Невеста года

Марина Серова, 2009

Полина Казакова, известная в городе как Мисс Робин Гуд, считает: зло обязательно должно быть наказано, особенно причиненное ни в чем не повинному, благородному человеку – такому, как Юрий Бобров. О том же радеет и друг Боброва – Юрий Ростов. По его версии, Боброва довела до самоубийства группа одноклассников, которым даже теперь, по прошествии двадцати пяти лет, стоит отомстить. Тем более что предводитель шайки тех юных иезуитов Игорь Дударев недавно в ходе бизнес-разборок покалечил сына Ростова. Но так ли все просто в этой истории? И кто такой сам Ростов? Может быть, он не тот, за кого себя выдает?..

Глава 4

По меркам того времени, семья Бобровых считалась вполне благополучной. Отец трудился на заводе, считался хорошим мастером, мама работала медсестрой в травматологическом отделении областной больницы. Кроме того, она была одной из лучших массажисток города. Для того чтобы попасть к ней на стол, надо было записываться за месяц. Естественно, Юркина мама подрабатывала на дому, и эти домашние сеансы существенно укрепляли семейный бюджет. Несмотря на жесткий график работы, женщина успевала максимально отдавать себя сыну. Одет Юрочка был с иголочки, не слишком модно, но добротно. Для физического развития посещал бассейн, для духовного роста — музыкальную школу по классу гитары, для умственного — шахматный кружок при школе. Юру не баловали, но все, что требовалось для полезного проведения времени, у него было: горный велосипед, фотоаппарат «Киев», кассетный магнитофон «Романтик». Единственный сын все-таки.

Отец тоже иногда занимался воспитанием сына: время от времени требовал дневник и проверял отметки. Воспитательный зуд нападал на него в момент жуткого похмелья и, соответственно, прескверного настроения, другого повода сорваться на ком-нибудь он придумать не мог и всегда надеялся, что в дневнике сына отыщется хоть одна троечка. Но Юра учился без троек, что в результате еще больше бесило его отца. Поэтому попадало сыну за четверки.

— Я за тебя жизнью рискую, — бил себя в грудь кулаком папаша, — а ты, свинья, позоришь фамилию. Как мне товарищам в глаза смотреть? Как на улице с учителями встречаться? У-у, дармоед. Пожрать-то любишь, а работать в семье только папка должен.

Жизнью глава семейства, конечно, не рисковал, а вот свободой — точно. Как и половина завода, он пополнял семейный бюджет с помощью нехитрых манипуляций. Манипуляции состояли в перекидывании через забор завода карбюраторов, по ту сторону в это время находился напарник, он и ловил драгоценные железки. Дальше они передавались по конвейеру перекупщику и шли на рынок. Больше всех рисковал, конечно, тот, кто доставлял карбюраторы за территорию завода, поэтому и процент от выручки ему шел вполне заслуженный. По поводу этого «левака» в семье постоянно были ссоры. Мама пыталась убедить папу, что им вполне хватает легальных доходов (с ее полулегальным массажем), папа же не мог позволить, чтобы жена зарабатывала больше его. Это унижало его человеческое достоинство.

Благодаря усилиям мамы и страху перед отцом Юра рос благополучным мальчиком: открытым, доброжелательным, развитым и неглупым. В школе к нему относились нейтрально-хорошо, во дворе не задирали, шпану он не раздражал, и она к нему не липла. Такое мирное существование продолжалось вплоть до выпускного, десятого, класса, когда у них появился новенький, Игорь Дударев.

— Кто назовет меня Игорем, получит в челюсть, — сразу предупредил новенький, — зовите меня просто и скромно: Гарри.

Гарри выделялся не только именем. Он был на полголовы выше одноклассников, имел буйную, почти негритянскую шевелюру. Красавчиком его назвать было нельзя, но и уродом тоже — его лишь немного портило легкое косоглазие. Заметным оно становилось только тогда, когда Гарри смотрел на кого-то в упор, что случалось крайне редко, обычно глаза его бегали. Начитанный Юра про себя сразу дал ему кличку Циклоп. Уж больно четко Гарри у него ассоциировался с этим одноглазым громилой.

Циклоп почему-то сразу невзлюбил Боброва. Скорее всего сам Юрка был здесь ни при чем, просто для самоутверждения Гарри требовалась жертва, и выбор, естественно, пал на тихого и безобидного «ботаника». Надо же было размяться на слабом, прежде чем приступать к более сильным!

Для начала Гарри устроил Боброву проверку: на его глазах поменял учительский стул на сломанный. Со стороны стул выглядел как обычно, стоило же на него сесть, как ножки разъезжались в разные стороны, словно у новорожденного жеребенка. Стул предназначался для молодой студентки, которая проходила практику у них в школе и отчаянно трусила перед каждым уроком. Девушка нравилась Юре: она была неглупая, эрудированная, тщательно готовилась к каждому уроку, старалась работать неформально. Для нее главным было, чтобы ученики не вызубрили даты рождения и кончины русских писателей, а искренне заинтересовались их произведениями и хотя бы иногда брали в руки книгу не по принуждению, а по желанию.

Вот-вот должен был начаться урок, а Юра все не мог решиться на какой-нибудь поступок. Класс не обратил внимания на выходку Гарри, все занимались своими делами: мало ли для чего кто-то таскается со стульями! Вот уже в коридоре тренькнул звонок, и Бобров не выдержал — подошел к учительскому месту и взялся за стул. Когда он уже отходил от стола, в дверях появилась учительница.

— Бобров, это что такое? — нарочито строго возмутилась она. — Немедленно верни стул на место.

— Да я это, — забормотал Юра, — я не забираю.

— А чего тогда ты в него вцепился?

— Он не забирает, он вам его ставит, — подал голос Гарри, — поменять решил, этот к вашему платью по цвету больше подходит.

— Глупости какие, — фыркнула учительница, — все стулья у нас одинаковые. Поставь немедленно на место и садись, звонок не для тебя?

Юра растерялся и вернул стул. В дальнейшем никто не стал даже разбираться, виноват Бобров или нет. Все видели, как он ставил стул, чего разбираться-то? А Юра не мог свидетельствовать в свою пользу: он прекрасно понимал, как бы это выглядело со стороны. Может быть, в глазах педколлектива он себя и оправдал бы, а вот в глазах ровесников навсегда остался бы стукачом. Положение могла спасти одноклассница Алка, она прекрасно видела, кто подменил стул, но Юра даже не рассчитывал на ее помощь: девушка она была заметная, будет она заступаться за какого-то «ботаника» и портить отношения с Гарри!

Расплата была стандартной: «неуд» по поведению в четверти, порицание антигероя на педсовете, воспитательная беседа с родителями, разбор полетов на комсомольском собрании. Педколлектив особо не усердствовал, Юра был на хорошем счету, поэтому его лениво пожурили, объяснили, почему советский школьник не должен так поступать, нарисовали картинку возможных последствий столь необдуманной шалости: упади девушка менее удачно, она могла бы сломать копчик и даже повредить позвоночник!

За «неуд» отец в этот раз расщедрился на ремень и долгое пьяное нравоучение. Неприятнее всего было классное собрание.

— Наш комсорг, Коля, подошел к решению проблемы с подростковым максимализмом. Скорее всего он точно так же, как и Гарри, не имел личной антипатии к Боброву, просто нашел повод поднять свой авторитет путем унижения другого, надо отдать должное, не самого слабого. Все-таки Бобров еще не относился к низшей касте класса. Впрочем, комсорг попытался исправить положение и весьма талантливо обличал лицемера и скрытого экстремиста Юру. Особый упор он делал на то, что последний всю жизнь только притворялся этаким милашкой, а в душе был злобным пакостником. Коля предложил каждому однокласснику встать и сказать, что он думает о мерзком поступке Боброва, но классный руководитель, которая сидела на последней парте и отчаянно опаздывала в детский сад за ребенком, заметила, что это лишнее. В результате комсомольский вожак выдвинул три предложения: вынести провинившемуся строгий выговор с занесением в учетную карточку, объявить всем классом ему бойкот или поставить на вид. Что такое «поставить на вид», класс не знал, поэтому все проголосовали именно за этот вариант и быстро разбежались по домам. Никто не ведал, что творилось в этот момент в душе моего друга, и что он до липкого пота боялся, что большинство проголосует за бойкот.

— Как проголосовали вы? — пристально посмотрела я ему в глаза.

— А меня в тот момент не было в городе, — спокойно ответил Юрий, — видите ли, заболевание, благодаря которому я оказался в инвалидной коляске, — хроническое, оно преследовало меня с детства. В то время я еще мог самостоятельно передвигаться, но несколько раз в год меня отправляли в одну известную всероссийскую здравницу. Хорошо, если из девяти школьных месяцев пять-шесть я мог проучиться в классе. Так уж получилось, что самые тяжелые моменты в жизни Юре пришлось пережить без моей поддержки. Обо всем этом я узнал значительно позже, когда уже не мог повлиять на течение событий.

— Что было дальше?

— Дальше начался ад, — тихо произнес Ростов, — и не последнее участие в подбрасывании дровишек под сковородку принял комсорг Коля. Именно он создавал то самое общественное мнение, которому следовали не желающие разбираться в ситуации подростки этой социальной группы. Я хочу, чтобы вы начали с Коли.

С Коли так с Коли, решила я, очень подходящая кандидатура для разминки. Проверим кое-какие факты и начнем. Должна же я знать, насколько силен был толчок комсорга в спину самоубийце и где его слабое место.

* * *

— Дядя Сережа, здравствуйте, — затараторила я в телефонную трубку, едва села в свою машину, — представляете, у меня теперь живет самый настоящий конь.

— Алина приволокла? — попал Курбатов в точку.

— Вы такой проницательный!

— Не ерничай, ты сама не представляешь, до каких границ простирается моя проницательность. По какому поводу звонишь? Чего хочешь?

— А как вы догадались, что не по поводу коня?

— Просто ты еще ни разу не позвонила, чтобы просто поболтать со старым другом, — разумно разъяснил он.

— Не хочу тревожить вас по пустякам. У вас такая серьезная работа!

— Так я тебе и поверил, лгунишка.

— В таком случае вынуждена вас разочаровать, — позлорадствовала я, — дело как раз в Марсике, так моего постояльца зовут. Дело в том, что у лошадки документы не в порядке.

— Все ясно. Вы с Алиной украли коня и хотите, чтобы я вас прикрыл, — констатировал Сергей Дмитриевич, — только ФСБ, как правило, занимается другими вопросами, поэтому выкарабкивайся сама, моя девочка.

— Опять не попали, — торжествовала я, — никто Марсика не крал, и документы у него есть, просто Алина — третий владелец, а первый в свое время не вложил в пакет документов паспорт прививок. Второму владельцу было все равно, а мы хотим серьезно заняться здоровьем Марсика, а дублировать некоторые прививки вредно.

— В документах должен быть адрес первого владельца.

— Как бы не так, он сменил адрес и телефон.

— Хорошо, диктуй данные.

Я сообщила полковнику фамилию, имя, отчество и дату рождения комсорга Коли и попросила, по возможности, узнать место работы, марку машины, состав семьи, наличие судимости — короче, все, что он мог мне предоставить.

— И все эти данные необходимы для поиска справки о прививках? — с иронией поинтересовался полковник.

— А вы как думали? Вдруг он нехороший человек и потребует за справку большие деньги? Алина — девушка необеспеченная, сможет его шантажировать, если есть чем.

— Полина! — многообещающим тоном произнес он.

— К тому же Алина до чертиков хорошенькая, поэтому этот гад вместо денег может потребовать черт знает что и оскорбит этим ее скромность. Вы этого хотите?

— Ты можешь мне пообещать, что в этот раз обойдется без криминала?

— Клянусь своим честным именем и гробом, — пообещала я.

— Пороть тебя некому, — проворчал лучший друг моего погибшего отца, перед тем как положить трубку.

Через полчаса у меня было все, что требовалось. Чернуцкий Николай в свое время не успел сделать партийную карьеру, пытался заниматься бизнесом, жестоко прогорел и все эти годы прозябал, работая инструктором по гражданской обороне на одном из заводов города. Обращаясь к старому другу отца, я злоупотребляла его слабостью ко мне, обычно сведения о жителях города я добывала с пиратского диска, проданного мне моим внештатным техническим сотрудником Витей Шиловым, но в этом случае я рискнула обратиться именно к Сергею Дмитриевичу. Он дал мне сведения, которые не могли содержаться в информационной базе диска.

Уже дома на диске я нашла и переписала сведения о жене и детях Николая Чернуцкого, номера их телефонов. С кого начнем? Пожалуй, как обычно, с соседей. Но это — завтра, сейчас уже вечер, темно, во дворе дома никто не гуляет, семьи в сборе, вряд ли кто-то захочет со мной разговаривать. Подобные рейды должны совершаться днем, когда пенсионеры и домохозяйки скучают одни и рады любому мало-мальски значимому событию. А сейчас стоило заехать в таксопарк, вернуть долг доброму таксисту. Я быстро нашла нужный адрес, постучала в окошко диспетчера. Молодая девчонка, студентка по виду, радостно отозвалась:

— Вам машину? Подождите минуточку, сейчас найду свободного водителя.

Она потянулась к рации, но я ее остановила:

— Мне не нужен свободный водитель, я хочу видеть Сергея Дорофеева.

— Я тоже хочу, — печально хмыкнула она, — но Сережу сегодня уволили.

— Так быстро? — не смогла сдержать эмоции я.

— У нас это происходит моментально. А у Сережи было одно предупреждение. В первый раз на него дама какая-то пожаловалась, он отказался ей чемоданы к поезду поднести, сегодня клиента избил.

— Не думала, что он такой задиристый, — попыталась я спровоцировать студентку на дальнейшие откровения.

— Глупости. Сережа добрый. Просто та дама говорила с ним, как с быдлом, а сегодняшний мужик вообще девице врезал за то, что она пыталась вперед него в такси сесть.

— Чего же ваше начальство за него не заступилось? Благородный поступок парень совершил.

— Будет оно разбираться, начальство. Им клиентов терять невыгодно. Так тебе машину заказывать?

— Обойдусь. Дай-ка мне лучше номер телефона Дорофеева.

— Не положено, — насупилась девушка.

— Положено, — не поверила я и протиснула в окошко купюру.

— Уберите, — возмутилась студентка, — у Сережи и так неприятности, а вы еще вынюхиваете тут. Кто ты вообще такая?

— Девица, за которую он вступился, — не обратила внимания на переход с «вы» на «ты».

— Неправда, — недоверчиво произнесла она. — Сережа говорил, что та девица была смешная. А ты обычная.

— А так? — скривила я рожу. — Так смешная?

Девушка прыснула:

— Ладно, верю. Тебе он зачем?

— Деньги хочу вернуть. Он меня подвез, а оказалось, что я в драке с тем типом кошелек потеряла. Может, я оставлю, а вы передадите?

— Вряд ли он еще сюда вернется. Шеф так орал, да и Сергей в долгу не остался, сразу расчет и взял. Ладно, пиши адрес. Вообще-то прописан он по другому, но снимает квартиру именно там, и мобильный его у меня есть.

— А почему он снимает квартиру, если прописан в городе? — не удержалась я.

— С женой развелся, квартиру ей оставил. И правильно сделал, что развелся. Ты бы ее видела! — поделилась словоохотливая девица. — Только я адрес не просто так тебе дала. Этот тип грозился, что заявление на него в милицию подаст. Может, ему и Сережиного увольнения хватит, а может, и правда подаст. Раз ты виновата, то сама и спасай Сережу. Только потом обязательно мне позвони, расскажи, что и как. А то я переживать буду.

Я поблагодарила диспетчершу и села в машину. Вот так. Если бы я не должна была ему денег, то и не узнала бы, что он пострадал из-за моей предприимчивости. Пострадал, правда, не столь значительно, но мне всегда бывало неприятно, если в процессе моей работы «летели щепки». По сути, я и старалась заступаться именно за эти «щепки», пострадавшие по милости сильных мира сего или просто глубоко непорядочных людей. Теперь придется как-то помочь Сергею. Естественно, если угроза Дударева по поводу подачи заявления пустая, то достаточно будет просто проследить, чтобы парень быстро нашел другую работу, а если нет, то придется вытаскивать его из заварушки, которую сама же и устроила.

Внезапно мне стало жутковато: как, оказывается, походя решается судьба человека! Еще полдня назад Дорофеев спокойно разъезжал по городу, работал, и вот его путь неожиданно пересекся с дорожкой подлеца. И все! Дальше жизнь сломать хорошему человеку — как пальцами щелкнуть. Оплати Дударев хорошего обвинителя — и нет честного человека Сергея Дорофеева, есть новоиспеченный уголовник. Хорошо, если пятнадцатью сутками отделается. Мой личный счет к этому типу вырос до ноль — три, плюс единица заказчика. Интересно, насколько он вырастет, когда я наконец до него доберусь?

Пока же предстояло добраться до Сергея. Недолго думая, я поехала по адресу, который дала мне девушка. Возле самого дома Дорофеева я набрала его номер на мобильном:

— Здравствуйте, Сережа, вы сейчас дома?

— Дома, — хмуро отозвался он, — а с кем имею честь?

— С вашей сегодняшней смешной пассажиркой. Хочу отдать вам долг.

— Это ты, бедолага?

Судя по голосу, он улыбался. Прекрасно, убивать меня за свою поломанную карьеру он явно не собирался.

— Где мы можем встретиться? — строго осведомилась я, чтобы он не заподозрил меня в игривости.

— А где вы находитесь?

— Недалеко от вашего дома, — не стала лукавить я.

— Тогда в парке, рядом. Буду через десять минут.

В последний момент я вспомнила, что Сергей запомнил меня совсем в другом облике. Хорошо, что все причиндалы остались в машине, я быстро нахлобучила паричок, надела очочки, скинула шубку. Менять джинсы на юбку не было времени, поэтому я решила оставить все как есть. В конце концов, джинсы — предмет демократичный, его носят как самые отсталые, так и самые продвинутые слои населения. Надеюсь, простой водитель не разберется в истинной стоимости штанов. Накладку под губу я тоже не стала ставить, хватит уже пугать хорошего человека. Тем более такого симпатичного, как Сергей.

Я увидела его издалека и радостно бросилась навстречу. Даже сама удивилась, насколько радостно. Скорее всего я просто вошла в роль непосредственной и не думающей, как она выглядит со стороны, простушки. Сейчас я рассмотрела его лучше: средний рост, немного полноват, но полнота делает его только симпатичнее, коротко стриженные темно-русые волосы, большие, немного девчачьи глаза. От такого разреза глаз и загнутых ресниц не отказалась бы любая красотка. Слегка смазливую внешность уравновешивал мужской характер, поэтому я решила простить ему и глазки, и реснички, ведь ни раздражения, ни антипатии они не вызывали.

— Я пятьдесят рублей принесла, — попыталась я объяснить свой жизнерадостный вид.

— Здорово, жизнь налаживается, — преувеличенно эмоционально обрадовался он, — теперь заживем.

— Ой, я совсем забыла, — потухла я, — вас же из-за меня с работы уволили.

— Не из-за тебя, а из-за того хмыря, — поправил он, — и вообще, это не повод умываться слезами. Все равно уволиться хотел, не моя эта работа.

Конец ознакомительного фрагмента.