Зефир в шоколаде

Екатерина Риз

В народе говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Лера никогда не задумывалась о смысле поговорки, пока это самое несчастье не свалилось на её голову. Ну как несчастье. Казус, как она это назвала, который изменил неторопливое течение её жизни. И уж совсем непонятно, как расценить появление на её пути мужчины, от взгляда на которого захватывает дух. Кто же он: спаситель или же дьявол-искуситель? Ей ещё предстоит узнать, что в городе его знают именно под вторым именем.

3

— Ты на самом деле пойдёшь? — Мама не отговаривала меня, она попросту не верила, что я собираюсь совершить безумство и появиться на похоронах отца. Про безумство, это также мамины слова, не мои. Да ещё её тон, и я поневоле прониклась и засомневалась, точнее, запаниковала. Стояла перед зеркалом, смотрела на себя в чёрном траурном платье, которое непонятно почему мне очень шло, и вздыхала раз за разом, слушая материнскую отповедь. И это я ей ещё про Антона ничего не рассказала и про его затею с наследством. Наследство меня интересовало в последнюю очередь, о деньгах вообще не думалось, я собиралась на похороны с таким настроем, будто на самом деле встречусь там с отцом. Словно он меня увидит, сможет оценить и что-то сказать… Он не сможет, зато я встречусь с сестрой. Про неё я знала только то, что её зовут Алиса, и она меня на пять лет младше. Конечно, я не думаю, что она горит желанием сводить со мной близкие отношения, но всё же у нас один отец. Я бы хотела с ней просто познакомиться. Да и не на праздное мероприятие собираюсь, что не говори, а отца в последний путь проводить, даже такого любящего и ответственного, как мой, долг любой дочери. Скажу по секрету, я эту речь ночью сочинила, пока без сна лежала, и утром маме озвучила. Она ни одному моему доводу не вняла, меня отругала, но что могла сделать? Тем более находясь за сто пятьдесят километров?

И поэтому, выключив телефон, я снова остановилась перед зеркалом, себя рассматривая и не собираясь отступать. Поправила причёску, чтоб волосок к волоску, подкрасила губы, туфли надела, на высоком каблуке, но неудобные, и в последнюю минуту моих приготовлений, раздался звонок в дверь. Я посмотрела на часы. Надо же, он ещё и пунктуальный.

Я прошла к входной двери, перед ней на мгновение остановилась, помедлив, и молниеносным движением коснулась уложенных волос, одёрнула платье, переступила на высоких каблуках, бесшумно выдохнула, и тогда уже отперла звонок и открыла дверь. В первое мгновение мы с Антоном молчали, приглядывались друг к другу. Он меня оценивал, а я пыталась с дыханием справиться. Наверное, нужно время, чтобы к нему привыкнуть и не таращить при каждой встрече глаза совершенно неприлично. А у меня, признаться, даже во рту пересохло. Его костюм был явно пошит на заказ, потому что покупной так сидеть не может, как влитой. Чёрный, с едва заметным отливом, даже не прикасаясь к ткани, понимаешь, что она на ощупь, как масло. Снова белоснежная рубашка, но сегодня с чёрным галстуком, и в довершение нескромная улыбка, как я уже успела понять, самая привычная для Антона, она появлялась на его губах помимо его воли, от переполнявшего его самодовольства. Осмотрел меня с головы до ног, и языком прищёлкнул.

— Красота.

Я зачем-то подол платья одёрнула, показалось мне, что он взгляд на моих коленях дольше, чем было необходимо, задержал. Затем кивнула.

— Спасибо. Зайдёшь?

— Конечно, — отозвался он, не медля переступая порог квартиры и принявшись оглядываться. — Мне любопытно.

— Что именно?

— Как ты живёшь.

Я лишь плечами пожала.

— Как все.

— А где твоя мама?

— У бабушки, я отвезла её в воскресенье.

— Ты ей сказала? — Антон прошёл в комнату, опять же осмотрелся, сунул одну руку в карман брюк, а я засмотрелась на его прямую спину и широкие плечи. А ещё я постоянно ловила себя на том, что вглядываюсь в его лицо, то есть меня притягивает его необычность — не славянские черты лица, смуглая кожа, полные губы и тёмные курчавые волосы. Антон очень коротко стригся, но всё равно очень хотелось до его волос дотронуться, я была уверена, что они пружинистые наощупь. В общем, собственное любопытство было смешно и казалось детством. Я пряталась от взгляда Антона, боясь его обидеть своим откровенным рассматриванием, мне бы такое точно было неприятно, к тому же, я не была уверена, что смогу доходчиво объяснить своё любопытство. Его наверняка с детства всё это достало. Сейчас, конечно, проще, в России появляется всё больше и больше темнокожих людей, некоторые женятся и остаются, у них появляются детки, и семьи окончательно оседают в России. И на их детей уже не показывают пальцем и не ахают. Наверное… Если честно, среди моих знакомых таких семей нет. А в детстве Антона всё было по-другому, по возрасту он как раз подходит на «дитя Олимпиады 80». Где ещё его мама в те годы могла встретить его отца, в голову так сразу не приходит.

— Лера.

Я моргнула, поняла, что и без того ему в лицо смотрю, и смущённо кашлянула.

— Ты матери про похороны сказала?

Я решила отвернуться от него, не обрадованная тем, что он всё-таки за рассматриванием меня поймал.

— Сказала. Она решила, что я сошла с ума.

— А ты сама что думаешь?

— Я же не позвонила тебе утром, не сказала, что не пойду?..

Антон усмехнулся.

— А я ждал.

Я решила проигнорировать намёк, прозвучавший в его голосе. Снова отошла к зеркалу и в сомнении посмотрела на себя в зеркало. В моей внешности и наряде изъянов не было, а вот в глазах… в глазах паника. Заметная, потому что Антон подошёл ближе, пригляделся ко мне и сказал:

— Я постараюсь тебя одну надолго не оставлять. А ты не вступай ни с кем в долгие разговоры и не вдавайся в подробности. Никого твои отношения с отцом не касаются. Ты — старшая дочь Давыдова, и ты находишься у его гроба по праву, отдаёшь дочерний долг.

Мы смотрели друг другу в глаза через зеркало, Антон высился за моим плечом, и я под его сосредоточенным взглядом нервничала ещё больше.

— Ты хочешь сказать, что может случиться скандал?

— Не думаю. По крайней мере, на глазах у людей, но Марина явно не обрадуется.

— Вчера ты мне об этом не говорил.

— Успокойся. — Он неожиданно положил ладони мне на плечи и чуть сжал их, а я даже присела немного, но поспешила взять себя в руки. Хотя, от ощущения его горячих ладоней дыхание сбилось, но я списала это на волнение перед предстоящим. Не хватало мне ещё из-за таких типов, как Антон, волноваться. Тогда можно сразу на своём разуме и душевном спокойствии крест ставить. Я ещё помню, с каким горящим взглядом он мне про «Чёртово колесо» рассказывал. Кажется, не только мой отец бредил этим заведением, у него достойный преемник.

— Главное, глаз не опускай, — продолжил он и не спеша убирать руки. — Держись за меня, и всё будет хорошо.

— У меня складывается такое ощущение, что ты меня к войне готовишь, Антон. А я иду на похороны отца. Остальное меня не интересует.

— Это ты про наследство?

— И про него тоже.

— Значит, ты ещё не решила, — констатировал он.

Я осторожно перевела дыхание.

— Слово «наследство» для меня несколько абстрактно. Я хочу похоронить отца. Я поняла, что для меня это на самом деле важно.

Антон кивнул и отступил от меня.

— Хорошо. Не будем торопить события.

Прощание проходило в самом большом поминальном зале города. Стоянка перед ритуальным домом была забита дорогими автомобилями, то тут, то там толклись группки охранников, поджидающие своих хозяев, неподалёку я приметила микроавтобус с логотипом местного новостного канала. Следом за нами подъехали ещё три машины, из них появились люди, все в тёмных одеждах и с букетами цветов, перевязанных траурными ленточками. А я наблюдала за всем этим через стекло автомобиля, и вдруг поняла, что не могу пошевелиться, вот насколько нервничаю. Облизала губы, кашлянула, а Антон уже из машины вышел и обходил её, чтобы открыть для меня дверь. Руку мне протянул, а я медлила.

— Лера, — проговорил он негромко, то ли подбадривая, то ли убеждая меня не трусить.

Я сделала глубокий вдох и подала ему руку, вышла из машины. Антон тут же сунулся на заднее сидение, достал внушительный букет белых роз. Это я настояла на белых, сама не знаю почему. И сейчас разглядывала распустившиеся бутоны, словно от их идеальности и красоты что-то зависело, что-то измениться могло.

Антон подставил мне свой локоть.

— Идём?

Голос неожиданно проникновенный и даже сочувственный, наверное, пребывание в этом месте и его жизненную активность к земле прибило.

Я взяла Антона под руку. Сделала первый шаг. Должно быть, со стороны мы смотрелись вместе неплохо. Он высокий и тёмный, я натуральная блондинка, в новом платье, которое он мне вчера купил — в долг! — в дорогущем бутике на Славянской, с букетом белых роз в руках, и на двоих у нас одинаково сосредоточенное выражение лица. Я на самом деле держалась за локоть Антона, и боялась пальцы разжать, он наверняка чувствовал, как судорожно они сжимаются.

— Здравствуй, Антон.

Он кивнул кому-то в знак приветствия, как только мы переступили порог поминального зала. Зал был просторный, заполненный людьми и вазами с цветами, и я даже не сразу увидела гроб на возвышении. А как увидела, так и взгляда отвести не могла. Лишь отстранённо прислушивалась к голосу Антона, который то и дело здоровался с кем-то. Кажется, ему даже соболезнования выказывали, как члену семьи. А потом он вдруг выдвинул меня перед собой и сказал:

— Это старшая дочь Бориса, Валерия.

Я отвела взгляд от гроба отца, и вдруг поняла, что вокруг нас собралось немало людей, и после слов Антона меня принялись разглядывать, кто просто с любопытством, а кто и с недоумением. Я же стояла, прижимая к груди букет, и не знала, что сказать. Поэтому обратилась к Антону.

— Я бы хотела… подойти к нему.

— Конечно, — негромко отозвался он. — Пойдём.

У меня тряслись руки. Я этого совершенно не ожидала, ещё два дня назад была уверена, что вряд ли что-то почувствую, это ведь, по сути, незнакомый мне человек. А оказалось, что эмоций в избытке, и они попросту задушили. И, наверное, это было заметно, или Антон просто почувствовал, но я была благодарна ему, что не оставил, а наоборот поддержал, в прямом смысле слова. В какой-то момент я немного осела на его руках, смотрела на отца в гробу, и у меня даже дышать не получалось.

На протяжении всей моей сознательной жизни, я отца только на фотографиях видела. Он, я, совсем ещё маленькая, а порой и вовсе младенец; в последние годы он мелькал на телеэкране, в выпусках городских новостей, поседевший и набравший в весе, но сейчас, сейчас он совершенно не был на себя похож. Ни на прежнего, ни на того, кого я видела на экране телевизора. При жизни он всегда одевался достаточно демократично — джинсы, рубашки, которые больше подошли бы мужчинам помоложе, я его в костюме, кажется, никогда и не видела, а в гробу он лежал в тёмно-синем костюме-тройке и при строгом галстуке, и на себя похож не был, даже лицом. Понятно, что смерть никого не красит, и, скорее всего, над ним поработал гримёр, но всё равно… от этой непохожести мне лишь ещё больше жутко стало. Мне показалось, что я целую вечность на него смотрела. Понимала, что мне плохо, что меня трясёт, а в горле ком, но в сознании никак не получалось уложить, что это мой отец.

— Антон, — тихо позвала я.

— Что?

— Я не знаю, куда цветы положить, — в некоторой панике призналась я.

— Поставь в вазу, вот сюда.

Цветы я поставила, расправила, хотя руки и не слушались, отступила на шаг и выдохнула, словно что-то непосильное сделала. Признаться, мне сказать было нечего. Вот если бы меня спросили, что бы я сказала своему отцу на прощание — я не знала. Я не чувствовала злости на него или обиды, не чувствовала горечи утраты, ощущалась лишь печаль по чему-то неузнанному, а не ушедшему. Я машинально оперлась на руку Антона, ещё секунда и я отвернулась.

— Пойдём.

Мы спустились с возвышения, на котором был установлен гроб, всего две ступеньки вниз, а словно в другое измерение, и я снова обратила внимание, что за нами наблюдают. Видимо, слух о том, что у Давыдова отыскалась ещё одна дочь, уже распространился.

— Лера, всё хорошо?

Я глаза на Антона подняла, он немного хмурился, приглядываясь ко мне. Я поспешила кивнуть.

— Да. Я просто растерялась немного.

— Не мудрено.

Я вдруг улыбнулась, хоть и едва заметно.

— Так странно слышать от тебя это слово.

— Почему?

— Оно тебе совсем не подходит.

Он еле слышно фыркнул, явно чтобы меня поддержать.

— Вот только не надо намёков, девушка.

— Можно я тебя снова под руку возьму?

— Даже нужно. — Он призывно выставил локоть вперёд. Затем спросил: — Хочешь выпить?

— А здесь есть?

— Думаю, вино точно есть. Сейчас поищем. — Кинул на меня изучающий взгляд. — Ты бледная.

Я невольно схватилась за щёки. А когда увидела приближающуюся к нам женщину, приглядывающуюся ко мне с красноречивым прищуром, руки поспешила опустить. Я не знала Марину Леонидовну, жену отца, в лицо, но была уверена, что это именно она. Лет сорока, платиновая блондинка, загорелая и с такой королевской осанкой, что мне поневоле захотелось расправить плечи, чтобы не выглядеть челядью на её фоне. Она шла к нам через зал, степенно и не спуская с меня глаз, окидывая критическим взглядом, и я была уверена, что лишь большое количество зрителей вокруг, не позволяло ей прямо и с наскока высказать своё мнение по поводу моего присутствия здесь. На ней был чёрный костюм с гипюровыми вставками, а на голове что-то вроде шляпки-таблетки с намёком на вуаль, которая на самом деле едва прикрывала её лоб. Марина Леонидовна подошла и тут же перевела взгляд с меня на моего спутника.

— Антон, — вроде бы поприветствовала она его, но тут же укорила: — Ты опоздал.

Тон был властный и обвиняющий, и видимо, Марина Леонидовна не сомневалась, что имеет на него право.

— Не опоздал, я задержался. К тому же, виновник торжества у нас Боря, вот без него бы не начали, а мы с тобой лишь гости.

— Как всегда хохмишь.

Антон безразлично пожал плечами и тогда уже указал на меня.

— На самом деле, я заезжал за Лерой. Вы ведь незнакомы? Дочь Бори от первого брака.

Мы с Мариной Леонидовной уже в открытую друг на друга посмотрели, я удостоилась ещё одного оценивающего взгляда, стерпела его, но на всякий случай нахмурилась. Но себя пришлось перебороть, и я протянула жене отца руку.

— Валерия, — представилась я, и заметила, как Марина Леонидовна украдкой огляделась. Мы обе понимали, что за нами наблюдают, и именно это обязывало к вежливости, и Марина руку мою пожала, хотя на самом деле едва коснулась и тут же свою руку отдёрнула. Чопорно поджала губы.

— Да, Боря мне рассказывал, — нехотя призналась она. — Меня зовут Марина Леонидовна. А ваша мама… тоже нас посетила?

— Нет. Мама… на отдыхе, — сказала я, решив не болтать про дом в деревне и плантацию огурцов и болгарских перцев. Что-то мне подсказывало, что Марина Леонидовна даже не поймёт о чём я.

— Что ж, — ещё один уничтожающий взгляд достался Антону, — каждому своё: у кого-то горе, а у кого-то отдых по плану. Жаль, что вы, Валерия, не приехали, когда Боря был жив, уверена, что он проявил бы любопытство к вашей судьбе.

Антон, не скрываясь, усмехнулся. Меня, признаться, тоже «любопытство» царапнуло. Но я постаралась сохранить спокойное выражение на лице.

— Да, сейчас мне тоже жаль, что мы совсем с отцом не общались. Думаю, он был интересным человеком.

— Не сомневайтесь в этом. А вы, Валерия, чем занимаетесь?

— Я преподаю алгебру и геометрию.

Марина Леонидовна чуть сдвинула брови.

— В школе работаете?

— Да, уже четвёртый год.

— У Бори тоже было математическое образование.

— Я знаю, мама мне рассказывала.

— А что ещё она вам рассказывала?

— На самом деле, немного. В основном то, что касалось времени их знакомства с отцом и первых лет брака, про то, что последовало дальше, мама говорить не любит.

Марина Леонидовна покивала, хотя я была уверена, что то, что я говорила, её мало интересовало. Она продолжала ощупывать меня взглядом, прятала в глазах недовольство, потом обернулась, заметив кого-то, и позвала:

— Алиса, подойди сюда.

От группы людей отделилась девушка, невысокая, фигуристая, я бы даже сказала, что с пышными формами, но весьма соблазнительными, и такая же платиновая блондинка, как и мать. При её смуглой, избалованной солярием, коже, такой цвет волос выглядел несколько экстравагантно, что её, судя по всему, нисколько не смущало. Она уверено передвигалась на высоких — очень высоких! — каблуках, наверное, надеялась казаться выше; на светящемся улыбкой лице особого горя я не заметила, хотя, тут же поняла, что радость её минутна и предназначалась она Антону. Алиса как увидела его, так и разулыбалась, а в глазах прямо-таки огонь разгорелся. Я даже не удержалась и на Антона посмотрела, тот особой радостью не воспылал, спокойно смотрел на девушку, даже чуть снисходительно. А она к нему подошла и за руку схватила. И как мать недавно, обвинила его:

— Ты опоздал. Хотя, мог бы и заехать за мной.

— Занят был, — коротко отозвался Антон, явно не желая вдаваться в подробности.

— Алиса, — одёрнула дочь Марина Леонидовна, и взгляд, который она к ней обратила, был буравящий и предостерегающий. — Я хочу тебя кое с кем познакомить. — На меня указала рукой. — Это Валерия… — Вот тут произошла заминка, Марина Леонидовна явно не знала, как правильно меня представить. — Старшая дочь твоего отца.

Антон снова не удержался и усмехнулся, я же молчала. А вот Алиса непонимающе сдвинула брови при взгляде на меня.

— Кто?

Антону пришлось пояснить.

— Твоя старшая сестра, Лиска.

Алиса на меня во все глаза уставилась.

— Понятия не имела, что у меня сестра есть.

Марине Леонидовне вроде бы неудобно стало, и она вполголоса шикнула:

— Не говори ерунды, папа тебе рассказывал.

— Я не помню.

Антон посмотрел на меня, и будто извиняясь за неё, сказал:

— Не обращай внимания, у неё голова, как дуршлаг.

— Антон, придержи язык, — разозлилась на него Марина.

А Алиса возмущённо, но не зло, тряхнула его за руку.

— Перестань. Я помню всё, что мне нужно. — Она повернулась ко мне, внимательно оглядела с головы до ног, потом спросила: — Ты натуральная блондинка?

Антон не скрываясь, закатил глаза. Я же кивнула, признаваясь.

— Да, натуральная.

— Хм. А сколько тебе лет?

Я на короткое мгновение встретилась с Антоном глазами.

— Двадцать семь.

— Это хорошо. — Она тоже на Антона посмотрела и улыбнулась ему. — Я моложе.

— Жаль, что мозгов у тебя, душа моя, не прибавится даже, когда тебе двадцать семь исполнится.

— Хочешь сказать, я дура?

— Прекратите оба, — вновь призвала их к порядку Марина Леонидовна, на меня кинула настороженный взгляд. — Валерия, мы с вами ещё обязательно пообщаемся, позже. — Она взяла дочь за руку и от Антона ту буквально оттащила. — Сейчас будут выносить гроб, нам надо быть рядом с Борей.

Услышав эти слова от любого другого человека, я бы поспешила с пониманием кивнуть, но не в этот раз. Марина Леонидовна не была похожа на убитую горем вдову, в этом Антон прав. Но я лишь согласно кивнула, ощутив облегчение от того, что она окажется от меня на значительном расстоянии. Да и девушка, оказавшаяся моей сестрой, с первых минут никаких родственных чувств во мне не вызвала.

— Рядом с Борей им надо быть, — проговорил Антон им вслед чуть насмешливо. Потом в лицо мне заглянул. — Ты как?

— Не знаю, — призналась я. — Я думала, что уж с сестрой встречусь немного иначе.

— Не переживай. У тебя ещё будет время узнать её получше. Хотя, если честно, у Лиски не слишком богатый внутренний мир. И в этом Боря, кстати, виноват.

— Почему?

Его рука как бы сама собой легла на мою талию.

— Я тебе потом расскажу. А сейчас пойдём.

— Куда?

— Ты должна быть у гроба. Ты дочь.

Когда началась официальная церемония прощания, присутствующие начали произносить речи, Антон буквально выпихнул меня вперёд. Я оказалась стоящей рядом с Алисой, а он прямо за мной, на правах партнёра по бизнесу и близкого друга семьи. Я попробовала протестовать, хотела отступить на пару шагов, но он вцепился в меня, точнее, в мою талию, и удержал на месте, хотя со стороны наверняка казалось, что он так трогательно меня поддерживает. Имея на свою трогательность и фамильярность какие-то права. И это было замечено, например той же Алисой, которая впилась глазами в моё лицо, совсем не по-сестрински, надо сказать, и я поняла, что нарушила границу и заступила на её территорию, между прочим, сама того не желая. И тут же разозлилась на Антона. Мог бы и предупредить! Я ещё толком не успела с сестрой познакомиться, а он уже помог мне испортить с ней отношения.

— Теперь она меня ненавидит, — скорее проворчала, чем проговорила я. Церемония закончилась и все направились к автобусам и своим автомобилям, чтобы отправиться на кладбище.

— Кто? — спросил Антон, поигрывая ключами о машины.

— Алиса. Она полчаса меня взглядом сверлила. — Я ткнула себя пальцем в щёку. — У меня, наверное, шрам останется.

— Не выдумывай. Идеальная щёчка с идеальным румянцем.

Я кинула на этого донжуана подозрительный взгляд.

— Это макияж. Странно было бы быть румяной на похоронах отца.

— Пусть так. — Он вместе со мной обошёл машину и открыл мне дверь. А я, оказавшись с ним лицом к лицу, неожиданно для самой себя сказала:

— Она в тебя влюблена.

Он хмыкнул, слегка навалился на дверь машины, и мы оказались с ним нос к ному. Его тёмный нос коснулся моего белого, это было странно и до ужаса волнительно, я даже отшатнулась, не справившись с собой.

— Ты хочешь поговорить со мной о любви? — тем временем спросил он.

— Нет.

— А мне, кажется, хочешь.

Я не стала дожидаться, пока он рассмеётся мне в лицо, села в машину и всё-таки услышала смех Антона. Негромкий, но вполне довольный.

Словно в подтверждение моих слов и догадок, Алиса на кладбище от Антона не отходила. Взяла его под руку, как только подошла, точнее, вцепилась в него, и всю церемонию погребения не отпускала от себя. Мне к тому моменту не до этого стало, если честно. Я наблюдала за тем, как гроб опускают в землю, начинают закапывать, ощущала смутную тревогу от заунывного звука молитвы, что читал батюшка, и чувствовала, как неприятно сжимается сердце. Я не плакала, но на душе было тяжело. Даже коснулась своего горла, когда его спазмом перехватило, и мысленно произнесла: «Папа». Гроба уже не было видно, все начали подходить к краю могилы, чтобы кинуть горсть земли, я тоже подошла. Потом долго отряхивала руку от песка.

— Зачем ты её привёл? — услышала я голос Марины Леонидовны.

Я возвращалась на стоянку, к машине Антона, обходила автобус и замерла, спрятавшись за ним, услышав возмущённый голос мачехи. Или она мне не мачеха? И я не сомневалась нисколько в том, к кому она обращается и кого в виду имеет.

Антон ответил то же, что и мне говорил в последние два дня.

— Она его дочь.

— Ради Бога, не морочь мне голову. Играть со мной вздумал? Думаешь, я испугаюсь какой-то девчонки?

— А что её бояться, Марин? Такой красавицы.

— А ты уже и хвост распушил, да? Одного вы с Борей поля ягоды. Всё вам баб мало. Послушай меня, Антон, неужели ты думаешь, что мы с тобой договориться по-хорошему не сумеем?

— Не договоримся, Марина, — проговорил он с некоторой ленцой. — Ты это знаешь, и я это знаю. Никогда не верил в твоё благодушие, и не поверю никогда. И не вздумай мне рассказывать про мнимые завещания. Не было завещания, мне это отлично известно. Вздумаешь шутки со мной шутить, я тебе ещё и статью за мошенничество обеспечу.

— Вступишься за какую-то непонятную девчонку? Какая она ему дочь?

— Законная, Марина, законная. И бесишься ты именно поэтому. Разве нет?

Повисла пауза, я так поняла, что Антон уходил, а потом Марина Леонидовна проговорила ему вслед, громче, чем следовало и достаточно зло:

— Я тебя с голым задом оставлю. Каким был, таким и уйдёшь. По миру пущу!

Затем я услышала шаги по гравию, поняла, что она в мою сторону направляется, и, не зная, как правильнее поступить, нырнула в автобус, побоявшись встретиться с ней лицом к лицу после всего услышанного. Автобус ещё был пуст, и я спокойно переждала пару минут. Но когда вышла, всё-таки опасливо огляделась, и только после этого направилась на стоянку, искать Антона. Конечно же, я не собиралась ничего ему рассказывать, на данный момент ещё не знала, как следует реагировать, необходимо было обдумать. Я не была удивлена недовольством по отношению к моей персоне, но злость, звучавшая в голосе Марины Леонидовны, меня впечатлила.

Антон стоял у своей машины, кстати, сегодня это была не синяя «пуля», а солидного вида внедорожник. Стоял он не один, беседовал с незнакомым мне мужчиной, а на его левой руке снова висела Алиса. Висела, молчала, видимо томясь от не интересующего её разговора, что не мешало ей жаться к боку Антона, как погибающий прижимается к своему спасителю. Увидела меня и откровенно поморщилась. Кажется, её совсем не волновало, что я её сестра, она могла думать только о том, что я пришла с Антоном, и он проявляет ко мне определённый интерес. Больше финансового плана, но это знала я, а не она, да и что-то мне подсказывало, что и этот факт вряд ли бы Алису хоть как-то успокоил. Она увидела меня, и прильнула к Антону теснее, видимо, пытаясь продемонстрировать мне свои права.

А вот Антон мне улыбнулся.

— Всё в порядке?

Я кивнула, взглянула на мужчину.

— Это Валерия, — представил меня Антон.

Я поздоровалась с незнакомым человеком за руку, ответила на пару банальных вопросов, потом отвлеклась на Алису, которая решила возвращаться в город с нами, а не с матерью. Антон улыбался до тех самых пор, пока рядом с нами был чужой человек, после чего тут же посуровел лицом.

— Возвращайся к матери. Там родственники ваши, что они скажут?

— Да ничего они не скажут. Я уже устала от их ахов и охов. Ты бы слышал, что они ей говорят!

— Алиса, это похороны твоего отца, а не семейные посиделки. Ты должна быть с матерью.

Она повернулась к нему, загородив меня плечом.

— А ты с ней поедешь? — немного понизив голос, спросила она. От той детской обиды, что прозвучала в её голосе, я лишь усмехнулась. Антон же весьма выразительно прищурился.

— Да, Лиса, я поеду с ней. И прекрати выводить меня из терпения. Поговорим позже.

— Когда?

— Позже, — с нажимом проговорил он.

Я хоть и старалась на них не смотреть, но всё равно заметила, как рука Алисы скользнула по его груди в фамильярном жесте, а затем моя младшая сестрёнка, перейдя на шёпот, но позаботившись о том, чтобы я непременно услышала её слова, поинтересовалась:

— Ты вечером заедешь?

— Я подумаю, — без всякого намёка на мягкость в голосе, сказал Антон, буравя девушку взглядом. — Иди уже.

Алиса вздохнула на показ, после чего на меня взглянула и скупо улыбнулась.

— Пока.

Я тоже улыбнулась без особого энтузиазма.

— Пока.

— Дурная девчонка, — проговорил ей вслед Антон, а я мысленно его дополнила: «Дурная девчонка, с которой ты спишь», но вслух ничего не произнесла, и в машину села, как только он для меня дверь открыл.

— Куда теперь? — спросила я, когда мы с кладбища выехали.

— Поминки в ресторане. Зал на триста человек.

Я голову на подголовник сидения откинула и закрыла глаза.

— Кошмар.

Антон быстрый взгляд на меня кинул.

— Не хочешь идти?

— Ты скажешь, что я должна.

— Не должна, — вдруг заявил он. И ещё более неожиданно предложил: — Поехали ко мне.

Я глаза открыла и удивлённо на него посмотрела.

— Что?

Он плечами пожал.

— У меня есть бутылка хорошего вина, холодильник, кажется, не пустой, а главное, никого вокруг. Посидим вдвоём, Борю помянем. Я тебе расскажу про него что-нибудь, если хочешь.

Я к окну отвернулась.

— А как же Алиса?

Антон уж как-то слишком понимающе усмехнулся.

— Я же сказал, что подумаю. Ну вот, я подумал.

Жил Антон за городом, в очень хорошо знакомом мне посёлке. Не в том смысле, что я в нём бывала, с чего бы мне бывать в охраняемом посёлке, у меня и знакомых таких до сегодняшнего дня не было, но я проезжаю мимо каждый раз, как еду к бабушке. Смотрю на аккуратные кирпичные коттеджи за коваными заборами, можно сказать, что любуюсь, а теперь вот представился случай побывать внутри, изучить и рассмотреть. Дом Антона был одним из тех, что располагались на самом берегу Волги. Двухэтажный коттедж из светлого кирпича, с коваными балкончиками и большими окнами. Вокруг дома подстриженный газон, пара ухоженных клумб и пышный кустарник. За всем этим явно приглядывал садовник. Мы въехали на участок, остановились у ворот гаража, а когда Антон из машины вышел, я в первый раз огляделась и тайком вздохнула. О таком доме я даже мечтать боялась, чтобы зря не расстраиваться, поэтому моя мечта была куда скромнее — «жук», и то часто казалась мне неосуществимой.

Антон открыл мне дверь и галантно подал руку. Я её приняла, из машины вышла с его помощью, но сказать честно, его упорная галантность по отношению ко мне, настораживала. Чувствовалось, что это неспроста.

— Милости прошу, — сказал он, обводя рукой свои владения. — Не против, если мы в дом со стороны веранды зайдём? Покажу тебе, из-за чего я этот дом купил.

— Уже не знаю, к чему готовиться, — проговорила я вполголоса, вызвав у Антона улыбку. Зато оказавшись за домом, попросту ахнула, не скрываясь. — Красота какая, Антон!

— Красота, — с удовлетворённым вздохом согласился он. Остановился, наблюдая то ли за мной, то ли тоже впитывая в себя красоты природы. А я прошла вперёд по газонной травке, не в силах убрать с лица восторженную улыбку, хоть что-то хорошее за сегодняшний кошмарный день. Прошла до дощатой пристани и сощурилась, глядя на Волгу, сияющую в лучах солнца. На другом берегу, на вполне приличном расстоянии, русло в этом месте было достаточно широким, живописная деревушка и видна колокольня церкви. По реке пронеслась моторная лодка, и спустя минуту о пристань ударилась первая волна, за ней другая, и я чуть отступила, испугавшись, что промочу туфли. А когда обернулась, увидела, что Антон уже стоит в дверях дома и машет мне рукой.

— Очень красиво! — поделилась я с ним своим восторгом. — Ты давно здесь живёшь?

— Два года почти. Когда купил, вокруг ещё стройка шла. Но это стоило того, чтобы потерпеть.

— Здесь можно и без дома, в палатке жить, — засмеялась я.

— Ну да, с милым рай и в шалаше, — отозвался он, но я не совсем поняла его мысль. А Антон распахнул передо мной дверь. — Проходи.

Мы вошли и сразу оказались на просторной кухне. Ничего лишнего, ни цветов в горшках, ни салфеток расшитых, которые так любят женщины, сплошной технический прогресс. Но чисто. Слишком чисто для одинокого мужчины, всё блестит и сияет, надо думать, стараниями домработницы.

Антон первым делом заглянул в холодильник.

— Ты есть хочешь? — спросил он меня.

— Да.

— Я тоже. И наша сытость зависит от тебя.

Я лишь головой качнула.

— А ты хитрый.

— А то.

Прежде чем направиться к холодильнику и взяться за готовку, к чему меня Антон открыто призывал, я прошлась по кухне, потом заглянула в гостиную, интересничая, а в итоге спросила:

— Не против, если я туфли сниму? Они такие неудобные.

Антон хмыкнул. Весьма красноречиво хмыкнул, и я без труда догадалась, какой ответ ему на ум в этот момент пришёл, причём, молниеносно, как любому мужчине. Но он счёл правильным промолчать, и это было разумно. Правда, улыбка его говорила о многом, и я пихнула его локтём, специально и достаточно болезненно, чтобы потеснить его у холодильника. Туфли задвинула ногой под стол, из холодильника достала замороженную курицу, и вдруг поймала себя на мысли: какой всё-таки невероятный по событиям сегодня день. Начался с тревог и сомнений, продолжился похоронами отца, а сейчас я в доме мужчины, которого до вчерашнего дня и не знала, ужин ему готовлю. Что совершенно на меня не похоже. И на вопрос: почему я приняла приглашение приехать к нему, у меня ответа не находилось. Но при мысли, что окажусь дома, в одиночестве, и буду вспоминать и анализировать случившееся, на душе становилось тяжело. И я старательно избавлялась от этой тяжести, нарезая салат и натирая курицу специями.

— Пахнет вкусно, — сказал Антон, вернувшись минут через десять на кухню, успев сменить чёрный костюм на джинсы и футболку.

— В твоём холодильнике я нашла только курицу и овощи. И ещё виноград.

— О, это Аннушка постаралась, она меня подкармливает.

— Кто такая Аннушка?

— Домработница. Золотой человек, несмотря на то, что вечно раскладывает мои вещи по странным местам. — Он продемонстрировал мне бутылку. — Я вино принёс. Выпьем прямо сейчас?

Я плечом дёрнула, не отказываясь, и через пару минут в моей руке оказался бокал с красным вином. Я сначала потянула носом терпкий аромат, затем сделала глоток.

— Вкусно?

Я кивнула.

— Боря из Испании привёз пару месяцев назад.

Я едва не поперхнулась. Антон заметил и повинился.

— Прости.

Я ничего не ответила, вернулась к приготовлению ужина, а после нескольких минут молчания спросила:

— Вы были друзьями?

— Да.

— У вас большая разница в возрасте.

— Он не чувствовал себя шестидесятилетним. На этом, наверное, и погорел. Поберёгся бы, дольше прожил. А он думал, что ему всё тридцать. Врачи говорили: шестьдесят, а он их посылал. И спрашивается: кто оказался прав?

— Ты говорил, что у него была любовница…

Антон опустошил свой бокал, а после моих слов лишь рукой махнул.

— Она никто. В «Колесе» танцует. Боре нравилась.

— Настолько, что он на ней умер…

Антон присмотрелся ко мне.

— Не принимай близко к сердцу. Такой уж он человек был. Всё с размахом. — Антон вдруг усмехнулся. — Думаю, он себе другой смерти и не пожелал бы. Правда, годков на двадцать попозже.

Я обернулась через плечо, и поняла, что Антон сидит на высоком барном стуле и меня разглядывает.

— Что смотришь?

Он хмыкнул.

— Ты на мать похожа?

— Чем-то. А что?

— На Борю вроде не похожа, и с Алиской вы разные совершенно. Кстати, как она тебе?

— Она… — Я слова подбирала, одновременно обдумывая. — Она ещё не повзрослела.

Антон даже рассмеялся.

— Это точно. Подзадержалась в капризном семилетнем возрасте.

— Ну, зачем ты так? На семилетнюю девочку она совсем не похожа, думаю, ты спорить не будешь.

— Это ты сейчас о чём?

Мне стало неудобно за свои намёки, они явно были неуместными, и поэтому я лишь дёрнула плечом, продолжая стоять к Антону спиной. Но он и сам догадался, потому что усмехнулся.

— Думаешь, я с ней сплю?

Я головой покачала, отказываясь и надеясь, что мы сменим тему, но Антон не спешил.

— Думаешь, думаешь. И, кстати, зря. Я не любитель незрелых, избалованных девчонок. Хотя, она не прочь, лет с восемнадцати почему-то уверена, что я на ней женюсь.

— Так почему бы тебе этого не сделать? И все твои проблемы решатся сами собой.

— Это какие такие проблемы?

Язык прикусывать было поздно, и я решила выкручиваться.

— Про которые ты мне вчера говорил. Про доли и наследство.

— А-а. Знаешь, Лер, это была бы слишком большая жертва с моей стороны. При одной мысли, что Марина моей тёщей станет, у меня на висках седина пробиваться начинает. — Он голову повернул и пальцем указал. — Вот, видишь? Уже.

Я ложку облизала и рассмеялась.

— Не выдумывай. Хотя, ты прав по поводу Марины Леонидовны, она очень решительный человек.

— Сука она, — сказал вдруг Антон совершенно нейтральным тоном, а я удивлённо посмотрела на него. — Боря бы никогда с ней не развёлся, она его знаешь как держала? — Он кулак сжал и стал его разглядывать. — Вот прямо за одно место и держала. Иначе он бы от неё давным-давно сбежал.

Я непонимающе хмурилась.

— Она… знала про него что-то серьёзное?

— Не знаю, если честно. Боря об этом говорить не любил. Но по бабам ходил, я бы даже сказал, бегал, и этого не скрывал. Вот так они и жили.

Я даже передёрнулась, как от озноба. Потом газ выключила.

— Всё готово. Где есть будем?

— Давай на веранде? Я на стол накрою.

Через десять минут мы уже сидели за накрытым столом, Антон с аппетитом ел, а я лишь попробовал то, что приготовила, и снова пригубила вино. Смотрела на Волгу и думала. Потом спросила:

— А Алиса где-то учится?

— Учится. Она у нас особа творческая, певицей будет, эстрадный вокал. Хотя, я советовал пойти в эстрадно-цирковое.

— У неё хороший голос?

— Лера, у неё куча бабок, на которые покупается продюсер, и снимаются клипы.

— Не может же быть всё так плохо, — не поверила я.

Антон плечами пожал.

— Наверное, не может. Но голос у неё достаточно средненький, правда, её научили им пользоваться правильно, поставили.

— Вот видишь.

— Мне как-то всё равно, мне её не слушать.

Я с минуту наблюдала за тем, как он ест, жуёт сосредоточено, но довольным не выглядит.

— Не вкусно? — спросила я.

Антон очнулся от своих мыслей, на меня взглянул непонимающе, после чего поспешил заверить:

— Очень вкусно.

— Просто ты морщишься.

Он, кажется, удивился.

— Правда?

Я кивнула. А он тут же заверил:

— Это не из-за еды. Правда, вкусно.

— Антон, я просто хотела тебя отвлечь, — призналась я.

— А ты сама чего не ешь?

— Не знаю, наверное, перенервничала.

— Тогда выпей. — Он подлил мне вина. — Давай ещё Борю помянем. — Мы молча выпили, я снова стала смотреть в сторону, на церковную колокольню вдалеке, задумалась, и поэтому растерлась от его следующего вопроса. — Ты никогда не думала встретиться с отцом?

Я моргнула раз, другой, затем головой покачала.

— Почему?

— Сама не знаю. Я второй день об этом думаю, и ответа не нахожу. Наверное, я не чувствовала в этом необходимости. У меня была мама, бабушка, тётки и братья с сёстрами. Целая куча родственников. А отец… Я спрашивала маму, когда помладше была, она не горела желанием рассказывать мне подробности. Одно было неоспоримо и понятно: он нас бросил. На этом мой интерес иссяк.

— Понятно. К тому же, ты девчонка.

— Это тут причём?

— Ну, тебе с мамой было комфортнее.

— Я знала о нём, Антон. В юности я узнала, что он не где-то на просторах нашей родины затерялся, что он никуда не уехал, живёт с нами в одном городе, что у него семья и другая дочка. Признаюсь, что меня это царапнуло, но желания встретиться и посмотреть ему в глаза, так и не возникло. Я видела его по телевизору, и не раз, и ничего не чувствовала. Или приказала себе не чувствовать, не знаю. Он просто был, жил, что-то делал, всем вокруг помогал, кроме меня. А позавчера я снова услышала его имя в новостях, и сказали, что он умер. Это было, как гром…

Антон вдруг руку через стол протянул и коснулся меня. Я уставилась на его тёмную руку, на фоне моей — чересчур светлой, почти мраморной, с просвечивающими венками, такая уж у меня кожа, почти прозрачная. А его кожа была цвета моего любимого молочного шоколада, ну может немного светлее. И меня это завораживало.

— Лера, ты опьянела, — сказал он, похлопав меня по руке.

Я поторопилась согласиться.

— Да. Стоило поесть.

— И отдохнуть тебе надо. Ты ночью, вообще, спала?

— Наверное. Кажется, мне что-то снилось.

— Поешь, и я тебя спать уложу.

Я глупо рассмеялась.

— Ты меня спать уложишь?

— А что, ты испытываешь на мой счёт какие-то опасения?

У меня от его тона щёки вспыхнули, и я осторожно вытянула руку из-под его ладони. Снова схватила бокал с вином, будто мне мало было путающихся мыслей и шума в голове.

— Отвези меня домой.

— Не выдумывай. Ты пьяна, ты хочешь спать, а предлагаешь мне везти тебя в город в час пик, по всем пробкам. К тому же, я тоже пил. У меня две гостевых спальни, выбирай любую. Откроешь окно, свежий речной воздух, тишина… — Он откровенно меня заманивал.

— Антон, прекрати, — засмеялась я.

— Личная охрана, — закончил он под мой смех, и сам улыбаясь. — А с тебя завтрак, идёт?

Я головой покачала, но меня уже никто не слушал. Спустя минут десять, Антон поднял меня из-за стола и увёл на второй этаж. Я ещё пыталась протестовать, но бойко не получалось, а уж оказавшись на мягкой постели, желание спорить и вовсе пропало. Я прилегла на подушку, вздохнула устало и удовлетворённо одновременно, и ленивым взглядом обвела комнату.

— Я принёс тебе футболку и полотенце, — сказал Антон, вновь появляясь в комнате. Он остановился перед кроватью, смотрел на меня, а я своим пьяным мозгом не сразу поняла, что веду себя несколько провокационно. Поторопилась сесть, пригладить волосы и поблагодарила за беспокойство. Антон в ответ улыбнулся, но несколько вынужденно.

— Отдыхай. Пусть это будет самый плохой день в твоей жизни. — Я странно посмотрела, а он пояснил: — Так моя мама говорит. Спи, Снежинка.