Хроника красного террора ВЧК. Карающий меч революции

Илья Сергеевич Ратьковский, 2017

Созданная в декабре 1917 года ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем – не только положила начало советским спецслужбам, но и стала для многих зловещим олицетворением Великой русской революции. Новая книга ведущего историка террора Гражданской войны, доцента Института истории СПбГУ, на основе обширного круга источников во всех подробностях освещает Красный террор ВЧК в 1918 году, развенчивая устоявшиеся мифы о деятельности чекистов. Каков вклад Ленина и Дзержинского в строительство ВЧК? Какую роль в старте террора сыграли покушения на первых лиц Советской России и что было главной причиной введения большевиками смертной казни? Был ли Красный террор ответом на террор Белого движения и иностранных интервентов, жесткие подавления революций в Германии и Финляндии? Как ВЧК боролась с контрреволюционным подпольем, преступностью, оппозиционными партиями и движениями? Каков был кадровый состав чекистов и все ли они выдержали испытание властью? Наконец, каковы реальные масштабы репрессий ВЧК и что стало итогом политики КРАСНОГО ТЕРРОРА?

Глава 1

Формирование системы чрезвычайных комиссий и осуществление диктатуры пролетариата в начальный период существования Советской власти (октябрь 1917–март 1918 г.)

§ 1. Причины и предпосылки создания ВЧК

Создание 7(20) декабря 1917 г. Всероссийской чрезвычайной комиссии при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем явилось закономерным этапом эволюции Советского государства в послеоктябрьский период. Появление ВЧК было вызвано изменениями во внутриполитической обстановке Российской республики и связанной с этим переоценкой взглядов на реализацию принципа диктатуры пролетариата в новых условиях зарождающейся гражданской войны.

Возможность подобного корректирования политического курса после захвата власти, при сохранении основного принципа диктатуры пролетариата, признавалась В.И. Лениным задолго до октябрьских событий 1917 г. «Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата»^[68]. Таким образом, в декабре 1917 г. вопрос ставился о новых политических формах и содержании диктатуры пролетариата сравнительно с прежними дооктябрьскими представлениями большевиков.

Наиболее полно в предоктябрьский период учение о диктатуре пролетариата было изложено В.И. Лениным в работе «Государство и революция». В ней главной целью пролетарской диктатуры объявлялся слом старой государственной машины и ликвидация сопротивления бывшего правящего класса в переходный период построения нового общества^[69].

Такая диктатура, утверждал далее Ленин, будет нести в себе как черты, характерные для всех диктатур, так и иметь ряд особенностей, связанных с ее пролетарским происхождением. Являясь диктатурой большинства населения, направленной на подавление сопротивления меньшинства, ставя целью в противовес диктатуре буржуазии устранение, а не закрепление эксплуатации, она тем самым будет более эффективной и демократичной^[70]. В силу этого осуществление диктатуры пролетариата, а также задач, стоящих перед ней, представлялось В.И. Ленину в предоктябрьский период делом относительно легким, не требующим создания специального органа для подавления сопротивления. Само сопротивление новому режиму будет краткосрочным явлением.

Ввиду относительной легкости слома сопротивления буржуазии по сравнению с сопротивлением пролетариата, диктатура последнего могла ограничиться «простой организацией вооруженных масс (вроде Советов рабочих и солдатских депутатов…)»^[71]. Следует отметить немаловажный момент, на который обратил внимание В.И. Ленин летом 1917 г. «Теоретически, особенно NB, соединение диктатуры пролетариата с полнейшим местным самоуправлением»^[72].

Подобное представление о диктатуре пролетариата (отсутствие необходимости специального постоянного органа подавления, совместимость диктатуры пролетариата и самоуправления, относительно скорое подавление сопротивления новому строю и т. д.) характерно и для более поздних работ В.И. Ленина, созданных накануне Октябрьской революции 1917 г.^[73]

Не отрицая необходимость карательно-репрессивных мер в начальный период становления Советской власти и даже отмечая их будущее разнообразие, вплоть до смертной казни, В.И. Ленин в предоктябрьский период не занимался специальной разработкой концепции правоохранительных органов при осуществлении диктатуры пролетариата. Вопрос о смертной казни считался им второстепенным ввиду слабости предполагаемого сопротивления буржуазии и рассматривался лишь как ответная мера. Подавление сопротивления предусматривалось в основном экономическими и контролирующими мерами. Таким образом, существовавшее представление о формах реализации принципов диктатуры пролетариата в дооктябрьский период, как оказалось впоследствии, в значительной степени основывалось на ошибочной оценке сил контрреволюции, и было крайне расплывчатым. Не отрицая роли насилия в становлении советской власти, Ленин не представлял размеров необходимого революционного насилия для сохранения и упрочения этой власти.

Придя к власти в результате Октябрьского вооруженного восстания, партия большевиков предполагала в самое ближайшее время начать выполнение первых декретов II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов: о мире, о земле, об отмене смертной казни^[74]. Подобная программа являлась компромиссом, уступкой большевиков общественному мнению в виде проэсеровского Декрета о земле и демократического Декрета № 1 об отмене смертной казни, возобновленной на фронте правительством А.Ф. Керенского 12 июля 1917 г. Таким образом, первые действия новой власти оказались даже более демократичными, чем предусматривали их дооктябрьские лозунги. Часть партии (Л.Б. Каменев, А.В. Луначарский и другие «мягкие большевики») сочла возможным отказаться от смертной казни в условиях прихода к власти партии, выражающей интересы большинства трудящихся. Необходимость насилия, тем более террора в этой ситуации ими отрицались. А.В. Луначарский писал жене 28 октября 1917 г.: «Я пойду с товарищами по правительству до конца. Но лучше сдача, чем террор. В террористическом правительстве я не стану участвовать… Лучше самая большая беда, чем малая вина»^[75]. Далее в письме он писал об ужасе, который он испытывает, боясь прослыть виновником безобразий и насилия.

Вместе с тем, среди большевиков также были противники немедленной отмены смертной казни. Так, против отмены смертной казни резко выступал В.И. Ленин, считая инициативное предложение председателя ВЦИК Л.Б. Каменева пацифистской иллюзией, ослабляющей революцию^[76]. Несмотря на подобную позицию В.И. Ленина, возможно излишне заинтересованно интерпретированную Л.Д. Троцким в своих воспоминаниях, постановление было принято Съездом^[77].

Компромиссные решения в ранний послеоктябрьский период принимались и в других случаях, не касающихся основ Советской власти, как проявления принципа диктатуры пролетариата. Последняя подразумевалась как необходимое условие осуществления советской демократии, т. е. демократии большинства, и не подвергалась переосмыслению.

Партиям социалистической направленности предоставлялась определенная возможность для участия в государственном управлении в случае безусловного признания решений II Всероссийского съезда Советов и совершившегося государственного переворота^[78]. В дальнейшем по этому пути пошла партия левых эсеров, вошедшая в декабре 1917 г. в коалиционное правительство с большевиками. При этом доминирующая роль оставалась за большевиками, как и контроль над процессами государственного управления страной. Вместе с тем на съезде было принято постановление о борьбе с контрреволюционными выступлениями. Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов поручил местным советам принять энергичные меры к пресечению подрывных и акций и погромов, к обеспечению подлинно революционного порядка^[79].

Несмотря на многочисленные антибольшевистские заговоры и выступления, к их участникам применялись достаточно гуманные меры пресечения и наказания, зачастую не соответствующие замыслам заговорщиков. Подобное наказание контрреволюционеров исходило опять-таки из дооктябрьских представлений о характере пролетарской диктатуры и кратковременном сопротивлении буржуазии, для подавления которого нет необходимости в смертной казни и длительных сроках тюремного заключения. «…Нас упрекают, что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяли и, надеюсь, не будем применять. И, надеюсь, не будем применять, так как за нами сила. Когда мы арестовывали, мы говорили, что мы вас отпустим, если вы дадите подписку в том, что вы не будете саботировать. И такая подписка дается»^[80], — писал В.И. Ленин.

Вслед за вооруженным выступлением Краснова — Керенского 26–30 октября 1917 г. последовали многочисленные антисоветские заговоры и подготовка новых мятежей (Петроградская школа прапорщиков инженерных войск, Михайловское училище и т. д.). В ноябре 1917 г. в Петрограде был раскрыт заговор монархической группы В.М. Пуришкевича. Революционный трибунал, рассматривающий это дело, установил наличие связи заговорщиков с донским атаманом А.М. Калединым, закупку оружия, вербовку офицеров и юнкеров, планы вооруженного выступления в Петрограде. На суде проходила в качестве обвиняемых группа из 14 человек, в основном военные. Двое участников по молодости были освобождены (оба юнкера и участники восстания). В.М. Пуришкевич был приговорен к четырем годам условно с испытательным сроком в один год; троих участников на этих же условиях приговорили к трем годам условных работ при тюрьме; остальные сроки были определены в пределах от двух до девяти месяцев. Первомайская амнистия 1918 г. аннулировала оставшиеся тюремные сроки. Такие же мягкие приговоры в этот первоначальный период существования советской власти наблюдались и в других схожих случаях^[81]. Подобные выступления изначально трактовались как последние сполохи старой власти, исчерпывающей ими и без того незначительный потенциал контрреволюции.

Попытки введения в этот период смертной казни, помимо декретов СНК и ВЦИК, незамедлительно пресекались. Так, Совнаркомом был отменен приказ № 1 от 1 (14) ноября 1917 г. главнокомандующего войсками по обороне Петрограда полковника М. А. Муравьева о беспощадной и немедленной расправе с преступными элементами^[82]. В качестве же наказания в основном применялись такие меры, как конфискация, лишение карточек, выдворение и выселение, опубликование списков врагов народа, общественное порицание и т. д.

Между тем в начале декабря 1917 г. все очевиднее становилась ошибочность прежней оценки сопротивления новому советскому режиму. Опасность исходила с самых разных сторон — налицо был системный кризис российской государственности, в том числе в столице.

В одном только Петрограде насчитывалось до 40 тысяч уголовных преступников, резко активизировавших свою преступную деятельность в послеоктябрьский период^[83]. Названная цифра уголовников будет значительно выше, если учесть деклассированные элементы, участвовавшие в столичных погромах, ограблениях, самосудах. Массовый характер подобных явлений приводил к тому, что при разгонах погромщиков в послеоктябрьский период уже часто применялось оружие^[84]. Значительную опасность в этих условиях представляли для Советского государства так называемые «пьяные погромы». Уже в ночь на 4 декабря 1917 г. только по Петрограду число массовых винных погромов перевалило за шестьдесят. К целому ряду из них обнаружилась причастность членов кадетской партии^[85]. На этом обстоятельстве большевики акцентировали внимание общественности, пытаясь оправдать суровые меры, направленные против этой партии. «И после первого серьезного поражения свергнутые эксплуататоры, которые не ожидали своего свержения, не верили, не допускали мысли о нем, с удесятеренной энергией, с бешеной страстью, с ненавистью, возросшей во сто крат, бросаются в бой за возрождение отнятого «рая», — писал позднее об этом периоде В.И. Ленин^[86].

Погромное движение выявляло не только постепенное вовлечение в него отдельных представителей партий, но и участившиеся случаи вовлечения в этот процесс маргинальных армейских групп: от анархистов до офицеров. Позиция последних в послеоктябрьский период в связи с началом мирных переговоров с Германией, началом демобилизации старой армии, все более приобретала антисоветский характер и если часть демобилизованного офицерства уходила в преступный мир, то другие оказывались вовлеченными в различные нелегальные группы. В Петрограде насчитывалось до 50 тысяч бывших кадровых офицеров армии и гвардии, уже проявивших себя в юнкерском выступлении и готовых к более активным действиям^[87]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

68

Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 33. — С. 35.

69

Ленин В.И. — С. 88, 115.

70

Там же. — С. 24–25.

71

Там же. — С. 91.

72

Там же. — С. 155.

73

Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 34. — С. 223, 241, 308–309 и т. д.

74

Подробнее об институте смертной казни в революционном 1917 г. см: Ратьковский И.С. Восстановление в России смертной казни на фронте летом 1917 г. // Новейшая история России. 2015. № 1. С.48–57.

75

Цит. по: Политические деятели России. 1917: Биографический словарь //Гл. ред. П.В. Волобуев. — М., 1993. — С. 195.

76

Троцкий Л.Д. К истории русской революции. — М., 1990. — С. 212–213.

77

Там же. — С. 424–425; Вопросы истории КПСС. 1989. № 8. — С. 104.

78

Правда. — М., 1917. 7 ноября; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. — С. 70.

79

Декреты Советской власти. Т. 1. — М., 1957. — С. 16–17.

80

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. — С. 63.

81

Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917–1925). — М., 1975. — С. 107, 108, 112.

82

Там же. — С. 58, 454.

83

Кутузов В.А. и др. Чекисты Петрограда на страже революции. — Л., 1987. Т. 1. — С. 97.

84

Известия ВЦИК. 1918. 26 января.

85

Кутузов В.А. Указ. соч. Т. 1. — С. 47.

86

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37. — С. 264.

87

Петроградская правда. 1923. 23 декабря.