Кольцо Соломона

Михаил Палев, 2009

Валерий Тавров – сыщик с огромным стажем, человек во всех смыслах земной. Однако почему-то, уже не в первый раз, он вынужден распутывать дела, в которых участвуют колдуны и члены древних орденов, охраняющих границы между мирами людей и демонов. Вот и сейчас он и верит, и не верит в то, что найденное кольцо царя Соломона способно навлечь на своего обладателя бесконечную вереницу проблем и напастей. Однако это так! Расследование страшных смертей, таинственные исчезновения, перспектива собственной гибели – вот что ожидает Таврова. Прежде всего ему придется найти пропавшего два года назад отца Иоанна Белиссенова. Он единственный оставшийся в живых, кто знает точно, где хранится кольцо…

Оглавление

Из серии: Частный сыщик Валерий Тавров

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Кольцо Соломона предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 4

Когда Тавров проснулся утром, то обнаружил, что поисковики уже покинули купе. Детектив полежал еще несколько минут, затем незаметно для себя задремал и окончательно проснулся, когда в дверь постучала проводница:

— Подъезжаем! Порхов через пятнадцать минут!

Раннее утро, по ощущению Таврова, совсем не лучшее время дня. Однако при помощи Скавронова ему удалось собраться и даже не забыть ничего из вещей. Ежась от недосыпа и утреннего холода, Тавров недовольно осведомился:

— А где встречающие?

— Вам нужна толпа пионеров с цветами? — огрызнулся тоже не выспавшийся Скавронов.

— Я в том смысле, что нас должны встретить, — пояснил Тавров. — Вы обещали, не так ли?

— Вон машина Зверева на площади стоит, — зевая, указал рукой Скавронов.

Действительно, на привокзальной площади стоял черный «Мицубиси Паджеро». Стекло опустилось, из салона высунулся мужчина и помахал рукой.

— Вот они, — сообщил Скавронов. — Идемте!

— Ты неси вещи, а я должен позвонить, — сказал Тавров, доставая мобильник. Скавронов недовольно крякнул, но потащил чемоданы к машине.

Честно говоря, большое свинство звонить в такую рань человеку, ложащемуся спать далеко за полночь. Но Тавров чувствовал, что нащупал нечто странное, и надо было немедленно предпринять шаги для прояснения этих обстоятельств — иначе днем все будет валиться из рук.

Леша не отключал мобильник на ночь, и потому Таврову удалось дозвониться, хотя и с третьей попытки.

— Леша, извини! Я понимаю, что звоню слишком рано, но дело того требует: есть новости.

— Я вас внимательно слушаю, Валерий Иванович! — сонным голосом отозвался Леша.

— Я узнал, что тот самый командир исчезнувшей зондеркоманды… Ты помнишь, о чем мы говорили?

— Разумеется! — заверил Леша, отчаянно зевая в трубку. — Бехер, СС-оберштурмфюрер Бехер. И что?

— Так вот: есть информация, что партизаны его не убили, а захватили в плен и отправили в Москву как владеющего секретными сведениями офицера СД. Меня интересует — помимо того, о чем я говорил, — еще и его дальнейшая судьба.

— Ага… — пробормотал Леша и осведомился: — Это срочно?

— Чем скорее, тем лучше.

— Хорошо, сегодня же пробью по архиву ФСБ: наверняка Бехером занимался НКВД, а значит, должна быть информация. Как только нарою чего-нибудь — немедленно отзвонюсь. О’кей?

— Хоккей, — недовольно отозвался Тавров, нажимая на кнопку «отбой»: он терпеть не мог американизмы в обыденной речи.

* * *

— Ну, наконец-то! — проворчал Скавронов, когда Тавров подошел к машине. — Садитесь назад, Валерий Иванович. Разрешите вам представить отставного полковника внутренних войск Зверева Петра Егоровича!

Тавров пожал руку владельцу машины и поинтересовался:

— И какие у нас на сегодня планы, Петр Егорович?

— Планы такие, — вмешался Скавронов. — Поскольку я уже в Донце засветился и там каждая собака знает, что я следователь, расследующий убийство Федорова, то мой приезд неминуемо насторожит осведомителя убийц, который, предположительно, находится в деревне.

— Ты словно протокол пишешь, — насмешливо заметил Зверев. — Давай поближе к теме и попонятнее: чтобы отставные полковники все сразу уразумели!

— Специально для настоящих полковников: дабы не вызывать подозрений, мы придерживаемся версии «отдых». Потому сегодня и завтра занимаемся исключительно тем, чем нормальные отдыхающие: рыбачим, паримся в бане, пьем водку под уху. Удачно, что тебе Жарков машину оставил по доверенности: можно и в дальние места прокатиться. Заодно Валерий Иванович уяснит текущую диспозицию. Возражения есть?

Разумеется, возражений не было. Компания отправилась в деревню Донце.

Донце представляло собой обычное зрелище: десяток обитаемых домов — из которых больше половины явно принадлежали дачникам, — и десятка полтора необитаемых в разной степени разрушимости. Посреди деревни возвышалась полуразрушенная церковь со сбитым куполом, а значит, Донце когда-то было большим селом — на пригорке примерно в километре от крайнего дома виднелось сельское кладбище. И еще неизменная стена леса за полями со всех сторон — вот и все описание места действия.

— Вон тот крайний дом на отшибе и принадлежал Федорову, — указал Скавронов.

Дом деревенского колдуна был очень старым, сработанным минимум лет семьдесят-восемьдесят назад, когда еще не перевелись на селе настоящие мастера. Он немного врос в землю, но ничуть не покосился от времени.

— Мы его позже осмотрим, — пообещал Скавронов. — А пока согласно плану прямо к Егорычу!

Дом Зверева был гораздо новее и в лучшем состоянии: новенькие нарядные наличники, крыша из красной металлочерепицы. Аккуратный дощатый заборчик и железные ворота с калиткой, а также засыпанный битым кирпичом подъезд к дому не позволяли усомниться в основательности осевшего в этих почти забытых людьми местах хозяина.

— Вот и приехали! — радостно сообщил Зверев. Он вылез из машины, отпер ворота и загнал машину в пристроенный к дому бревенчатый гараж. Как и дом, гараж был на кирпичном основании.

— Кирпичи случайно не из церкви брали? — не удержался от ехидного вопроса Тавров.

— Как можно! Очень надеюсь, что храм когда-нибудь восстановим, — невозмутимо отозвался Зверев. — Тогда и деревня оживет! А кирпич я брал с других руин: колхозной фермы. Ее еще в середине девяностых один местный мафиози купил. Начал сносить — вроде собирался себе здесь особняк строить, — да вскоре пристрелили его в разборке. А полуразрушенная ферма вроде как бесхозная осталась, вот весь район и использует ее как дармовую каменоломню. И то верно: не пропадать же добру? А что по этому поводу нам следователь скажет?

— Выморочное имущество переходит к государству, только на хрена эти руины государству нужны? — усмехнулся Скавронов и со вздохом добавил: — Впрочем, как и все это Донце…

* * *

Отдых шел согласно разработанному плану: друг Зверева, писатель из Москвы Оленин, наловил рыбы для ухи, и после короткого отдыха вся компания отправилась в баню. После бани приступили к приготовлению ухи, сопровождая процесс священнодействия пивом под вяленую рыбку. А когда уха подошла к стадии готовности, наступило время «тяжелой артиллерии»: из холодильника появились запотевшие бутылки «Русского стандарта», а из погреба — соленые грузди и малосольные огурчики. Тавров нарезал восхитительной дымовской буженинки, прихваченной из Москвы, — и как раз к моменту исчезновения буженины и первых двух бутылок водки уха «созрела».

Отдав должное еде, Тавров почувствовал непреодолимое желание очутиться, как говорили древние, в объятиях Морфея. Скавронов горячо поддержал его, тем более что короткая нездоровая ночь в поезде с новой силой напомнила о себе. Возникшую потребность в здоровом сне они успешно реализовали в уютном чуланчике, специально предназначенном для дневного отдыха: там веселое летнее солнышко не имело никакой возможности помешать здоровому послеобеденному сну.

* * *

Ближе к вечеру отоспавшиеся гости были готовы к продолжению «активного отдыха». Зверев с гордостью продемонстрировал процес приготовления печенной в угольях рыбы. Предвкушая удовольствие, отдыхающие размялись стопочкой с легкой закуской. И тут ожил телефон Таврова. Звонил Леша.

— Ну, что ты там нарыл? — с нетерпением почти прокричал Тавров.

— Как ни странно, с первого захода нашел всю информацию о вашем любимом оберштурмфюрере, — сообщил Леша, лопаясь от гордости.

— Уже?! Молодец! — искренне похвалил Тавров. Он действительно не ожидал такой оперативности. — И как тебе удалось так быстро?

— Я же сразу сообразил: если Бехера партизаны отправили в Москву, то вся информация о нем должна находиться только в архивах ФСБ, — похвалился смекалкой Леша. — Подключил нужного человека из пресс-службы ФСБ, и вот результат.

— Я восхищен! — сообщил Тавров и потребовал: — Давай выкладывай!

— Заместитель командира опергруппы 2а айнзатцгруппы А оберштурмфюрер СС Бехер действительно в 1943 году попал в плен к партизанам, действовавшим в Порховском районе. На предварительном допросе выяснилось, что до назначения в айнзатцгруппу Бехер работал в 4-м управлении Главного управления имперской безопасности Германии — то есть в гестапо, — причем в отделе, занимавшемся непосредственно контрразведкой. Как человек, располагающий бесценными данными о методах работы вражеской контрразведки, Бехер был переправлен через линию фронта и оказался на Лубянке. Бехер охотно пошел на сотрудничество, а потому конец войны встретил на уютной даче спецобъекта НКВД. После войны надобность в его услугах, естественно, отпала: тут же вспомнили, что он был сотрудником айнзатцгруппы, непосредственно участвовал в карательных операциях и убийствах мирных жителей — короче, по приговору суда в 1947 году он получил десять лет лагерей. Бехер умудрился выжить в суровых условиях ГУЛАГа, в 1955 году был освобожден и отправлен в ФРГ. И тут начинается самое интересное!

Леша сделал многозначительную паузу.

— Леша! Давай короче, у меня роуминг! — взмолился Тавров.

— Можно и короче! — сжалился Леша. — До Западной Германии Бехер недоехал, а осел в Германской Демократической Республике, где долго и успешно консультировал восточногерманскую спецслужбу, известную под названием «штази». Он получил новое имя, Вальтер Бергер, и теплую должность с необременительными обязанностями в одном из министерств. Обзавелся семьей, домом и все такое… Интересно следующее: бывший оберштурмфюрер СС умудрился пережить ГДР. Видимо, после германского «воссоединения» им заинтересовались, и Бергер срочно уехал из Германии. И знаете куда?

— Давай без загадок! — нетерпеливо потребовал Тавров.

— Извольте! — согласился Леша. — В 1992 году Бергер уехал в Россию, в Москву, где его сын Фридрих работал в представительстве одной германской фирмы. Сын приютил отца, сделал ему вид на жительство в бывшей вражеской стране. Похоже, что старый сотрудник СД, НКВД и «штази» всерьез опасался преследований со стороны властей объединенной Германии, поэтому спустя полгода Вальтер Бергер чудесным образом стал российским гражданином. Он прожил на московской квартире сына пять лет. В июне 1997 года Вальтер Бергер скончался в своей собственной постели от острой сердечной недостаточности и был похоронен в Москве на немецком Введенском кладбище.

— Ого! — оценил информацию Тавров. — И насколько это соответствует истине? Я имею в виду: откуда известно, что он похоронен в Москве?

— А я как раз сейчас нахожусь возле урны колумбария, на которой имеется надпись «Вальтер Бехер, 1920–1997», — сообщил Леша. — И стою рядом с сыном покойного, Фридрихом Бергером, который готов официально засвидетельствовать сообщенную мне информацию.

* * *

Таврову потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное. Но на этом новости Леши не окончились.

— И еще, Валерий Иванович, я обнаружил очень любопытный факт. Помните, вы нарисовали мне железный перстень с пентаграммой?

— Разумеется, помню! — хрипло отозвался Тавров, чувствуя, как екнуло сердце.

— Так вот: в материалах порховского СД я обнаружил донос на нашего дорогого оберштурмфюрера СС Бехера. Из доноса следует, что в 1941 году во время проведения «экзекуции» над группой евреев, беженцев из Литвы, скрывавшихся в Порхове, Бехер заметил, что один из них что-то спрятал себе в рот. По приказу Бехера предмет извлекли. Это оказалось, цитирую: «кольцо с печаткой серого металла, на печатке изображена пентаграмма и не поддающиеся идентификации символы». Похоже, это то, что вы искали?

— Хм… похоже, — пробормотал Тавров и спросил: — И что дальше случилось с перстнем?

— Автор доноса утверждает, что Бехер оставил перстень у себя, то есть согласно нацистской терминологии «присвоил подлежащую аризации еврейскую собственность». Это очень серьезное дело: за такое преступление Бехер должен был предстать перед судом СС, и в случае признания виновным ему грозил расстрел, в лучшем случае — предоставление возможности совершить самоубийство. На доносе стоит резолюция начальника порховского СД: «Отправить лично Генеральному комиссару полиции безопасности и СД Генерального округа «Эстония» для принятия решения о расследовании факта хищения». Не знаю пока, было расследование или нет. Чтобы это выяснить, придется поднимать архив полиции безопасности и СД округа «Эстония». Но, очевидно, Бехеру как-то удалось вывернуться и выйти сухим из воды! Я так думаю: если перстень действительно был изготовлен из железа, то он не представлял никакой ценности и потому не подпадал под категорию «подлежащих аризации еврейских ценностей». Но в любом случае буду искать материалы расследования. Пока все!

— Спасибо, Леша! Чуть что еще нароешь по Бехеру, звони в любое время суток!

Тавров положил телефон в карман и встретился с ожидающим взглядом Скавронова. Детектив вкратце пересказал полученную информацию.

— И зачем нам все это нужно? — скептически заметил Скавронов. — Предположим, что в 1942 году Бехер завладел кольцом Соломона. Ну и что? Ведь после этого он его утратил, иначе бы перстень не попал в руки Белиссенова.

— Не скажи, Виталик! — не согласился с ним Тавров. — Если мы выясним всех владельцев, начиная с Бехера и кончая отцом Иоанном, то получим возможность выявить лиц, которые в течение этого времени пытались завладеть кольцом Соломона, но это у них не получилось. Точнее, не получалось до недавнего времени… Ход мысли понятен?

— Разумеется! Изучая историю кольца Соломона за последние полвека, вы надеетесь выявить заинтересованных в получении артефакта лиц. Логика в ваших действиях есть, Валерий Иванович! Но вряд ли на этом следует замыкаться, — высказал свои соображения Скавронов.

— Вот ты и не замыкайся! — поддел его Тавров.

Скавронов надулся, но детективу было наплевать на его обиды: он почуял след и шел по нему, хотя след казался слишком старым, чтобы сразу вывести к цели.

* * *

Тавров решил выяснить у Зверева все о здешних старожилах и сразу нашел интересную персону.

— Кто у нас тут, кроме колдунов Федоровых, еще проживал? Ну, самый интересный после Федоровых — это, конечно, Гусь!

— Что за гусь? — удивился Тавров.

— Да тут лет десять назад приехал к нам латыш по имени Август Апс. Приехал, купил дом у племянника бабы Фроси и стал жить. Мы, понятно, начали интересоваться: что это его сюда занесло и не есть ли факт его появления в наших краях первой приметой скорого присоединения Порховского района к Латвии? Сам помнишь те времена: Горбачев с Ельциным всю Россию распродали, чтобы своим западным дружбанам угодить. А Латвия давно на Пыталовский район претендует, известно… Вот мы и решили, что наши дерьмократы по доброте душевной решили нас дерьмократической Латвии сдать…

— Я все это знаю, — нетерпеливо перебил его Тавров. — Я человек в возрасте, но склерозом не страдаю, потому историю печальных девяностых мне пересказывать не надо. Давай ближе к делу: зачем Апс появился в Донце?

— Он сказал, что партизанил в этих местах, — объяснил Зверев. — В 3-й Ленинградской бригаде. Точно называл командиров, вспомнил однополчан из местных, про которых ни в одной книге не прочитаешь… Ну, наши старухи, что во время войны девчонками были, и всплакнули: ну, как же, может быть, партизан Апс последним был, кто их погибших в боях с фашистами отцов да дядьев видел. И Федун уж на что нелюдимый человек был, а с Августом сошелся — ведь тот старшего Федорова хорошо по партизанскому отряду помнил. Так что приняли его за своего. Имя вот только у него ненашенское, Август, ну, и прозвали его местные «Гусь». А он не обижался: на деревне принято прозвища давать.

— А повидать его можно? — спросил Тавров. — Он не уехал из Донца?

— Никуда не уезжал, — ответил Зверев. — А вот повидать его нельзя. Только могилу. Помер Гусь года три назад, на нашем кладбище похоронили.

— Вот как! — не мог скрыть разочарования Тавров. — А родственники его не приезжали?

— Ну, почему же… Приезжали! Племянник крест на могиле поставил. Да он все и организовал! — отозвался Зверев. — Он ведь, племяш, в Москве живет, оставил мне свой мобильный телефон для связи: дескать, если что с дядей случится, чтобы ему сразу звонили. Дядя ему заместо отца родного, он для него все сделает. И действительно: похороны оплатил, поминки, крест поставил — все честь по чести!

— Ясно, — в раздумье пробормотал Тавров. — Слушай, Егорыч! А телефон этого племяша у тебя остался?

— Да тут вот какая незадача… — замялся Зверев. — Я его номер на обоях записал, так получилось… А в прошлом году ремонт сделал, новые обои поклеил, так что… Если надо, могу поискать: я ведь новые обои поверх старых клеил, так что отдерем аккуратно — и все дела!

— Давай без фанатизма! Обои драть пока не будем, — с улыбкой отверг предложение Тавров. — Я хотел бы осмотреть дом Федуна. Может, свежим взглядом ухвачу что-нибудь интересное.

— Это хоть сейчас, — предложил Зверев. — Ключи от дома у меня, а наследники пока не нагрянули.

— А что, у Федуна и наследники есть? — удивился Тавров. — Я думал, он холостяк был.

— По паспорту он действительно холостой, — принялся объяснять Зверев. — Только говорили, что в молодости Федун почти весь Союз объездил, сюда приехал только в конце восьмидесятых, когда его отец уж помирать собирался. Так вот, вроде как одно время разыскивали его как злостного алиментщика, чуть ли не пяти женщинам он алименты платить должен! Но как сюда вернулся, то вроде бы со всеми долгами разобрался. Можно узнать у участкового про эти алименты, он должен быть в курсе.

— Узнавали уже, — с досадой махнул рукой Скавронов. — Платил Федоров алименты трем женщинам на пятерых детей. Только слезы там мышиные, а не деньги: Федоров числился в лесном хозяйстве лесником, вот с его зарплаты и вычитали. Откуда у него под конец жизни деньги появились — ума не приложу! Наверное, откладывал на черный день.

— То есть наследников можно ожидать в ближайшее время, — подытожил Тавров.

— Те, кому он алименты платил, конечно, уведомлены, да вот кому эта халупень в глухомани нужна? — возразил Скавронов, но Зверев с ним не согласился.

— Дом у Федуна хороший, крепкий, еще дореволюционной постройки, а бревна, словно каменные; не осел, лаги не сгнили, подпол сухой… Короче, дачники с удовольствием купят! Так что, если наследнички алиментными копейками не погнушались, то уж дом делить непременно явятся! — уверенно заявил Зверев.

— Ладно, — зевнул Скавронов и предложил: — Давайте, мужики, на боковую. Спать уже охота. Утро вечера мудренее!

* * *

Тавров лег спать в десять часов вечера. В Москве он ложился далеко за полночь, но, невзирая на это, бессонница его не замучила: он уснул почти сразу и проспал до семи утра. Тавров уже забыл, когда вставал в такую рань — благо, пенсия и владение детективным агентством позволяли выбросить будильник, — однако чувствовал себя великолепно. Слегка размявшись во дворе, Тавров вернулся в дом. Зверев уже накрыл стол: яичница с грудинкой и сыром источала немыслимый аромат, а от золотистого бока самовара исходило уютное тепло. Сам Зверев пил молоко из стакана. Увидев Таврова, он кивнул на трехлитровую банку и предложил:

— Пей, Валера! Свежайшее, утренняя дойка! Я его уже охладил, а то не каждый парное любит. Пей!

Тавров с удовольствием выпил кружку молока со слоем сливок. Он ничего не имел против продукции Вимм-Билль-Дан, но «Домик в деревне» не жаловал. А настоящее деревенское молочко Тавров пил словно живую воду: жадно и ненасытно. Хотя врачи утверждают, что в его возрасте вредно… Впрочем, зачем нужны доктора в деревенской глуши?!

Пей кристально чистую воду, вкуснейшее молоко, дыши чистейшим воздухом, слушай тишину, и ты поймешь смысл жизни, скрытый в тебе самом.

* * *

После завтрака Тавров напомнил Звереву:

— Как насчет осмотра дома Федорова?

— Да хоть сейчас! Смотреть там особо нечего. Виталик, а ты с нами пойдешь?

Скавронов уже осматривал дом, но пошел снова, явно надеясь, что Тавров «незамыленным» взглядом углядит что-нибудь интересное.

Дом Федоровых, сложенный из толстых темно-коричневых сосновых бревен, казался очень мрачным, несмотря на резные наличники. Излишне мощный для одноэтажного бревенчатого пятистенка фундамент из валунов выползал из-под земли, напоминая остатки некогда грозной крепостной стены, а темные глазницы окон неприветливо смотрели на незваных гостей. Стариной веяло от каждого потемневшего бревна в стене и от каждого замшелого камня фундамента: казалось, что дом олицетворяет собой Вечность — пройдут столетия, а он все так же будет неодобрительно смотреть темными глазницами окон на непрерывно меняющийся мир.

— Н-да… Я примерно так и представлял себе обитель колдунов, — пробормотал Тавров. — Внутри дома, наверное, полно черных котов, сов и летучих мышей?

— Ну, ты даешь! — рассмеялся Зверев. — Обычный дом, только старый очень. Заходи, не бойся!

Обстановка соответствовала внешнему облику: в большой комнате большую часть пространства занимали огромная русская печь и соревнующийся с ней размером старинный дубовый буфет с большим количеством ящиков, ящичков и дверец. За стеклянными дверками буфета просматривалась незамысловатая посуда из толстого фаянса, среди которой гордо поблескивали благородным светом старинного хрусталя графин и рюмки на толстых ножках. Остальное пространство занимал большой кожаный диван, неведомыми путями попавший сюда из какого-нибудь губернского учреждения, и простой стол из почти черных толстых дубовых плашек. И еще бросалась в глаза торчащая из стены устрашающего вида деревянная когтистая лапа: при ближайшем рассмотрении Тавров понял, что это всего лишь обработанный кусок древесного корня.

— Медвежья лапа, — пробормотал Тавров.

— Что? — переспросил Скавронов.

— В письме отца Иоанна упоминалась деревянная медвежья лапа, — пояснил Тавров. — Похоже, не правда ли?

— Вид суровый, но на медвежью лапу не похоже, — с сомнением заметил Скавронов. — Впрочем, мы ее тоже тщательно осмотрели, никакого тайника не обнаружили. Да и где взяться в бревенчатых стенах тайнику?

Тавров уселся на потертый кожаный диван. Что-то казалось ему странным, и он не сразу понял, что именно. Потом вдруг осенило: на стенах отсутствовали непременные для любого такого дома фотографии хозяев и их родственников.

— И сколько поколений колдунов Федоровых прожили здесь? — спросил он у Зверева.

— Об этом наших старушек спрашивать надо, старожилок деревенских, — ответил Зверев. — Они помнят, если, конечно, от старости не соврут. А я в этих местах с 1993 года живу, то есть с тех пор, как в отставку вышел. Старика Федорова Ивана Федоровича не застал, но по рассказам деревенских старожилов кое-что знаю. Почитали его за колдуна, но уважали сильно: ведь он всю деревню лечил, отказа никому не было, и подношений за целительство свое не брал. Во время войны по заданию партизан стал старостой, однажды целый отряд карателей в партизанскую засаду заманил — ни один гад от возмездия не ушел! Самого его гестапо арестовало, и семью его тоже. Федорову удалось бежать чуть ли не из петли, а вот семью спасти не смог: так и погибли в фашистском застенке и жена, и дети. После войны новой семьей обзавелся, да только не жили его дети: все мертвенькими рождались. И вдруг привалило счастье: родился Федор. Жена вскоре после родов померла, а сынок вырос, ушел в армию, а уж после армии — как и большинство деревенских парней, — в Донце не вернулся, поехал в чужие края счастья искать. Говорят, что в конце перестройки этой злосчастной старик Федоров заболел тяжело. Тогда еще колхоз был в наших местах, так председатель, памятуя о партизанских подвигах Федорова, хотел его в санаторий ветеранский определить: дескать, и уход там достойный, и лечение. Но старик отказался наотрез: сына, говорит, дождусь, а там видно будет. А где же его искать, сына, если он весточку то из одного города пришлет, то из другого? Как в песне поется: «Мой адрес Советский Союз». Но, видать, действительно старик колдуном был: сын вдруг приехал, а на другой день Федоров-старший и помер.

— И как Федор в деревне прижился? — поинтересовался Тавров.

— Да отлично! — заверил Зверев. — Местные к нему по привычке лечиться ходить стали, так он им не хуже старика помогал. Вначале, говорят, участковый к нему придирался. Да тут у него самого дочка сильно так занемогла, что врачи сказали: везите девочку домой помирать, мы ей помочь ничем не сможем, а вот в ваших местах знахарь Федун есть, так на него вся надежда, — вот тут участковый и сам на поклон пришел!

— И помог Федун?

— А то! Взял девочку и велел два месяца носа к нему не казать. А через два месяца та сама домой пришла. Отец ее к врачам в Порхов и в Псков возил, так те только удивлялись и руками разводили. Вот так!

— А в каких отношениях Федун был с Августом Апсом?

— Как в каких? — удивился Зверев. — В хороших, разумеется! Ведь Август вместе с его отцом партизанил, рассказывал о нем сыну, видать. Пожалуй, Август, Гусь наш, единственный был с Федуном на короткой ноге.

Тавров заглянул в спальню за стенку: там стояли всего лишь кровать с никелированной спинкой и потертая незастеленная оттоманка без валиков. Тавров слазил еще в подпол, где увидел одну пустую кадушку, да на чердак, который в отличие от обычных деревенских чердаков был идеально чист, без всяких следов накопленного поколениями хлама. Да, делать в доме Федуна больше нечего.

— Могилы Федоровых покажете? — обратился Тавров к Звереву.

— Да, вот как раз могилы я и не смотрел, — с иронией отозвался Скавронов. Тавров промолчал: он-то знал, что часто мертвые могут рассказать больше живых.

* * *

Кладбище располагалось рядом, на соседнем пригорке. Большинство могил были запущены, от многих остались лишь холмики, и лишь десяток выделялись сравнительно новыми крестами и более или менее ухоженным видом.

Могилы Федуна и его отца были рядом — с одинаковыми крестами, даже цветы одинаковые. Да и таблички на крестах надписывала одна и та же рука: «Федоров Иван Федорович, 07.07.1910 — 09.09.1989», «Федоров Федор Иванович, 02.08.1956 — 05.06.2008».

— А где могилы родителей Федорова-старшего? — спросил Тавров у Зверева. — Ведь и они жили в Донце?

— Вот уж не знаю! — пожал плечами Зверев.

— А могилу Августа показать можете?

— Да вот же она, — указал Зверев на соседнюю могилу.

Крест на могиле был не православный, а католический четырехконцовый «крыж». Тавров несколько раз перечитал надпись, не веря своим глазам.

На табличке было написано: «Вальтер Бехер, 23.09.1908 — 17.05.2005».

Оглавление

Из серии: Частный сыщик Валерий Тавров

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Кольцо Соломона предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я