Портрет кавалера в голубом камзоле

Наталья Солнцева, 2011

Глория получает в наследство от загадочного карлика Агафона не только дом в Черном Логе и слугу Санту, но и таинственную способность проникать в суть вещей и видеть прошлое и будущее. К ней за помощью обращается актриса Полина Жемчужная, служащая в частном театре. Глория предвидит, что женщине угрожает опасность. Вскоре Полина погибает во время спектакля, в котором она исполняла роль Клеопатры. Следом за ней гибнут еще две актрисы театра. В ходе расследования выясняется, что загадочным образом все эти убийства связаны с судьбой графа Шереметева и Прасковьи Жемчуговой. Кому не давала покоя тень великого графа и его возлюбленной? Какую роль сыграл в трагедии портрет кавалера в голубом камзоле из галереи владельца театра Зубова? Может ли предмет искусства диктовать свою волю хозяину? Разгадка близко, но найдет ее только тот, кто способен связать воедино прошлое и будущее. В книгу вошел также отрывок из романа «Дневник сонной травы» из серии «Сады Кассандры».

Глава 2

Москва.

Господин Зубов, глава инвестиционной компании «Крез», изучал рейтинги ценных бумаг. В его кабинете на седьмом этаже офисной высотки все напоминало контору старого английского банка, — чопорность и умеренный комфорт. Строгая мебель, минимум технических средств, темные кожаные диваны, мягкие шторы вместо новомодных жалюзи. Из окна открывался живописный вид на Замоскворечье.

Зубов устало потер переносицу и откинулся на спинку кресла. Он прикинул, сколько денег нужно изъять из оборота, чтобы достроить наконец свое загородное поместье, и ужаснулся. Сумма вышла приличная. Наверное, он слишком размахнулся. Надо бы пересмотреть смету, ужаться. А не хочется! Приятно чувствовать себя барином… покровительствовать искусству, жертвовать на благотворительность, пополнять коллекцию живописи…

— Ох-хо-хо… удовольствия нынче недешевы… особенно интеллектуальные, — пробормотал он и погрузился в размышления.

Было слышно, как тикают подаренные на юбилей часы с алмазной россыпью вокруг циферблата. Эти часы, сделанные на заказ, преподнесли ему сотрудники компании вскладчину. Неужели ему стукнуло сорок пять? Уже сорок пять! Время неумолимо…

Кажется, только вчера он окончил университет, работал инженером на подмосковном заводе… попал под сокращение, махнул в столицу, увлекся биржевой игрой. Ему везло. Первые деньги прокутил, — снял деревянный дом в деревне и неделю пьянствовал с друзьями. Дом был просторный, из крепких бревен, с настоящей русской печью. Стол ломился от деликатесов. Французский коньяк закусывали черной икрой, шампанское плескали в парной бане на каменку вместо травяного отвара, потом выскакивали голые на мороз, катались в снегу… Привезенные из города «девочки по вызову» развлекали хмельную компанию стриптизом и интимными услугами за счет Зубова, пока тот не остался без копейки. Было не жаль бездарно потраченных баксов. Легко пришли, легко ушли…

Именно с той ошалелой попойки и началась его коллекция. Хозяин, у которого Зубов снимал дом, предложил купить у него картину. Старинное полотно, работу крепостного художника…

«Мы из потомственных купцов будем, — хвалился старик. — После войны от всего нажитого добра осталась только эта картина. Чудом уцелела. Восемнадцатый век! Истинно говорю! Гляди, какие трещинки по краске пошли… За нее знаешь, какие деньжищи в антикварном магазине отвалят?»

«Так и неси ее в антикварный магазин… — едва ворочая языком, отвечал Зубов. — У меня, папаша, карманы пустые! Раньше надо было предлагать…»

«Не… — упрямо качал головой тот. — В магазин не понесу. Тебе хочу продать! Приглянулся ты мне…»

«Тогда даром давай картину, старик…»

«Даром не получишь, — рассердился хозяин. — Ишь, губу раскатал! Даром ему подавай…»

«Ну, нет так нет…»

Зубов во хмелю даже не разглядел толком полотно и почти сразу забыл о нем. Однако хозяин на прощанье напомнил ему о своем предложении.

«Когда опять разбогатеешь, сынок, приезжай, — со слезами в голосе вымолвил он. — Картина тебя ждать будет. Не собирайся долго. Боюсь, помру… и не увидимся боле. А картину кто-нибудь чужой к рукам приберет. Не простая она… не тут ее место…»

После того кутежа Зубова от спиртного отвернуло. Перебрал сильно, месяц даже запаха алкоголя не переносил. Потом попустило.

Мысли о «картине крепостного художника» крепко засели у него в голове. Вдруг и правда антикварное полотно? Находят же картины баснословной стоимости на чердаках и в кладовках, среди никчемной рухляди? А он свое счастье сдуру проворонил!..

Очередная успешная биржевая операция принесла Зубову немалую прибыль, и первое, что он сделал, — отправился в ту самую деревню. Страшился, опоздает, не застанет старика в живых. Но тот сидел во дворе, словно поджидая дорогого гостя… Кинулся навстречу, лобызаться. Прослезился от радости.

«Это ты, сынок! Я знал, что приедешь…»

«Давай картину, папаша. Не передумал еще продавать? Я деньги привез».

«Деньги… хорошо… — кивал седой головой хозяин. — На похороны мне хватит?»

«Хватит и еще останется. Я нынче щедрый!»

Старик метнулся в дом и вынес замотанное в чистую холстину полотно.

«Бери, сынок… Увидишь, она тебе службу сослужит! Береги ее… никому не показывай…»

«Это почему?»

«Сам поймешь…»

«Хитришь, папаша? Зря! Я к тебе со всей душой…»

Дед спрятал деньги в карман широких штанов и сразу потерял к гостю интерес. Заскучал, пригорюнился.

Зубов стоял посреди двора, переминаясь с ноги на ногу. Ждал, что старик его в дом пригласит, медом угостит, чаем из родниковой воды. Но тот сел на скамейку и застыл, словно истукан. Иди, мол, мил человек, откуда пришел.

Зубов вздохнул, взял картину под мышку и зашагал к своей подержанной иномарке. В ту пору он только такую машину мог приобрести. И на нее все косились с завистью…

Теперь-то он на роскошном внедорожнике разъезжает, — серебристом «лексусе». А былого счастья уже не испытывает. Годы, возраст… привычный достаток. Ничем его не удивишь, ничто ему не в диковинку.

Зубов встал из-за стола и подошел к окну, залюбовался белыми крышами домов, церковными маковками, облитыми закатным солнцем.

А ведь та картина всю его жизнь перевернула, исковеркала. Или, наоборот, одарила невероятно…

Зубов вспомнил, как дома развернул полотно, водрузил на письменный стол и долго смотрел на него в недоумении. Портрет и портрет… видно, что давний, — верхний слой краски потрескался от ненадлежащего хранения или просто от времени. На обратной стороне холста, — подпись автора, неразборчивая, размашистая. Не прочитаешь.

«Надул меня старый хрыч, — беззлобно подумал Зубов. — Всучил задорого обычную мазню. Не всякая живопись ценится, пусть даже и восемнадцатого века».

Поскольку тогда еще он был полным профаном в искусстве, то решил обратиться к музейному реставратору. Из любопытства. Благо, тот проживал по соседству и нередко перехватывал у Зубова деньжат до зарплаты. Семья у реставратора — семеро по лавкам, а государственное жалованье мизерное.

«Хоть плачь! — жаловался он Зубову. — Я бы кооперативную палатку открыл, да капитала нету. Вот, вынужден перебиваться… детишкам на молочишко. Стыдно просить, а что делать?»

«Ты бы, Аполлинарий Акимыч, с частными коллекционерами пообщался. Руки у тебя золотые, опыт накоплен, — спрос на твой труд непременно появится».

«Нет во мне коммерческой жилки, — сокрушался реставратор. — Не умею я себя рекламировать… А без этого нынче беда!»

«Как же ты собрался палатку открывать? Прогоришь ведь…»

«Прогорю, — понуро кивал незадачливый отец семейства. — Видно, судьба моя такая: влачить дни свои в нужде и бедности. Детишек только жалко…»

«Зачем же ты наплодил их, Акимыч?»

«На то не моя воля, — Божья! Сколько Бог дал нам с женой приплоду, столько мы и растим. Супруга моя — верующая, на грех не способная. И я с ней в том солидарен. Дети — наш крест. Господь терпел и нам велел…»

Такие весомые аргументы ставили Зубова в тупик. Он терялся и смущенно отводил глаза.

«Хочешь, я тебе работенку подкину?» — однажды предложил он реставратору.

«Какую? — нахмурился тот. — Грузчиком, ящики таскать? Не пойду. Мне руки беречь надо».

«Помилуй, брат, зачем же сразу грузчиком? У меня магазинов нет, и палаток я не держу. Мне тут картину подкинули старинную… в порядок ее привести требуется. Сможешь?»

«Попробую…»

«Ну так зайди ко мне в свободное время. Поглядишь, консультацию дашь… не обманул ли продавец. Правда ли, что полотно художник восемнадцатого века написал?»

«Ого! — загорелся Акимыч. — Восемнадцатый век? И сколько же с тебя взяли?»

Зубов, поколебавшись, назвал сумму. Не хотелось глупо выглядеть перед соседом, но выяснить истинную стоимость картины было интересно.

Реставратор его обнадежил.

«Если полотно не подделка, то почти даром тебе досталось, — заявил он. — Сегодня вечером приду. Ты когда дома будешь?»

«После девяти…»

На том и постановили.

К вечеру Зубов закрутился с делами, засиделся за биржевыми отчетами, и опомнился, когда совсем стемнело.

Сосед не забыл о своем обещании и поджидал его на лестничной площадке.

«Слушай, Акимыч, у меня из головы вылетело, что мы с тобой договорились встретиться, — извинился Зубов. — Может, наутро экспертизу отложим? Устал я. Мозги плавятся за целый день…»

«Утром я на работу иду. Это ты — вольная птица. А я, брат, служивый человек!»

«Давно ты тут стоишь?»

«Минут двадцать… Я тебе в дверь звонил, звонил, решил, что ты уснул. Хотел домой возвращаться…»

Зубову стало неловко за свою забывчивость.

«Ладно, заходи, Акимыч, — сказал он, пропуская соседа в квартиру. — Чаю хочешь?»

«Нет… меня жена ужином накормила. Давай сразу к делу. Где картина?»

Зубов провел его в гостиную и показал закрытое куском материи полотно.

«Вот…»

Странное волнение охватило его, когда Акимыч подошел к портрету и снял с него покров, — будто сию минуту на его глазах свершалось некое таинство.

Реставратор молча рассматривал картину, сначала просто так, а затем через лупу, которую принес с собой. Зубов с нетерпением ожидал вердикта.

«Тебя не обманули, — наконец изрек сосед. — Кажется, это действительно восемнадцатый век…»

«А что за художник? Известный?»

«Я бы не сказал…»

«Но ты можешь прочитать его фамилию?»

«Написано неразборчиво, — покачал головой Акимыч. — И главная ценность портрета не в этом…»

«А в чем?»

«Не торопи меня…»

Он долго и тщательно изучал картину с обеих сторон, и его глаза все больше разгорались.

«Кто изображен на портрете? — не выдержал Зубов. — Ты знаешь?»

«Полагаю, это старинная копия одного необычного полотна…»

«Копия?!! Я так и думал! О черт! — разозлился вдруг Зубов. — Копия! Меня надули!»

Реставратор не обратил на его возмущение внимания.

«Сомневаюсь, чтобы это был подлинник… слишком невероятно…» — бормотал он.

«Невероятно? Почему?»

Сосед оторвался от картины и поднял глаза на Зубова.

«Каким образом он попал к тебе? Где ты приобрел этот портрет?»

«Коммерческая тайна…»

«Вряд ли он уцелел после… после…»

«После чего? Не беси меня, Акимыч… говори толком!»

«Думаю, это все-таки копия… Подлинника никто не видел после войны с Наполеоном…»