Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного

Марина Соколова, 2012

«Это могло произойти только у нас на Луне, в нашей стране Лимонии. С чего это всё началось? Наверное, с того, что Ринама узнала государственный секрет. Секрет был так себе: государственное подслушивание. Однако для Лимонии это был очень большой секрет, потому что в ней всё было засекречено. С чего началась повальная засекреченность – бог его знает. Может быть, с большой лжи, на которой строилась вся лимонная пропаганда. А может быть, с „железного занавеса“, за который Лимонию старалась упрятать враждебная капиталистическая система…»

5

В общем и целом она не жаловалась на отсталость; как и все, двигалась вперёд; кое в чём опережала варварскую Певору, пока на неё не напали артато-гноломы. Они предварительно захватили полмира — и выдохлись в большой Лимонии, с её пресловутыми плохими дорогами и героическим сопротивлением. Дальше в Певору артато-гноломы не пошли, а из Лимонии пили соки два столетия. Пока Лимония зализывала раны, Певора успешно развивалась. Ей стало скучно одной, и любопытство завело её на край Луны, где оказалась Акимера. Как и подобает варварам, певорейцы извели львиную долю аборигенов, а их богатства присвоили себе. Добра оказалось очень много; хватило и тем, кто остался в Акимере, и тем, кто вернулся на родину. Разбогатевшая Певора ускорила своё развитие, Лимония от неё явно отстала. Но лимонцы не собирались мириться со своим положением, они стали искать выход. Резкий скачок удалось совершить Каменному царю. Так его прозвали, вероятно, за то, что он создал себе памятник из камня — новую столицу Лимонии Каменногорск. Каменный царь просто заставил Певору поделиться с Лимонией певорейским развитием. Бывшие варвары, превратившиеся в просвещённых певорейцев, не пожалели для отсталой страны своего образа жизни, тем более что водяной царь ничего не имел против.

Хорошо это или плохо? И хорошо, и плохо. Было бы идеально, если бы удалось найти золотую середину, но никто не знает, где её искать. Откровенно говоря, это не первый и не последний случай в истории человечества. Зачастую вместе с прогрессом отсталые народы перенимают у передовых их образ жизни и мыслей. Хотя известны и другие случаи. Это было очень давно. Тогда люди тоже воевали, потому что они всегда воевали, грозясь уничтожить друг друга, то есть самих себя. Древний Мри воевал с Древней Циергей — с переменным успехом. В глазах Циерги Мри был варварским государством. В конце концов варвары одержали победу над цивилизацией, взяли её себе и стали цивилизованными. Циергиских богов они переделали в мриских, а некоторым даже изменили пол, чтобы их никто не узнал. Другими словами, Древний Мри подмял под себя чужую цивилизацию, и получилась циергиская цивилизация с мриским человеческим лицом. Через несколько тысячелетий выяснилось, что оба государства были великими и у них есть чему поучиться потомкам. Таким образом, потомкам пришлось изучать одного и того же бога два раза, так как он приобрёл двойную национальность. Но это, скорее, исключение из правил. История привыкла к двум альтернативам: или прогресс приспосабливает к себе отсталость, или отсталость уничтожает прогресс.

Чтобы Певора не заблудилась, Каменный царь прорубил в неё большую арку. Без сомнения, арка лучше «железного занавеса»; и это похвально, когда народы знают, где им следует общаться. Хорошо, когда через арку они обмениваются своими лучшими достижениями; а если пытаются подбросить друг другу свои худшие недостатки? Высокообразованный, талантливый, но грубый и неотёсанный Каменный царь не всегда отличал достижения от недостатков — и в Лимонию хлынули издержки цивилизации. Одним издержки понравились, другим понравилась цивилизация, третьи возненавидели цивилизацию вместе с её издержками. Но Каменного царя мнение народа не интересовало — он был прогрессивный деспот. Пропагандистов Каменный царь не держал, поэтому пропустил в историю много правды о себе и о своём времени. Тем не менее он воспринимается потомками как положительный исторический персонаж, который много сделал для Лимонии. Особенно по вкусу он пришёлся демократам за то, что прорубил арку, через которую они гурьбой бегают в вожделенную Певору. А те, которые по недоразумению остались на родине, тащат через арку всё, за что могут уцепиться, и живут себе припеваючи в певроремонте, для которого наворовали предостаточно денег. Впрочем, к другим царям они тоже хорошо относятся, особенно к последнему, Ликойану II, который от всех пострадал, но больше всего — от коммунистов, которые его убили. Создаётся впечатление, что всё, что делали коммунисты, они делали целенаправленно для демократов, которые отменили всё, что до них делали коммунисты, и стали делать с точностью до наоборот. Ликойана они возвели в ранг святого за то, что он пострадал от коммунистов. Кажется, это было его единственное достоинство. В Лимонии были другие убитые цари, но они пострадали не от коммунистов, поэтому на святых не тянули. Впрочем, они и не были святыми, они были лимонными царями, и каждый, в меру сил и способностей, исполнял свои царские обязанности. У них не получалось так эффективно, как у Каменного царя, больше таких рывков Лимония не делала. Тем не менее она старалась не отставать от Певоры, и ей это удавалось. Всегда выручал талантливый народ. Он дал миру блестящих учёных, мореплавателей, военных, художников, писателей. Это при всём при том, что огромная масса народа была безграмотна. Подавляющее меньшинство жило благополучно за счёт «тёмной» массы — как в Лимонии, так и в других странах. Но масса считала себя людьми. Обездоленные и униженные люди, не желавшие мириться с положением дойных коров, шли долго и тяжело от победы к победе, преодолевая рабство, уничижение, страх, бедность, обречённость, ничтожность, безграмотность. В 1905-ом году они предприняли очень серьёзную попытку освобождения через революцию, но она не удалась. Они пошли дальше — и дошли до первой мировой войны 14-го года. Ликойан II послал свой народ на мировую бойню, разве мог он отстать от Певоры? Под флагом патриотизма тысячи людей гибли за передел Луны, который им был совершенно не нужен. В этой войне патриотизмом прикрывались все страны, но Лимонии он был особенно дорог. Огромная империя держалась на боге, царе и патриотизме, как Луна на трёх китах. Водяные привыкли любить своё Отечество; если чужой хотел попасть в привилегированные имперцы, он должен был стать водяным. Остальные народы жили в национальных окраинах, пользовались всеми правами порабощённых народов, любили, что хотели, если, конечно, их чувства не мешали водяному царю. И вдруг в Лимонии нашлась партия, осудившая патриотизм, посылавший людей на бессмысленную смерть. Это была партия Нилена, повсюду искавшая повод для долгожданной революции. Она выиграла у Ликойана II революцию и войну, обескровив агонизирующую власть. Впрочем, кто кого обескровил? Кто же всё-таки виноват?

Как любят в Лимонии этот вопрос, на который никто не знает ответа! Безрассудно благородный водяной народ во всех мировых грехах всегда готов обвинить самого себя, возможно, ещё и потому, что весь народ наказать невозможно. А может быть, виновата история, которую тоже невозможно наказать? А может быть, никто не виноват, потому что так должно быть, потому что иначе быть не может, и тогда это — хорошо? Неужели это хорошо? Никчёмный царь всем проиграл войну — с вытекающими из этого последствиями; война довела до ручки народ, у которого лопнуло терпение, — у того народа, который остался в живых; отчаянный народ вооружился партией Нилена, которая вовремя подвернулась под руку, всегда готовая к революции; партия Нилена с помощью народа приступила к строительству принципиально новой страны — на месте абсолютной разрухи, то есть на пустом месте, предварительно избавившись от всего, что мешало строительству новой жизни. Ещё один вечный вопрос: что такое это «всё» и как от него избавиться? Кто бы на него ответил?

Партия Нилена оказалась лицом к лицу с незаконченной мировой войной, которую Ликойан II с треском проиграл; с родным народом, обнищавшим и обозлённым до беспредела, который несколько лет войны приучили к насилию; с яростным врагом, терявшим своё благополучие и благосостояние, то есть всё, то есть смысл жизни, то есть саму жизнь. Вопреки всему, расправившись со старой властью, новая власть начала создавать новое общество, убрав с дороги всё, что мешало, и даже намного более всего. Она не дотянула до восьмидесятилетия, потому что сама себя уничтожила. Власть называлась рабоче-крестьянской, но на самом деле она таковой не являлась, потому что Линтас выхолостил её суть, заменив народную власть тоталитарной, то есть властью коммунистического царя, так называемого ксегена. За семьдесят лет ксегенская власть возвела на месте разрухи великую супердержаву — со всеми вытекающими лимонными и лунными последствиями. Она выучила неграмотную страну, состоявшую, в основном, из крестьян и рабочих; воздвигла высококачественную образовательную систему и всеобъемлющее здравоохранение; раскрепостила женщин, которые с энтузиазмом бросились в исконно «мужские» дела; построила мощную промышленность и мощное сельское хозяйство; защитила себя лучшим в мире оружием; воспитала непобедимый народ, который во вторую мировую войну спас от фашизма себя и весь мир; первой преодолела земное притяжение; создала прочную систему социальной защиты под названием «уверенность в завтрашнем дне» и высокую степень безопасности; вынянчила великое ксегенское искусство и литературу; распространила ксегенскую власть на другие страны, объединив их в так называемый «социалистический лагерь» — в противовес капиталистическому; начала осуществлять мечту революционных рабочих и крестьян о бесплатной жизни. Она заразила ксегенской идеологией полмира, а вторая половина, сохранившая своё здоровье, не собиралась с этим мириться. Здоровый капитализм отгородился от заразного социализма сразу же после Ноябрьской революции. Нилен понимал, что для опасного государства очень опасно находиться в изоляции от всего мира, и ему удалось пробить брешь в глухой ограде. Но по-настоящему опасной для капиталистического мира Лимония стала после второй мировой войны, которую она выиграла у фашистской Миянгеры.

Фашистская война была очень страшной. Миянгера поработила полмира и стала резать людей, как скот. В её коллекции не хватало чужеродной и притягательной Лимонии, на которую она напала самонадеянно и необдуманно в 1941 году. Окружённая враждебным капитализмом Лимония давно готовилась к обороне, хотя юной стране, строившей светлое будущее, война была противопоказана. В надежде избежать нападения Миянгеры или хотя бы его оттянуть Линтас заигрывал с фашистским лидером Лертигом. Но он перехитрил самого себя, поэтому Лертигу нетрудно было его перехитрить. Комичный и страшненький главный фашист, облапошивший весь цивилизованный мир, не сомневался в молниеносном успехе. Но он не знал, что в новой Лимонии новые люди стали непобедимыми. Это был удивительный народ, самозабвенно любивший свою новую страну и яростно ненавидевший бесчеловечный фашизм. Только в страшном сне ему могли присниться демократы, которые через пятьдесят лет с удовольствием полезут в клоаку в надежде отыскать сходство между фашистской Миянгерой и ксегенской Лимонией, между Лертигом и Линтасом. В чём же было это сходство? Может быть, в том, что Лертиг целенаправленно уничтожал чужие народы, а Линтас — свой собственный? А почему бы не сравнить Лертига с Наполеоном Бонапартом, Юлием Цезарем, Александром Македонским, которые тоже напали на многие страны, мечтая завоевать весь мир? Тогда главный фашист попадёт в историческую когорту выдающихся мужей и военачальников. Впрочем, и тут не всё так гладко, ибо в истории Луны Наполеон занимает, скорее, промежуточное положение — между блестящим полководцем и вероломным узурпатором. Кстати сказать, Линтас не нападал на многие страны с целью завоевать весь мир. Может быть, Лимония и Миянгера имели тождественное государственное устройство? Неужели Миянгера строила социализм? Миянгерский капитализм не являлся ни тоталитарным, ни развитым, ни недоразвитым социализмом, ни даже общенародным государством. Миянгера была капиталистической страной с реальной выборной системой, в которой народ недальновидно избрал себе фашистского лидера, заразившего фашизмом всю нацию. Линтаса в реальной действительности невозможно было ни избрать, ни переизбрать, потому что он был коммунистическим царём. Выходит, Линтас — ещё больший диктатор, чем Лертиг? Значит, он — ещё хуже фашиста? Действительно, какой лунный диктатор лучше или хуже другого? Возможно, Цезарь, или Македонский, или Наполеон? — все они были диктаторами. Нет, они вне игры, они выдающиеся военачальники. А разве Лертиг не выдающийся военачальник? Возможно, Каменный царь? — ещё тот диктатор. Боже упаси! Он прогрессивный правитель и тоже выдающийся.

Очень сложно разложить диктаторов по полочкам, тем более что на Луне их было и есть видимо-невидимо. Нередко очень трудно отличить диктатора от недиктатора. Вот, например, Нилен: он — кто? Демократы уверяют, что он — диктатор, потому что устроил в партии — партийную диктатуру, а в стране — пролетарскую. А коммунисты утверждают, что он — любимый вождь и учитель, надежда всего лунного человечества. Был ли Линтас диктатором? Без сомнения, был — как самодержец, сосредоточивший в своих руках неограниченную власть над страной и над народом. Был ли он любимым вождём и учителем? Боже мой, кем он только не был! Даже «отцом народов» и «другом физкультурников» — в соответствии со своей разыгравшейся фантазией полуобразованного и совсем не культурного человека. Его отеческие чувства и дружеские намерения внушала вся лимонная пропаганда с раннего утра и до позднего вечера. Тех, кто не верил громогласно, вождь и учитель убивал или отправлял в места не столь отдалённые; тех, кто не верил молча, он беспокоил время от времени; а тех, кто верил громогласно, — награждал по заслугам. История умалчивает о том, кто из почитателей «друга физкультурников» был искренен в своей привязанности. Наверняка всеохватывающая и всепроникающая линтасская пропаганда одурманила немало полуграмотных и полукультурных мозгов. Чем она их запудрила? Любовью к диктатуре, то есть тоталитаризмом. Но тоталитаризм — это далеко не фашизм, а фашизм — далеко не всегда тоталитаризм. Если бы лимонцы сороковых знали, что их «продвинутые» внуки станут сравнивать их с фашистами, они бы, наверное, не стали рожать детей — те, которые выжили в борьбе с миянгерским фашизмом.