Изменница поневоле

Галина Романова, 2017

Что делать, когда главным подозреваемым в страшном преступлении оказывается мужчина, которого ты любишь? У него все те же нежные глаза и самые сильные на свете руки, но как позволить им обнять себя, когда знаешь, что эти руки сжимали нож или пистолет? Маше недаром кажется, что она в ловушке: ей остается или оговорить себя, или дать показания на любимого, вину которого даже честный следователь вряд ли сумеет доказать. Разве что большая фальшь, поселившаяся в ее жизни, разобьется о могучую, как скала, любовь и отступит перед напором правды… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 5

Данила Кобзев ненавидел выгуливать Чарли в лесополосе недалеко от их с Оленькой дома. Он и Чарли ненавидел, если быть честным. Глупая собака непонятной породы. Никакого проку от нее, только беспорядок, шум и, пардон, дерьмо. И это дерьмо он, Данила Кобзев, должен собственноручно соскребать совочком с газона или из-под дерева и убирать в специальный мешочек.

Мерзость какая.

— Не хочешь этого делать, милый? Ступай в лес. Там утром никого нет. Для велосипедистов и любителей прогулок еще рано. Там убирать за Чарли не нужно, — прошептала ему сонно Оленька из-под одеяла.

Ее собака. Ее чертова собака, а он должен ее выгуливать! Где справедливость?

И он послушно потащил Чарли в лесополосу, потому что тот с вечера обожрался корма и приседать, как Данила подозревал, станет не единожды.

Утро было хмурым, противным и сырым. Под ногами чавкало от обильной росы. Перед глазами висела пелена то ли мелкого дождя, то ли густого тумана. Данила увел собаку подальше и спустил с поводка. А когда Чарли как ненормальный рванул в ближайшие кусты, он с надеждой подумал, что пес может потеряться. Почему нет? Заблудится и не найдет дорогу назад. Он постоит для приличия минут десять. Может, даже покричит, но негромко. И повернет обратно. И никто его не обвинит в жестоком обращении с животными.

Эти мысли немного подняли настроение. Данила поднял повыше воротник болоньевой куртки, сунул руки в карманы и задрал заспанное лицо к небу. Теперь даже влага его не раздражала. Поводок мотался на локте, Чарли не слышно. И у него есть крохотный, но все же шанс улететь через пару недель на отдых с Оленькой. Вдвоем, без этого проклятого Чарли, с которым ни в один приличный отель не пускали.

От этих мыслей сделалось почти хорошо. Пусть на улице не жарко, но приятно свежо. Пахнет какими-то цветами, прелой листвой и…

— Вы тоже решили сюда своего друга вывести? — раздался за спиной дребезжащий женский голос, заставивший его вздрогнуть.

Данила обернулся. В шаге от него пожилая женщина в легком лыжном костюме держала на поводке огромного кота.

— Решил, — скупо улыбнулся ей Данила. — Доброе утро вам.

Он не был грубияном. Он всегда был вежливым и обходительным и прекрасно знал, что галантность открывает многие двери. Дверь Оленькиной благоустроенной квартиры он открыл именно так.

— Доброе, — женщина приветливо улыбнулась. — А мы здесь почти каждое утро. Среди собачников нам не совсем уютно, сами понимаете. А где же ваш питомец?

— Чарли? Гуляет, — и он для порядка покрутил головой по сторонам и даже пару раз громко крикнул. — Чарли! Чарли! Где ты, мальчик?

Противная собака отозвалась немедленно громким лаем. Данила про себя чертыхнулся. А через минуту неожиданно встревожился: Чарли лаял непривычно. Это был не собачий лай, скорее собачья истерика.

— Что это с ним? — пробормотал он и беспомощно глянул на женщину.

— Ой, может, в капкан попал? — прошептала старая дура и тут же подхватила на руки огромного кота. — Идемте посмотрим!

Капкан? На кого, на медведя, что ли? Здесь кроме мышей и крыс отродясь никого не водилось. Может, жабы еще и ужи жили в лощине, постоянно заливаемой водой.

— Идемте, идемте, — настаивала женщина и смело двинулась вперед по высокой траве, достающей ей почти до колена.

Данила с сожалением глянул на свои кроссовки и пускай старенькие, но чистые джинсы и двинул следом. Они шли на истерический лай Чарли минут пять. Непременно бы противная скотина заблудилась, не появись эта тетка. Вынесло ее!

Чарли почти хрипел, когда они дошли до огромного дерева. На что он так осерчал, видно не было за мощным стволом. Женщина увидела это первой. Ойкнула, остановилась, а потом попятилась со странным тихим воем. Данила обошел ее стороной, заглянул за дерево, и его тут же стошнило.

Там был труп. Страшный зловонный труп, кажется, женский. И именно его чертова собака это обнаружила. Да еще при свидетелях. Теперь не отвертеться от вызова полиции и дачи показаний.

— О господи! — выдохнул Данила и тут же согнулся, отбежал в сторону и принялся блевать.

Ему выворачивало все внутренности. Чарли продолжал истошно лаять. Женщина со стоном ныла в телефонную трубку — вызывала полицию.

Приехали через полчаса. Все это время его случайная знакомая тихо выла в сторонке, прижимая к себе кота. Данила прислонился к какому-то дереву подальше от трупа и с ненавистью смотрел на Чарли. Тот был уже на поводке, Данила привязал его, но чертова собака не думала униматься. Данилу по-прежнему мутило и снова едва не вырвало, когда он звонил Оленьке и рассказывал обо всем.

Знаете, что она сказала, после того как перестала верещать?

— Чарли, какой же умница! Он обнаружил тело! Может, его теперь даже за это наградят.

«Какие хозяева, такие у них и питомцы», — вдруг подумал Данила. Впервые так подумал об обожаемой Оленьке.

Приехало сразу много народу. Участковый, Данила его узнал, хотя тот был в гражданском и с заспанной физиономией. Еще несколько человек в штатском, один, кстати, с чемоданчиком. Карета «Скорой» подкатила. Даниле задали всего несколько вопросов, переписали его данные и тут же о нем забыли. Сделалось даже немного обидно. Он не последний человек здесь, если что! Это собака его девушки обнаружила зловонный труп. И ему или его собаке могли бы выразить хоть какую-то благодарность. Но мелкая обида тут же прошла, стоило одному из парней обратиться к Даниле.

— Что вы сказали? — Он ужаснулся.

— Мне хотелось бы, чтобы вы еще раз внимательно взглянули на тело, — бесцветным голосом произнес полицейский эксперт.

— Зачем? — У него даже кожа на лице натянулась, так он побледнел.

— Возможно, узнаете потерпевшую. — Парень вздохнул и нехотя добавил: — Это просто формальность, понимаете? При трупе не обнаружено ни документов, ни сумки, ни телефона. Идентификация может занять много времени.

— Но я при чем? — Он начал задыхаться. Смотреть снова на разлагающийся труп не хотелось.

— Вы ее нашли, — настырничал мужик в штатском. — Нам надо соблюсти формальности.

— Не я один ее нашел! — смело возразил Данила.

И незаметно для всех пнул ногой Чарли, который, как назло, затих. Лучше бы визжал, чтобы от них постарались поскорее избавиться. Но Чарли вредничал и лаять не стал. Свернулся в комочек, спрятал беспородную мордаху в лапах и затих.

— Женщина уже осмотрела тело. Она не знает девушку.

— Девушку? Считаете, что это… Что она молода?

— Эксперт утверждает, что ей не больше тридцати пяти.

— Господи!

Данила судорожно перекрестился. Сильно вытянул шею, попытался выглянуть из-за широкого плеча мужика в штатском. Хотелось рассмотреть эксперта, который возился с трупом.

— А что с ней? Наркотики? Алкоголь? — почему-то шепотом спросил он.

— Нет. Ее убили, — и малый впился в него острым, как шило, взглядом. — Ножом в сердце.

— Боже мой! — Данила запечатал рот ладонью, боясь, что снова начнет блевать. Но тут же спохватился: — Почему вы считаете, что я могу ее знать?

— Возможно, она местная, — парень пожал плечами. — Документов нет. Сумки нет. Может, бытовая драка и далеко не потащили. Может, тоже собаку выгуливала: зверь сбежал, а девушка осталась. Вы все же взгляните.

И он взглянул. И над ним потом еще минут десять колдовал врач «Скорой помощи». Даже отпускать не хотел, настаивал на госпитализации.

— У меня собака. Мне надо домой, — едва слышно возражал Данила и дышал широко открытым ртом, отводя мутный взгляд в сторону от места, где лежала мертвая девушка.

— Значит, вам она не знакома? — в десятый, наверное, раз спросил мужик в штатском.

— Нет. Говорю же, нет! — лопотал он, как в бреду. — Почему я должен был ее знать? Фу, как же противно!.. Какая вонь!

В чувство его привел не доктор, а звонок Оленьки. Она окончательно пробудилась к тому времени. Выпила свое мерзкое пойло из огуречного сока и прокрученных ростков пшеницы. Приняла душ, накрасилась и жаждала прижать к сердцу своего Чарлика. Не его, Данилу, заметьте, а мерзкого Чарлика, из-за собачьего любопытства которого с Данилой случилось все это.

— Данила, немедленно домой! — принялась гневно повизгивать Оленька, точь-в-точь как ее собачка. — У Чарли случится стресс из-за всего, что пришлось пережить! И мы опаздываем. Тебе ведь еще надо в душ.

Его отпустили, слава создателю. Он отвязал собачку, намотал поводок на ладонь, чтобы эта тварь снова не улизнула и не преподнесла еще какой-нибудь сюрприз. И на слабых ногах отправился домой.

В квартире пахло подгорелым хлебом: Оленька снова сожгла тосты. Воняло ее агрессивными духами и освежителем воздуха из туалета. Смесь этих запахов всегда бесила Данилу. Всегда, но не сегодня. Сегодня он был им несказанно рад. Они, смешавшись, избавляли его от вони смерти, которой он надышался только что.

Он снял ошейник с Чарли, шлепнул его по крохотному заду, отправляя к хозяйке, сам пошел в душ. И пробыл там минут двадцать. Его все еще мутило. Он без конца чистил зубы и нарочно тянул время, надеясь, что Оленька уедет без него и не нужно будет перед ней появляться с бледной физиономией и трясущимися губами. Она хоть и дурочкой была, его обожаемая малышка, но читала его на раз.

Оля не уехала. Она вдруг решила накормить его завтраком. Это было впервые. На его вопросительный взгляд ответила:

— Ты пережил ужасное утро, милый. Пей кофе.

Кофе она варить умела, и он с наслаждением подливал себе снова и снова. Пока взгляд не прояснился и не перестало мутить.

— Теперь салатик. — Оленька заботливо пододвинула к нему тарелочку с тремя огуречными и помидорными кружками. — И нам в самом деле пора, Данила.

Он кивнул, протолкнул в себя ее салат, снова запил кофе и неожиданно затих, невидяще глядя за окно.

— Данила, что-то не так? — Силуэт Оленьки перекрыл световой поток из окна, и ее тщательно накрашенное лицо приблизилось к его глазам. — Что? Ведь что-то же случилось там, в лесу, так?

— Да, — кивнул он и беспомощно развел руки в стороны. — Случилось, малыш.

— И что же? — Ее взгляд полнился недобрым любопытством.

— Я ее узнал!

— Кого? Кого ты узнал, господи помилуй?

Она поняла. Все поняла, хоть он и считал ее дурочкой. Со слабым оханьем опустилась на стул напротив. Прижала руки к груди, вытаращилась на него, спросила:

— Ты узнал тело?!

— Да.

— И кто же это? Кто, Данила?

— Та самая журналистка, которой мы с Вовчиком отвесили пенделя несколько месяцев назад.

— Вовчик? Какой Вовчик? Какого пенделя? — Гладкий лобик Оленьки пошел грубыми складками. — Я чего-то не знаю, Данила?

— Понимаешь, это такое дурацкое дело…

Он не мог ей рассказать всей правды, сто процентов. Он тогда с Оленькой еще даже знаком не был. Зато хорошо был знаком с Вовчиком, мастером всевозможных сетевых афер. И они неплохие деньги поднимали, занимаясь всем, что придумает Вовчик. Вовчик придумывал, Данила исполнял. Бегал на свидания, разводил одиноких телок на деньги. Ходил по квартирам, продавал пенсионерам все что придется. Представлялся кредитным инспектором, сотрудником собеса. Словом, не брезговали ничем. Они не зарывались, нет. Но и не думали останавливаться. Пока однажды им на хвост не наступила верткая маленькая журналистка, явившаяся к Даниле на свидание под видом недавно осиротевшей генеральской дочери.

Ох, что потом было, вспомнить страшно!

Сначала вышла статья. Едкая, без имен и фамилий, но обличающая их действия и настораживающая пользователя. Потом еще одна статья, с фотографией Данилы со спины. Журналистка собиралась написать третью, но схлопотала пинок под зад и десяток угроз в свой адрес. Вовчик даже к ее шефу не поленился съездить. Возмущался, грозил судами, громкие имена называл, намекая на покровительство. Главный редактор как человек осторожный и мудрый статью попридержал, но за пинок потребовал извинений перед девчонкой.

Данила извинения принес и даже букет притащил. Дело замялось. Забылось. Их с Вовчиком партнерство рассыпалось.

И вдруг.

Он узнал ее, хотя узнать было сложно. Но все равно узнал. А узнав, так перетрусил, что блевал потом уже не от отвращения, а от страха.

— Данила, я жду! — потребовала Оленька, и впервые за все время их связи ее взгляд сделался строгим и жестким.

— Понимаешь, это такая дурацкая история…

— Это уже было, Данила. Говори или мне придется с тобой расстаться.

— Что же, — он обреченно кивнул и попытался пошутить: — Что так тюрьма, что так три года.

— Данила!

— Хорошо.

И он все ей рассказал. Может, не все, но в общем. Закончив говорить, боялся поднять на Оленьку глаза. Уже мысленно собирал вещи в свою огромную дорожную сумку на колесиках. Как вдруг…

— Да ты у меня шалунишка, мальчик мой, — вкрадчиво пробормотала Оленька. Зашла со спины, улеглась грудью ему на спину, повторила: — Шалунишка ты у меня!

— Оль, прости. Прости, что не рассказал тебе раньше, но сама понимаешь… — Он поймал ее ладошки, принялся целовать бегло, быстро, виновато. — Прости, малышка. Прости.

— Ай да Данила-мастер! Ай да затейник! А ты знаешь… — Она скользнула ему на колени, обняла за шею, глянула со странной улыбкой, — это так возбуждает. Может, к черту работу? Займемся чем-нибудь приятным, а?

— Легко! — Он принялся жадно щупать ее тело, будто впервые держал его в руках. Но вдруг спохватился. Отстранился, глянул испуганно: — Оль, а что, если они докопаются?

— Кто они? До чего докопаются? — Ее язык исследовал его ухо, дыхание обжигало.

— Полиция! Вдруг они узнают, что это я тогда с Вовчиком…

— И что?

— Мы пинка ей отвесили, скандалили, я ее мертвую нашел. Оль, могут быть проблемы! — Страшная мысль подействовала, как хлыст, Данила дернулся, зажмурился, затих. — Они же могут все увязать в один узел. Там такие умники! Могут все раскопать!

— Что бы они ни раскопали, у тебя алиби, милый. На любое время суток. Ты со мной, ты мой. — Оленька резво потянула вверх тонкое шелковое платьице. — Ты не мог причинить ей зла. Твоей вины в этом нет.

— А я не сказал, что узнал! Как быть?

— Тю-юю, — присвистнула Оленька, удобнее устраиваясь на нем. — Ты ее узнавать был не обязан. К тому же, сам говоришь, она ужасно выглядит.

— Да, ужасно. — Он передернулся, вспомнив.

— Вот и все. Ты ее не трогал, узнавать был не обязан. Забыли и забили, милый.