Азат и Чародей. Сочетание литературы и кинематографа

Сейтек Нарынский

Люди часто защищают себя от горькой правды и создают идеальную историю. Кирилл и Азат – два совершенно не похожих друг на друга человека, но это не мешает им быть близкими друзьями.

Глава 2

Подъехав к воротам нашего дома, я нажал на левую кнопку на малюсеньком пульте, что носил с собой всегда, и они начали подниматься. Опускала их уже правая кнопка на этом крохотном приспособлении.

Берни, наш громадный ротвейлер, подбежал ко мне и, встав на задние лапы, положил передние мне на грудь.

— Отстань! — рявкнул я, грубо оттолкнув его.

Бедный пес обиженно заскулил и поплелся восвояси.

Когда я вошел в дом, наверху, как у нас было в порядке вещей, грохотала ссора.

— Тебе внуков нянчить пора!

— Да и тебе тоже! Строишь из себя двадцатилетнюю. Может, лицо и отремонтировано, но куда тело-то денешь, а?А годы? Годы куда собираешься спрятать?

— Старый козел ты, сволочь! Какая же я дура, что вышла за такую конченную мразь. Как же я ошибалась! Дура я!

— В этом ты права.

— Чего? Ты на что намекаешь?

— На то, что ты дура. Ты сделала чистосердечное признание только что.

— Ах вот значит как. Да ты же…

Я не стал дальше слушать. Закрыв уши ладонями, я взбежал на четвертый этаж, открыл дверь своей спальни, вошел, с яростью хлопнув ею, и подошел к окну.

«Высшие силы, — прошептал я, — помогите, умоляю. Я несчастнейший из людей. Господь, спаси меня, спаси. Прости, что часто забывал о тебе. Я твой жалкий раб. Спаси меня».

Солнце как раз село в этот момент, и весь небосклон озарился нежным розовым светом. Наш четырехэтажный особняк возвышался над всеми домами в Сомовке — районе, где я проживал, — поэтому ничто не могло заслонить от меня чудесный закат. Как же красиво, поражался я, неописуемо красиво. А ведь я и раньше много раз видел закаты. Но именно сегодня любуюсь этой дивной картиной. Почему именно сегодня? Чем особенен сегодняшний день?.. Боже, как странно. У меня будто отлегло от сердца… Да, очень странный день. Никогда в жизни не было у меня подобного дня, никогда еще не бурлила во мне такая чудовищная ревность. Я и представить не мог, что ревность настолько сильное чувство, способное короля превратить в ничтожество… Боже мой, столько переживаний из-за какого-то парня. Ну и что с того, что он красивый? Мало ли на свете красавчиков… Особенный день. Необычный день… Высшие силы, спасибо, что услышали меня. Так полегчало… Эх, уйти бы вслед за солнцем, далеко-далеко. Но ведь солнце опять возвращается. Значит, и мне придется вернуться… Нет, от реальности, от этого поганого дома никуда не уйдешь… Не хочу жить здесь… А небо из розового становится темно-синим. Сумерки. Скоро вызвездит. Хотя, уже наверно появились звезды. Да, вижу пару светил… Вон еще одна… Желаю, чтобы эти секунды длились вечно. Господь, останови время…

В комнате вдруг включили свет. Обернувшись, я увидел свою младшую сестру.

— Стучусь, стучусь, а ты даже не отвечаешь, — сказала Вероника удивленно. — Что с тобой? Что ты делаешь в темноте?

— Да так, любуюсь звездами.

— Ого, с каких пор мой брат стал романтиком?

— Сегодня.

— Хм, и что сегодня такое случилось?

— Да ничего особенного.

— Ладно, не хочешь говорить — не надо. Я не настаиваю. Я просто зашла к тебе сказать, что днем звонил твой тренер. Он спрашивал, вернулся ли ты из Франции. Я ответила утвердительно. И он просил позвонить ему, когда ты придешь с уроков. Если честно, он уже целый месяц звонит. Задолбал вообще!

— Хорошо, я ему позвоню.

Сестра вышла, а я подошел к телефону. Без всякого энтузиазма набрав номер тренера, я стал ждать. Слышались гудки. Трубку подняли.

— Алло, — послышался детский голос.

— Алло, Даку, папа твой дома?

— Да.

— Скажи ему, звонит дядя Кирилл.

— Какой дядя Кирилл?

— Даку, это я, Кирилл. Помнишь, я тебе самолет подарил?

— Самолет? — удивленно переспросил мальчик. — Ты тот самый русский, кого папа называет «бешеный»?

— Он самый.

— Хорошо, щас позову.

Через некоторое время я услышал твердый, как сталь, бас моего тренера.

— Алло, Кирилл!

— Здравствуйте, Минжашар Жакшылыкович.

— Ну, как дела? Хорошо, что позвонил. Что-то мне думается, ты окончательно отрекся от бокса.

— Да нет, Минжашар Жакшылыкович. Просто я был во Франции.

— Знаю, ты каждый год куда-то летаешь. В прошлом году в Эмиратах, кажется, был? И в позапрошлом тоже долго пропадал. В какую же тогда страну ты совершал вояж?

— В позапрошлом? Немного путешествовал по России. Потом был в Прибалтике, в Белоруссии, Украине, а затем в Турции.

— Ты у нас путешественник со стажем. Но рано или поздно корабль должен причалить в родной гавани. Поэтому ты и в Бишкеке, чему я безмерно рад… Ты у меня самый сильный боксер — я тебе тысячи раз это говорил, — и ты тоже прекрасно знаешь. Ты моя надежда, надежда нашего клуба, надежда нашей страны. Каждый раз я беспокоюсь, как бы ты не потерял форму. Я боюсь, что ты лишишься бойцовских качеств. Чрезмерное путешествие, праздное времяпрепровождение, алкоголь — все это ведет к глубокому нокауту в прямом и переносном смысле… В школьные годы ты был просто непобедим. Тогда в тебе жило уважение к строгой дисциплине. После того, как ты стал студентом, у тебя поражения появились. Ты не забыл прошлогоднего нокаута?

— Такое забудешь, — грустно протянул я.

— Вот видишь, причина всему этому — ты отдалился от нас. К тому же, я много раз слышал, что ты применяешь бокс вне ринга. Кирилл, это нехорошо. Когда ты на ринге, бей, круши — никаких проблем. Но находясь на улице, никогда не смей махать кулаками. Я тренировал тебя с детства не для того, чтобы ты наводил ужас на общество. Я вкладывал в тебя весь мой энтузиазм для того, чтобы мир видел гордо реющий флаг нашей страны и слышал торжественную мелодию нашего гимна. Мы — молодое государство. Нам необходимо громко заявлять о себе. Именно мы, спортсмены, несем ответственность за это, тебе понятно?

— Да, конечно, — ответил я.

— Это я и хотел тебе сказать. Кирилл, дорогой, ты — прирожденный боец. Ты — самый лучший и любимый из моих учеников. Я не хочу потерять тебя. Ты нужен нам. Очень скоро состоятся крупные соревнования — чемпионат СНГ. Кирилл, ты будешь биться там. Ты должен готовиться. Ты понимаешь, о чем я? Чемпионат пройдет в феврале в Алматы. Ты поедешь туда. Осталось немного времени — пять месяцев. Ты не будешь участвовать в отборочных турнирах. Понимаешь? Я все уладил в федерации бокса. Не хватало еще, чтобы ты получил травму. Ты должен поехать в Казахстан абсолютно свежим и без изъянов. Тогда у тебя больше шансов победить. Да никто и не сомневается, что ты самый сильный в своей весовой категории, не один раз ты доказывал это. Не подведи нашу страну, понял?

— Да, Минжашар Жакшылыкович.

— Так что, завтра бегом в «Огненные перчатки». Я жду тебя.

— Завтра? — кисло спросил я.

— Конечно! Тебя что-то не устраивает?

— Но ведь завтра у меня дела в университете, неотложные, — соврал я.

— Тогда послезавтра! Обязательно приходи!

— Хорошо.

Положив трубку, я упал на кровать. Устало закрыв глаза, я начал вспоминать финальный бой чемпионата Азии среди любителей, проходившего в Шанхае. Я четко помнил тысячи и тысячи китайских лиц, заполонивших огромный стадионище. Передо мной стоял мой противник — жилистый китаец по имени И Ка Си. Рефери из Бангладеш на ломаном английском перечислял нам правила. Мой визави смотрел на рефери и спокойно кивал головой, подтверждая свое согласие беспрекословно следовать им. А я агрессивно вперил в китайца глаза, желая сломить его дух еще до начала боя — давно проверенный способ. Он изредка поглядывал на меня и снова отводил взгляд, сосредоточив внимание на судье.

Рефери кончил болтать, и мы приготовились. Ударили в гонг, и я атаковал. Я хотел застать противника врасплох, но ничего не получилось. Он оказался обладателем превосходной реакции и интуиции. С легкостью минуя мои удары, И Ка Си успевал еще и наносить чувствительные хуки. Это меня окончательно разъярило, я бился, забыв об осторожности и игнорируя советы, которые кричал Минжашар Жакшылыкович. Китаец же, в полную мне противоположность, сохранял невозмутимость и хладнокровие. Я наступал и загонял его в углы ринга, но он выходил блестяще из таких неприятных ситуаций. Близился к концу первый раунд. Остались считанные секунды.

«Что ж, я уложу тебя во втором раунде, — мелькало в мыслях. — Нет, второй раунд мне не нужен! Я вижу, у тебя открыта левая челюсть. Я проникну туда!». Я занес руку для нокаутирующего удара и в этот только момент понял, что противник специально открылся, чтобы перехитрить меня. Было уже поздно. Ничего нельзя было исправить. Мощнейший апперкот — и я провалился в «угольную шахту». Глаза мои застлал мрак… Казалось, это длится целую вечность… Постепенно тьма начала рассеиваться, и я различил смутные очертания каких-то лиц. Они светлели и светлели, пока не превратились в лица склонившихся надо мной докторов. Нашатырный спирт и натирания висков ускорили приход в сознание. Я заметил также моего тренера, озабоченного уставившегося на меня. Даже оппонент мой нагнулся и сочувственно тараторил мне что-то.

Стадион скандировал имя победителя и название своей страны: И-Ка-Си! И-Ка-Си! Джонг-гуо! Джонг-гуо! И-Ка-Си! И-Ка-Си! Джонг-гуо! Джонг-гуо!

Когда я встал, поддерживаемый докторами, тренером и И Ка Си, стадион взревел, приветствуя и меня: Ки-рилл! Ки-рилл! Ки-рилл!

Человек, который несколько минут назад отправил меня в глубокий нокаут, теперь, как ни в чем не бывало, посадил себе на шею и пронес по всему рингу. Тем самым он выразил почтение к своему сопернику.

Да, я проиграл и приехал в Бишкек с серебряной медалью и психологической травмой. Никогда раньше я не падал в нокаут. Конечно, нокдауны имели место, но нокауты — нет. Долго не мог я оправиться от депрессии. Не мог я простить себя за оплошность, которую допустил.

Минжашар Жакшылыкович утешал меня, как мог. Он говорил, что даже великие боксеры не раз претерпевали то же самое. Все тщетно: его увещевания не помогали. Я уже с полной уверенностью мог бы завершить занятия боксом. Однако Минжашар Жакшылыкович не хотел меня потерять. Он снова и снова толкал меня на тренировки и спарринги.

Если честно, я сам виноват в том, что произошло в Поднебесной. Действительно, поступив в университет, я стал меняться. Правда, и в школе нельзя было причислить меня к лику святых, но университет испортил окончательно. Студенчество, по-видимому, пошло мне не на пользу. В школе-то я хоть тренировки не пропускал, а тут количество моих тренировок сократилось, я стал сачковать. Я решил, что лучше тусоваться в ночном клубе и пить прохладительные напитки, чем проливать пот в боксерском клубе.

Даже после знаменательного поражения я продолжал свое непохвальное поведение. Более того, я сделался еще хуже. Совершенно потеряв к боксу интерес, я вымещал злость на обычных людях. Тот проклятый нокаут превратил меня в настоящего подлеца.

Бедный тренер, осознавая, что я пропадаю, не отступал и назойливо пытался пробудить во мне прежнее рвение. Я очень уважал его, потому и таскался в зал, но делал это нехотя. Если бы я ослушался Минжашара Жакшылыковича, то обидел бы его.

Лежа на кровати, я проклинал всех — родителей, тренера, мою девушку, этого… новенького. «Пропади они пропадом!» — буйствовала душа.

Из домофона, висевшего над кроватью, я услышал крикливый голос нашей кухарки:

— Кирилл Игоревич, ужин готов. Все уже собрались за столом. Вы вообще не отвечаете.

— Все сговорились против меня! — заорал я в бешенстве. — Все вы сговорились против меня! Это какой-то розыгрыш! Злой умысел!

Чертыхаясь от гнева, я спустился в столовую.