марии».

Дверь открыла Анни.

— Папочка! — завизжала она и бросилась к нему.

Довольный Эллиот схватил ее на руки.

— Как поживает моя девочка? — спросил он, и не успела она ответить, как он добавил: — Как же я соскучился!

Она уткнулась ему в плечо и удовлетворенно вздохнула.

— Я тоже, папочка.

Затем она выскользнула из объятий.

— Пойдем, я покажу тебе Барби, — позвала она и за руку потащила его в дом.

— Пойдем, — ответил он. — Дай мне минутку. Мне нужно поговорить с мамой.

Она остановилась и озадаченно посмотрела на него.

— Но…

— Только минутку, малышка Анни, — обещал Эллиот.

В дверях появился Роджер Уоллер.

— Эллиот, — поздоровался он, протягивая руку.

— Добрый вечер, сэр, — ответил Эллиот, пожимая руку. — Я как раз объяснял Анни, что должен поговорить с Ритой, прежде чем смогу посмотреть ее Барби.

— Боюсь, Риты сейчас нет дома, — сообщил Роджер.

— У нее свидание, — выпалила Анни.

Роджер хмуро глянул на Анни.

— Анна, не выдумывай. Беги наверх и поиграй. Папа скоро придет к тебе.

Анни без возражений отправилась наверх, что удивило Эллиота. Она остановилась наверху лестницы и громко прошептала:

— Скорее, папочка.

— Хорошо, малышка, — пообещал он и посмотрел на тестя.

Роджер пригласил Эллиота в кабинет.

— Давай выпьем кофе, Эллиот. Нам нужно поговорить.

На ночь Эллиот остановился в ближайшем отеле — «Марриотте», где заплатил за номер 120 долларов. Роджер сразу согласился, узнав об идее взять Анни на бейсбол. Удивительно, но Роджер на этом не остановился: он заявил, что Анни, наверняка, захочет остаться с отцом в субботу и снова пойти на аттракционы.

Когда Эллиот упомянул, что на игру у него три билета, а не два, Роджер сказал:

— Чудесно. Я, конечно, не могу говорить за Риту, но я думаю, что ты поздновато решил действовать. Она как раз пошла на игру со своим старым другом из университета. Я полагаю, она пытается убедиться, что на тебе свет клином не сошелся.

Растерянный Эллиот промямлил:

— Спасибо, сэр.

— Не за что, — ответил тесть. — Я передам Рите, что ты взял Анну. Приходи завтра на обед — ты сам сможешь пригласить Риту на игру.

Так Эллиот и сделал. Теперь, сидя за столом с льняной скатертью тещи, он жалел, что не пригласил Риту и Анни в ресторан.

Мэриан как раз разложила по тарелкам креветочный салат в половинках авокадо, кресс-салат и небольшие горячие сырные галеты.

Эллиот пытался наколоть авокадо, чтобы порезать ножом, но кусок скользил по тарелке, пока не оказался в опасной близости от края. Он уже представил липкое пятно, которое останется на белоснежной скатерти Мэриан. Вместо авокадо он решил съесть зелень. Эллиот бросил взгляд на жену.

Ее волосы были невероятно красивого темно-рыжего цвета, а кожа бледной и совершенной. Сегодня под ее глазами появились синяки, а уголки губ то и дело опускались. Когда они впервые встретились, этот вид трагической уязвимости привел его к абсурдным ухаживаниям. И почему сейчас он чувствовал только раздражение?

Эллиот так и промучился весь обед за столом Мэриан, а Рита отказалась идти на бейсбол.

Игра оказалась не плохой, а Анни не так уж изменилась, чтобы не получить от нее удовольствия. Что касается Эллиота, для него существовало мало вещей более прекрасных, чем живой бейсбол. День был чертовски близок к совершенству: болельщики оставались на подъеме, а «Рейнджеры» выигрывали.

В дочери, однако, небольшие изменения все-таки произошли. Во-первых, она надела платье. Это был простой красный сарафан, но туфельки на плоской подошве прекрасно с ним сочетались. А еще у нее появилась сумочка.

Зачем, черт побери, ей сумочка? Раньше она довольствовалась карманами. Одна из домашних обязанностей Эллиота заключалась в опустошении карманов дочери перед стиркой — обязанность, которая появилась у него с тех пор, как Рита наткнулась на живого садового ужа в кармане вельветовых брюк. Это случилось после охоты за окаменелостями на Шоул-Крик. Когда он поднялся в комнату Анни, чтобы утешить, она призналась, что отвлеклась на трилобита и просто засунула змею в карман и забыла.

Она подняла на него облачно-серые глаза и спросила:

— Почему она так злится на меня, папочка? Это всего лишь ужик.

Но он находился в центре, видя ситуацию с двух сторон: как испугалась Рита, найдя в корзине для белья живую змею, и каким безосновательным этот страх выглядел для Анни.

Теперь он был чужаком, не зная, что чувствуют жена и дочь. И ему это не нравилось.

Анни следила за игрой даже больше, чем Эллиот. Она вскакивала с места, делала волну вместе со всеми, оставляя его в одиночестве среди подпрыгивающих тел.

Он уговорил Риту сходить с ним поужинать после того, как Анни отправилась спать. По совету Роджера они пошли в дорогой итальянский ресторан с чересчур романтической атмосферой.

Эллиот заказал креветки скампи, а Рита — пасту с баклажанами и грибами. Он наблюдал за знакомыми ему манерами: она сложила пополам салфетку, прежде чем положить на колени; коснулась вина верхней губой, когда официант налил бокал на пробу. Он смотрел на нее, помня о каждой детали ее внешности, и думал: «Я ужинаю со своей бывшей женой».

Эта мысль приводила его в полное смятение, как в то время, когда он попал под обломки в небоскребе во время пожара, не понимая, где верх, а где низ.

— Я хочу, чтобы вы с Анни вернулись домой, — выпалил Эллиот, боясь, что сделал ошибку.

— По крайней мере, ты сказал «вы с Анни», — заметила она. — Полагаю, что должна быть благодарна.

Он вздохнул и был рад, что в тот момент официант принес их салаты.

Когда официант ушел, он сказал осторожно:

— Я пытаюсь понять, почему ты решила уйти. Но я хочу, чтобы наша семья снова была вместе. Прости, если сказал что-то не то.

— Я не могу вернуться домой, пока не пойму, что это правильный выбор.

— Почему нет? — спросил он. — Почему мы не можем вместе разобраться с этим? Толку было бы больше, разве нет?

Она покачала головой. Огонь свечей золотил ее волосы до цвета тлеющих угольков, и на секунду он увидел ее как прекрасную незнакомку.

— Я не могу, Эллиот, — возразила жена. — Разве ты не видишь — у меня не хватит мужества уйти снова. Так что я не вернусь, пока не пойму, что для меня это лучший выход.

— А что лучше для Анни? — спросил он.

Она спокойно посмотрела на него.

— Вот прекрасный пример, почему мне трудно с тобой разговаривать, Эллиот, — сказала она. — Ты такой самодостаточный, что, кажется, ничего тебя не волнует. Ничто не для тебя не имеет большого значения — возможно, за исключением Анни. Но точно не я. Это одна из причин, почему я ушла — я больше не могла обманывать себя, что между нами еще что-то осталось.

— Не части. Зачем столько слов? — Эллиот слабо улыбнулся.

Это была старая шутка, еще из тех времен, когда они познакомились, и он помогал ей с физикой.

— Помнишь, — спросила она, — как мы ходили завтракать после занятий? Мы сидели часами в кафе и не могли наговориться.

Он кивнул.

— Что случилось? Куда ушло это горячее желание делить себя со мной? Я бы очень хотела знать, Эллиот.

Он задумался, пытаясь отыскать ответ, который бы ее удовлетворил.

— Это… Мне кажется, это случилось потому, что твоя жизнь так отдались от моей… что теперь даже глупо все это объяснять.

Рита серьезно кивнула.

— В твоих словах был бы смысл, если бы я представляла, какова на самом деле твоя жизнь.

— Что?

Он почувствовал, как разгорелась в груди старая обида. Она говорила на тайном языке женщин, который всегда заставлял его чувствовать, будто она видела мир в другом измерении — в том измерении, которое ему постичь не дано. Это было как разница между черно-белым зрением и цветным. Если ты не различаешь цвета, ты никогда не поймешь, о чем говорит человек, который их видит. Даже если очень стараться.

Официант принес заказ, и Эллиот попробовал креветку. На вкус как клейстер.

— Ты уходишь на работу, — принялась объяснять Рита, — а когда возвращаешься домой, появляется ощущение, что эти двадцать четыре часа вычеркнули из твоей жизни. Да, ты можешь рассказать мне что-то о делах на станции, например, как Лоеттнер пытался подставить тебя перед капитаном, но ты никогда не рассказываешь ничего реального. Если бы я не узнала вмятину в каске в новостях в прошлом месяце, то так бы и не знала, что тебя лечили от отравления дымом.

Несправедливость упрека кольнула его с такой силой, что он закашлялся.

— Моя работа не всегда приятная и красивая, Рита. Я не расхаживаю по деловым обедам в рестораны. Чего ты хочешь? Чтобы я возвращался домой и вновь переживал весь этот хаос и грязь, с которым вынужден сражаться в силу профессии?

— Какой хаос? Я понятия не имею, что значит тушить огонь, — возмутилась она. — И это только один из примеров, Эллиот. Ты держишь между нами слишком большую дистанцию.

Он заглянул ей в глаза.

— Ты уверена, что это я держу дистанцию, Рита? Если дистанция в нашем браке и существует, это частично потому, что тебя все устраивает.

— Не стоит…

— И я чертовски уверен, что нашему браку не станет лучше, если я начну тащить всю тяжесть своей работы в дом. Поверь мне, тебе не захочется слушать это. Ладно, Рита, как ты себе это представляешь? Родная, сегодня утром я вынес из обгоревшего разрушенного дома троих мертвых подростков. Их кожа сгорела так сильно, что они выглядели как куски сырого мяса, обугленного по краям. А как прошел твой день, любовь моя?

Пальцы Риты задрожали. Она опустила голову, и Эллиот больше не видел ее глаз.

— Прекрасный застольный разговор, не правда же?

Рита бросила вилку.

— Я хочу домой, — заявила она.

Рита не разговаривала всю дорогу до дома. Ее молчание витало над ним, как жар горящего здания, которое вот-вот вспыхнет.

После того как он вернулся из Далласа, он принялся записывать поединки кошек в блокнот на пружине, который выбрал из всего многообразия школьных товаров. Вид всех этих тетрадок его угнетал. Рита уже наверняка записала Анни в одну из престижных частных школ Далласа.

Теперь он без труда мог различать кошек среди двух групп. Черный ферзь представлял собой крупную беременную кошку с зелеными глазами и длинной шерстью; черный слон был самцом, похожим на миниатюрную пантеру, с лоснящейся темной шерстью и аккуратными закругленными ушами, почти полностью прижатыми к голове. Знакомство с кошками облегчало понимание тактики.

Он принес со станции одну из больших карт с расчерченной сеткой территории двенадцатой части и расставил своих кошек-оригами в местах пожаров. Когда пожар брал над ними верх, Эллиот помечал место серебряной кошкой; когда им удавалось погасить огонь — он использовал черную. За несколько дней карта приобрела вид боевого построения.

Теперь он понял, что на самом деле они не играли в шахматы. Об этой игре напоминал лишь один нюанс — ритуализированное сражение. Но он мог использовать шахматы за модель, чтобы понять значение их конфликта. Эта карта поможет постичь их стратегию и в будущем предсказать следующий ход.

Сначала он отслеживал только активность пожаров после кошачьих боев на своей станции, но через неделю понял, что нужно учитывать пожары во всем городе.

Осталось сделать только одно: принести домой карты других станций и запастись бумагой для оригами.

Эллиот ужинал на крыльце, потому что стол был покрыт картами. Он предложил недоеденный гамбургер Хищнику, который растянулся под любимом Ритиным лилейником. Хищник вежливо понюхал угощение, но отказался. В лучах солнечного света его черная шерсть приобретала темно-синий оттенок. За последние недели он сильно подрос и больше не выглядел как котенок.

— Я не обижаюсь, — сказал Эллиот. — Нужно планировать покупки, вместо того чтобы есть эту гадость.

Но позже он так и не смог заставить себя составить список продуктов, а в последний раз, когда он отправился в магазин, поймал себя на том, что стоит в овощном отделе, пристально глядя на горы зеленого салата.

Темноглазая молодая женщина с ребенком в переноске на груди обеспокоенно на него смотрела.

— Сэр, с вами все в порядке? — спросила она встревоженным голосом.

Он поблагодарил ее и отпрянул, оставив наполовину заполненную тележку.

Поскольку Хищник отказался от гамбургера, Эллиот выкинул его в мусорное ведро, которое уже запахло. Он отнес мусорный пакет к обочине и оставил у дороги. Мусорные баки так долго оставались без присмотра, что кто-то их украл.

Стук в дверь разбудил его на следующее утро в шесть утра. Эллиот встал с дивана, на котором спал в последнее время, и потер лицо рукой. Стук раздался снова, на этот раз более настойчиво. Он открыл дверь в одних трусах.

Это был сосед через дорогу — как его звали? — профессор из университета, который водил «Сааб». Британец, чей акцент Рита всегда находила очаровательным. Скорее всего, он пришел жаловаться насчет газона.

Эллиот оставил попытки вспомнить его имя и начал диалог:

— Да?

— О, — радостно воскликнул сосед, — простите, что разбудил, но эти чертовы кошки снова рылись в помойке. — Он махнул рукой в сторону улицы. — Утром они раскидали ваш мусор по всей дороге. Пора бы уже их отловить и усыпить.

Эллиот сошел с крыльца и посмотрел на дорогу. Мешок был разорван с одной стороны, а мусор раскидан по всей проезжей части и вдоль водостоков. Вероятно, возмездие белых за то, что он кормит одного из их соперников.

Или они затеяли игру на безопасной территории черных.

— Вы видели кошек? Какого они были цвета?

— Нет, но уверен, что это были кошки. Собаки просто опрокидывают мешки, но если пакеты порваны, то это кошачьих лап дело. Их тут десятки слоняются.

— Да, я знаю. Две разные стаи. Они либо совершенно черные, либо полностью белые. Вот что странно.

Мужчина фальшиво рассмеялся.

— Вовсе не странно. В действительности они все из одной стаи. А на основании доминантных и рецессивных генов, отвечающих за окраску, если кошка не белая, то, значит, черная.

— Не понял, — сказал Эллиот.

— Это как двойное отрицание, — ответил сосед. — Если геном сообщает телу, что шерсть должна быть белой, тогда она будет белой. Но если код повторяет требование дважды, тогда уже включенный белый снова отключается. И вуаля! Черная кошка. Прекрасно приспособленная для того, чтобы перебегать дорогу перед врагом, или летать на метле, в зависимости от вашего вкуса.

— Почти как два минуса, которые дают плюс, — подметил Эллиот. — Вы это имеете в виду?

Сосед — этот лживый обольститель чужих жен — выглядел озадаченно.

— Ну, не совсем так… — начал он.

— Ладно, — перебил Эллиот. — Я разберусь.

Эллиот вернулся в дом.

— Подождите… А вы мусор не хотите собрать? — спросил сосед.

Эллиот захлопнул дверь, не ответив.

Тем вечером черный ферзь вернулся, приведя с собой новый помет пешек, и Хищник занял место ладьи.

Карта пожаров покрылась кошками-оригами. Их бумажные тела составляли сложный узор на сетке городских домов. Он не сомневался, что белые кошки выигрывали — пожары вспыхивали по всему городу из-за поджогов или случайных возгораний. А победа черных дарила временное спокойствие. И только после внезапного прекращения ужасных наводнений в Сан-Антонио в середине августа он понял, что сражения кошек были также связаны с более крупными, более значительными событиями.

Эллиот везде брал с собой блокнот, записывая новости, которые слышал или читал, и пытался сопоставить кошачий конфликт с внешними событиями. Да, схема крайне хитра, но она была очевидна для всякого, кто внимательно за ней следил.

Туи заметил блокнот и начал донимать расспросами, почему он вечно сидит над этими записями и больше не играет в шахматы и волейбол.

Эллиот не собирался обсуждать с ним свое открытие. Он доверял Туи, но в мире существовало слишком много хаотичных сил, чтобы раскрывать карты раньше времени. Перед ним открывались свидетельства вечного сражения: черные и белые шахматные фигуры, черные и белые шестиугольники на волейбольном мяче, черно-белая плитка на полу станции.

Он вносил в блокнот все свои наблюдения. После той партии, которая стоила белым второй ладьи, в Мехико наконец-то поймали трех мужчин, причастных к убийству в магазинах йогуртов. Когда белые отомстили, взяв черного слона, мексиканские власти отказались соблюдать американский закон об экстрадиции осужденных преступников.

Когда белые воспользовались преимуществом и напали на черного ферзя в короткой схватке, комитет отклонил предложение министра здравоохранения. Потом черные атаковали и красиво взяли оставшегося белого коня. И тогда была представлена компромиссная программа. Комитет проголосовал «за», и через неделю закон был принят.

И это еще не все: шестеро альпинистов погибли в лавине на итальянской стороне Альп; начался всплеск насилия в Восточном Остине; разгорелись лесные пожары в Калифорнии. После побед черных полицейский департамент объявил о том, что между бандами в Остине заключено перемирие, а шестнадцать объявленных погибшими подростков-туристов были спасены из горящего леса.

Рябь событий расходились от его дома и жизни огромными кругами.

Эллиот купил пятидесятифунтовую упаковку кошачьего корма и принялся кормить всю стаю черных кошек. Его дом стал их безопасной землей, и он никогда не видел поблизости белых. Он построил за гаражом приют для черных кошек, полагая, что если они будут питаться лучше, чем соперники, то и выигрывать станут чаще. И каким-то образом их победа была связана с его собственной: отвоевать Риту, вернуть ее и снова стать семьей.

Пока что преимущество было крайне незначительным — большинство диких кошек являлись хорошими охотниками… Но придет зима…

На третью неделю августа он задумался, что произойдет, если он сам вмешается в сражение.

В следующую смену они стали запасной бригадой, которая отправилась в четырехквартирный дом в Дав-Спрингс. Когда они добрались, дым и языки пламени уже бушевали, но предыдущей ночью черные выиграли, поэтому Эллиот особо не переживал.

Старшим был Антонио Гарца.

— Есть пропавшие, — крикнул он им, прежде чем их машина остановилась. — Ищите и спасайте — шевелитесь!

Эллиот и Войт побежали к зданию. Гарца отправил остальных протянуть дополнительный рукав на второй этаж. Они направлялись прямо в огонь.

— Видал? Гарца не тряпка, — поддразнил Войт. — Он сразу прижмет это адское пламя.

— Это здание построено с соблюдением требований, — заявил Эллиот. — Чуешь разницу?

— Да-да, конечно. Для тряпки всегда есть разница.

Эллиот ждал возможности хорошенько поддать Войту и спросить потом, кого он назвал тряпкой. Сейчас на это нет времени. Но позже…

Они ворвались на второй этаж.

В квартире было полно дыма. Даже в кислородной маске Эллиот чувствовал гарь и копоть и ни черта не видел.

От жары его бросило в пот. Квартира полыхала, как в аду, но внутри было подозрительно тихо. Единственным звуком, что доносился до его ушей, было собственное дыхание и звук воздуха, поступающего через маску.

Эллиот провел три года во вспомогательной команде, прежде чем его повысили. Он всегда проводил поисково-спасательные работы, как учили в книгах, крадясь вдоль стены, касаясь ее правой рукой и ощупывая пространство левой, не пропуская ни одной двери и ни одного отверстия. Кислорода хватит на пятнадцать минут. Далее придется возвращаться тем же утомительным способом, как и заходил. Уберешь руку от стены — заблудишься, а если заблудишься — умрешь.

В квартире становилось все жарче; воздух обжигал даже через защитный костюм. Такое ощущение, что его форменную футболку гладят раскаленным утюгом прямо на нем.

Проблема заключалась в том, что он не знал, когда жарко превратится в слишком жарко. Огненный хаос включал в себя множество факторов.

Скорее всего, пришла пора выбираться, но кислорода оставалось еще на несколько минут. Однако Гарца сказал, что есть пропавшие, а у него не было желания доставать из-под обломков обугленные останки или нетронутые огнем тела.

В столь густом дыму Эллиот ни в чем не мог быть уверенным, но ему казалось, что он находился в одной из спальных, когда наткнулся на шкаф. Зазоры в дверцах были заложены одеялом, и края его обуглились.

Эллиот забил огонь на одеяле и резко дернул дверцу. В течение секунды, пока дым не заполнил шкаф, он успел все разглядеть. Внутри, прижавшись к стенке шкафа, плакал ребенок лет восьми.

Эллиот схватил девочку, прижал ее лицо к своей груди и, пригнувшись, поспешил обратно, держась за стену левой рукой. Он взялся за рацию:

— Машина 12, нашел пострадавшую, выхожу. Требуется «скорая».

Девочка сильно кашляла и мучилась, повышая тем самым уровень адреналина в крови Эллиота. Сигнал оповестил его, что кислорода осталось на четыре минуты. Ему казалось, что он двигался на пределе возможностей, но адреналин придал ему сил.

И вскоре он увидел дверь.

Эллиот сильнее сжал ребенка и побежал, все еще нагибаясь как можно ниже, чтобы уберечь девочку от едкого дыма. Он сбежал по лестнице, пронесся мимо пожарных рукавов и бережно уложил ее на траву.

Девочка все еще кашляла, так что Эллиот понял, что она в нормальном состоянии. Подбежал парень из двадцатой бригады и прижал к ее лицу кислородную маску. Ребенок открыл глаза.

— Ты можешь дышать? — спросил парень. — Что у тебя болит?

Ее лицо было покрыто слоем копоти, и она с трудом дышала.

— Как тебя зовут? Ты здесь живешь?

Сигнал маски Эллиота перестал жужжать. Кислород закончился. Он склонился над ребенком и снял шлем. Девочка схватила его за руку и оттолкнула в сторону кислородную маску.

— Я думала, — выдохнула она, — что сгорю.

Она так сильно кашляла, что на глазах выступали слезы и смешивались с грязью на лице. Пожарный снова надел на нее маску, и на этот раз она ее не оттолкнула.

— Я слышала… приближение огня, — рассказывала она Эллиоту приглушенным за маской голосом. — Я звала и звала, но никто не приходил…

Он снял перчатки и взял ее за руку. Ее пальцы были ледяными из-за пережитого шока, но хватка — невероятно сильной.

— Я пришел, — ответил Эллиот. — Мы вытащили тебя. Теперь ты в безопасности.

И тогда он увидел Хищника. Тот залез на кислородный мешок и глядел на них с самодовольным видом.

За двенадцать лет службы в департаменте Эллиот ни разу не спасал из огня человека. Домашних животных — конечно, трупы — да, но живых людей — никогда. После появления пожарной тревоги, большинство людей просыпались и успевали выбраться из дома, прежде чем огонь становился опасным. Либо так, либо пожарные уже выносили мертвое тело.

Эта девочка оказалась умной и везучей. Достаточно умной, чтобы спрятаться в шкафу, когда не сумела выбраться из дома, и ей повезло, что они вовремя ее нашли. Но ребята говорили, что в этом заслуга Эллиота, и считали, что он должен требовать награду.

Когда закончилась смена, вся бригада настаивала отпраздновать событие. В итоге они отправились в бар на Бартон-Спрингс-Роуд, уселись всей своей шумной командой за полукруглой барной стойкой и по очереди покупали Эллиоту шоты импортной текилы.

Даже шеф Эдвардс заглянул и заказал всем по выпивке.

— Тост, — воскликнул он, поднимая бутылку с пивом в направлении Эллиота. — Франклин, не всем выпадает шанс показать себя. Сегодня ты продемонстрировал свою храбрость. Так что за Эллиота! За хладнокровного парня!

Все принялись кричать и хлопать Эллиота по спине. После пятого шота чувствительность в его горле исчезла, и пить стало легче.

Около четырех часов администратор бара подошла к ним и попросила немного успокоиться, потому что они мешали другим посетителям. В четыре тридцать она их выставила. Немного поворчав, все разошлись по домам.

Все, кроме Эллиота и Туи. Чтобы сесть за руль, Эллиоту нужно протрезветь.

— Скажи, Туи, ты не замечал в последнее время кошек?

— Ты о чем? — Туи складывал на столе из спичек бревенчатый домик с такой скрупулезностью, что стены казались выстроенными механически, а не вручную.

— На вызовах, — ответил Эллиот. Голос его звучал глухо и отдаленно. — На каждом пожаре были кошки. Черные и белые. И сегодня тоже.

— Да, я видел кошек. Они повсюду. А что в этом странного?

— Да то, что там всегда одни и те же кошки, Туи. Эти черные кошки, как силы порядка, всегда крутятся поблизости, когда мы хорошо справляемся. Или как сегодня, когда я вынес ребенка. А белые кошки — силы хаоса, всегда появляются на пожарах, которые нам не по плечу…

— Кошки хаоса, говоришь?

Туи так сильно рассмеялся, что на его лбу выступил пот. Когда Эллиот не присоединился к веселью, Туи постепенно взял себя в руки и оценивающе посмотрел на приятеля.

— Ты пьян, дружище. Пьян в стельку.

— Но, Туи, ты же сам сказал, что видел их. А помнишь белую кошку, которая расцарапала Войта? Она вышла из горящей квартиры…

— Ну и что? Кошки, они повсюду, — повторил он. — Да и я не против той животины, что желает подпортить Войту жизнь.

Официантка принесла гамбургеры.

— Перекуси, — велел Туи, — пока не начал снова нести эту чушь. У меня так котофобия начнется, мистер Герой.

К вечеру у Эллиота разыгралось жуткое похмелье, но он обещал Анни позвонить и выслушать ее рассказ об уроках танцев. Он не знал, как рассказать о сегодняшнем происшествии, чтобы не хвастаться, так что промолчал и просто слушал болтовню об Элизабет Лестерфилд, новой пачке для уроков балета, всех этих Барби, которых купил ей Роджер, и о том, как мама сказала, что они с Элизабет пойдут в одну школу.

— А ты не хочешь вернуться в школу в Остин? — спросил Эллиот, прежде чем она смогла остановиться. Затем добавил: — Нет, не отвечай, малышка. Я поговорю об этом с твоей мамой.

— Хорошо. Только, папочка…

— Да? — Вспышка надежды почти парализовала его. Может быть, она все-таки хотела вернуться домой.

— Ты не мог бы называть меня «Анна»?

— Конечно, милая, — выдавил Эллиот. Ему пришлось прокашляться. — Как скажешь.

— Тогда Анна, пожалуйста, — еще раз попросила она. Каждый звук ее голоса выворачивал душу наизнанку. — «Анна» звучит более величаво. Как думаешь?

Она вырастет такой же, как Рита — падкой на вещи и жаждущей внимания. Он понял это в четверг по дороге на работу. Эллиот упустил шанс помириться с Ритой, и эта неудача теперь испортит Анни. Она вырастет, покоробленная куклами Барби. Барби и бесконечными наставлениями Уоллеров о необходимости быть хрупкой и хорошенькой, а не самодостаточной и сильной.

Эллиот приехал на работу около половины двенадцатого и не смог вовремя сменить Дурхама, однако никто и не жаловался.

На этой неделе готовил Туи. Он сделал свои знаменитые красные бобы с рисом, так что все обедали вместе. Разговоры крутились вокруг спасения девочки и предстоящей награды. Васкиз вырезала из газеты статью с фотографией, на которой он склонился над маленькой девочкой, сжимая ее руку. Она даже приклеила эту статью на кусочек картона и заламинировала.

Васкиз предложила ее Эллиоту со словами:

— Для твоего альбома, Франклин.

Он был тронут и смущен.

— Спасибо. — Он не мог придумать, что сказать, но Васкиз, похоже, и не возражала.

— Ну что, лейтенант, — обратился Петерсон с легкой ноткой сарказма. — Каково быть героем?

Эллиот пожал плечами и уткнулся в бобы. Даже стряпня Туи его не привлекала. Ничто его больше не радовало.

— Поговори с нами, дружище, — просил Петерсон. — Скажи нам, каково чувствовать себя героем — спасти ребенка и знать, что она будет жить благодаря тебе?

Эллиот оглядел товарищей за столом, надеясь на помощь. Все смотрели на него, ожидая его слов. Даже Туи. Эллиот прочистил горло.

— Это странно.

— Странно быть героем? — удивился Петерсон. — Да ладно, лейтенант!

Все молчали и ждали.

— Она сказала, что слышала, как приближается огонь. Она звала на помощь, но никто не пришел. Я все думаю… — Он взял паузу и оглядел стихших коллег. — Я все думаю, как просто все могло пойти по-другому. У меня кончался кислород — а что, если бы я повернул назад чуть раньше? Что, если бы огонь добрался до нее, прежде чем я успел надеть новую маску и вернуться?

Лица вокруг стола стали серьезными, и никто не встречался с ним взглядом.

— Я думаю, — продолжал он, — мы обречены на поражение. У хаоса больше сил, чем у порядка, — так устроена вселенная. Против нас играют краплеными картами.

Никто не шевелился и не говорил.

А потом Туи нарушил тишину:

— Эй, ребята, ешьте. Еда остывает. Или вам не нравится моя стряпня?

Как только возобновилась обычная болтовня, Эллиот выскользнул из столовой. Он направился в комнату отдыха, сел на койку и уставился на шкафчик. Все ускользало от него. Анни пойдет в школу в Далласе, и Рита скажет, что они не могут вернуться, пока не закончится учебный год. Они будут иногда приезжать на выходные, если он не будет в это время работать.

Анни быстро забудет. Дети всегда забывают. Она забудет охоту за окаменелостями в русле ручья, забудет о купаниях в ледяной воде Бартон-Спрингса каждым летним утром. Любовь к бейсболу испарится из ее памяти, как вода с горячего тротуара.

А Рита? Он с трудом ее узнавал.

Кто-то открыл дверь позади него. Эллиот не оборачивался.

— Эй, Франклин!

Это был Войт. Он зашел и уселся на соседнюю койку, лицом к Эллиоту.

— Ты славный парень, Франклин. Мне не стоило называть тебя тряпкой.

— Это не важно.

— Просто хотел сказать тебе это.

Войт, однако, не уходил. Через минуту он добавил:

— Туи сказал, что старушка бросила тебя и забрала дочку.

Эллиот ничего не мог с этим поделать; его передернуло.

— Дружище, — проложил Войт, — я знаю, это трудно. Прошлым летом я сам оказался в подобной ситуации, помнишь? Я бы не подкалывал тебя, если бы знал, через что ты проходишь. Я знаю, как это тяжело. Наши семьи, парень, — это самое главное. Когда жена ушла, я почти пропал. Я уже думал о том, чтобы взять ружье и выбить себе мозги.

Эллиот отдал бы все на свете, чтобы Войт замолчал, но не мог найти слов.

Войт водил пальцем между кирпичами на стене комнаты.

— Потерпи немного, приятель. Сейчас ты думаешь, что надежды нет, но подожди и увидишь, как все изменится. Дела пойдут неважно в Далласе: сломается машина или новый парень бросит ее — любое ничтожное изменение, и бац! Она вернулась. Так случилось со мной. И нам со старушкой еще никогда не было так хорошо вместе.

Эллиот посмотрел на него.

— Что ты сказал?

— Нам с женой никогда…

— Нет, перед тем — про ничтожное изменение.

Войт пожал плечами.

— Это та самая хаотичная ерунда, о которой ты говорил. Ну, дела пойдут неважно, и что-то изменится… Потому что всегда что-то меняется. А когда это произойдет, она вернется.

Эллиот изумился. Он так боролся, чтобы сохранить порядок — теперешний порядок — что не замечал изменений. Теперь все заключалось в том, что Рита и Анни жили в Далласе.

Войт хлопнул Эллиота по плечу.

— Держись, приятель. Что-то обязательно переменится, и тогда все перевернется.

Внезапно раздался голос диспетчера:

— Сигнализация на Монингсайд, 2385. Пожар в квартире.

Они стали запасной бригадой. Весь верхний ряд квартир оказался в дыму. Эллиот не понимал, что происходит. Пожарные шланги тянулись вверх по лестнице, но он никого не видел, не слышал ничего по рации, не знал, что делают люди.

— Кто за главного? — прокричал Туи, когда они остановились. — Какие будут приказы?

Никто не отвечал.

— Тяните рукав, — велел Эллиот, выпрыгнув из машины.

Войт и Васкиз спрыгнули, и все втроем они побежали к лестнице.

Водитель шестнадцатой машины с фамилией Рейнольдс на куртке помогал женщине в купальнике и шортах. На обнаженных плечах виднелись большие пузыри, а волосы с одной стороны были опалены. Она выглядела обезумевшей. Темные глаза были широко распахнуты. Рядом стояла девочка лет двенадцати-тринадцати.

Рейнольдс потряс женщину.

— Мэм, вы должны сообщить нам квартиру. Мы ищем, но где, по-вашему, он может быть?

— Ты за главного? — спросил его Эллиот. — Каково положение дел?

Рейнольдс даже не посмотрел на него.

— Его не было с вами. Где нам искать?

Девочка ответила:

— Мы не знаем. Он всегда прячется, да, мам?

Женщина теперь рыдала беззвучно, рот ее широко и беззвучно открывался в крике. Нити слюны висели между зубами.

Эллиот посмотрел на девочку.

— А где он обычно прячется?

— Он любит забираться в кладовку. Иногда тайком убегает к Томми поиграть в видеоигры.

— В какой квартире живет Томми? — спросил Рейнольдс дрожащим голосом.

Девочка покачала головой.

— Не знаю. Мы только недавно переехали. Он мне не говорил. А на прошлой неделе я нашла его на другом конце дома в прачечной…

— Мы найдем его, — обещал Эллиот. — Бригада 12 берет командование на себя. Васкиз, обыскивай все квартиры на этаже — пропал маленький мальчик, который любит прятаться. Поняла? Возьми рацию. И проверь все шкафы. Войт, вперед.

Ему следовало отойти и ждать приказа, но, похоже, шестнадцатая даже не установила ответственного. Когда они с Войтом поднялись по лестнице, он понял почему — командующий бригадой лейтенант лежал без сознания и без шлема. Все волосы на лице опалились, а дыхание было затруднено.

Васкиз стояла возле Эллиота и Войта. Эллиот приказал им отнести лейтенанта вниз и передать врачам, а сам направился вдоль спутанных шлангов внутрь.

Один из пожарных шестнадцатой бригады заливал водой квартиру.

— Что случилось с вашим лейтенантом? — прокричал Эллиот.

Парень не оборачивался.

— Он выбил дверь, не надев полностью костюм. Думаю, огонь вдохнул. Но Рейнольдс вытащил его, а мне нужна помощь. Ты можешь передать им, чтобы подняли давление в рукаве?

— Сукин сын, — ругнулся Эллиот.

Он включил рацию и запросил у диспетчерской «скорую» и подкрепление, всматриваясь сквозь клубы дыма и пара и пытаясь представить масштабы бедствия. Похоже, пожар начался на кухне, и прогорел через потолок на чердак. Такие дома строились в восьмидесятых годах во время бума — скорее всего с нарушением технологии и неэффективными противопожарными стенами. Вода, которую лил этот парень, выталкивала огонь на чердаки других квартир.

— Сейчас вернусь, — крикнул Эллиот.

Он побежал к следующей двери, чтобы оценить распространение огня и попросить Рейнольдса протянуть больше шлангов. Рейнольдс все еще разговаривал с той женщиной. От этого болвана не было никой пользы.

Соседняя квартира вся почернела от дыма; Эллиот подбежал к следующей и выбил ногой дверь.

Хищник ждал внутри в напряженной стойке. Как только он увидел Эллиота, то сразу замяукал.

— Значит, здесь нужно тушить? — спросил Эллиот, оглядываясь. Легкие клубы дыма струились из вентиляционного отверстия.

Кажется, положение вещей в этой комнате должно измениться.

Что он сказал товарищам за обедом? Что они обречены на поражение? Что ж, теперь появился способ это исправить.

На мгновение он увидел ребенка, совсем маленького мальчика с темными круглыми глазами, прячущегося где-то, слушая, как к нему приближается огонь.

— Нет.

Эллиот потряс головой, отгоняя видение. Нет, этот мальчик был где-то в другом месте, сидел на дереве или играл в видеоигру. Картинка поблекла и превратилась в Анни, которая сжала губы на Ритину манеру со словами: «Пожалуйста, зови меня Анной».

— Основная бригада, прием. Дополнительный рукав протянут, — сообщил Туи.

— В трех обысканных квартирах мальчика нет, — серьезным голосом откликнулась Васкиз.

— Мальчишка куда-то убежал, — ответил Эллиот.

Войт подбежал к Эллиоту, чуть не споткнувшись о Хищника.

— Что нам делать?

Эллиот опустил взгляд на кота, который выжидающе на него смотрел.

— Пора менять тактику, — тихо сказал он. — Прости, приятель, но белая пешка бьет черную ладью.

— Что? — закричал Войт. Пот струился по его лицу под стеклом шлема. — Каков приказ?

Эллиот взял его за руку и вытолкнул на лестничную площадку.

Позади Войта Эллиот увидел женщину и дочь, прижавшихся друг к другу внизу лестницы. Лицо женщины было обезображено, и он видел, как трясутся ее плечи, но белый шум бегущей воды заглушал все звуки.

— Будем тушить, — крикнул он, на этот раз громче.

Войт посмотрел на него с недоверием и покачал головой.

— Что?

— Тяни рукав вперед, — прокричал Эллиот, указывая на вход в первую квартиру. — Прижмем ублюдка!

Лицо Войта посветлело. Он схватил шланг и нырнул в дым.

Эллиот обернулся в поисках Хищника, но кота нигде не было. Он догадывался, что скоро появится один из белых. Но ему пора взять на себя командование, поскольку тушить придется долго.

Эллиот повернулся и медленно отступил к лестнице, глядя на расстилающийся хаос.

Примечания

9

“White Rook, Black Pawn” © Copyright 1996 by Susan Wade.

© О. Захватова, перевод на русский язык.