Запах смерти

Саймон Бекетт, 2019

В холле старинного, давно заброшенного больничного комплекса, готовящегося на слом, неожиданно находят труп. Знаменитого эксперта-криминалиста Дэвида Хантера вызывают осмотреть ужасную находку. Но прежде чем он успевает сделать выводы, частично обрушивается пол больничного чердака – и старая больница открывает новую мрачную тайну: замурованную комнату с кроватями, на которых лежат другие тела… Дэвиду Хантеру многое пришлось повидать в жизни. Он имеет все основания считать себя человеком с крепкими нервами. Однако то, что происходит теперь, даже ему напоминает некий изощренный и извращенный ночной кошмар. И чем дальше ведет его расследование, тем яснее он понимает: старая больница еще не забрала свою последнюю жертву…

Глава 7

Уорд так и не появилась, когда я вернулся в больницу. Я натянул свежий комбинезон, перчатки, бахилы и маску. А потом вернулся в темные коридоры.

Казалось, я очутился в подземелье. Даже поднимаясь по лестнице, я ощущал себя так, словно до поверхности земли, до солнечного света и свежего воздуха еще далеко. На верхней площадке я задержался при виде тянувшегося от меня коридора без единого окна. Конец его терялся вдалеке; с таким же успехом он мог продолжаться до бесконечности. Цепочка расставленных вдоль него прожекторов напоминала огни посадочной полосы. Невольно поежившись, я двинулся дальше.

Стук кувалд подсказал мне, что перегородка еще держится. По мере моего приближения цементной пыли в воздухе становилось все больше, а лучи прожекторов были ярче. В самой палате пыль была еще гуще. Двое крупных полицейских стучали молотками по долотам. Тени их метались по стенам; им приходилось обколачивать каждый блок по периметру, выкрашивая цементные швы, а потом осторожно вынимать блоки по одному, оставляя отверстие с зазубренными краями. Полотно рулонного пластика с внутренней стороны перегородки должно было защитить замурованную камеру от пыли.

В палате находились детективы, практически неотличимые друг от друга в белых комбинезонах и масках. Мне удалось опознать Уэлана, но он, увидев меня, отвернулся. Похоже, он не в настроении был разговаривать. И не он один. В воздухе буквально висело напряжение, едва ли не более плотное, чем цементная пыль.

Из коридора донесся какой-то шум.

— Пропустите, будьте добры! Дайте же собаке увидеть наконец кролика!

Я узнал этот голос: негромкий, но звучный, с хрипотцой, выдававшей в его обладательнице заядлую курильщицу. Что не соответствовало истине, поскольку женщина терпеть не могла табака. Стоявшие у двери детективы поспешно расступились, пропуская в палату миниатюрную даму. Ну не то чтобы совсем уж миниатюрную — скорее так казалось по сравнению с пропускавшими ее полицейскими, которых она не удостоила и взглядом. Женщина остановилась рядом со мной и плюхнула на пол сумку размером едва ли не больше ее самой. Судя по морщинкам, она улыбалась под маской.

— Привет, Дэвид! Давненько не виделись.

Действительно давно. Рия Парек была одним из первых экспертов-патологоанатомов, с которыми мне довелось работать. Старше меня на много лет, она уже тогда считалась в своей области крупным авторитетом. С тех пор многое изменилось. Не исключая, кстати, и самой Парек. Даже капюшон и маска не могли скрыть того, как она постарела. Она и раньше не отличалась высоким ростом, а теперь, казалось, съежилась и ссутулилась. Некогда черные брови поседели, а тот участок лица, который я видел поверх маски, сделался морщинистым, под глазами легли тени.

Я улыбнулся ей в ответ: я действительно обрадовался, увидев ее.

— Привет, Рия. Не знал, что вас подключили к данному делу.

— И не подключили бы, если бы Конрад не облажался. — Она ехидно усмехнулась. Что ж, по крайней мере, характер ее не изменился.

— Как дела?

— А то не видно? Старею. Дряхлею. А так все как прежде. Хорошо выглядишь.

— Вы тоже.

— Лжец. — Впрочем, отворачиваясь от меня к сотрудникам, разбиравшим перегородку, она имела довольный вид. — Напоминает Эдгара Аллана По. «Падение дома Эшеров». Помнишь?

— Смутно. Там кого-то закопали в землю?

— Замуровали, но это почти одно и то же. Правда, там это происходило не в больнице, так что, будем надеяться, сходство этим и ограничится.

— Сходство?

— Ну, у По жертву замуровывали заживо.

Мне вспомнились останки, привязанные за руки, за ноги к койкам — я успел разглядеть их там, в замурованной части палаты, где мы с Уэланом пытались помочь Конраду.

Впрочем, гадать нам оставалось совсем недолго. Очередной блок вынули из стены и переместили в растущую на полу груду таких же. Теперь в образовавшееся отверстие уже можно было пройти. Раскрасневшийся, задыхающийся под маской полицейский отряхнул руки и повернулся к Уэлану:

— Нормально?

Пока пыль и мелкие обломки собирали мощным пылесосом, Уэлан подошел, чтобы поговорить с Парек. Почему-то ему все еще не хотелось общаться со мной, но меня в тот момент больше занимало зияющее отверстие, и я не обратил на это внимания.

— И никого из начальства? — спросила его Парек. — А где же старший инспектор Уорд?

Меня и самого занимал этот вопрос. Удержать ее от присутствия здесь могло только важное совещание.

— Едет сюда, — ответил Уэлан. — Кстати, ей нужно побеседовать с вами, доктор Хантер. Вы могли бы подождать ее на улице.

В первый раз за все это время я задумался над тем, что хочет сообщить мне Уорд… Впрочем, Парек заговорила прежде, чем я успел обратиться с вопросом к Уэлану.

— Ладно, не будем маяться дурью. Заходим. Если бы старший инспектор Уорд не желала бы этого, она бы выставила здесь охрану.

Уэлан открыл рот для возражения, но промолчал и повернулся к отверстию. Взгляда моего он так и продолжал избегать. Полицейский театральным жестом отдернул в сторону пластиковое полотно, за которым царила чернота. Кусок перегородки с вынутыми пенобетонными блоками казался зияющим входом в пещеру.

— У кого фонарь? — спросила Парек, протягивая руку.

— Нам следует подождать, пока укрепят потолок и протянут свет, — произнес Уэлан. Детективы уже разбирали из штабеля стойки строительных лесов и несли прожектора на треногах. — Надо бы натянуть над койками тент: плохо, если на тела будут падать сверху штукатурка и пыль.

— Пока вы это будете делать, я и посмотрю, — заявила Парек тоном, не терпящим возражений.

Принесли фонарики. Уэлан все еще избегал встречаться со мной взглядом.

— Не заходите далеко. И не стойте под местом, где обвалился потолок, — напутствовал он Парек. Вместо ответа та включила фонарь.

— Можете не ходить со мной, если вам страшно! — бросила она.

До меня донеслось чуть слышное «Черт!», а потом Уэлан следом за патологоанатомом шагнул в пролом. Я включил свой фонарь и последовал за ними.

Дыхание мое под марлевой маской показалось мне оглушительно громким. Запах разложения ощущался, однако слабее, чем в прошлый раз. Запах давней смерти.

В прошлый раз я не особенно разглядывал помещение — даже если бы в нем было светлее, мне хватало забот с Конрадом. Луч фонарика высветил камеру примерно тридцать на двадцать футов. Голые, облезшие стены, потолок слишком высокий для комнаты такого размера. В одном углу громоздилась куча деревянных обломков и кусков утеплителя — остатки обрушившегося потолка.

Луч фонаря Парек нащупал койки. Три койки с тяжелым, давным-давно устаревшей модели стальным каркасом выстроились в ряд.

Две были заняты.

Лучи наших фонарей сошлись на ближней.

Неподвижная фигура в перепачканных водолазке и джинсах лежала лицом вверх на голом матрасе. Капитальное телосложение позволяло заподозрить в нем мужчину, хотя по опыту я знал, что пропорции тела не обязательно зависят от пола. Тело было привязано к койке двумя широкими эластичными бинтами — такими фиксируют пациентов при операции. Один удерживал его за торс и запястья, другой — за ноги ниже колен. Волос на черепе почти не осталось, да и кожа, цветом и фактурой напоминавшая старую перчатку, тоже почти сошла. Голова запрокинулась назад, оскалив зубы то ли в крике, то ли в ухмылке.

Когда-то, еще при жизни, в рот несчастному затолкали тряпичный кляп. Теперь губы и щеки усохли, и он болтался в зубах этаким подобием грязной уздечки.

Второе тело было меньше первого; его тоже привязали к койке, заткнув рот кляпом. Кожа болталась на костях. Правда, волос у него было больше — спутанные темные пряди разметались по матрасу вокруг черепа.

Парек рванулась вперед, однако Уэлан решительно перегородил ей путь вытянутой рукой.

— Простите, мэм, но прежде чем мы начнем делать что-либо, нам необходимо укрепить потолок.

— Я не собираюсь качаться на нем, просто хочу взглянуть поближе! — воскликнула она.

— И у вас будет возможность насмотреться на них. Как только мы все наладим.

Парек раздраженно поморщилась, но спорить не стала. Она выудила из кармана комбинезона очки в черепаховой оправе, бликовавшей в отсветах наших фонарей.

В отличие от останков беременной женщины, эти не мумифицировались. В замурованной камере было гораздо холоднее, чем на чердаке, и перемещение воздуха здесь тоже отсутствовало. Хотя сморщенная кожа начала высыхать, распад тканей у двух этих тел продолжался беспрепятственно, что мы и наблюдали по их теперешнему состоянию. Единственное сходство их с женщиной на чердаке заключалось в том, что в обоих случаях процессы завершились весьма давно.

Имелась и еще одна деталь, причем существенная. Я посветил фонариком под койки, рассчитывая увидеть там пустые скорлупки мушиных яиц и шкурки личинок. Я не заметил там ни одной. Да и на телах следов размножения мух тоже не обнаружилось.

Для этого хватило бы и одной мухи: она отложила бы яйца, из них вылупились бы личинки, из тех — взрослые мухи, которые, в свою очередь, тоже размножились бы, и так продолжалось бы до тех пор, пока хватало бы доступной для питания плоти.

И если подобного не произошло, это означало, что камеру хорошо изолировали.

Я перевел луч фонаря на ближнее тело. Обе руки превратились в клешни с длинными пожелтелыми ногтями. Рукава водолазки задрались, обнажив запястья — точнее, обтянутые дряблой кожей кости. Сама кожа имела оттенок темной карамели, что вполне естественно для данной стадии разложения и не имеет никакого отношения к изначальной пигментации.

— Не думаю, что нам удалось бы идентифицировать их по отпечаткам пальцев, — произнес Уэлан, посветив на руки обоим. Кожа слезла с кистей наподобие не по размеру больших перчаток и от пребывания на воздухе задубела.

Он ошибался, однако с возражениями я мог и повременить. Меня гораздо больше интересовало то, как врезались в руки жертв эластичные бинты. Кожа на ранах разошлась в стороны подобно закатанному рукаву. Обе жертвы были в джинсах, и в местах, где их перетягивали бинты, голубая ткань потемнела от крови.

— И что мы здесь видим? — спросил Уэлан, понизив голос — впрочем, в таком месте это прозвучало вполне естественно. — Тут кого-то пытали?

Парек посветила фонарем на руки сначала одной жертве, а потом второй.

— Не исключено. Но я не заметила на телах никаких травматических повреждений, если не считать тех, что от повязок.

— Бедолаги могли повредить руки, пытаясь высвободиться.

— Не исключено, но повреждения не только на коже, — сказал я. — Точно это можно установить при вскрытии. По-моему, повязки врезались и в мышечную ткань. А причинить себе самому такую боль… подобное возможно лишь в полном отчаянии. Ну это вроде попавшего в капкан зверя, пытающегося отгрызть собственную ногу.

Уэлан покачал головой:

— И кто бы их за это укорял?

— Не я. И все же никаких следов пыток на телах нет. По крайней мере, физических, — настаивала Парек, продолжая рассматривать тело ближней к ней жертвы. — Зубы на месте, ногти тоже. Я пока не могу исключить удушения. Но то, что единственные видимые повреждения нанесены, похоже, себе самим, заставляет меня предположить, что в момент, когда их замуровывали, они находились в сознании.

— Господи! — воскликнул Уэлан. — И долго это продолжалось?

Парек пожала плечами:

— Если они умерли от жажды или голода, это могло занять несколько дней. Сложно определить прямо сейчас, однако в любом случае смерть не была быстрой.

— Они могли задохнуться?

— Если комнату замуровали герметично, то да.

— Не уверен, — возразил я. — Я и сам поначалу думал так, поскольку здесь не было мух, а уж мухи пробьются даже через самую мелкую щель. Но если бы помещение задраили наглухо, в нем пахло бы гораздо хуже, чем сейчас: ведь выделяющиеся при разложении газы никуда бы не делись. — Я пошарил лучом фонаря по стенам и потолку. — Вот, смотрите.

В углу у пола темнело отверстие, похожее на вентиляционную решетку. Я подошел ближе, опустился на колени и посветил в него. С внутренней стороны оно было затянуто мелкой сеткой, за которой виднелась темная, поблескивающая хитином масса.

— Там полно дохлых мух, — сообщил я, поднимаясь. — В общем, даже при такой их массе решетка наверняка пропускала достаточно воздуха, чтобы два человека могли дышать.

— То есть они не задохнулись, — пробормотал Уэлан. — Вот уж не знаю, что лучше, а что хуже.

Я тоже не знал. Удушение не заняло бы много времени: кислород в помещении довольно быстро сменился бы двуокисью углерода, что вызвало бы гипоксию. Голод и жажда мучили бы значительно дольше.

Стоило встать на место последнему бетонному блоку, и связанные, беспомощные жертвы остались в кромешной темноте, без малейшей надежды на спасение. Надо ли было удивляться тому, что они содрали кожу с рук, пытаясь высвободиться?

Мы с Парек вышли из камеры, освободив место для детективов и техников с прожекторами. В дверях палаты она остановилась и, нахмурившись, посмотрела назад:

— Похоже, кто-то не пожалел сил, чтобы спрятать два тела. Особенно с учетом того, что дом давно собирались снести.

— Вероятно, тот, кто это совершил, не заглядывал так далеко. Или они могли исходить из того, что останки не переживут сноса, — скорее всего и не пережили бы. Даже кости перемололо бы в труху, и шансы на то, что в грудах строительного мусора смогут что-нибудь найти, равнялись нулю.

— Да, — согласилась Парек. — Но зачем париться с перегородкой? В таком месте, как это, полно укромных уголков. И вообще, спрятать тела на территории было бы проще. Или на чердаке — как ту, первую жертву.

Я тоже размышлял над этим. Лес за больницей прекрасно подошел бы для захоронения.

— Наверное, тот, кто убил их, не хотел светиться на камерах наблюдения, — предположил я. — Камеры тут фальшивые, но они могли этого не знать. И не исключено, что к женщине на чердаке эти две жертвы не имеют никакого отношения.

Парек ехидно усмехнулась:

— Только не разыгрывайте из себя адвоката дьявола. Все трое погибли запертыми. Двоих замуровали, скорее всего заживо, и — насколько я понимаю — женщину тоже заперли, только на чердаке. Кстати, вы обратили внимание: коек в камере три. Сдается мне, она кому-то предназначалась.

Мне вспомнились потеки на деревянной лестнице, ведущей на чердак. Возможно, беременная женщина бежала туда в надежде спрятаться от преследователя. Впрочем, пока это оставалось предположением.

— Доктор Хантер!

Я оглянулся. Уэлан разговаривал с незнакомым мне полицейским. Он тоже посмотрел в мою сторону и подошел.

— Внизу вас ждет инспектор Уорд.

— Прямо сейчас? — Я покосился на пролом в перегородке.

Теперь в камере сделалось светло, и пара детективов щелкала затворами фотоаппаратов, пока остальные устанавливали подпорки, укрепляя поврежденный потолок. Минут через пять мы могли бы уже вернуться в камеру.

— Если вы не против.

Лицо Уэлана не выражало ровным счетом ничего, однако я заподозрил неладное.

— Не застревайте там, — напутствовала меня Парек. — Терпеть не могу ждать.

Коридор на обратном пути словно был еще длиннее. После царившей в больнице вечной ночи солнечный свет на улице показался неожиданным. Подслеповато щурясь, я вертел головой в поисках Уорд. Она стояла у одного из трейлеров, разговаривая с кем-то из начальства. Я двинулся в ту сторону и только теперь заметил несколько припаркованных у крыльца темно-серых микроавтобусов, новеньких, с крупной эмблемой — стилизованной двойной спиралью ДНК и надписью «БиоГен». Ниже, буквами поменьше, значилось: «Биологические и патологоанатомические исследования».

— Доктор Хантер!

Ко мне направлялся мужчина в дорогом костюме синего цвета. Я вспомнил: я видел его со свитой в больнице в ночь, когда Конрад провалился с чердака, только теперь лицо его не было столь суровым. Лет тридцати пяти, двигался он с легкостью атлета. Начавшие редеть волосы были тем не менее безукоризненно ровно острижены, а лицо выбрито так гладко, что казалось высеченным из мрамора. От него исходил сильный запах одеколона. Не неприятный, однако навязчивый.

— Мы с вами незнакомы, но я много слышал о вас. Коммандер Эйнсли, — представился он, протягивая руку.

Рукопожатие его было крепким — почти до боли.

Пока мы жали друг другу руки, я пытался сообразить, что привело столь редкую птицу в Сент-Джуд. В замысловатой структуре столичного полицейского управления коммандер занимает место между старшим суперинтендантом и замом главного комиссара. В общем, на несколько чинов старше Уорд. Похоже, расследование привлекло к себе внимание больших шишек.

— Мне хотелось лично поблагодарить вас за помощь, оказанную профессору Конраду, — продолжил он, сияя профессиональной улыбкой. Зубы у него были ровные, белоснежные, а глаза — раздражающе голубые. — В сложной ситуации, которая могла обернуться гораздо хуже. Вы просто молодец.

Я кивнул. Не привык я к благодарностям старших полицейских чинов.

— Как он?

— С учетом обстоятельств — неплохо. — То, как Эйнсли, не задумываясь, ответил общими словами, заставило меня усомниться в том, что он вообще знает, каково состояние профессора. Краем глаза я заметил, что Уорд тоже увидела меня и поспешно оборвала свой разговор с собеседником. — Я удивлен встретить вас здесь, а не в морге. Когда, кстати, назначено посмертное обследование жертвы с чердака?

— Не раньше завтрашнего утра. — Я собирался добавить, что мне надо помочь с эвакуацией еще двух жертв, но промолчал.

— Что ж, пользуюсь случаем попрощаться. Надеюсь, вы понимаете, почему мы решили подключить к расследованию частных специалистов? — добавил Эйнсли, покосившись на микроавтобусы. — У «БиГена» великолепная репутация и первоклассные специалисты.

К нам подошла Уорд. Она задыхалась от быстрой ходьбы, и я заметил, что, услышав последние слова начальника, она слегка покраснела.

— А, Шэрон. Я как раз говорил, как мы ценим вклад доктора Хантера. — Эйнсли повернулся ко мне, и я вдруг понял, что именно раздражало меня в его взгляде — вовсе не цвет глаз. Пока он не мигал, веки его оставляли на виду весь зрачок — этакий ярко-голубой камешек. Это придавало ему немного кукольный, даже странный вид. — Наверное, вам тоже следовало подумать о переходе в частный сектор. Не сомневаюсь, для человека с вашим опытом там полно возможностей.

— Спасибо, буду иметь в виду, — произнес я, глядя на Уорд.

— Шэрон познакомит вас с экспертом из «БиоГена»? — Он приподнял брови.

— Да, сэр. — Она старалась сохранить невозмутимое выражение лица.

— Вот и отлично. Что ж, доктор Хантер, приятно было познакомиться. С нетерпением жду возможности ознакомиться с результатами вашей экспертизы. Видите ли, это дело вызывает у меня личный интерес. Я слежу за его ходом. С задних рядов, разумеется, — добавил он, кивнув Уорд.

Прежде чем уйти, Эйнсли еще раз пожал мне руку. Я смотрел ему вслед — он уверенно шагал через стоянку к серым микроавтобусам.

— Я как раз собиралась вам сказать! — выпалила Уорд, как только он оказался вне пределов слышимости.

— Что вы подключили частную фирму? — До меня только сейчас начало доходить. Теперь понятно, почему Уэлан отказывался пускать меня туда.

— Только на трупы из замурованной палаты. Вас не отстраняют, мы до сих пор хотим, чтобы вы работали по изначальному делу. Но до тех пор, пока нам не станет известно, связаны ли между собой женщина с чердака и эти, новые, разумно вести эти дела раздельно.

Я покосился на микроавтобусы с логотипом «БиоГена».

— А если они связаны?

— Тогда разберемся, как быть дальше. — Уорд вздохнула. — Послушайте, это не моя идея. Честно. Решение принималось наверху, но я с ним согласна. Дело распухло втрое, и вся эта чертова больница превратилась в потенциальное место преступления. А после несчастного случая с Конрадом все и вовсе распсиховались. Если мы воспользуемся услугами фирмы, которая возьмет на себя лабораторную работу, у нас будет одной головной болью меньше.

Я начинал догадываться, что делал здесь коммандер Эйнсли. Хотя первое расследование, которое Уорд вела в качестве старшего инспектора, начиналось совершенно рутинно, сейчас оно обернулось чем-то иным. Ее начальство занервничало — что вполне естественно в сложившихся обстоятельствах. Впрочем, старший офицер, маячащий у тебя за спиной, вряд ли добавит уверенности.

Или защитит от давления.

— Я не слышал о «БиоГене», — произнес я. Мне все это не нравилось, однако я понимал, что спорить бессмысленно.

— Они о вас слышали. Говорили всякие комплименты, но тоже не хотят, чтобы вы занимались этим дальше. Мне не хотелось бы, чтобы они забрали все в свои руки.

— Спасибо.

Уорд было бы проще сотрудничать с частной фирмой, особенно когда на нее давят сверху. Энтузиазм коммандера Эйнсли насчет моего перехода в частный сектор вдруг перестал казаться мне таким уж случайным.

Уорд передернула плечами.

— Я о них ничего не знаю, а с вами работала. Вы только не ошибайтесь, ладно?

Она говорила это вроде как в шутку…

— Кто у них эксперт-антрополог?

— Дэниел Мирз. Весь такой остепененный, с кучей рекомендаций. Говорят, настоящий перфекционист. Вы о нем слышали?

Я покачал головой: имя это мне ничего не говорило.

— Где они сидят?

— Не знаю, но можете спросить у него сами. — Уорд указала в сторону машин «БиоГена». — Вон он, собственной персоной.

По крыльцу поднимались ко входу в больницу молодой человек и мужчина постарше. Комбинезоны их были того же серого цвета, что и автомобили, с эмблемой «БиоГена» на груди. Капюшонов они пока не поднимали, и это позволило мне определить возраст старшего лет в пятьдесят. Орлиный профиль, бритая голова. Странно, что я не слышал о нем раньше. Конечно, наша структура в последние годы заметно выросла и в ней полно новичков, окончивших университет. Но этот тип явно не из-за парты, и если он занимался нашим ремеслом хотя бы несколько лет, я должен был бы с ним где-нибудь пересечься.

— Добрый день! — произнесла Уорд. — Это Дэвид Хантер. Он работает над другой частью данного дела.

Я собрался протянуть ему руку, но он даже не остановился.

— Буду ждать вас наверху, — сказал он молодому и скрылся в дверях.

Молодой человек остановился перед нами. Осознав свою ошибку, я постарался скрыть замешательство. Даже потрясение. Господи, сколько же ему лет? Ему было лет двадцать пять — тридцать, но он выглядел моложе. Гладко выбритое лицо, огненно-рыжие волосы, крепкое сложение и молочно-белая кожа, сплошь усеянная веснушками — вот они-то и придавали ему вид почти подростка. Он держал в руках алюминиевый кейс — почти такой же, как у меня. Не самое стандартное оборудование, но я знал одного или двух коллег с похожими. Легкий, водонепроницаемый — отличная защита для камеры, ноута и прочего снаряжения, которое я таскаю с собой. Только мой кейс был в царапинах или вмятинах от многолетнего использования, тогда как кейс Мирза сиял новизной, как и все остальное, с ним связанное. В чистеньком сером комбинезоне он напоминал мне школьника в первый день четверти.

Уорд говорила, что у него отличные рекомендации. Естественно, иначе его здесь не было бы.

— Доктор Хантер, — чопорно произнес он. Голос его оказался неожиданно звучным, словно в компенсацию за мальчишескую внешность. Бледные щеки чуть порозовели. — Я читал одну из ваших статей о биохимии разложения. Пару лет назад. Занятно.

Я не знал, как отнестись к этому, поэтому ответил:

— Всегда приятно познакомиться с коллегой по судебной антропологии.

— Вообще-то я судебный тафономист.

— О. Ну да.

Уорд не совсем верно поняла его профессию, однако ошибка эта вполне простительна. В общепринятой терминологии тафономия изучает процессы, происходящие с биологическим организмом после его смерти — вплоть до окаменения. Применительно к судебной медицине это анализ того, что происходит с мертвым человеческим телом. Он включает довольно широкий спектр научных дисциплин, но ничего существенно нового. При всем моем уважении к данному термину, он означает именно то, чем занимаюсь я сам.

Тем не менее я не называю себя судебным тафономистом, и хотя мне известно несколько человек, которые это делают, так принято скорее в Штатах, а не в Соединенном Королевстве. Однако, помнится, в начале своей карьеры я испытывал предвзятое отношение со стороны уже состоявшихся экспертов, не желавших перемен. И мне не хотелось самому становиться таким же.

— Так у вас образование антрополога или археолога? — поинтересовался я.

— Оба. Я учился по нескольким направлениям, включая палеонтологию и энтомологию, — сказал он, оттянув резиновый ободок перчатки и щелкнув им, словно обрубая разговор. Перчатки у него были того же серо-стального цвета, что и комбинезон. «БиоГен» явно серьезно относился к своему корпоративному имиджу. — Старый монодисциплинарный подход был хорош в свое время, но устарел. Судебная медицина развивается. Необходимо использовать самые разнообразные навыки.

— По-моему, я их использую, — промолвил я.

Он улыбнулся:

— Ну да.

Теперь сомнений не оставалось: Мирз пытался уязвить меня. Уорд смотрела на нас и хмурилась.

— Ладно, общайтесь. Мне пора.

Она повернулась и двинулась к полицейскому фургону. Мы с Мирзом смотрели друг на друга. Я снова поразился тому, как молодо он выглядит. «Дай ему шанс». Вероятно, он просто нервничает. Комплексует.

— Были уже внутри? — спросил я, указав в сторону потемневших больничных стен.

Румянец с его щек сошел, а высокомерный вид остался.

— Нет пока.

— Там довольно мрачно. Они недавно закончили пробивать проход в замурованную камеру в педиатрическом отделении. Интересно будет услышать ваше мнение обо всем этом.

— Вы туда заходили?

— Только за перегородку.

Я немного грешил против истины. Я был там два раза, в первый раз — помогая Конраду. Но не стал упоминать об этом. Похоже, Мирз ревностно защищает свою территорию, а мы и так начали общение не лучшим образом.

— Правда? — Щеки его снова вспыхнули румянцем. — Я понимаю, мы должны выказывать друг другу профессиональную солидарность, поэтому на сей раз обойдусь без официальных жалоб. Однако буду признателен, если вы будете держаться подальше от моего расследования.

Я был слишком потрясен, чтобы говорить. Я и был-то там только потому, что никто не сообщил мне, что меня заменили.

— Вообще-то, с формальной точки зрения это расследование старшего инспектора Уорд, — заметил я, стараясь не выходить из себя. — Но не беспокойтесь, у меня нет нужды заходить туда снова. Палата в полном вашем распоряжении.

— Отлично. В таком случае у нас с вами не возникнет никаких проблем.

Мирз повернулся и устремился к двери. Шея его сзади раскраснелась — почти как волосы. Он перехватил поудобнее свою новенькую стремянку и почти бегом взмыл по ступеням на крыльцо.

А потом темный готический интерьер больницы поглотил его.