Живая вода

Сергей Алексеев, 2014

В книгу Сергея Алексеева "Живая вода" вошли шесть ранее не издававшихся произведений, однако часть из них уже была поставлена силами Вологодского Драматического театра и Русской Антрепризы. Душевным метаниям русских солдат, оказавшихся весной 1945 года перед труднейшим моральным выбором, посвящена трагедия "Жертва вечерняя". В центре комедии абсурда "Свадебное путешествие" героиня, обладающая главным женским талантом – любить. Драматические перипетии судьбы боярыни Морозовой воссоздаёт трагедия "Молился Богу сатана". В комедии "Верните бабушке ружьё" тесно переплетаются быт и нравы русских и украинцев, разделённых границей и пытающихся обрести свою национальную идентичность. Трагедия "Живая вода" основана на невероятной истории любви русского офицера и литовской снайперши, встретившихся в "горячей точке". Завершает сборник потеха "Клин клином" – о курьёзных взаимоотношениях мужчин и женщин.

Жертва вечерняя

Трагедия ХХ века в двух действиях

Действующие лица

Сыромятный, фронтовой разведчик, старшина, 33 года.

Пронский, фронтовой разведчик, лейтенант, 21 год.

Фон Вальдберг, немецкий генерал, 60 лет.

Томас, сын немецкого генерала фон Вальдберга, 14 лет.

Действие происходит в 1945 году от Рождества Христова.

Действие первое

Картина первая

Конец апреля, ночь, яблони в цвету. Разбитый костёл на берегу реки Хафель. Высокие стены, верх снесён артиллерией. Из-под груд камня проглядывают совершенно уцелевшие детали старого храма. Хорошо виден высокий деревянный крест, но само гипсовое изваяние Христа разрушено. Торчат трубы органа, уцелевшие сиденья, утварь… Отдалённо слышны голоса, команды на немецком, пение и даже музыка. Какофония звуков и цветущие деревья. Появляются фронтовые разведчики — СЫРОМЯТНЫЙ и ПРОНСКИЙ, только что переплывшие через реку. Втаскивают с собой спущенную чёрную резиновую лодку. Оба мокрые с головы до ног, злые, озираются, ищут убежища.

ПРОНСКИЙ. Кажется, никого… Быстро выливаем воду, прячем лодку. Сыромятный?..

СЫРОМЯТНЫЙ. Не нравится мне здесь, лейтенант… Ловушка, замкнутое пространство. После Кёнигсберга терпеть не могу…

ПРОНСКИЙ (выливает воду из сапог). Где замкнутое? Вон звёзды над головой светятся… Прячь лодку.

СЫРОМЯТНЫЙ. Почему тихо? Рядом такой бастион, а тут — как в могиле?

ПРОНСКИЙ. Второй эшелон обороны… расслабились. Да и американцы их почему-то не бомбят. Костёл разгрохали и всё.

СЫРОМЯТНЫЙ (пинает лодку). Мать-их, второй фронт! Лодку подсунули… Мочевой пузырь, а не плавсредство. Не июль же, купаться…Только бы насморк не схватить.

ПРОНСКИЙ. Не ворчи… Поищи, где там дыра.

СЫРОМЯТНЫЙ. Что тут поищешь?.. Темно…

ПРОНСКИЙ. Надуй и послушай, где шипит.

СЫРОМЯТНЫЙ. Она вся шипит, змея…(Слушает.) Как назад поплывём? Да ещё с «языком», если повезёт…

ПРОНСКИЙ. Обязательно с «языком», старшина. Обязательно. Нам без «языка» в больших погонах лучше не возвращаться. Так что назад только втроём и со щитом.

СЫРОМЯТНЫЙ. С каким щитом?

ПРОНСКИЙ. Так говорили воины в Древней Греции. Значит, с победой. Или на щите. Они своих павших на щитах приносили.

СЫРОМЯТНЫЙ. Нет уж, на хрен, на щите не хочу. До конца войны, может, несколько часов осталось… (Прислушивается.) Что это они там? Гуляют, что ли? Слышь, поют? (Отжимает одежду, чистит недовольно.)

СЫРОМЯТНЫЙ. Бляха муха… Ещё и в крови уделался. С этого громилы фонтан ударил. Откормленный, сволочь, наверняка рожа красная, малокровием не страдал…

ПРОНСКИЙ. Тихо!.. Не пойму… Детские голоса или чудится?

СЫРОМЯТНЫЙ. Какие детские — бабы визжат. Надрались шнапсу, и дым коромыслом, развлекаются под конец. Устроить бы им похмелье… Может тут-то скажешь, чего нас в такой спешке погнали в это неприятное место? С бухты-барахты, скорей-скорей, без всякой подготовки. Да ещё лодку подсунули… Теперь мокрый до ушей, зуб на зуб. Уж скоро войне конец, а у нас всё ещё бардак авральный.

ПРОНСКИЙ (подаёт фляжку). Намёк понял. Но не больше двух глотков. Спирт.

СЫРОМЯТНЫЙ (решительно). Нет, лейтенант, я без закуски не могу даже ради здоровья. Не привык. Если выпил, мне обязательно пожрать надо. И хорошо… Но ловлю на слове — два глотка из фляги мои. Когда переплывём на свою сторону.

ПРОНСКИЙ. Нет, не дети, точно подростки. Слышишь? Ломкие голоса. Гитлерюгенд, что ли?

СЫРОМЯТНЫЙ. Такой гитлерюгенд, такие псы… Видал каких часовых сняли? Бугаи-осеменители, наверняка из спецбригады СС. Набрали баб и гуляют.

ПРОНСКИЙ. Это никак не женщины…

СЫРОМЯТНЫЙ. Эх, лейтенант… Много ли ты женских голосов-то слышал? А я по одному визгу могу сказать, в какой она сейчас стадии и в какой позе. Тут большими погонами и не пахнет. Они, конечно, мордовороты, но всё мелочь.

ПРОНСКИЙ. Есть тут большие погоны, есть…

СЫРОМЯТНЫЙ. Так может, скажешь, я как-то не привык ходить за «языками» в тёмную. Одного заказного офицера притаскивал, секретчика-шифровальщика. А чтобы с большими погонами… Это что, полковник?

ПРОНСКИЙ. Возьмём — увидишь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну полный атас, лейтенант!.. Эти большие погоны что, вот здесь будут находиться? В этот костёл припрутся? Или кто-то из ихних чинов сдаться в плен решил?

ПРОНСКИЙ. Нет, этот сдаваться не будет. И голой рукой его не возьмёшь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Слушай, Серёга, я же не девочка, чтоб меня интриговать. Или уж такой секрет?

ПРОНСКИЙ. Секрет, старшина… Да ты не обижайся. Наш человек, который поставляет информацию из логова… рискует. Малейшая утечка — голова слетит мгновенно.

СЫРОМЯТНЫЙ. Да я понимаю, приходилось даже одного такого спасать. И не спасли, троих своих положили, и даже тел не вынесли… Здесь мне тоже ну жутко не нравится. Предчувствие нехорошее, а я ведь, лейтенант, как зверь… Беду заранее чую. Хоть засекреться… И ухожу от неё, почему и жив до сих пор.

ПРОНСКИЙ. Нам придётся здесь сидеть. Хоть до утра.

СЫРОМЯТНЫЙ. Тёмный парень ты, лейтенант… Неужели ты мне не можешь доверять? Через реку на этой хреновине поплыл, жизнь доверил…

ПРОНСКИЙ. Да нет, просто много будешь знать, скоро состаришься.

СЫРОМЯТНЫЙ. Я и так старый. Битый и старый волчара. Мне уже тридцать три года!

ПРОНСКИЙ. Вот как? Надо же, возраст Иисуса Христа.

СЫРОМЯТНЫЙ. Почему Христа-то?

ПРОНСКИЙ. Потому что его в твоём возрасте распяли вот на этом кресте. (Показывает.) Считается, в эти годы приходит зрелость, высший расцвет души и разума. Пора совершать подвиги во имя веры.

СЫРОМЯТНЫЙ. Роковой возраст…

ПРОНСКИЙ. А знаешь, какой сегодня день? И вообще вся неделя? По католическому календарю?

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну давай, блесни, лейтенант. Ты же образованный, начитанный…

ПРОНСКИЙ. Пасхальная. А день — чистый четверг.

СЫРОМЯТНЫЙ. Поэтому и накупались… Чего ты вспомнил вдруг?

ПРОНСКИЙ. Да так. Иисуса Христа вспомнили, соответственно и…

СЫРОМЯТНЫЙ. А давай, лейтенант, баш на баш?

ПРОНСКИЙ. Это в каком смысле?

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты мне голову не морочишь секретами, а я тебе тоже… один секрет открываю. Между прочим, касается твоей личности. Понимаешь, я должен знать, что получу от такой операции. Знать, к чему готовиться. К звезде, например, золотой — на грудь, или деревянной — на могилу. А то всё думаю — умру и не успею прочувствовать, подготовиться.

ПРОНСКИЙ. Откуда такая практичность?

СЫРОМЯТНЫЙ. Я же детдомовский, прошёл школу выживания… Буду знать — прикину, приброшу, глядишь, моя пуля мимо просвистела. Ну что, годится баш на баш?

ПРОНСКИЙ. Плохо знаю тебя, старшина… На это дело хотел другого взять, но рекомендовали тебя. Можно сказать, всучили. Да ты не обижайся, рекомендации самые роскошные. Говорят, ты тридцать девять «языков» притащил за три года…

СЫРОМЯТНЫЙ. Зато я знаю, почему всучили. И о тебе кое-что знаю… Например, то, что ты по своему социальному происхождению чуждый элемент.

Шум, веселье усиливается, восторженные детские крики на немецком. Оба прислушиваются.

ПРОНСКИЙ (между прочим). Какой элемент?

СЫРОМЯТНЫЙ. Представитель чуждого класса. Аристократ. Князь Пронский. Всё время думал, ты просто Серёга Пронский, скороспелый лейтенант с десятилеткой. А ты аж целый князь!

ПРОНСКИЙ (настороженно). Вообще-то, старшина, этого ты знать не должен…

СЫРОМЯТНЫЙ. Не должен, а знаю. Князь!.. Кстати, первый раз в жизни вот так с князем разговариваю. Любопытно… И только сейчас начал присматриваться… А ведь похож, что-то есть. Вроде как породистый.

ПРОНСКИЙ. Не простой ты, старшина…

СЫРОМЯТНЫЙ. А уж какой ты не простой — слов нет… (Пауза.) Ладно, даю фору. Если ты своих секретов не откроешь, я всё равно открою свой. Как на духу. Потому что не привык ходить с человеком за линию фронта и носить ещё камень за пазухой. Эдакий булыжник — оружие пролетариата. Оно ничего, но к земле тянет и трёт.

ПРОНСКИЙ. Нет, я тебе открою. Есть у меня привычки. Уважать чужие обычаи, например… В общем так. На этот участок обороны явился генерал фон Вальдберг, начальник всего северо-восточного укрепрайона. Приехал тайно сегодня под вечер и будет здесь до утра. С одним шофёром, без обычного эскорта. Совершенно неясно, зачем. Представляешь, если его вытрясти? Сколько мы солдатиков спасём при штурме? Не одну тысячу. Другого случая взять такого «языка» больше не предвидится. Потому и спешка. Информация пришла три часа назад.

СЫРОМЯТНЫЙ. Погляди ты!.. Я думал бардак, а тут… И что, придёт в костёл?

ПРОНСКИЙ. Придёт или нет, но интересовался костёлом. И весьма активно.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ёкарный бабай! Как работать научились… Потому и часовых выставили из спецбригады СС… Теперь ясно, почему не Остапенко пошёл, а тебя на это дело пихнули. Если приставка — фон, значит, генерал этот из благородных, так?

ПРОНСКИЙ. Барон, военная косточка…

СЫРОМЯТНЫЙ. А ты — князь. Это значит, чтобы аристократа брал аристократ, верно?

ПРОНСКИЙ. Я так не думал…

СЫРОМЯТНЫЙ. А я сразу прибрасываю! Логика — наука железная. Холоп холопа, князь князя. Наши тоже начали соображать в этих нюансах. Да и немецкий ты знаешь…

ПРОНСКИЙ. Генерал говорит по-русски. Учился в московской академии, ещё в двадцать седьмом…

СЫРОМЯТНЫЙ. Выучили на свою голову… И чего ему надо в этом костёле? Хоть бы крыша была…

ПРОНСКИЙ. Не знаю… Может, просто помолиться приехал перед Пасхой. Война-то проиграна, а вдруг он верит, допустим, в чудодейственность этих стен?

СЫРОМЯТНЫЙ. А, ну да, вы же, князья-бояре, все с заморочками. Только вот хрен что вымолит! Голову гадине, считай, свернули! Пора им всем топать в подземные войска… (Вдруг.) Да, лейтенант, озадачил!

ПРОНСКИЙ. Сам просил.

СЫРОМЯТНЫЙ. Так он же в любую минуту может нагрянуть?

ПРОНСКИЙ. Страшно стало?

СЫРОМЯТНЫЙ. Кому? Мне?.. Ну, лейтенант!.. Я прибрасываю, как дело провернуть с умом. Не провернём — нас отсюда живыми не выпустят.

ПРОНСКИЙ. Надо провернуть, старшина. Такого «языка» один раз за всю войну берут.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это у меня сороковой будет…

ПРОНСКИЙ. Говорят, сороковой — «язык» роковой.

СЫРОМЯТНЫЙ. А, я в это не верю, всё фигня! Тут главное предусмотреть и вовремя почуять опасность… Вот костёльчик этот мне определённо не по душе.

ПРОНСКИЙ. Почему?.. Крыши нет, так даже хорошо. Звёзды над головой и Господь Бог, больше ничего не мешает. Молитвы услышаны будут…

СЫРОМЯТНЫЙ. Хреново, лодка спускает, всю дорогу опять дуть придётся. Он тяжёлый, не знаешь? Генерал-то?

ПРОНСКИЙ. Старый, знаю. Вес не сообщили. Рост тоже…

СЫРОМЯТНЫЙ. Старый, значит разъелся, тяжёлый… Если здоровый бычара, туго нам придётся с нашим американским десантным кораблём. Потонем на хрен вместе с бароном.

ПРОНСКИЙ. Ничего, у тебя дыхалка мощная, дуть будешь, пока плывём.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну и роль ты мне отвёл…

ПРОНСКИЙ. Мне кажется, Сыромятный, у тебя есть ещё одна роль, своя собственная.

СЫРОМЯТНЫЙ (не сразу). Есть, лейтенант… Сволочная, прямо скажем. Для твоего княжеского уха, так и вовсе подлая. Перед тем, как нас в пару послать, имел я беседу с одним майором из Смерша… Да видел ты его, в штабах всё крутится, такой бровастый и шнобель — во! Чтоб нюхать…

ПРОНСКИЙ. Видел, очень даже симпатичный смершовец, воспитанный, интеллигентный…

СЫРОМЯТНЫЙ. Этот интеллигент и дал мне задание сексотить за тобой. Говорит, присмотри за лейтенантом, потом доложишь в письменном виде каждый его шаг. Мол, по той причине, что не наш он человек, Пронский, а принадлежит к известному княжескому роду.

ПРОНСКИЙ. Спасибо за откровенность, старшина. Разумеется, сексотить ты отказался?

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну да, откажись у него, попробуй. Сам загремишь, будто и не водил «языков» из-за линии фронта.

ПРОНСКИЙ. Не ожидал…

СЫРОМЯТНЫЙ (по-свойски). Ты не расстраивайся… князь! И этого надерём, видали мы Смерш и интеллигентнее. Главное с генералом вернуться. Я ему такое напишу — от зависти сдохнет. Однажды он на Остапенко попросил написать, так я поэму сочинил — сразу орден дали. А так всё не давали, всё документы наградные терялись, потому что Остапенко из Западной Украины.

ПРОНСКИЙ. Не понял ты, Сыромятный… Конечно, обижаться на Смерш, это всё равно, что обижаться на холодную воду в реке. Но обидно! Три года на фронте, два ордена… А какой-то майор тебя всё время держит под присмотром.

СЫРОМЯТНЫЙ. Наплевать и растереть. Пошёл он в пим дырявый! Не тебя одного нюхает, не обидно… Да и не княжеское это дело — обижаться на таких козлов. Будь я князь — такое быдло в гробу видал!

ПРОНСКИЙ. Понимаешь, всё время приходится доказывать, что есть… как бы само собой, от природы. Например, любовь к Отечеству. Когда просился в офицерскую школу… И потом, когда в окопы попал… Я о своём происхождении сам-то узнал, только когда на фронт уходил. Отец стал прощаться и сказал… Родители скрывали, даже фотографии прятали… Доказывать и доказывать! Всегда быть смелее всех, отважнее всех. Это называется, комплекс неполноценности.

СЫРОМЯТНЫЙ. Да не бери ты в голову, Серёга! Знать, что расстроишься — не сказал бы… Но булыжник мне за пазухой трёт!

ПРОНСКИЙ. Молодец, что сказал, спасибо. А то я каждый раз думаю, что давно доказал… Но нет, видимо, за всю жизнь не докажешь.

СЫРОМЯТНЫЙ (отвлекает). Тихо в саду становится… Патруль порядок наводит. Пока мы базарим — генерал явится…

ПРОНСКИЙ. Это верно, старшина. Давай по местам. Ты — у входа. Войдёт — пропускаешь. Остальное — дело моё.

СЫРОМЯТНЫЙ. Если охрана? Какой-нибудь жлоб из СС?

ПРОНСКИЙ. Всё равно. Перекрой вход и всё… А я стану доказывать любовь к Отечеству. Ни в коем случае не стрелять.

СЫРОМЯТНЫЙ. Может, на подходе, в саду взять? Там просторнее…

ПРОНСКИЙ. Только здесь. Стены хоть и чужие, а помогут. Да и Господь над головой…

Оба скрываются — Пронский неподалёку от разрушенного распятия, Сыромятный — у входа. Затемнение, пауза.

Картина вторая

В саду перед костёлом появляются фон Вальдберг и Томас — толстый, раскормленный юноша в полевой форме солдата вермахта и железной каске, без оружия. Типичный гитлерюгенд, но генеральский сынок. Генерал одет в полевую форму, сверху — кожаный плащ без знаков отличия и шляпа. Идут прогулочным шагом, неторопливо беседуя на ходу по-немецки.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты не похудел на фронте, Томас. Вас хорошо кормят?

ТОМАС. Нет, мой генерал. Кормят очень плохо. Но мы шутим, веселимся, и это притупляет чувство голода.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. В крепости хранились большие запасы продуктов…

ТОМАС. Солдаты говорят, если не будет пищи, мы съедим толстого поросёнка.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Кого?

ТОМАС. Толстого поросёнка. То есть, меня, мой генерал.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты же понимаешь, это шутка. Обыкновенная солдатская шутка.

ТОМАС. Я понимаю, мой генерал. Временные трудности со снабжением…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это вечное чувство голода… Моей мечтой был кусочек шпика… Помнишь, с красным перцем и прослойкой мяса? Вам дают шпик?

ТОМАС. Да, мой генерал. Один маленький кусочек в день, но без перца и мяса. И очень жёлтый.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. А я помнил с перцем, видел во сне. И думал о нём, даже когда русская артиллерия обстреливала наши окопы. (Останавливаются у входа в костёл.) Однажды снарядом убило лошадь из нашего обоза, тощую и заморенную лошадь. Мои солдаты резали от неё мясо, варили и ели. Я не мог, воняло потом и ещё… в воображении видел кусочек шпика. Солдаты называли это… грязным словом, обзывали аристократом и ели конское мясо…

ТОМАС. В крепости нет коней, мой генерал. Мы бы тоже ели…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Почему ты называешь меня по званию?

ТОМАС. Нас обучали… Я привык… папа.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Вид у тебя… не совсем здоровый. Это ожирение мне не нравится. Вас осматривает доктор?

ТОМАС. Доктор говорит, мне следует много маршировать на плацу, чтобы похудеть. Плохое питание мне полезно. Я вообще не думаю о пище.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О чём же ты думаешь на войне?

ТОМАС. О том, что вижу и чувствую в данную минуту… мой отец.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Когда я был солдатом, всё время думал о пище… А что ты сейчас чувствуешь, Томас?

ТОМАС. Я боюсь, они съедят меня. Поэтому стараюсь ничего не есть, чтобы похудеть. Я уже целую неделю пью одну воду. Если я стану худой, как все, то меня не съедят. И я останусь жив.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Но нельзя совсем отказываться от пищи, Томас!

ТОМАС. Можно, чтобы сохранить жизнь.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (взволнованно). Ты… солдат, и должен есть, чтобы быть сильным, чтобы…

ТОМАС (после паузы). Да, мой генерал.

Проходят мимо костёла, на ходу.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Не могу обманывать, мой мальчик. И не могу сказать всей правды… Есть следует, чтобы просто жить. Просто выжить… Ты можешь умереть от голода!

Скрываются за углом. Показывается у входа Сыромятный, громким шёпотом.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант?.. Это он? Слышь? По стати — генерал, только в цивильном.

ПРОНСКИЙ. Спокойно, это он.

СЫРОМЯТНЫЙ. А это что за чучело с ним? Охрана? Шофёр?

ПРОНСКИЙ. Тихо… Не шуми.

СЫРОМЯТНЫЙ. В бога душу… А если уйдёт? Лейтенант?

ПРОНСКИЙ. Не уйдёт… Заметил, как на костёл смотрел?

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну, лейтенант!.. Говорил, давай в саду возьмём. В руках бы уже был.

ПРОНСКИЙ. Далеко не уйдёт, там забор… Скоро вернётся.

СЫРОМЯТНЫЙ. Слышь, они о чём базарят?

ПРОНСКИЙ. Ты что в школе делал? Надо было язык учить…

СЫРОМЯТНЫЙ. Рожей не вышел языки учить… А кто это с ним?

ПРОНСКИЙ. Сын, гитлерюгенд. Его поздний сын…

СЫРОМЯТНЫЙ. Кто?!. Сын? Это его сын?

ПРОНСКИЙ. Да, зовут Томас.

СЫРОМЯТНЫЙ. Папашка!.. Генерал, не мог сынулю спасти от мобилизации?

ПРОНСКИЙ. Не знаю, наверное не мог.

СЫРОМЯТНЫЙ. А ты удачливый, князь. Я как-то и не надеялся… Ё-моё! Притащим генерала — по звезде на грудь.

ПРОНСКИЙ. Кому по звезде, а кому по…

СЫРОМЯТНЫЙ. Только бы не ушли. А чую — будут звёзды.

ПРОНСКИЙ. Ты сначала притащи.

СЫРОМЯТНЫЙ. Выходит, генерал к сынку-волчонку на свидание приехал? Потому и тайно? Ах, сука…

ПРОНСКИЙ. Похоже на то, посмотрим. Они давно не виделись…

СЫРОМЯТНЫЙ. О чём говорят-то?

ПРОНСКИЙ. О еде говорят.

СЫРОМЯТНЫЙ. Видно, пожрать они оба не любят. Сынок-то с папашку весом…

ПРОНСКИЙ. Генерал рассказывал, как голодал в окопах. На первой мировой, что ли. А сын какой-то заторможенный, как больной.

СЫРОМЯТНЫЙ. Главное, охраны нету. И патруля близко не слыхать. Везуха! Только бы не сглазить.

ПРОНСКИЙ. А может, попрощаться приехал, с фронта…

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну дела… Тихо! Кажется, идут назад. Сейчас приголубим.

ПРОНСКИЙ. Всё по моей команде. Своё место знаешь.

СЫРОМЯТНЫЙ (с обидой). Знаю, мог бы не тыкать носом… Аж сразу тепло стало, согрелся. Но два глотка мои!

Появляются ФОН ВАЛЬДБЕРГ и ТОМАС, шаг более энергичный, останавливаются у входа.

ТОМАС. Я говорил, отец. Костёл разбит американской авиацией.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это не имеет значения. Русские говорят, даже в разрушенном и покинутом храме идёт служба…

ТОМАС. Там давно нет священника. Уехал сразу после бомбёжки.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. В этом костёле можно молиться без священника.

ТОМАС. Слушаюсь, мой генерал!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (после горькой паузы). Это же тот самый костёл, в котором всё и произошло. Нас услышит Дева Мария. Если искренние молитвы будут произнесены в этот праздничный день. Если быть точным, в эту праздничную ночь. Ты умеешь искренне молиться, Томас?

ТОМАС. За нас молится фюрер…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (после паузы). Господь нас всех лишил разума.

ТОМАС. Что вы сказали, мой генерал?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Идём в костёл. Только оружие следует оставить у входа, на ступенях. Где твоё оружие?

Генерал вынимает пистолет, кладёт на ступени.

ТОМАС (смущённо). Я оставил его у амбразуры… Там, в крепости.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. А следует всегда носить с собой.

ТОМАС. Я не могу носить оружия, мой генерал.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг). Не понимаю… Это твои убеждения, Томас?

ТОМАС. Пулемёт очень тяжёлый, станковый. Но я убеждён, когда пойдут русские, смогу переносить его не только от амбразуры к амбразуре, но даже на другой этаж.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (не сразу). Господь лишил нас разума…

Оба входят в костёл, присаживаются на камни у поверженного распятия в глубине храма.

СЫРОМЯТНЫЙ (шёпотом). Берём, лейтенант!.. Идиоты, разоружились!

ПРОНСКИЙ. На место! (Вынимает нож.) Смотри, чтоб патруль не наскочил. Брать буду сам.

СЫРОМЯТНЫЙ. Не княжеское это дело…

ПРОНСКИЙ. Как раз княжеское…

СЫРОМЯТНЫЙ (не добро). Ну, смотри, светлейший, не обделайся.

ПРОНСКИЙ. Чем ты не доволен?

СЫРОМЯТНЫЙ. Иди, доказывай любовь. Иди…

Пронский осторожно пробирается к молящимся. Возникает рядом с Томасом, хватает его, приставляет нож к горлу.

ПРОНСКИЙ (по-немецки). Молчать, генерал. Один звук и я убью его.

Пауза. Генерал распрямляется, стоит в позе выжидания, хладнокровен, полное достоинство.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Услышал нас Господь…

ПРОНСКИЙ. Услышал и послал… Ложись. Лицом вниз. Быстро.

ТОМАС (вдруг). Мой отец! Нас услышал Господь?.. Что это?.. Почему меня…

Пронский зажимает ему рот. Генерал медленно ложится вниз лицом, но смотрит, что с сыном, косится. Пронский ловко вяжет Томаса, кляп — в рот, чёрный мешок — на голову. Затем укладывает на пол, приступает к генералу и проделывает то же самое, только без мешка. Сыромятный подходит к шапочному разбору, подбирает и надевает на свою голову шляпу генерала.

ПРОНСКИЙ. Поведёшь генерала. Я возьму мальчишку и лодку, пойду сзади.

СЫРОМЯТНЫЙ (садится). Не спеши, лейтенант, слишком резвый ты… А пойдёт генерал?

ПРОНСКИЙ. Приказ слышал? Не пойдёт — на горб и вперёд!

СЫРОМЯТНЫЙ. Слышал… Только как ты повезёшь их на этой душегубке? Втроём на ней едва ли переплывём. Куда четвёртого? Сынулю генеральского?

ПРОНСКИЙ (после паузы). Что ты предлагаешь?

СЫРОМЯТНЫЙ. Что я предлагаю!.. Если рассудить здраво — плыть втроём. Вот и всё. Без лодки, вразмашку — вода ледяная, через пару минут судороги и на дно.

ПРОНСКИЙ. Может, поднимет четверых?

СЫРОМЯТНЫЙ. Забыл, как мы сюда мурцовку хлебали? Это вдвоём. Да ещё спускает, курва… В пацане сколько весу? Пять пудов, не меньше!

ПРОНСКИЙ. Придётся в два рейса, другого выхода нет.

СЫРОМЯТНЫЙ. Не успеем, лейтенант. Через час светать начнёт и туман совсем жиденький. Хоть бы с одним нормально поспеть, чтоб не засекли на воде. Всё-таки, разлив, полкилометра и течение.

ПРОНСКИЙ. Надо было взять нормальную лодку! Деревянную.

СЫРОМЯТНЫЙ. Где бы мы её спрятали тут? На берегу — ни кустика и патруль шныряет. У вас, князей, вечно холоп виноват.

ПРОНСКИЙ. Да, ты прав, старшина… Что же делать?

СЫРОМЯТНЫЙ. Думай, ты начальник. Сам возьму, сам возьму… Взял, теперь думай.

ПРОНСКИЙ. Какие плавсредства можно найти? Доски, брёвна?..

СЫРОМЯТНЫЙ. Где тут видел доски и брёвна на берегу? Это Германия, куска дерева не найдёшь. Не то, что у нас…

ПРОНСКИЙ (после паузы). Получается загадка: волк, коза и капуста…

СЫРОМЯТНЫЙ. Всегда так получается, если кто-нибудь один на себя одеяло тянет. На хрена ты второго «языка» брал? Спрашивается, на кой он ляд, этот гитлерюгенд?

ПРОНСКИЙ (возмущённо). Ну всё, хватит, Сыромятный. Надо искать выход.

СЫРОМЯТНЫЙ. А не надо было второго брать!

ПРОНСКИЙ. Как же — не брать? Куда его?

СЫРОМЯТНЫЙ. Как первый раз замужем! Куда…

ПРОНСКИЙ. Они же — отец и сын.

СЫРОМЯТНЫЙ. У них что, на лбу написано? Сын… В немецкой форме — значит солдат противника.

ПРОНСКИЙ. Я слышал, как они разговаривали, называли друг друга. Это отец и сын.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну тогда прихвати с собой его мамашу, бабку и деда. В плен всей семьёй-фамилией.

ПРОНСКИЙ. Кончай ёрничать, старшина!

СЫРОМЯТНЫЙ. Ага, ты ещё покричи и ногами потопай. Может, немцы проснутся и прибегут… Привыкли орать на холопов.

ПРОНСКИЙ. А что ты взъелся? Надо «языков» переправлять на ту сторону, а не базарить. Знал бы, что ты такой…

СЫРОМЯТНЫЙ. Какой — такой? Ну-ка, ну-ка… Кто дёрнулся — сам возьму?

ПРОНСКИЙ. Тебе обидно стало? Испугался, звезды не дадут? Дадут, не волнуйся.

СЫРОМЯТНЫЙ. Я и не боюсь. Только если бы брали вместе, такого идиотства я бы не допустил. Пацана в расход — генерала взяли. Вот и всё. Сейчас бы уже плыли.

ПРОНСКИЙ. Он же совсем… мальчишка, лет тринадцать.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну да, такие мальчишки с фаустпатронами в Кёнигсберге наших танкистов палили — только шуба заворачивалась.

ПРОНСКИЙ (смотрит на Томаса). Значит, его в расход?

СЫРОМЯТНЫЙ. А куда ещё?.. Конечно, можешь усыновить зверёныша, сопли ему вытирать.

ПРОНСКИЙ (после паузы). Теперь как-то уже трудно…

СЫРОМЯТНЫЙ. Вот это я и имел в виду. Противника надо уничтожать в бою. Тебя чему учили?

ПРОНСКИЙ. Резать пацанов меня не учили.

СЫРОМЯТНЫЙ. Правильно. Когда взял в плен и рассмотрел, что это пацан. Не взял бы, так всё в порядке. Пазганул ножом и не заметил…

ПРОНСКИЙ (медленно). Слушай, старшина… Мне его сейчас… не убить. Из автомата бы… А ножом — не смогу.

СЫРОМЯТНЫЙ. Конечно, у тебя же княжеское воспитание. Благородство, честь… Что ещё там? А у нас, у быдла — примитивные чувства. Мы можем.

ПРОНСКИЙ. Что ты пристал? Нас одинаково воспитывали.

СЫРОМЯТНЫЙ. Тогда не рассусоливай. Отведи подальше в угол и… Докажи любовь к Отечеству.

Пауза. Пронский встряхнул Томаса, посадил его на пол. Тот смотрит куда-то мимо, на распятие. Генерал мычит.

ПРОНСКИЙ. Нет, не смогу… Да ещё здесь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Значит, мне прикажешь?.. Сам ты пацан ещё, а не вояка.

ПРОНСКИЙ. Приказать… Приказывать не буду. Прошу… Надо что-то делать. Время теряем.

СЫРОМЯТНЫЙ. А я будто каждый день таких пацанов бью, да?

ПРОНСКИЙ (не сразу). Старшина… Может. Отпустим его?

СЫРОМЯТНЫЙ. Конечно, сейчас. Отчалить не успеем, как накроют.

ПРОНСКИЙ. Уведём на берег… Привяжем где-нибудь и отчалим.

СЫРОМЯТНЫЙ. Там у них патруль и боевое охранение. Найдут — труба. Не довезём генерала. А мне как-то не хочется перед концом войны немецких раков кормить. Инструкция разведки написана кровью между прочим. Этому уж точно тебя учили. Заканчивай канитель.

ПРОНСКИЙ. Давай здесь привяжем и пусть сидит (ищет, к чему привязать, трогает крест — тот падает на стену).

СЫРОМЯТНЫЙ. Ага, ты его к кресту привяжи!

ПРОНСКИЙ (вдруг). Как странно всё… Конец войны, крах фашизма, начало новой эры… И почему-то когда меняется идеология, гибнут дети. Взрослые убивают детей. С этого начинается всякая новая идеология.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты что там мелешь?.. Каких детей?

ПРОНСКИЙ. Когда родился Иисус Христос, царь Ирод приказал убивать всех маленьких детей.

СЫРОМЯТНЫЙ. Чего-чего?..

ПРОНСКИЙ. Царь Ирод приказал истребить всех младенцев. Чтобы уж наверняка убить Христа.

СЫРОМЯТНЫЙ. Тьфу!.. Это что, из Библии?.. Мать твою… Я думал, у тебя мозги поехали… А причём здесь идеология?

ПРОНСКИЙ. Ну ведь Христос нёс новую веру. Вера — это и есть идеология.

СЫРОМЯТНЫЙ. Не знаю… Я не верующий, и за плечами — семилетка и комсомол. Нашёл что вспоминать… Это когда было?

ПРОНСКИЙ. В революцию тоже больше всего гибли дети.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это можешь мне не рассказывать. Я сам — из беспризорников.

ПРОНСКИЙ. Тем более… Большевики внедряли новую идеологию и губили детей.

СЫРОМЯТНЫЙ (после паузы, вдруг). Лейтенант, я этого не слышал, а ты не говорил. Понял — нет?

ПРОНСКИЙ. Теперь будет новая Германия, а снова убивают младенцев…

СЫРОМЯТНЫЙ. Где ты тут видишь младенцев?

ПРОНСКИЙ. Он как младенец. Он же ничего не понимает. Какой-то заторможенный…

СЫРОМЯТНЫЙ. Недоделанный!.. Погляди на папашку-генерала? Сколько ему лет? В таком возрасте всегда такие недоделанные и получаются. Закон природы.

Генерал мычит сильнее, ёрзает. Сыромятный опрокинул его ногой, наступил.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лежи, ты своё отвоевал.

ПРОНСКИЙ. Был бы злой — ничего… А то сидит, как птенец.

СЫРОМЯТНЫЙ. Давай, жалей, дави слезу… Философ.

ПРОНСКИЙ. Сегодня же — пасхальная неделя по католическому календарю.

СЫРОМЯТНЫЙ. Всё, хватит! Пошёл ты!.. (хватает Томаса за шиворот). Ладно, князь!.. Ты не можешь — я могу. Я всё могу! Потому что пока ты мочалку жуёшь — время уходит. Через час светать начнёт. Не дай Бог, туман подымется… А я жить хочу, понял? Звезды мне не надо — ни золотой, ни деревянной. Жить хочу. И мне трубу с прибором положить на этого сосунка. Эти недоноски, между прочим, — добровольцы, потому и кусаются, как волчата. А вырастут — резать начнут. Сиди тут, размышляй, философствуй, разведчик хренов! В жисть с тобой больше не пойду!

ПРОНСКИЙ. Что это ты вдруг решился? Мог бы сразу, не тянул..

СЫРОМЯТНЫЙ. А хотел поучить тебя, пацана! Чтоб ты в следующий раз хвост не поднимал. Сидел и поджимал, когда я говорю. И не дёргался поперёд батьки в пекло, герой.

Фон Вальдберг мычит, пытается встать.

СЫРОМЯТНЫЙ (уходя). Держи этого! Чёрная работа — холопу. Сам ни украсть, ни покараулить.

Отводит Томаса в сторону, достаёт нож.

ПРОНСКИЙ. Только не здесь, старшина. Уведи куда-нибудь!

СЫРОМЯТНЫЙ. Он ещё приказывает!

ПРОНСКИЙ. Приказываю!

СЫРОМЯТНЫЙ. Чего-о?.. (Возвращается.) Я сказал — не подымай хвост!

ПРОНСКИЙ (жёстко). Уведи из храма. В саду никого нет. Нельзя в храме. Мы же люди всё-таки…

СЫРОМЯТНЫЙ (уходит из храма). Ещё и условия ставит. Спасибо бы сказал…

Исчезает вместе с Томасом. Пауза.

Картина третья

Генерал встал на колени, мычит, пытается двинуться вслед.

ПРОНСКИЙ. А ты же русский знаешь, понял, куда повели… Не нравится?

Фон Вальдберг хрипит, валится на бок. Пауза. Пронский поднимает его, трясёт — будто он мёртвый. Выхватывает кляп, бьёт по щекам, приводит в чувство, смотрит глаза.

ПРОНСКИЙ. Этого ещё не хватало!.. Отдашь Богу душу. Эй?.. Вроде, только сознание потерял. Не генерал — красна дева… Впрочем, понятно.

Генерал приходит в себя, сумасшедшие глаза.

ПРОНСКИЙ (по-немецки). Закономерный исход, генерал. Вы ожидали другого, когда убивали наших… парней?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг по-русски, с акцентом). Это мой сын! Это мой последний сын. Больше никого нет. Не убивайте мальчика…

ПРОНСКИЙ. А, заговорил… Поздно вспомнил русский.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Нет поздно! Нет поздно! Остановить! Мой сын Томас! Последний сын!

ПРОНСКИЙ (зажимает ему рот, озирается). Не кричи. Поднимешь тревогу — и тебя туда же. Молчать (По-немецки.) Молчать. Приказываю молчать.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я старый, убейте меня — оставить сына. Он — маленький. Томас совсем юный, тринадцать лет.

ПРОНСКИЙ. Ничего не выйдет, генерал… Ты — нужен, твой сын — не нужен. Такая необходимость. Война (По-немецки.) Война.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (полубезумно). Последний сын… Поздний сын… Нет поздно! Остановить. Спасти! О, дева Мария! Останови! Люди не слышать — ты слушать! Имя Твоего Сына — спаси Томаса!

ПРОНСКИЙ. Это надёжнее, генерал. Просите деву Марию…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Он совсем юный, маленький. Спаси?.. Не делал зла. Не успел. Святая Дева! Карай меня, я грешен — его оставить на земле. Томас — ангел!.. Всемогущая! (По-немецки.) Не лишай меня единственного сына. Неужели возьмёшь Томаса за грехи мои?

ПРОНСКИЙ. Прекрати, генерал, и так тошно. Молчать, я сказал!.. За твои грехи, за твои карает. А наши матери не молились, когда ты бил наших ребятишек? Вот тебе наказание, получай! Своего жалко, да? Он — чистый и безгрешный. А когда сам губил чистых и безгрешных, думал, что творишь?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг). Слышать голос! (По-немецки.) Я слышу голос!

ПРОНСКИЙ. Ну, слушай, слушай…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (радостно). Пресвятая Дева будет остановить смерть! (По-немецки.) Томас будет жить! Она спасёт! Она пощадит моего сына!

ПРОНСКИЙ (себе). Всё, с тормозов сорвался, генерал… Жди, спасёт. Сойдёт с ума, что с ним потом делать?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Благодарю тебя, Езус Мария. Клянусь, никогда не возьму в руки оружия. Никогда не позволю сделать это моему сыну Томасу. Мой род отвергает оружие во имя тебя! И будет служить только тебе, пресвятая Дева! Навсегда с тобой!..

ПРОНСКИЙ (себе). Смотри, беседует… Точно повредился… Генерал фон Вальдберг? Вы меня слышите?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-русски). Я слышу голос Девы Марии! Томас будет спасён!

ПРОНСКИЙ. Да — да, спасён… А меня слышите?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. И вас слышу. Но вы — здесь, а она — там, на небеса. И я есть между небо и земля (Показывает на крест.) Голгофа, распятие…

ПРОНСКИЙ. Возвращайтесь на землю, генерал. Вы захвачены в качестве пленного, советское командование гарантирует жизнь.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Езус Мария гарантировал жизнь Томаса.

ПРОНСКИЙ. Значит, всё в порядке, кругом одни гарантии…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господин офицер… Я клялся… Дева Мария служить. В благодарность… счастливый избавления смерть Томас.

ПРОНСКИЙ. Ты бы раньше пошёл ей служить, вообще может и войны не было.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Хотел снять мундир. Имел желание развязать руки, снять мундир.

ПРОНСКИЙ. Ничего себе, заявки… Это как понимать?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Мундир — третий рейх, плохо. Служить Господу.

ПРОНСКИЙ. А, понял. Но придётся в мундире плыть, при регалиях. Чтобы видно было — генерал. А то быстро у вас: раз — и перекинулся на другую службу, форму сменил. Голос услышал и сменил. Как самочувствие? С рассудком, имею в виду?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Сейчас я имею отличный самочувствие.

ПРОНСКИЙ. Хорошо… Скажите, генерал, почему вы пришли в этот костёл? Услышать голос Девы Марии?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вспоминая). О, нет, господин офицер. Этот костёл — память. Чудо… Чудо…

ПРОНСКИЙ. Чудотворный?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да! Здесь я… венчъался мать Томас, Ингрид. Тайно сочетал брак. Имел осуждение рода Вальдберг. Ингрид — юный, семнадцать год и нет аристократ. Есть молодост, нет аристократ.

ПРОНСКИЙ. Почти романтическая история…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Мы жили четыре года. Я очень хотел сын, а Ингрид… Она не могла зачать дети. Это есть проклятие — нет дети. Мы приехали костёл, ночью молились и принесли жертва — фамильные ценность, золото.

ПРОНСКИЙ. И помогло?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (ностальгически). О, да! Ингрид стал счастливой. Она веселилась, смеялась… Рос болшой живот!

ПРОНСКИЙ (прислушивается, выглядывает). Что он тянет?… На патруль бы не напоролся…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ингрид — бремя, болшой живот, Томас.

ПРОНСКИЙ. Я понял, понял, забеременела…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг горько). Родил плохо, нога вперёд, долго, очень долго. Я пришёль костёл и молился один ночь. Род Вальдберг имел желание Ингрид смерть, плохой род, нет благо…словъений. Я молился Дева Мария и слышал голос — Томас спасён. Моя Ингрид родил Томас, мой поздно сын.

ПРОНСКИЙ. Да, логично… Теперь конец войне, полный крах, и захотелось помолиться в этом костёле?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да, да, господин офицер. Спасение жизнь, род Вальдберг — Томас. Мой жизнь — плохо. Грех очень большой. Томас — нет грех, чуть-чуть грех.

ПРОНСКИЙ. А получилось всё наоборот…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Не понимаю… (По-русски.) Не понимайт, кто оборот?

ПРОНСКИЙ (уходит от ответа). Всё повторяется, говорю. Действительно, костёл играет роковую роль.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, да, роковой, судьба — костёл. Нет сопротивление. Господин офицер — судьба. Послал Езус Мария.

ПРОНСКИЙ. Поглядите, что делается… Вообще-то проще, когда веришь в Бога. Никакой ответственности. На всё божья воля: повоевал, пролил реки крови безвинной, снял мундир и — молиться, в монастырь. Хорошая позиция, ничего не скажешь.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это есть не форма. Это… мысль Господ. (По-немецки). Понимаете? Промыслы Господни. (По-русски.) Дева Мария спасла мой сын один раз. Спасла два раз. Поздно сын, Ингрид родил Томас, мне есть сорок и восемь год.

ПРОНСКИЙ (себе). Головка у старика плывёт… Но, может, и к лучшему, не станет спеси на допросе. (Генералу.) Скажите, генерал, а почему немецкая аристократия так легко и дёшево продалась подонку Гитлеру? Пошла к нему служить?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Политика — нет интерес. (По-немецки.) Хочу говорить о Деве Марии и сыне Томасе. Я их люблю. (По-русски.) Люблю Дева Мария и Томас.

ПРОНСКИЙ. А у меня есть интерес. Так почему?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Аристократ Германия — имел очень большой трагедия. Сочетался брак с подонок Гитлер. Имел большой насилие и власть над невеста. Нет силы сопротъивлений против подонок.

ПРОНСКИЙ. Конечно, теперь Гитлер для вас стал насильник и подонок.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Аристократ всегда имел трагедия от социалист и революция. Русская аристократ тоже имел от Ленин-Сталин и продаваться подонок.

Пронский осторожно выглядывает в сад — ждёт Сыромятного.

ПРОНСКИЙ. Что-что? Ленин-Сталин?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, Гитлер — подонок. Ленин-Сталин — подонок. Аристократия весь мир — подонок.

ПРОНСКИЙ. Тут ты недалёк от истины… (возвращается). Мировая трагедия — у власти подонки (озирается). Но другого Отечества нет, земля отцов, фатерлянд, а на ней — подонки. Жить тошно, всё плохо..

Сыромятный втолкнул Томаса в костёл. Огляделся, вошёл сам. Томас счастливый. Старшина швырнул его к отцу, сам сел, отвернулся. Долгая пауза. Генерал потянулся к сыну. На коленях друг против друга.

ТОМАС. Мой отец!.. Я рад тебя видеть.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Я знал, что ты останешься жив. И был спокоен. Нам следует благодарить Деву Марию. Я молился и услышал голос.

ПРОНСКИЙ (не сразу). В чём дело, старшина?.. Почему он?.. Ты не исполнил приказ!

СЫРОМЯТНЫЙ (показывает). Вот тебе приказ!.. Не исполнил. Ты его живым взял, ты и режь эту немчуру.

ПРОНСКИЙ. Ты… Ты не смог? Рука не поднялась?

СЫРОМЯТНЫЙ. Пошёл ты!..

ПРОНСКИЙ. Не смог, Сыромятный…

СЫРОМЯТНЫЙ. Да мне этого ублюдка замахнуть — раз плюнуть.

ПРОНСКИЙ. Чего же не замахнул?..

СЫРОМЯТНЫЙ. А тебе оставил! Набивай руку, доказывай любовь к Отечеству. Мне нечего доказывать, я и так пролетарского происхождения и верен своей Родине. А ты… как ещё посмотреть. Этот бровастый смершовец не зря меня с тобой послал. Вот я и подумал. За каким хреном мне этот грех на душу? Будто их и так нет. Иди сам. Иди — иди!

ТОМАС. Мы были в саду, папа. Там яблони цветут, весна. Только холодно ещё, очень холодно… А кто связал твои руки? Почему у тебя связаны руки?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Томас, меня связала Дева Мария. Я молился, просил, и она спасла. Но поэтому теперь я связан накрепко клятвой. Я дал клятву. Ты тоже связан, Томас. Я вижу промысел Господний.

Пауза растерянности. Пауза растерзанных чувств.

ПРОНСКИЙ. Так… Старшина, ты срываешь задание. Генерал к утру должен быть на нашей стороне. Там ждут! Там минуты считают!.. Ответственность за операцию лежит на мне, хотя тебя и приставили сексотить. Я отвечаю головой! И наш… человек в их логове тоже отвечает. Это не считая тысяч бойцов, которых завтра бросят на пулемёты! Таких вот… недоумков, как этот поздний генеральский сын. Соображаешь?

СЫРОМЯТНЫЙ. А ты меня не кори про сексотство! Между прочим, я сам! Сам тебе признался. Ты бы в жизнь не догадался. Я сам сказал, потому что не люблю камня за пазухой. Не имеешь права колоть мне глаза.

ПРОНСКИЙ. Пожалуй, ты прав, Сыромятный…

СЫРОМЯТНЫЙ. То-то…

ПРОНСКИЙ. Нет, ты во всём прав. Давай не будем спорить. Надо искать выход. Время уходит. Если туман оторвёт от воды, нам и самим-то не доплыть до своих.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты командир, вот и ищи выход.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг). Я помогу! Я имею возможность помочь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Во! Ничего себе, генеральчика прихватили. Полное самообслуживание. Ещё и помощь предлагает.

ПРОНСКИЙ. Чем конкретно? Чем вы можете помочь? Может… сами убьёте своего сына?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я ваш пленник. Я есть «язык». Но я пожилой человек. Господин офицер, ваш… э-э, издевательство не место.

ПРОНСКИЙ (с тихим гневом). Слушай ты, монах!.. Будешь ещё мне указывать? Кто из нас, ты или я — загнал своего сына в гитлерюгенд? Кто — ты или я — обрядил его, как… чучело и дал в руки пулемёт? Тяжёлый пулемёт, станковый! Кто его заставил воевать? И кто теперь заставляет… совершать это изуверство?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Гитлерюгенд — плохо. Я протестовал. Я писал сыну Томасу. Но Гитлер… подонок Гитлер лишил разума мальчиков. Они имеют желание сражаться. Томас не имел желания. Вы юный господин офицер, вы чуть-чуть знать подросток, размер свой опыт. Подросток имеет очень большая страсть и малый разум. И поведение бродячий пёс, шакал. Кто не желает идти стая, тот плохой мальчик, предатель.

ПРОНСКИЙ. Ты мне ещё лекцию прочитай.

СЫРОМЯТНЫЙ. Правильно он говорит. Шпана — шакалы, загрызут, кого хочешь, если в стае. По себе знаю.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я не имел возможность быть рядом с Томас. Я был на фронт. Мать Томас — женщина трудный характер и очень молод. Она имеет возраст тридцать три лет. Она потворствовал… отдавал дух войны. Я приехал всего одна ночь встреча с Томасом. Имел желание спасти сын — Томас очень юный, не понимать. Подонок Гитлер взял разум, сделал немецкий мальчик тупой солдат.

ПРОНСКИЙ. Убедительная история, ничего не скажешь. Я даже верю, так оно и есть. Только мне-то что, легче? Или это что-то меняет?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Очень хорошо меняет. Томас можно отпустить. Он не делать зла Красная армия.

ПРОНСКИЙ (к Сыромятному). Отпустить?..

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Он имеет защита… покров…ительств Дева Мария! Я слышал её голос. Отпустить.

ПРОНСКИЙ. Это она тебе сказала. А у меня в голове другой голос…

СЫРОМЯТНЫЙ. У меня тоже. Если даже этот поросёнок сам не пойдёт докладывать, его схватят и спросят. Шакалята спросят… А он — толстый, значит, слабак и сразу вломит. Тем более, наверняка все знают, приехал папашка-генерал. Не успеем и в эту душегубку сесть, как навалятся.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господин офицер отпускает Томас, я пойду «язык» русское командование.

ПРОНСКИЙ. Допустим, ты и так пойдёшь, в любом случае.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Добрая воля показания. Имею сказать все оборона северо-восток укрепрайон. Сведений вся оборона Берлин: артиллерия, ракета ФАУ, коммуникация, резерв, склад боепитание. Томас — мой сын, поздно сын, никого нет.

ПРОНСКИЙ. Это мы уже слышали… Так говоришь, отпустить?

СЫРОМЯТНЫЙ. Что ты на меня уставился? Ты у меня спрашиваешь? Я, кажется, лейтенант, всё сказал, какие мне голоса слышатся.

ПРОНСКИЙ. Я думаю.

СЫРОМЯТНЫЙ. Думай, да только поскорей, времени в обрез.

ТОМАС (по-немецки). Мой отец! В нашем саду сейчас тоже цветут яблони? Там тоже весна?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, Томас, весна по всей Германии. И в нашем саду тоже.

ТОМАС. Я люблю весну. Будет тепло.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты запомнишь её на всю жизнь. Весна, тысяча девятьсот сорок пятый год от рождества Христа.

СЫРОМЯТНЫЙ. Надо бы заканчивать этот базар, лейтенант.

ПРОНСКИЙ (к генералу). О том, что вы приехали на этот участок обороны, командирам здешних подразделений известно?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да. Меня встречал начальник гарнизон крепость. Я имел намерений быть с сын Томас до шесть часов утра. Один ночь молиться.

ПРОНСКИЙ. Значит, вас хватятся только в шесть?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Шесть часов дадут автомобиль.

ПРОНСКИЙ. Сейчас три тридцать…

СЫРОМЯТНЫЙ. Ждать будешь, когда хватятся?

ПРОНСКИЙ (зло). Не твоё дело.

СЫРОМЯТНЫЙ. Как сказать…

ПРОНСКИЙ. Когда сядешь писать докладную… или донос своему смершовцу, не забудь указать, что я долго колебался и никак не мог принять решения. И укажи: хотел отпустить взятого в плен противника. Солдата противника, пулемётчика. Только возраст его не упоминай, а то несерьёзно будет.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант, я предупреждал… Не коли мне глаза!

ПРОНСКИЙ. Твои глаза выколешь, как раз…

ТОМАС (по-немецки). Отец, вероятно, сегодня моя мать приготовит кулич и пасхальные яйца. Ты бы хотел сейчас оказаться в нашем доме за праздничным столом?

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну, ты вынудишь меня. Я же псих, понимаешь? Я детдомовский, а значит всегда себе на уме. Мне с тобой детей не крестить.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я бы хотел, Томас… Но мне нужно уезжать. И в нашем доме теперь я буду не скоро.

ТОМАС. Ты снова уезжаешь на фронт?

ПРОНСКИЙ. Детей нам и в самом деле не крестить. А вот… резать придётся. Не будь ты сексотом, я бы смог с тобой договориться.

СЫРОМЯТНЫЙ (хватает за грудки). Слушай, ты!.. Я не сексот! Понял? Я тебя ещё ни разу не закладывал.

ТОМАС. Мой отец, ты уезжаешь на фронт?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, на фронт, на русский фронт. Я хотел сказать, к русским в плен. Так нужно. А тебя отпустят.

ПРОНСКИЙ. Это не доказательство.

СЫРОМЯТНЫЙ. Был бы ты… с умом. С соображением… Мы бы смогли договориться.

ПРОНСКИЙ. Я тебе не верю. (Поправился.) Не доверяю. И ты знаешь отчего. У меня есть основания. Припрут тебя — заложишь. Потому что хочется звезду получить.

СЫРОМЯТНЫЙ. Эх ты, лейтенант… Да если на то пошло, положил я на эту звезду! Не в звезде дело, когда касается…

ПРОНСКИЙ. И жить ты сильно хочешь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну будто ты не хочешь! Будто тебе три жизни отпущено!

ПРОНСКИЙ. Всё равно не доверяю, старшина. Ком вот здесь стоит, мешает. Конец войне, скоро победа — тут можно и не считаться с каким-то лейтенантом, к тому же из чуждого класса. Кто осудит? Да никто. Забудешь от счастья через месяц, а то и раньше.

ТОМАС. Меня отпустят с фронта? Из крепости?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Нет, тебя отпустят русские, а меня возьмут с собой и увезут за реку.

ТОМАС. Не понимаю, отец. Почему ты говоришь о русских? Они стоят за рекой, далеко и только готовят наступление на нашу оборону. Поэтому на позициях затишье.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Мой Бог!.. Томас, мы попали в плен, к русским.

СЫРОМЯТНЫЙ (после паузы). Ладно, пусть будет так… Думаешь, у меня нет оснований тебе не доверять? Нет, да? У меня такие основания!.. Выслужиться хочешь? Доказать любовь к Отечеству? Хочешь. И плевать тебе на какого-то старшину. Да ты вперёд меня бумагу напишешь! И жить ты хочешь!

ПРОНСКИЙ. Знаешь, расхотелось жить. Так тошно стало…

СЫРОМЯТНЫЙ. Это уж ты не ври! Вижу, как расхотелось.

ПРОНСКИЙ (откровенно). Нет, правда, сейчас такое состояние… Мальчики кровавые в глазах.

СЫРОМЯТНЫЙ. Если бы не хотел жить — пазганул бы этого жирного поросёнка, и дело с концом. Когда человек жить не хочет, ему наплевать на всё. Ты же атеист, не веришь во всякий там ад, рай. Какая разница? А вот когда жить хочешь, тогда не всё так легко. Тем более, такого полудурка укокошить… А если тебе всё надоело, если тошно стало — давай, вперёд! Или только слова? Иди, перешагивай барьер. (Пауза.) Лейтенант? Время! Решайся! А то ни тяти, ни мамы… Давай, давай, лейтенант! Возьми мой нож, он острый, как бритва, ну?.. Решайся, лейтенант!

Пауза. Резкое затемнение. Конец первого действия.

Действие второе

Картина первая

Всё, как в первом акте — пауза между жизнью и смертью.

ТОМАС (после паузы). Мы попали к русским? В плен?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, Томас. Но тебя отпустят.

ТОМАС. Когда же русские захватили крепость? Форсировали реку? Пока мы с тобой гуляли по саду?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Пока гуляли по саду… (Пронскому.) Господин офицер, отпустить Томас. Вы наблюдайте, Томас… болен. Нет рассудка, нет понятий положения, места… Вы слышать, что он сказал? Мальчик испытывал очень сильный страх, нет рассудка. Дева Мария покров…ъитель мальчика душевная болезнь. Хранит Томаса.

СЫРОМЯТНЫЙ. Тут скоро сам потеряешь рассудок, в душу её… Лейтенант, решай скорей! Или я беру лодку, генерала и плыву к своим.

ПРОНСКИЙ. Плыви, я не держу… И сверли себе дырку.

СЫРОМЯТНЫЙ (после паузы, зло). Послал Бог командира! Я этого бровастого удавлю, гада…

Переборщил, замолчал. Пронский отодвинулся в сторону, обхватил голову руками. Сыромятному.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Вы хороший человек. Вас любит Дева Мария… Она имеет над вами свою добрую волю.

СЫРОМЯТНЫЙ (в сердцах). Ты бы хоть отвалил! Со своей девой…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (настойчиво). Господь любит весь русский солдат, вся армия. И имеет желание давать победа. Я слышал давно… Когда имел звание лейтенант и воевал под Перемышель. Не Красная армия, а русская армия и царь Николай. Я слышал, русские солдаты очень ругаются. В Бога, в его имя. И в Пресвятую Деву Марию — Богородица. Германия не ругается в Бога, а только Россия и русский солдат. И Красная армия солдат ругается, но не верит в Господа. Он есть атеист. Господь любит русский солдат и прощает. У русский солдат брань есть война, брань есть молитва к Господу. И он слышит и даёт победа. Германский солдат нельзя молиться и ругаться в имя Христа и Дева Мария. Русский солдат можно. Великий Бисмарк знал отгадка на этот вопрос. Он знал тайну русский солдат и Господь, Россия и Дева Мария, Богородица. Бисмарк предупреждаль немец не воевать Россия и русский солдат, потому что Христос и его мать Дева Мария покрови…ъительствовать русским и терпеть их брань. Брань — молитва.

СЫРОМЯТНЫЙ. Чего — чего? Чего ты там бормочешь?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я сказал — не воевать Россия и русский солдат.

СЫРОМЯТНЫЙ. Нет, что ты там про ругань говорил, про матюги?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Германский солдат нельзя ругаться имя Христа и Дева Мария, русский солдат — можно. Это есть молитва русских в бою. Бог слышит и даёт победа.

СЫРОМЯТНЫЙ. Наконец-то уяснили к концу войны, остолопы. Только на вас, немчуру, уже никаких матюгов не хватает. Бог уже притомился наши молитвы слушать. Всё лезете и лезете. Набьют вам морду, а вы забыли и снова…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Потому Господь имеет желание наказать немцев. Германия идёт гибель. А мой сын Томас спасён Дева Мария. Я молился, Она услышала и дала пощада. Она дала пощада через тебя, русский солдат. Она любит тебя, и ты исполнял её воля.

СЫРОМЯТНЫЙ. Погоди ещё, спасён… Будет тебе спасён, скоро вон светать начнёт, а мы ещё торчим на вашем берегу!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я имею благодарность тебе, русский солдат. Как отец. Томас мой сын, один и поздно сын. Молить буду Господа за тебя!

СЫРОМЯТНЫЙ. Моли, моли, я всё равно не верующий…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это нет значений, не имеет значения. Ты есть атеист, но Господь знает тебя, слышит. Русский имеет право быть атеист, это не делает плохо любовь дева Мария. Она покров…ъитель. Я имею желание учить русский язык и молить Езус Мария на русский. Она любит…

СЫРОМЯТНЫЙ. Это я тебя научу в раз. Я так по-русски молиться умею, такие слова и обороты знаю — листья с деревьев сыплются, и перепонки трещат. Особенно, когда в атаку надо, на ваши сучьи пулемёты…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О да, да! Молитва имеет сила! Русская молитва!

СЫРОМЯТНЫЙ (надоело). Ну мы теперь для тебя — ангелы, честное слово. Понял, наконец, да? Понял, когда нахлестался мордой об лавку?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Морда об лавка — понял. Имею желание молиться Езус Мария за тебя, за сын Томас. Ты, солдат, как сын, как мой большой сын.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ого! Папашка нашёлся!.. Слышь, лейтенант, он меня усыновлять собрался. Всю жизнь мечтал быть генеральским сынком… Эх ты, вояка. Да нужен ты мне сто лет! Мне уже тридцать три года. Понимаешь, тридцать три!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, да понимаю. Возраст Христа.

СЫРОМЯТНЫЙ. Когда я по подвалам жил, где ты был? А сейчас мне папаша ни к чему. Я сам кого хочешь усыновить в состоянии. Лейтенант? Слышь, он говорит, я тебя родил!..

Обрывается на полуслове. Пронский отнял руки и встал, решительный и страшный. Пьёт из фляжки, пережидает горечь.

ПРОНСКИЙ. Всё. Время вышло. Час пробил…

Хватает Томаса, ставит на ноги.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это уже командир… А то сопли жуёт.

ПРОНСКИЙ (по-немецки Томасу). Иди вперед. (По-русски.) Волчонок недорезаный.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант! Послушай меня!

Пронский тащит Томаса к выходу.

ПРОНСКИЙ. Готовь лодку! Вернусь — сразу на воду.

СЫРОМЯТНЫЙ (догоняет). Лейтенант? Серёга?.. Ты вот что. Ты только ему в глаза не смотри, понял? Послушай меня, я знаю…

ПРОНСКИЙ. Выполняй приказ.

СЫРОМЯТНЫЙ. В глаза не смотри, иначе не сможешь. И вообще не смотри ему в лицо, не думай и не смотри!

Уводит. Долгая пауза. Сыромятный страдает, однако генерал довольно спокоен.

СЫРОМЯТНЫЙ. Чего уставился?.. Давай молись! Хоть по-русски, хоть по-немецки. Стоит смотрит… Молись, говорю! За своего Томаса.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Слушаюсь, господин солдат.

Поворачивается к кресту, что-то шепчет, молится с оглядкой на вход.

СЫРОМЯТНЫЙ. Надо же, послушный стал какой. Во как жизнь баронов ломает.

Сыромятный достал лодку, надувает ртом, ищет, где спускает. Подбегает к выходу, прячась, наблюдает. Снова к лодке. Фон Вальдберг стоит на коленях перед крестом, молится со связанными руками.

СЫРОМЯТНЫЙ. Нет! Шипит, зараза! Вся шипит, по всем швам… Ну, американцы! В рот им дышло. Вот такой же и второй фронт открыли. Тоже по швам… (Прислушивается. Пытается выглянуть в окно.) Гады, специально вредят. Тоже, как немчура… Поняли, что мы фрицев за жабры взяли, так сразу в союзники победу делить. Ничего, на хитрую задницу у нас тоже припасено… Попадётесь вы мне в Германии, я и за лодку спрошу, и за гнилую тушёнку… Эй, немчура? (Пауза, смотрит на генерала.) Думаешь, поможет? Как раз, жди. Если б это помогало, мы бы не воевали, мы бы все молились…

Заходит вперёд фон Вальдберга, заслоняет собой распятие. Генерал перестаёт шептать. Снисходительно.

СЫРОМЯТНЫЙ. Божья помощь, она тоже как американская, союзническая. Вроде есть и вроде нет. Надумаешь себе, нагородишь обману — кажется, действует. А чуть тронь — шипит по швам. Не то, что до своего берега доплыть, а и сесть-то страшно. Ну, как лопнет этот пузырь посередине реки?.. Да хватит тебе! Размолился. Крышка твоему Томасу. Теперь он в надёжные руки попал, в княжеские. Князья, они люди чести и слов на ветер не бросают.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Этот молодой офицер — князь?

СЫРОМЯТНЫЙ. А то как же. Самый настоящий.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я есть убеждён — Томас оставить живой.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это хорошо. Оно легче, когда веришь. Тут, главное, убедил, надул пузырь и живи с ним. Я тоже иногда так, когда совсем на душе муторно.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь не убьёт мальчика. Красный офицер, пролетар…иъят убьёт. Князь очень сильно думает свой честь — не убьёт. Господь дал мне тебя, русский солдат и офицер — князя! Томас спасать от гибель и лютая смерть.

СЫРОМЯТНЫЙ. Да ты просто князей не знаешь! Они не то, что твоего Томаса, они своих братьев на тот свет отправляли почище всяких злодеев. То ядом, то ножиком в спину. В общем, дрались друг с другом как собаки. Всё власть делили, землю. Будто её не хватало, этой земли. А цари? Я слышал, одного даже портсигаром убили, по приказу сына. Бывало, и совсем младенцев резали, и взрослых батогом убивали, как Иван Грозный. Даже картина есть.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господин офицер — князь?

СЫРОМЯТНЫЙ. Я же сказал! Чего ты одно и то же…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь не убьёт Томас. Имеет запрет, честь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты меня не понял. Князь-то он князь, да только наш, красный. Иначе бы из офицерской школы выпнули, как чуждый элемент. Его же проверили и оставили. Он убьёт, чтоб доказать, чтоб потом не тронули. Что ему твой сын? Немчёнок?.. Я тебе скажу: красный князь это хуже, чем холоп. У нас в детдоме был один такой отпрыск из дворян. Такая тварь, всё выслуживался перед начальством, зарабатывал доверие. Что украдёшь, тут же воспитателям известно…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь не бывает красный. Князь от фамилия, от рода, с кровью отец-мать. Томас — не князь, барон. Я барон, Томас — барон. Это есть как русский князь. Нельзя убивать наследник род. Томас — один наследник. Господин офицер знает…

СЫРОМЯТНЫЙ. Откуда он знает? Если воспитывали, как всех? И скрывали, какого он происхождения?.. Над вами просто умора! Придумываете какие-то заморочки!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь знает. Господь говорит ему — запрет! Спасать род. Кровь говорить — убивать нельзя мальчик.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну, понёс!.. Это может у вас так принято, А у нас если начнут пазгать, так всех до седьмого колена.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господин офицер — благородный род. Благородный род есть русский, германский, английский — все один правило. Нет красный, белый, чёрный. Есть один благородный. Гитлер не иметь благородный род, Сталин не иметь — подонки, война. Когда подонки воевать — много кровь, море кровь. Благородный — чуть-чуть кровь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ага! Вот ты и попался! А когда воевал под Перемышлем? У вас — царь был и у нас — царь. А дрались, как псы на помойке! Мало крови пролили?! Ишь ты, благородный!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Россия имел царь Николай. Германия иметь кайзер. Кайзер не царь, не иметь русский рассудок.

СЫРОМЯТНЫЙ. Но ты-то служил и кайзеру, и теперь Гитлеру — подонкам. Это как понимать?

Идёт к выходу, выглядывает, слушает и возвращается.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (настороженно). Я получил наказание от Господь. Узнал свой горе, свой беда. Как это?.. Раскаяние. Я хотел раскаяние. Давал клятва Дева Мария служить. Она спасёт Томас.

СЫРОМЯТНЫЙ. В общем, я понял. Как припекло задницу, так раскаяние. А не взяли бы вас, твой сынок завтра шпарил бы по мне из пулемёта. И не надеялся на Бога. И ты бы не надеялся.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Русский солдат, я имею желание молиться. Томас стоит перед суд. Перед страшный суд. Я должен просить Деву Марию…

СЫРОМЯТНЫЙ. Да молись, мне-то что… Я же так с тобой, ни разу не говорил с генералом немецким, да ещё с бароном… Молись. За американскую лодку ещё помолись, чтобы не спустила посередине реки.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Под Перемышль я молился Езус Мария, имел желание быть генерал. Лейтенант воевать очень плохо. Генерал — хорошо. Пресвятой Мария слышал мой голос, я имею звание генерал. Я был очень глупый, юный… Возвращать Перемышль и лейтенант — молился… имел желание просить не генерал служить — Господу служить.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это правильно. Растолкать бы вас, немчуру, по монастырям лет на сто. Чтоб сидели и молились, чтоб гитлерюгенда больше никогда не выросло… Нет же, пройдёт лет тридцать — сорок, опять найдётся какой-нибудь подонок и своротит вам мозги. Опять на Россию полезете. И забудете, что Бог любит русского солдата.

Берётся за лодку, спускает воздух, сворачивает. Себе.

СЫРОМЯТНЫЙ. Совсем чокнулся старик. У него сына режут, а он молится… Оно конечно, до любого доведись, страшно подумать. Хорошо вот, своих ребятишек нет…

Вдруг что-то слышит. То ли лодка шипит, то ли на улице шорох. Хватает автомат, бежит к выходу. И возвращается задом. Входит Пронский — такой же страшный, как уходил. Генерал не видит его — молится. Пронский сел на скамейку. Длинная пауза. Отвинтил пробку, попил спирта не морщась, встряхнул головой. Глухо, чужим голосом.

ПРОНСКИЙ. Лодку проверил?

СЫРОМЯТНЫЙ. Что?..

ПРОНСКИЙ. Спрашиваю, лодку проверил?

СЫРОМЯТНЫЙ (чуть испуганно). Проверил. Шипит, воздух травит. Втроём и то накупаемся.

ПРОНСКИЙ. На своём берегу обсохнем. (Снова пьёт.)

СЫРОМЯТНЫЙ. Серёга, ты не надирайся…

ПРОНСКИЙ (после паузы). А, тут твои два глотка… На, пей.

СЫРОМЯТНЫЙ. Нет, нет, не буду, не хочу без закуски…

ПРОНСКИЙ. Твое дело… (пьёт).

СЫРОМЯТНЫЙ. Когда переплывём, тогда и… (Вдруг генералу.) Ну, что ты стоишь, идиот? Что я тебе говорил?

Пытается уронить крест — он с грохотом рушится. Все замирают, вертят головами, слушают. В саду поют соловьи. Генерал отползает, таращит глаза.

ПРОНСКИЙ. Не трогай его… Пусть молится.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Где… мой сын? Где мой Томас?

СЫРОМЯТНЫЙ. На том свете твой Томас.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Нет, нет! Не хочу! Я молился! (По-русски.) Я молился! Просил Деву Марию… (К Пронскому.) Господин офицер! Князь! Вы… убивать мой сын? Мой Томас? Нет, это есть не правда.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это как раз правда. Что я говорил?

ПРОНСКИЙ. Заткнись.

СЫРОМЯТНЫЙ. Молчу…

ПРОНСКИЙ. Тащи его на берег. Я возьму лодку.

СЫРОМЯТНЫЙ. Понял. (Подступил к генералу.) Открывай рот! Я кому сказал?

Пытается вставить кляп. Фон Вальдберг неожиданно резко сопротивляется.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Буду кричать! Убили Томас! Мне смерть! Мне нет страх! Поднять тревога!

ПРОНСКИЙ. Да заткни ты ему пасть!

Сыромятный наваливается — в генерале пробуждается сила.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Езус Мария! Я слышал голос! Смерть Томаса нет! Офицер не убьёт мальчик! Князь не убьёт мальчик!

СЫРОМЯТНЫЙ. Слушай, ты, богомолец. Томас твой попал на небеса. Успокойся и не поднимай шума. Ему там будет хорошо с Девой Марией.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Офицер убил Томас — я буду молчать! Буду молчать!

СЫРОМЯТНЫЙ. Убил, убил, молчи.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Буду молчать допрос! Нет показания. Я съесть свой язык. Князь! Офицер! Отвечайт мне! Я есть отец! Вы убил мой Томас?

ПРОНСКИЙ. Да что ты с ним справиться не можешь?

СЫРОМЯТНЫЙ. Здоровый бугай! Откуда что и берётся!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь убил мальчик — мир гибель. Катастроф! Дева Мария остановил руку. Господь остановил руку! Князь, отвечайт! Ты оставил жизнь Томас?

ПРОНСКИЙ (Сыромятному). А ну, погоди. Отпусти его.

Подходит, ставит генерала на ноги. Глядя в лицо.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ужас какой-то… Ну, бровастый, падла, втравил в катавасию.

ПРОНСКИЙ (по-немецки). Твоему Томасу, генерал, будет хорошо. С ним теперь полный порядок. Я отпустил его. Это мое благородное слово.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Не понимаю вас, князь. Мой Томас жив? Или мёртв? Отвечайте мне, как отцу.

СЫРОМЯТНЫЙ (прислушиваясь). Чего? Чего вы там говорите? Что ты ему сказал, лейтенант? Я тоже кое-что шпрехаю, так что не надо скрывать. Где Томасу будет хорошо?

ПРОНСКИЙ. На небесах, старшина.

СЫРОМЯТНЫЙ. А, понял, душу отпустил…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Отвечайте, господин офицер! Если вы убили Томаса — мир станет окончательно подлый и непоправимый. Народ без аристократов и государей — быдло. Чёрное быдло. Я в этом убедился. Это произошло в Германии и в России. (Умоляюще.) Князь, отвечайте мне!

СЫРОМЯТНЫЙ. Что он говорит? Лейтенант? Что он сказал?

ПРОНСКИЙ. Это тебя не касается.

СЫРОМЯТНЫЙ. Меня всё касается! Что вы там разбазарились? Договариваетесь, что ли? А меня за дурака держите?

ПРОНСКИЙ. Да, тебе же надо смершовцу донос писать. Так вот напиши: я уничтожил противника. Убил его, как азиат, ножом в спину. И в лицо не смотрел по твоему совету.

СЫРОМЯТНЫЙ. Где труп?.. Ты можешь сказать, где труп?

ПРОНСКИЙ. Сходи, проверь. Зарыл в кучу прошлогодней листвы. Возле забора, в саду.

СЫРОМЯТНЫЙ. Некогда проверять.

ПРОНСКИЙ (зло). Нет уж, иди и проверь! А то напишешь!

СЫРОМЯТНЫЙ. Я верю, лейтенант. Пора двигать.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (недоумённо). О чём вы имеете беседу? Я не понимайт…

СЫРОМЯТНЫЙ. А и нечего понимать. Не то в самом деле сожрёшь свой язык. И приведём куклу в штаб. Чурку с глазами. А ты молодец, лейтенант, наколол его… (Генералу.) Жив твой Томас! Отпустили его!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (радостно, по-немецки). Я верю тебе, русский солдат! (По-русски.) Я имею вера, доверие тебе, русский солдат. Ты соблюдал честь — не убил Томас…

ПРОНСКИЙ. Ну, хватит валандаться! (Сыромятному.) Хватай его на горб и тащи на реку. Я буду прикрывать.

СЫРОМЯТНЫЙ. Есть, товарищ лейтенант!

ПРОНСКИЙ. Только кляп ему вставь.

СЫРОМЯТНЫЙ. В сей момент! Ну-ка, барон, открывай хайло! (Показывает затычку.) Это для порядка. А то ты больно уж говорливый.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Русский солдат, отвечай мне ещё один раз: Томас жив?

СЫРОМЯТНЫЙ. А ты что, не веришь голосу Девы Марии? Ты же слышал голос?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да, верю! Господь спас!

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну вот. Чего же я могу сказать? После Девы Марии?.. Разинул пасть, быстро! Иначе ножом разожму! Шнель, шнель! Антворте! Мы по-хорошему отпустили сынка, ты послушно топай с нами.

В это время в проёме двери возникает несуразная тень, затем появляется ТОМАС. Смотрит. Его пока никто не замечает.

ПРОНСКИЙ. Выруби его, на хрен и не уговаривай! Только не сильно бей.

Сыромятный снимает автомат, Пронский наклоняется, чтобы взять лодку. Томаса видят все одновременно. Немая сцена. Долгая пауза.

Картина вторая

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Томас… (По-немецки.) Я рад, Дева Мария не отвернулась от нас, от нашего рода. Но почему ты вернулся?

СЫРОМЯТНЫЙ. Мать моя женщина… Воскрес!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Нам повезло, Томас. Мы попали в плен к благородным людям, посланным от Господа. Я не удивлюсь, если узнаю, что это были Архангелы Гавриил и Михаил (показывает на разведчиков). Гавриил, Михаил — архангелы, божьи воины. Они спасли тебя, но зачем ты вернулся?

Томас приближается к отцу. Пронский подломился. Сел.

ТОМАС (по-немецки). Мой отец. Я не могу оставить тебя. Хочу разделить участь.

Томас встал на колени, обнимает отца. Пауза.

СЫРОМЯТНЫЙ. Прямо, как на картине…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-русски). Архангел тоже имеет… количество терпения. (По-немецки.) Нельзя испытывать терпение небесных воинов, Томас.

СЫРОМЯТНЫЙ. Сплошная мистика: должен лежать под кучей листьев, а стоит здесь. Чудеса, как тут не поверить в Бога? И слышит наши… молитвы? Эй, лейтенант, чего молчишь?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты поступал… против воли Господа, Томас. Архангел Гавриил и Михаил отпустить тебя с мир, а ты пришёль назад. Чей это воля, Томас?

СЫРОМЯТНЫЙ. Покойники встают? Из мёртвых воскресают? Ну-ну… Скажи что-нибудь, лейтенант. Как говорят, разъясни ситуацию.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Тебе не следовало возвращаться. Война скоро кончится, осталось совсем немного. Я дам показания русским, и они не убьют меня. Когда-нибудь вернусь назад, в Германию, и отыщу тебя.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант, может, ты язык съел?.. Ты почему отпустил его? Я же вижу — отпустил, руки развязаны. Ты соображаешь, что ты сделал? Хорошо этот полудурошный поросёнок не попал к своим, а сюда припёрся. А если бы попал?.. Не отмолчишься, лейтенант. Ох, не зря смершовец за тобой наблюдает. Вот оно, предательство, вылезло наружу…

ПРОНСКИЙ. Ты можешь меня выслушать… как будто мы просто люди и войны нет. Сидим мы с тобой и говорим.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лясы точить нет времени, да и я представить не могу, что войны нет… Но всё равно давай, валяй. Только по ускоренному, как офицерские курсы.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-русски). Будь я проклят! Дважды слышал голос — Томас спасён. И дважды не имел веры, а имел сомнений. Русский поклон, князь!

СЫРОМЯТНЫЙ. Давай, давай, рожай что-нибудь. Или комплименты выслушиваешь? Поклоны принимаешь?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Есть аристократ — есть народ. Нет аристократ — подонки, быдло, море кровь. Россия есть аристократ. Ленин стрелял, Сталин стрелял — не убил дух, честь.

ПРОНСКИЙ (Сыромятному, вдруг). Должен признаться… Хотел убить и не смог. Несколько раз замахивался. А этот мальчишка обернётся ко мне и что-нибудь спросит. Будто кто-то его одёргивает в этот момент… И в глаза мне смотрит. Взгляд глупый, как у сумасшедшего или блаженного. Не хотел ему в глаза смотреть — он сам. И говорит глупости… То под яблоней убить просит, то на берег свести, но потом обязательно в листву зарыть. Чтобы тепло было.

СЫРОМЯТНЫЙ. А ты и раскис?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Гитлер не стрелял аристократ, эмиграция не имел место, а дух германской аристократ — капут.

СЫРОМЯТНЫЙ. Закрой рот! Я тебе кляп вставлю!

ПРОНСКИЙ. Мальчишку нельзя убивать, Сыромятный. Я это понял.

СЫРОМЯТНЫЙ. Спелись, князья-бароны, сговориться успели. Вот где проявилась твоя настоящая натура.

ПРОНСКИЙ. Мне нужно с тобой сговориться. Я не предатель, и Родину не продавал, наоборот… Мне важно, чтобы ты тоже понял. Не смог же ты убить его? Не смог. И врёшь, что мне это дело оставил. Конечно, можешь написать в бумагах, как я тебя уговаривал отпустить пленного и подвергал опасности операцию, но мне сейчас стало всё равно. Смерш, НКВД, трибунал… Нет, я жить хочу. Только у меня нет выбора, в любом случае мне теперь труба. Вся надежда на тебя, старшина. Согласишься ты отпустить мальчишку, спасёшь и себя и меня.

СЫРОМЯТНЫЙ. Предлагаешь мне разделить ответственность напополам? Повязать меня? Чтоб я жил и не дёргался?.. Лейтенант, а я привык жить честно и открыто. Думаешь, только у вас, князей, честь? У нас тоже есть чем гордиться… Самое главное, я не против — пускай пацан живёт. Другое дело, не уплыть нам отсюда, если его оставим. Он же чокнутый! Куда ты его денешь? Видал, назад вон прибежал. Хорошо, на патруль не напоролся, нас бы уж тут обложили и выкуривали…

ТОМАС (по-немецки). Отец, я тебя развяжу. Я освобожу тебе руки.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Не нужно этого делать, Томас. Теперь я готов жить и со связанными руками.

СЫРОМЯТНЫЙ. Не знаю, лейтенант, время вышло, и так больше часа канителимся, а на той стороне нас ждут.

ПРОНСКИЙ (вспомнил). Мы дошли до забора, пропустили патруль, а он вдруг говорит о вечерней жертве…

СЫРОМЯТНЫЙ. О чём?

ПРОНСКИЙ. О жертве вечерней.

СЫРОМЯТНЫЙ. Как это?..

ПРОНСКИЙ. Сегодня день такой… Ну, есть день в пасхальной неделе, когда Богородице воздаётся вечерняя жертва. Бескровная жертва…

СЫРОМЯТНЫЙ. Слушай, Серёга, у тебя на почве религии крыша едет. Ты дальше туда не ходи, нельзя. Был у нас один такой, по ночам втихушку молиться стал, а потом целый день ходил, улыбался и всем фиги показывал. Забрали и увезли.

ПРОНСКИЙ. А древние иудеи когда-то возносили своему богу кровавые жертвы. И Господь наслал на них Навуходоносора, чтобы покарать за кровь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Серёга! Лейтенант?

ПРОНСКИЙ. Сегодня нельзя проливать кровь. Веришь ты в Бога или нет, но нельзя, понимаешь? Всё же происходит помимо нас, над нами. А мы слепые, не видим, не чувствуем, кажется, ничего особенного, война же… Только кровь-то имеет магическую силу, сакральную.

СЫРОМЯТНЫЙ. Не сходи с ума, лейтенант! Ты что, этого полудурочного генерала наслушался? Вместе с его придурком сыночком? Куда тебя потянуло-то?

ПРОНСКИЙ. Воздадим кровавую жертву, Господь и на Россию нашлёт Навуходоносора, как на иудеев.

СЫРОМЯТНЫЙ. Чего ты несёшь? Ты бы ещё потоп вспомнил!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Тебя отпустили Томас, уходи. Обо мне не волнуйся, я выживу. Я под Перемышлем выжил.

ПРОНСКИЙ. В этот день нельзя ни капли проливать… Всё будет воспринято, как кровавая жертва. Даже если случайно. Мне бабушка говорила, я вспомнил. Навуходоносор явится один в трёх лицах, так что его сразу и не узнаешь. Но есть приметы у каждого. Первый будет горбатый и с пятном, второй — беспалый, а третий — рыжий. Самая страшная ипостась — рыжая, дьявольская…

СЫРОМЯТНЫЙ. Всё, всё, лейтенант. Ты успокойся, главное, успокойся. Ничего же не случилось, пока всё в порядке. Никаких Наву… ход… Ново… В общем, никаких пока горбатых, беспалых и рыжих. Скоро войне конец. Там будет мир, домой поедем, и так заживём, лейтенант! В гости друг к другу приедем, и будем вспоминать, как сидели в костёле в тылу у фрицев и дурью маялись. Вот посмеёмся!.. Чего переживать?

ПРОНСКИЙ. Я отпущу мальчишку. А ты будешь молчать, как рыба, понял?

СЫРОМЯТНЫЙ. Да, я понял. Что я, злодей, что ли?.. Думаешь, мне охота? Надо чего-нибудь придумать и всё, а ты про всяких Ново…соров. Бабушкины байки, верно?

ПРОНСКИЙ. Верно.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну вот, ты же не кликуха, а советский лейтенант, два ордена, медали «За отвагу». Приказывай, что делать. Отпускать — значит отпускать.

ПРОНСКИЙ. Просто так отпускать опасно…

СЫРОМЯТНЫЙ. И я говорю — опасно.

ПРОНСКИЙ. Останусь здесь, с ним. А вы сейчас же с генералом плывите к нашим. Я подстрахую.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты что, сбесился?

ПРОНСКИЙ. Понимаешь, у генерала тогда не будет сомнений, он даст показания. Слышал, что говорит? Если не отпустим сына, откусит язык. Ну, если и не откусит, то слова не добьёшься, это точно. Никакие уговоры и пытки не помогут. Надо, чтобы он верил.

СЫРОМЯТНЫЙ. Он и так поверит. (Косится на фон Вальдберга.) Ему только немного загнуть по поводу Богоматери и прочих святых…

ПРОНСКИЙ. Я остаюсь здесь.

СЫРОМЯТНЫЙ. А что я скажу командиру? И тому, из Смерша?.. Нет, лейтенант, так не пойдёт. Из-за какого-то сопляка, гниды, башку свою подставлять? Сначала здесь, а потом — там… На кой тебе ляд?

ПРОНСКИЙ. На день укроюсь где-нибудь. А ночью на бревне уплыву к своим.

СЫРОМЯТНЫЙ. В такой воде? На бревне?.. До середины не выгребешь.

ПРОНСКИЙ. Выгребу, с Божьей помощью.

СЫРОМЯТНЫЙ. Серёга?!. Утром хватятся генерала! Тут такое начнётся!..

ПРОНСКИЙ. И вам будет лучше в этой душегубке вдвоём. Если что — прикрою. Запасные диски и гранаты оставь…

СЫРОМЯТНЫЙ. Но что я скажу?!

ПРОНСКИЙ. А скажи — лодка течёт, спускает, ненадёжная. Потому пришлось разделиться. Про мальчишку молчи, ни звука.

Пауза. Сыромятный начинает молча метаться. Вдруг.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Прошу иметь внимание, Архангел Гавриил, Архангел Михаил. Я понял… мысль Господа. Он просит мой сын Томас, как жертва. Он послал вас дать мне разум, послал испытание веры… Томас не больной, Томас жертвенная овца. (По-немецки.) Агнец Божий, жертвенная овца. Поэтому он большой, жирный. (По-русски.) Господь давал испытание патриарх Авраам, Исаак, сын Авраам, взял хворост, отец взял нож и имел желание убить свой сын, жечь на огонь — давать жертва Господу. Доказать свой истинный преданность и вера.

СЫРОМЯТНЫЙ. Что он мелет? Что мелет?.. Совсем с ума сошёл?

ПРОНСКИЙ. Нет, старшина… Это библейская легенда об Аврааме.

СЫРОМЯТНЫЙ. Так он, вроде, говорит — сына в жертву? Сам убить хочет?

ПРОНСКИЙ. Так сделал Авраам…

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну и фашист! Своего сына?.. Ни хрена себе…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Имею желание доказать любовь Господу и Дева Мария. Прошу дать нож. Прошу развязать рука и дать нож.

СЫРОМЯТНЫЙ (пятится). А ведь зарежет!.. Чую… Лейтенант, я же как зверь чую… Убьёт!

ПРОНСКИЙ. Господь не позволит приносить кровавую жертву. Авраам не убил Исаака, только занёс нож. Архангел остановил руку.

СЫРОМЯТНЫЙ. Может, тот Авраам и не убил. А этот… Ты посмотри в его глаза!

ПРОНСКИЙ. Это испытание любви и веры к Богу.

СЫРОМЯТНЫЙ. Да на хрен такие испытания! В библии мало ли чего не нагорожено, это не наша жизнь, и не война с фашистами. Он же нелюдь, гляди…

ПРОНСКИЙ. Давай развяжем и дадим нож. Кто сказал, что времена нынче — не библейские?

СЫРОМЯТНЫЙ. Не понимаю… Он же отец! Ладно там, генерал гитлеровский, фашист. Но отец ведь?

ПРОНСКИЙ. Говорю же, это испытания Бога!

СЫРОМЯТНЫЙ. Испытания… А если он вправду станет резать, замахнётся, а не убьёт? Если рука остановится?

ПРОНСКИЙ. Значит, придётся тебе поверить — Бог есть.

СЫРОМЯТНЫЙ. Одному мне поверить? А тебе?

ПРОНСКИЙ. А я уже… верю.

Пауза. Сыромятный отступает теперь от Пронского.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Архангелы! Михаил, Гавриил! Развяжите мой правый рука! Прошу дать нож!.. Томас, страх нет. Есть любовь, вера — нет сомнений и страх.

ПРОНСКИЙ. Я развяжу его и дам нож.

ТОМАС (по-немецки). Скоро наступит рассвет, отец. Я люблю, когда всходит солнце. Из моей амбразуры всегда видно восходящее солнце. Красное и очень большое. Пулемёт красный, руки красные…

СЫРОМЯТНЫЙ. Что говорит? Что он говорит?! Хочет, чтобы его отец зарезал?

ПРОНСКИЙ. Нет, он любит, когда всходит солнце. Ждёт утро.

СЫРОМЯТНЫЙ. В душу Христа!.. Вы меня с ума сведёте!

ПРОНСКИЙ. Я дам нож…

СЫРОМЯТНЫЙ. Нет!.. Никаких испытанй. Мои нервы вам полигон что ли? Всё, хватит, наслушался. (Хватает, трясёт Пронского.) Ты-то чего, ошалел? Ладно он от горя ум потерял, сын всё-таки. Но ты — от чего?!. Ещё и князем называешься! Князья-бояре! Народом правили! Посходили с ума и правили, потому и бардак начался, потому вас в семнадцатом и скинули к чёртовой матери. А не выдрючивались бы, не забивали бы себе головы всякой галиматьёй, философией, глядишь бы, и до сих пор сидели. И порядок бы в мире был, может такой войны не случилось. Нет, всё испытания вам нужны! Попробовать брата зарезать, сына зарезать… А вдруг, как в библии получится? Только хрен вот! Это для дураков написано. Получится, как в жизни!.. Не дам ему сына резать!

ПРОНСКИЙ. Тогда я вынужден остаться здесь, старшина.

СЫРОМЯТНЫЙ. И тебя не оставлю.

ПРОНСКИЙ. Если на бревне не приплыву — приедешь за мной на лодке. Потом, на следующую ночь.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Вы есть Архангелы? Прошу отвечайт, господа. Я старый, плохо имею зрение… Господин офицер? Господин солдат?

СЫРОМЯТНЫЙ. На войне так не бывает — взял и приплыл. Что завтра будет, что через час будет, через минуту — никто не знает, даже Дева Мария. Хватятся снятых часовых, потом генерала — крышка тебе будет! Ты это понимаешь? Ты тут больше часа не просидишь! И Бог не поможет… А если наши допросят и начнут артподготовку? Кто о тебе подумает? Да с землёй смешают и всё… Не оставлю.

Вдруг хватает Томаса, отрывает от отца.

ПРОНСКИЙ. Что?.. Что ты хочешь делать?

СЫРОМЯТНЫЙ. Не твоё дело, лейтенант. Вы все — чокнутые!.. (Томасу.) Пошли! Вперёд, жертва неудачного аборта! Ком, ком, агнец божий, недоносок… Из-за тебя такой сыр-бор!..

Уводит, почти уволакивает из костёла. Пауза.

Картина третья

ПРОНСКИЙ. Не волнуйтесь за сына, генерал. Этот человек не сделает зла Томасу. Он очень благородный человек. И чистый.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, князь, имею полная истинная вера. Русский солдат благородный. Господь по эта причина любит и давал победа.

ПРОНСКИЙ. Когда наши войска возьмут Берлин, я позабочусь о судьбе Томаса. И о вашей судьбе, генерал. Я разыщу его.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Буду иметь обязанность, князь…

ПРОНСКИЙ. Этого мало, генерал!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Прошу не называть — генерал. Я нет генерал.

ПРОНСКИЙ. Да, помню… Чтобы я смог побыстрее отыскать вашего сына, следует закончить войну, и поскорее. Это значит — взять Берлин.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я понимайт ваш задач.

ПРОНСКИЙ. Дадите полные показания в штабе советского командования.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да. Полные показаний, слово барон фон Вальдберг.

ПРОНСКИЙ. Всё равно вы дали клятву служить Господу, а это выше, чем присяга подонкам.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господь выше. Господь выше всякий присяга. Он есть над голова и имеет хороший глаз, зрение.

ПРОНСКИЙ. Я испытал чувства… Будто и в самом деле стоят библейские времена. Как стоит погода, земля, туман на реке…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Катастроф, апокалипсис — да, да… Господин офицер, ваше званий есть лейтенант?

ПРОНСКИЙ. К чему теперь это?.. Трагедия, апокалипсис…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я тоже есть лейтенант. Германский лейтенант под Перемышль. Окоп, насекомый вошь, конский мясо и газ — иприт.

ПРОНСКИЙ. Да, я это помню… А я вот лейтенант под Берлином.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Лейтенант под Премышель — испытание, плохой, тяжёлый время. Но есть юность, молодой, и много есть счастья. Хочу, имею желание быть генерал. Генерал на война — лёгкая война, красивый война.

ПРОНСКИЙ. Это точно. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Так у нас говорят.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Хорошо говорят. Это есть истина.

ПРОНСКИЙ. Только мне уже не хочется быть генералом, барон. И в лейтенантах тошно… Я тоже бы хотел служить Богу. Пресвятой Богородице, российской заступнице.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Аристократ, князь имеет обязанность служить армия, земля отцов. Чёрный народ — быдло. Армия вся иметь чёрный народ — армия быдло, плохо. Много кровь. Аристократ в армия — хорошо, мало кровь.

ПРОНСКИЙ. Да… Приходится выбирать зло. И меньшему отдавать предпочтение.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь, мечтай быть генерал. Чёрный народ избрать чёрный аристократ, чёрный генерал. Тогда нет надежда, тогда земля отец будет чёрный.

ПРОНСКИЙ. Нет, одна надежда есть — наказание Господнее.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господь — благо-ръёдный, Дева Мария — нет порока. Они не имеют знания наказаний. От них — есть добро, разум, благо…ръёдный дела.

ПРОНСКИЙ. А как же — Навуходоносор? Насланный на иудеев?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Навуходоносор — нет. Навуходоносор есть иудеям наказаний. Христиан — найн, нет.

ПРОНСКИЙ. Почему же моя бабушка говорила: придёт он в трёх лицах, но узнаваемый по приметам. Первый будет горбатый и с пятном, второй — беспалый, а третий — рыжий…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь есть идеалист. Фольклор, предания, апокриф — нет истин.

Входит Сыромятный, как тень, присаживается скромно на скамью, руки держит врастопырку, будто в грязи.

ПРОНСКИЙ. Отпустил?..

СЫРОМЯТНЫЙ (отвлечённо). Отпустил… (Тихо, скрывая от генерала.) Даже не чирикнул птенец…

Пронский вскакивает. Пауза. Генерал по-прежнему в благодушно-философском состоянии.

ПРОНСКИЙ. Что ты сделал?

СЫРОМЯТНЫЙ. Улетел птенец… Глаза пустые, как стреляные гильзы.

ПРОНСКИЙ. Посмотрел…

СЫРОМЯТНЫЙ. И ничего, раз пустые…

ПРОНСКИЙ. Зачем ты это сделал?

СЫРОМЯТНЫЙ. А кто бы ещё это сделал? Ты? Или папашка?

Пауза, полное замешательство, одышка, головокружение.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Истина есть служба. Лейтенант — служба плохо, генерал — очень хорошо, красив. Генерал, аристократ — истина есть.

СЫРОМЯТНЫЙ. Смог бы ты?.. Не смог. Слабый ты, не из тех князей, кто своих врагов конями рвал. Кто не думал, как Богу молиться, а молился. Кто не драл горло за любовь к Отечеству, а просто любил…

ПРОНСКИЙ. Понял… Понял тебя, старшина. Ты страшный человек.

СЫРОМЯТНЫЙ (тихо). Лейтенант, что же ты так со мной… несправедливо? Это я — страшный? Князь вынудил холопа, а потом его испугался? Где же тут правда? Ты правдолюбец, лейтенант, что же теперь отступил? Возьми на себя часть груза. И пусть генерал возьмёт. Оба же хотели этого. Хотели и не смогли… Теперь я — злодей? А не ты ли хотел дать отцу нож? Не ты ли просил меня?..

Вдруг бежит к выходу, прячется, наблюдает, возвращается с оглядкой на дверь. Пронскому, настороженно.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты ничего не заметил? Нет?

ПРОНСКИЙ. Что я должен был заметить?

СЫРОМЯТНЫЙ (указывает). Там кто-то показался… Тень.

ПРОНСКИЙ. Нам пора, генерал.

Комкает лодку, готов идти.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Почему, князь, есть место издевательства? Я — барон фон Вальдберг!

ПРОНСКИЙ. Нет, я не издеваюсь, прошу прощения… Нам пора плыть, барон.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, да… Пора плыть. Как далеко, князь? Какая сторона плыть?

ПРОНСКИЙ. На берег. На наш берег, через холодную весеннюю реку.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Какая есть нужда плыть? Почему плыть?

ПРОНСКИЙ. Барон… Вы — военнопленный. Вы дали слово фон Вальдберга — обязаны дать показания командованию. Система обороны вашего укрепрайона, оборона Берлина.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Почему — оборона Берлина? Не понимайт… Я вас не понимайт, князь.

ПРОНСКИЙ. А я вас, барон…

СЫРОМЯТНЫЙ. Кажется, я вас понял обоих… Сговорились, белая кость, голубая кровь?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Кто есть генерал? Барон фон Вальдберг — генерал? О, да! Сладкий сон, тайная мечта…

СЫРОМЯТНЫЙ. Да замолчите вы?.. Дайте же сказать холопу.

ПРОНСКИЙ. Что с вами, генерал? Вы же реально осознавали положение… И положение своего сына. Вы же намеревались… уподобиться библейскому Аврааму и убить Томаса.

СЫРОМЯТНЫЙ (к одному, к другому). Дайте сказать?.. Вы же хотели убить его? Хотели… Только не смогли, не хватило решимости, воли. Я же избавил вас!.. (Шарахается от входа.) Идёт! Он идёт, смотрите!

ПРОНСКИЙ. Кто идёт?

СЫРОМЯТНЫЙ. Этот пацан! Вон же, вон, не видите? Неужто не дорезал?..

Входит Томас, приближается к Сыромятному. Тот выставляет нож, наступает. Никто больше Томаса не видит. Это борьба с призраком.

ПРОНСКИЙ. Стой! Никого нет! Там никого нет!

СЫРОМЯТНЫЙ (вдруг). И правда… нет. А точно видел — ко мне шёл Томас. Сын вот этого фашиста, Томас.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (мечтательно). Когда имеешь мокрый окоп, мокрый шинель, русский снаряд и Перемышль, генерал — не видеть близко. Генерал — далеко, как звезда и Господь в небо.

ПРОНСКИЙ. Вы оба сошли с ума!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я не есть генерал. Я есть лейтенант фон Вальдберг.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это мне наказание?.. Ах вы, суки! Уплывёте и оставите? Лейтенант? Оставишь меня тут на поживу?!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Перемышль, окоп, насекомый вошь — кусочек шпик нет!

ПРОНСКИЙ. Генерал, война с Германией проиграна. Гитлер капут!.. Мы под Берлином, генерал.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант, не оставляй? Я же не хотел тебя бросать здесь, помнишь? Мы как-нибудь уместимся в одной лодке. Уместимся и переплывём!

ПРОНСКИЙ. Не уместимся. Нам нельзя в одной лодке. Не хочу, не могу с тобой плыть. Ты убил, ты принёс кровавую жертву.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я не имею желаний плыть. Я хочу сидеть свой окоп и мечтать о генерал!

ПРОНСКИЙ. Какого чёрта, барон? Ты генерал вермахта и дашь показания командованию! Ты поплывёшь на нашу сторону!

СЫРОМЯТНЫЙ. Не возьмёшь?.. Ладно, лейтенант, не бери. Думаешь, я погибну? Хрен тебе! Хрен вам всем! Я детдомовский, у меня такая живучесть…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Допрос — нет мысль. Лейтенант, пехота, окоп — нет показаний. Я не имею информация, знаю свой солдат — двадцать и три штык, один километр окоп, вошь, мясо, иприт…

ПРОНСКИЙ. Барон фон Вальдберг!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, я есть барон…

СЫРОМЯТНЫЙ. Сговорились, князья… Как же так? А меня — за борт?

ПРОНСКИЙ (уговаривает). Генерал, опомнись. Сейчас сорок пятый год. Нет Перемышля! Есть Берлин! Есть сын Томас!

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (покорно). Есть Берлин — Томас нет. Есть Перемышль — нет генерал…

СЫРОМЯТНЫЙ. Ладно, пусть будет так. Только я не утону, я лёгкий, и если есть грех — не мой, ваш на себя взял. И камня за пазухой нет, ко дну не потянет.

ПРОНСКИЙ. Ну всё, генерал. Идите вперёд, всё равно поплывём. Ночь на исходе, скоро солнце взойдёт.

Уходят. Сыромятный остаётся один. На ходу.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Слушаюсь, господин офицер. Господь всюду имеет своя воля. Мечта — его воля, плавать на какой берег тоже есть мысль Бог, не человек.

Мимо них, незамеченый, проходит в костёл Томас — призрак. Направляется к Сыромятному.

СЫРОМЯТНЫЙ. Опять ты… Так со мной и будешь теперь?.. Видишь, они ушли и бросили меня. Ещё говорят, вера у них. Где она, вера, если меня предали?.. А ты же знаешь, я их спас! Разве лейтенанта не спас? Не принял его грех на себя, не пострадал за него?.. И отца твоего тоже спас. Что было бы с ним, возьми он и убей тебя? Своей рукой? И подумать страшно… (Пауза.) По секрету скажу, ещё одного человека спас, который в вашем фашистском логове работает. Только тихо!.. А сколько солдатских жизней? Кто их сочтёт? И знать-то не будут, отчего головы не сложили, а остались невредимыми… (Пауза, подходит близко). Да и тебя ведь тоже спас, от всех будущих грехов… Я — спаситель, а они взяли меня и бросили… Слепые, что ли? Или уж так заведено?

Пауза, безмолвие. Идёт к распятию — Томас тенью за ним. Сыромятный тихо смеётся.

СЫРОМЯТНЫЙ. Да ведь я же сам спасусь и воскресну. И ещё поглядим, кто доплывёт до того берега! Ну-ка, помоги мне? Нет? Не хочешь?.. Ладно, понесу один, если никто больше не хочет.

Поднимает распятие, взваливает на спину — распятый с другой стороны. Тяжело, горбится, несёт к выходу.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ничего, что тяжёлый. Зато плыть надёжно. Эта лодка не опрокинется, не потечёт. Только бы донести, только бы донести…

Несёт, гнётся и следом — молчаливая тень жертвы.

Занавес