В гостях у императорской четы

Влад Потёмкин

Импонирует перерождение королевского повесы. Из малого мирка, затерянного высоко в горах, молодой король попадает в пучину дворцовых интриг римского императорского двора. И ещё неизвестно, что принесёт этот визит… предсказать невозможно, так как всё выходит из-под контроля – даже сам «Поводырь Жизней Людских» сбит с толку его непредсказуемыми выходками, но льющимися от самого сердца. А долгие ожидания ответной любви наконец-то найдут своё воплощение в жизни.

© Влад Потёмкин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Неуступчивость императора

Завесы плюща, точно стена убегала ввысь, малахитовым пологом удлиняя пространство. Кое — где, свисали, оторвавшиеся от общего монолита зеленой стены кисти, покачивающиеся под набегающими напорами ветра, несущего с моря прохладу. В тени аллеи прогуливались император и визирь, явно не имея общего мнения по одному вопросу: «Визирь настаивал — отказать Локки в гостеприимстве, во избежание наихудших бед».

— Двуличен!.. Изворотлив!.. Хитер и коварен! — Хрисафий мог бы до бесконечности перечислять негативные наклонности гостя.

— Это, не так, — счёл нужным не согласиться император. — В его сознании отсутствует — такие понятия, как — «ДОБРО» и «ЗЛО». «ДОБРО» и «ЗЛО», как действие — целенаправленное.

— А как же быть, тогда с таким понятием, как — нравственность? — стоял на своём визирь.

— В его сознании — есть такое понятия, — спокойно парировал басилевс. — Он высокоморальный, но, задумывая вершить — «добро», Локки может заиграться и «добро», не заметно может перерасти во «зло». Для него это забава. Игра.

— Вы, сейчас говорите, как старец Несторий, а не правитель?

— А правителю не помешало быть, хоть иногда, побывать старцем, — не согласился Флавий Юниор, заострив свое внимание на «хоть иногда».

— Хм, — не найдя, что ответить, промычал Этомма, но, собрался с мыслями.

— ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО, ВЫ, отобрали у меня спокойствие и сон — сделав из бедняка — «счастливчика в коробке» — «ВИЗИРЯ».

Феодосий предпочел не развивать его горячей реплики, а пожелал смягчить пыл препозита.

— Для, Локки — «хорошо» и «плохо», не синонимы. А все же антонимы.

— Просто, свой необычный ум, он чаще всего направляет на плохие свершения, — не сдавался Хрисафий.

— И на хорошее тоже, — не согласился Феодосий. — Его же не зря изгнали из царства «Тьмы».

— Еще бы не изгнать? — препозит повеселел. — Наорать на самого главу нечистых?? И остаться среди них???

— А я о чем говорю? Вершит, сам не зная, что получится??

— Интересно? А он изначально задумал поставить все выигрыши на своих?? — глаза визиря лукаво улыбались.

— И тем самым пополнить казну!! — восторженно вставил император. — Это же — годовой доход???

— Беспорядки обошлись бы дороже!!! — посчитал не согласиться главный казначей.

В 532 году, через 110 лет, при схожих обстоятельствах — где, болельщики одних противостояли другим и безобидная стычка, переросла в побоище и хлынула за пределы стадиона. Разгулявшаяся человеческая стихия разгромила весь город — сгорела даже Святая София. Шесть лет понадобилось императору, чтобы восстановить город, от которого не осталось камня на камне, а точнее, только камни и остались. Шесть лет незыблемая — крепостная стена Феодосия окружала не существующий город.

В безобидной драке «стенка на стенку» — сошлись разные цвета болельщиков. Синие дубасили красных, остальные цвета примкнули, к противоборствующим группировкам. Руководили же всем этим — богатые сенаторы. Денежным воротилам не нравилась политика императора, и они решили показать Юстиниану, что они значат в империи. Денежные мешки и раньше хвастались друг перед другом — у кого больше «зверей» — так, они за глаза именовали «агрессивных приверженных делу болельщиков», а теперь появилась возможность посмотреть их в деле. Смотрители «зверей» на прямую выходили на финансирующих беспорядки воротил. Настал момент — «зверям» показать, что они могут, а толстосумам доказать, что они значат… — как кланы могут влиять на политику и самого императора.

— Да! — восторженно вмешался в разговор Локки. Он появился из-за стены плюща в приподнятом настроении.

— Император, — не теряя энтузиазма, обратился он к басилевсу. — Ваше Величество!! Вы, даже не представляете, какого зрелища лишил, Вас, канцлер??

— Не представляю?? — ответил Флавий, который и в самом деле не представлял, масштабов затеянного «Пройдохой» шоу.

— Да?.. — горестно подумал Барабаш. — В 1993 году у Милошовича не найдётся «Хрисафия». И, Венедо-Далмацкая провинция Византии погрузиться во мрак и развалиться на куски, утопая в крови и хаосе. Контролируемые финансовыми акулами внешними и внутренними, «фаны» взорвут мир и покой. Эти горе-вояки, то и дело, будут всплывать, чтобы крушить, жечь и уничтожить. Что угодно!.. Где угодно!.. И кого угодно! Вооружившись битами, арматурой и коктейлями «молотова» они везде — готовы оставить свой неизгладимый след и не важно — где?.. На стадионе?.. Или Доме Профсоюзов?.. Везде, где укажут хозяева!.. — Локки посмотрел на все эти страшные, ужасающие зрелища и ему — видевшему виды — стало не по себе, видя, как Дьявол двигал пешки, уже не скрывая своих темных мыслей.

— Да, — сочувственно произнёс «Пройдоха». — Зрелище могло быть — не из лёгких?!!

— Что, я тебе говорил? — как бы продолжал нить прерванной беседы, отпарировал император евнуху.

Визирь, лишь пожал плечами. Человек он был терпеливый, честный и высоконравственный. На первый взгляд, такая супер порядочность показалось бы не естественной, но в его случае вполне объяснимой. Самое главное качество визиря была влюбчивость и преданность. Локки прекрасно понимал, какие испытания ждут Евдокию в замужестве и, осознавал, что ей будет не хватать должного внимания со стороны мужа-императора. Визирь же должен был дополнить — то, не достающее внимание, без всякой ревности и недоверия со стороны супруга. Прекрасное видение Локки не подвело — всю свою жизнь Хрисафий будет следовать за ней, до последних дней своей жизни.

Ведь, все же хорошо, — император решил успокоить визиря, видя как тот негодует.

Этомма недовольно сжал губы, что плохо сочеталось с улыбчивым лицом казначея. Причем это недовольство настолько явно запечатлелось на внешности препозита, что не заметить эту гримасу было просто не возможно.

— Ты, изначально задумал этот план с шестерками? — спросил визирь полушепотом, но резкие нотки проскальзывали в его обычно умиротворённом голосе.

— Что, ВЫ?.. Что, ВЫ?? — Локки выразил мнимое удивление, задрав брови на лоб.

— Вы считаете, я слепой??

— Ни как нет, — но брови поползли еще выше. — И зачем мне это?

— Вы, черти народ ловкий?!! А мы потом расхлебывай, — визирь смерил нежеланного гостя негодующим взглядом.

— Что, вы, все делите? — император попытался их успокоить.

— Ничего!! Ровным счетом ни чего! Мне просто интересно — зачем, он все — это затеял??? — но, не слыша ответа Хрисафий повторил. — Зачем???

— Скучно, — по-детски признался «Пройдоха».

— Ах!! Ему, видите ли, скучно?.. А последствия?? — вопрос визиря, так и завис в воздухе.

— До чего же, ты, нудный Хиря, — Локки отвернулся от распорядителя царских щедрот.

— Локки! Ты, состоишь из одних достоинств, — похвалил его басилевс, боясь, что старый приятель может обидеться.

— Что, вы?! — возразил «Пройдоха». — Это вам, только кажется!

— Вашу шаловливость нельзя считать недостатком. Это ребячество, которое, вы, пронесли из детства… — император исходил от избытка эмоций и не мог подобрать подходящих слов.

— Лучше бы он там её и оставил… — бубня под нос, вставил визирь, явно не одобряя такое снисхождение Феодосия в адрес гостя. — А вместе с ней, остался бы там — и сам!!

— Басилевс! Вы, тоже самые восхваления можете сказать и в отношении «Хранителе опочивальни», — призвал гость, показывая на обиженного визиря.

Хрисафий Этомма и Локки Барабаш — эти двое были, пожалуй единственными в империи, которые лишены корысти и искренне преданы делу. Первый в силу того, что он один, как перст на белом свете и предан делу, которое для него превыше всего. Даже его тайная любовь к императрице — это тоже его дело, чтобы не омрачать прелестный лик императрицы. Второй — да ему просто нечего было терять и нечего бояться. Он жил, как перекати поле — мог в любую минуту упорхнуть, не опасаясь ни о чём. Страх лишает свободы, не дает возможности парить. Страх, которого у этих двоих не было, это давало им возможность творить и парить.

Хрисафия растрогало внимание Локки, но он предпочел не показывать этого, а раскланявшись, лишь с императором, сотворил обиженное лицо и скрылся за навесом плюща.

— От твоих поступков — рождается вера — во все лучшее, что есть на земле, — благодарственно сообщил басилевс, когда они остались вдвоём.

Но «Пройдоха» решил остановить его похвальную речь.

— Посмотрите на него, — Локки указал на спящего конунга. — Удивительное, доброе, человеческое лицо! Но, как проснется?? Просто не горюй!!!

— У римлян есть такое правило: «Если твой друг не умеет пить, не наливай ему, а то потеряешь друга!»

— Хорошее изречение! — согласился Локки. — Только это не про него!