Ядовитый поцелуй

Лариса Соболева, 2008

Маргарите Спасской было семьдесят с хвостиком. Она считала, что испытала достаточно бед и лишений, бояться уже нечего, и спокойно доживала век. Но случилось так, что большую дружную семью ее единственного сына Глеба вырезали, не пощадив даже юных внуков. Неужели призраки прошлого смерчем ворвались в теперешнюю жизнь Маргариты Назаровны? И страшные события – вендетта потомков Василия Шестрюка, с которыми ее род враждовал еще с двадцатых годов? В те смутные времена мать Маргариты – красавица-дворянка – изуродовала красноармейца Василия Шестрюка, участвовавшего в расстреле ее семьи и попытавшегося обесчестить чудом уцелевшую девушку. Впоследствии судьбы злодея и жертвы тесно переплелись, породив новые трагедии. На помощь Маргарите приходит верный друг и сослуживец Глеба – капитан службы безопасности Сергей Лабутин… Ранее книга издавалась под названием «Поцелованный богом»

4

Наши дни. Непростая вещь — выбор

Прошла неделя. Сергей ежедневно ходил в милицию, иногда и по два раза на дню, перезнакомился со следственной группой, работающей по убийствам в доме Спасского. К нему относились настороженно и с недоверием. Впрочем, всем известно: согласия в ведомствах нет, наверное, и никогда не будет, словно это две антагонистические партии, не умеющие, а точнее — не желающие договориться. Тем не менее Сергея хотя бы не гнали, а нежелание видеть его проскальзывало, правда, неоткрыто, прячась за дружелюбными улыбками и словами, но дистанция чувствовалась во всем. На его вопросы никто не давал конкретных ответов, кормили отговорками или сакраментальной фразой: «Извини, дел по горло». Однако Сергей умел налаживать контакты, и первый, с кем ему удалось относительно легко сойтись, — оказался тот самый кэп, лет на десять старше Сергея, по фамилии Каюров, который был старшим группы в ту безумную ночь. Про таких говорят: живет с тоской внутри. Что за тоска притаилась в душе Каюрова, Сергея не интересовало, да и внешние признаки еще ничего не значат, часто это свойство характера, не более.

Устроились в кафе под открытым небом, заказали пиво. Каюров затянулся сигаретой, не взглянув на Сергея, тот молчал и тоже курил.

— Чего ты от меня хочешь? — не выдержал Каюров.

— Версии, — коротко ответил Сергей. — Только не заливай про тайну следствия и тому подобную дребедень. Убит мой друг, убита его семья. Я не собираюсь разглашать ваши тайны, потому что лицо заинтересованное. Так какие версии?

— Пока две, — выпустив кольцо дыма, сказал Каюров. — Чеченский след…

— Серьезно? — скептически произнес Сергей, чуть не расхохотавшись.

— А что тебя не устраивает? — слегка завелся Каюров.

— Время. После первой войны Спасского комиссовали — ранение было тяжелое. Вторая война обошлась без его участия. Итак, прошло более десяти лет. Что ж на него раньше этот след не наступил?

— Иронизируешь? А это основная версия. У них же там кровная месть, и все прочее…

— Давай вторую, — вздохнул Сергей, понимая, что не убедит Каюрова, равно как и следствие.

— Ограбление, — потупился тот, видимо, соображая, что вторая версия с еще большим минусом.

Принесли пиво, Сергей налил из бутылки в стаканы себе и Каюрову, выпил до половины, после этого сказал:

— Крутые у вас грабители — автоматами орудуют. Конечно, в доме что-то искали, но у Спасского не было огромных денег и ценностей. И жестокость чрезмерная для ограбления. Сам-то что думаешь?

— А хрен его знает, что думать. — Каюров выпил пива, уложил локти на стол, свесил голову. — Начальство в панике, хочет утаить шило в мешке, журналистам суют под носы кулаки, чтоб не пищали. У нас же такого с лихих девяностых не случалось. Ну, собирали после бандитских разборок трупы, но чтоб всю семью… не было такого даже тогда. Думаю, твой Спасский кого-то крупно достал.

Уже кое-что, а не размытые идеи типа «кровная месть» на пару с ограблением. Раз так думает Каюров, то наверняка эта же мысль посетила еще кого-то из следственной группы. И она необязательно совпадает с мнением начальства, видимо, поэтому ее как версию не оформили. К сожалению, в России две беды: дороги и начальники, а начальник всегда прав. При всем при том Сергею показалось: Каюров чего-то недоговаривает. Закурив, он спросил:

— Неужели в вашем городе существуют крупные группировки, а вы о них не знаете?

— При чем здесь группировки?

— В доме Спасского побывало несколько человек, надеюсь, это не вызывает сомнений? Они были неплохо вооружены — автоматами. Следовательно, там поработала преступная группировка.

— В том-то и дело! — излишне горячо сказал Каюров. — По мелочовке, так везде и сколько угодно, а чтоб с автоматами… нет, такого не случалось.

— Но случилось, это неоспоримый факт. Кого Глеб мог так достать?

— Тебе зачем?

— Может, я сгожусь в качестве добровольного помощника…

— Не надо. Приехал отдыхать — отдыхай.

— М-да, отдых как раз самое то после всего случившегося, — усмехнулся Сергей.

— А нам для полного счастья не хватает только твоего трупа. Если Спасский куда-то вляпался, то его смели серьезные люди. Не лезь в это дело, разберемся сами.

— Кто спорит, — сказал Сергей, разливая пиво. — В доме не было матери Спасского, что с ней?

— Ты не знаешь? — удивился Каюров. — Жива она. В больнице лежит, ей операцию сделали, желчный пузырь удалили…

— Почему ты молчал? — вскочил Сергей. — В какой она больнице?

— В многопрофильной… в первой. Да сядь ты, остынь. — Сергей опустился на стул, подозревая, что у Каюрова есть еще информация. — К ней сейчас бесполезно идти. Нашлась «добрая» душа, пришла ее навестить и выложила ей, что старуха из всего семейства одна жива осталась. Бабку из шока еле вытащили, теперь колют, чтоб спала беспробудно.

— Говоришь, добрая душа? И кто такая?

— Неизвестно. Говорят, женщина к ней заходила лет сорока. Брюнетка, в дымчатых очках, высокая, спортивная. К сожалению, в палате тогда были две женщины, третья как раз вышла, а та, что описала приметы, старовата, могла и напутать.

Умение слушать было заложено в Сергее генетически, этим он отличался с детства. И сейчас уловил в интонации Каюрова, в построении фраз, что женщина пришла добить мать Спасского. А много ли старухе надо? Всего-то сказать несколько слов, которые способны убить. Но посетительнице не удалось выполнить свою подлую миссию, значит… Сергей положил деньги под стакан, поднялся:

— Ладно, спасибо, что уделил мне время.

— Куда ты? — забеспокоился Каюров. — В больницу?

— Нет. Моя семья торчит в гостинице, пора о ней подумать. Повезу их к морю, а на обратном пути заеду.

— Ну, бывай, — поднялся и Каюров.

— Я буду звонить тебе, держи меня в курсе, ладно?

— По мере возможности, — уклончиво ответил тот.

Пожали руки и разошлись в разные стороны. Свернув за угол, Сергей достал трубку, набрал номер и ждал, поглядывая по сторонам.

— Алло, Серега?

— Я, — сказал он. — Зяблик, твой тарантас на ходу?

— Стоит на приколе. Я на нем за город езжу, его ж не угонят. А угонят, так не жалко. Чего это ты вдруг им заинтересовался?

— Потому что твоим новым автомобилем здесь заинтересуются. Садись в тарантас и дуй к Спасскому. К утру доберешься, я подсчитал.

— Не понял, — протянул Зяблик.

— Помнишь, мы договорились: по первому зову… и так далее?

— Что-то случилось?

— Да.

— Но… Послушай, Серега, я не могу так сразу все бросить…

— Буду ждать тебя утром на трассе у въезда в город, — перебил его Сергей. — Денег захвати. И побольше.

Все, этого должно быть достаточно, чтоб Зяблик понял: случился прецедент, его помощь необходима. Друзей не кидают в трудную минуту, они сейчас даже не на вес золота, а оцениваются в каратах. Это тоже должен понимать Зяблик, потому что никому не известно, каким боком к нему повернется судьба. На кого тогда рассчитывать? То-то и оно.

Сергей заметил приближающееся такси, остановил его.

— На вокзал, — бросил он, садясь, водителю.

Полина старалась скрыть неуместную радость по поводу отъезда, но делала это неумело. Сейчас есть много женщин, отдающих всю себя работе, а она на первое место поставила семью, на второе и третье тоже, только на четвертом месте была работа. Последние дни, видя состояние мужа, Полина мечтала об одном: покинуть этот город. Да, это эгоистичное желание. Но что может сделать Сережа? Спасскому уже не поможешь, зачем же травить себя водкой, воспоминаниями и злостью? Казалось, ее мечта несбыточна, она и дети обречены сидеть в гостинице, в лучшем случае гулять в парке или по набережной у реки. Но вдруг явился Сергей и потряс билетами:

— Собирайся.

— А куда мы едем? — сдерживая рвавшееся наружу ликование, спросила она.

— В Туапсе к тете Рае, — ответил он, став вдруг таким, каким она привыкла его обычно видеть. — Там частный дом, козы, лес, море. И ждут нас, я уже звонил.

— Как тебе удалось билеты достать? — не верилось ей. — Это же поезд.

— Так еще не сезон, май — не лето. Живо собираемся. А назад полетим самолетом, дед Алеша отвезет в Краснодар.

Полина сбегала в магазин, купила целую сумку еды. В сумерках они были уже на вокзале, ждали проходящий поезд. Сергей занес вещи в купе, усадил детей, положил билеты на стол, деньги в сумочку жены, достал пластиковую карточку вместе с листком из блокнота и тоже положил на стол. Наблюдая за манипуляциями мужа, Полина встревожилась:

— Сережа, что это значит?

Он поцеловал детей, сказал, чтоб слушались маму, потом кивнул на выход:

— Идем, Полина.

У нее задрожали коленки и руки. Еще отказываясь верить в то, о чем уже догадалась, Полина произнесла непослушными губами:

— Сумку оставь…

— Идем, — бросил Сергей через плечо, пробираясь к выходу. Людей в узком проходе вагона толклось хоть и немного, но они мешали.

Он кинул сумку на перрон, повернулся к Полине, взял в ладони ее лицо и сказал:

— Я хочу, чтобы ты поняла: мне надо остаться.

— Ты никогда не спрашиваешь, чего хочу я, — подавляя слезы, вымолвила Полина.

— Спрошу, — пообещал Сергей. — Приеду и спрошу. Когда деньги кончатся, снимешь с моей карточки, я написал pin-код и как это делать.

Серые глаза Полины излучали тревогу, негодование, обиду и еще много чего, что не выскажешь человеку, без которого не мыслишь жизни. Полина и не высказала, за нее это сделали слезы, покатившиеся по щекам.

Поезд тронулся. Проводница попросила отойти от выхода. Сергей быстро поцеловал жену в губы, в глаза, нос, щеки, потом опять в губы. Спрыгнул. Схватившись за поручни, Полина выглянула из вагона, ее голос сорвался на отчаянный крик:

— Сергей, ты когда-нибудь будешь с нами считаться?

— Я приеду. — Он повесил сумку на плечо и шел за набиравшим скорость поездом.

— К черту твои обещания! И тебя к черту! Ты не думаешь о нас. Пожалуйста… Я прошу тебя, еще не поздно… Зайди в вагон!

— Прости, Полина, прости. Я приеду. Скоро.

Проводница оттеснила Полину, но она выглядывала из вагона, пока поезд не отошел от перрона.

Господь или Сатана, но кто-то правит людьми, в результате они становятся не хозяевами себе — к такому выводу пришел Марлен Петрович. Он предпринял все, чтобы сохранить дырявый союз сына и невестки: как уговорил сына не делать резких движений, так и ее убедил не уходить, а подождать, ведь это не столь уж сложно. Оба согласились, тем не менее отчужденность между ними росла. Как два тупых барана, они уперлись лбами! Ярослав дома почти не бывал, ссылаясь на дела, и Валентину редко удавалось увидеть. Марлен Петрович не вмешивался, чтобы не внести дополнительный разлад, терпеливо выжидал, но и его терпение закончилось.

Однажды, подъезжая к дому, он увидел, как из ворот выехала Валентина. Марлен Петрович успел заметить, что выглядит невестка на все сто, обычно она мало пользовалась косметикой, а тут намазалась так, что трудно узнать. Он не ханжа, во всяком случае, считает себя вполне современным человеком, да и у Валентины могут быть встречи с подругами. Но именно в тот вечер он почему-то подумал не о подруге, а о друге, заподозрил, что невестка, озлобившись, завела роман на стороне. Ну, тогда ей не поздоровится. В таком случае она уйдет из дома уже не по собственному желанию, а по его велению и без детей.

На следующий же день он отдал приказ выследить, с кем встречается Валентина. И вскоре получил фотографии с комментариями секретаря, который передавал ему снимки по очереди:

— Это в кафе. Она встретилась с мужчиной, судя по всему, разговор был деловой… А это с другим мужчиной в ресторане, беседа была теплой, они танцевали… Это с Амбарцумом. Это на выставке. Кажется, с этим мужиком она столкнулась случайно, но вышли они вместе, Валентина подвезла его до Дворца спорта…

— Интим есть?

— Что?

— Моего сына сняли во время занятий сексом. Подобные снимки моей невестки есть?

— Нет. Гостиницу она не посещала, квартиру, куда бы заходила постоянно, мы тоже не засекли…

— Добудь, — оборвал его Марлен Петрович. — Либо она очень осторожна, либо хитра, но у нее есть любовник.

— Будет сделано.

Он был уверен, что Валентина решила гульнуть на полную, доказывая себе и мужу, что еще имеет шанс на успех. И тому свидетельство — фотографии. Зачем она ездит на свидания с мужчинами? Допустим, с одним встретилась по делу, а со вторым и третьим?

Марлен Петрович приехал домой, а там пусто. Зашел к внукам, мальчикам было девять и семь, гувернантка занималась с ними английским языком. Внуки хором попросили дедушку разрешить им поиграть на компьютере. Разумеется, он разрешил, хотя гувернантка умоляла не потакать детям, но кто она такая? Марлен Петрович кинул на нее один лишь взгляд — и она заткнулась. Он пошел в кабинет, у него без домашних мелодрам было полно проблем. Но именно проблемы не дают ощущения старости и одиночества.

Однако Марлен Петрович не занялся делами, а еще раз просмотрел снимки с Валентиной и мужчинами. После чего брезгливо бросил их в ящик бюро, закрыл на ключ — пригодятся. И достал стопку старых фотографий, уселся на диван, перебирал их по одной. Некоторым из этих снимков было без малого сто лет.

Внизу залаяла Сита, значит, кто-то из гулен явился домой. На часах девять, что-то рано. Марлен Петрович не захотел встречаться ни с сыном, ни с невесткой — надоели оба. Но вспомнил, что не ужинал, позвонил и попросил подать ужин в кабинет.

1920 год. Выигрыш

Вскоре привели Катю с повязкой на руке, которую сделал вчера Яуров. Мужики расступились, давая ей дорогу. Кто-то подтолкнул девушку в спину, она приблизилась почти вплотную к столу. Петро только в этот момент, хоть и сквозь пьяный угар, разглядел, что она хороша собой, такую и под бок положить не грех. Но он люто ненавидел контру, поэтому, опершись о стол обеими руками и придав своему голосу весомости, сказал ей:

— Ты моего брата без глаза оставила, а ведь я хотел тебя в жены временно взять.

— Лучше убейте, — тихо сказала Катя. Тихо, но дерзко.

— Чего? — не расслышал Петро, даже голову повернул в ее сторону, но Катя не повторила. — Гляди-ка, не желает с командиром говорить! Ну, сама судьбу выбрала. Бедоносец, ставлю контру на кон.

Вор раздал карты, пошла игра. В хате азартно замерли, некоторые напряженно курили. Не судьба девки их интересовала, а тот, кто получит выигрыш. Да и кон особый — не каждый день баб разыгрывают. Петро брал взятки, наконец криво и удовлетворенно улыбнулся, кинув на стол карты. Бедоносец спокойно и аккуратно положил свои — у него было четыре туза.

— Экая редкость! Надо же! — загалдели восторженные голоса.

— Моя дивчина, — сказал Бедоносец.

Петро вскочил на ноги и заорал:

— Ты, видать, смошенничал! Со мной? С командиром?

— Свидетелей много, — надевая на мизинец перстень, сказал вор. Раздались голоса в его защиту, мол, по правилам играли, честно, все видели. — Карты, командир, — это фортуна. В переводе означает — везение. Сегодня мне повезло, завтра тебе… повезет. Я забираю девку.

Он взял Катю за руку, вывел из хаты под смешки, сальные шуточки и ценные советы, что с ней делать. Она шла ни жива ни мертва, только думала, где бы взять что-либо острое да вонзить в негодяя. На улице к ним подошел еще один, значит, их будет двое, это плохо. Катю начало трясти от безысходности. Но Бедоносец сказал второму:

— Забирай, а мне отдай обещанный крест.

Яуров снял крест вместе с цепочкой, отдал вору, Катя поняла, что этот второй ее купил, теперь она его собственность. Тем временем Яуров, схватив Катю за локоть, повел в соседний двор, где пряталась ее семья от красных. Он постучал в окно, вышла молодайка.

— Отдай вещи дивчины, — сказал он.

— Так заходьте, — распахнула она дверь, приглашая.

В углу стояли четыре дорожных баула разной величины. Яуров попросил веревку, связал по два баула вместе, взвалил их на плечи и скомандовал Кате:

— Иди за мной, коль жить охота.

Прошли немного по темной улице, Яуров вывел коня из загона, взгромоздил на него поклажу и подсадил Катю, спросив:

— Скакать умеешь?

— Умею, — ответила она.

Яуров взял лошадь под уздцы, вывел за хутор и сказал:

— Ну, прощай. Дале сама скачи.

Катю обожгли его слова — неужто отпускает?! Она приготовилась пустить лошадь во весь опор, пока этот человек не передумал, но, не зная, в какую сторону ехать, сдержала поводья:

— А куда скакать?

— А… — он поднял руку и огляделся. Куда ж ее направить?

Где тут кто засел? К своим ей надо, а где они? Да и как одной-то ночью в чистом поле? Оно ж и днем опасно. Решение он принял, когда посмотрел в сторону родного хутора, куда рвался всей душой:

— Обожди здесь. Я быстро…

Он вернулся на хутор, втайне надеясь, что дивчина сбежит. Яуров вывел своего коня, прискакал к хате, где остановился на постой Силантий Фомич, стукнул в окошко и позвал:

— Комиссар! Комиссар, выдь, а!

— Что опять стряслось? — тот появился в исподней рубашке. — А, это ты, Яуров.

— Комиссар, тут вот какое дело. Я хочу домой на хутор сгонять. Здесь недалече, всего-то часа два. Бедоносец выиграл беляковскую дивчину в карты, я купил у него ее…

— Совсем распустились! — вознегодовал комиссар, но Яуров продолжил:

— Отвезу ее на хутор к мамаше, а то растерзают дивчину.

— К утру управишься?

— Постараюсь. А не выйдет, скажи, будто в разведку меня отправил, заодно и разведаю, как там.

— Ну давай, Яуров, — хлопнул его по плечу комиссар. — Скачи, не трать время. Хороший ты человек, настоящий.

К неудовольствию Яурова, Катя не сбежала, видимо, поняла, что от молодого казака не будет беды. Он переложил связку из двух баулов на холку своего коня, скомандовал:

— За мной, не отставай.

Две лошади понесли всадников в неизвестность, ведь ночью кого только не встретишь в степи — и белых, и бандитов, да и просто одиночек, промышляющих на большой дороге. Яуров на всякий случай расстегнул кобуру, чтоб вытащить револьвер без промедления.