Экспресс «Россия»

Павел Примаченко

Герои этого повествования в августе 1991 г. ехали в скором поезде Москва – Владивосток". Знакомились с попутчиками, беседовали о жизни, читали, спали – одним словом, коротали время в дороге. Экспресс благополучно добрался до берегов Тихого океана и вскоре пошел обратно в Москву. Обычный рейс. Те же вагоны, те же пассажиры, тот же состав поездной бригады… Вот только ехали на восток граждане СССР, а вернулись обратно граждане другого государства – Российской Федерации. Автор, очевидец тех событий, рассказывает, как пережили события "августовского путча" пассажиры экспресса, что они почувствовали, став гражданами нового государства…

Глава 6

— Ну, сейчас задрыхну без задних ног, — потянувшись на полке в купе, с наслаждением подумал Клоков. Снял туфли, а раздеться поленился. Глаза безвольно слипались. В голове быстро, отрывочно мелькали цветные картинки прошедшего дня. Велосипед, Матильда, Лариса, баба Клава, Антонида Захаровна в обнимку с Кузьмой Кувалдой, а потом — ровное, бескрайнее снежное поле и яркое, слепящее солнце.

Неожиданно, как эхо, услышал мягкий голос. — Золотой мой, спит или нет? — И сон, как большая тяжелая птица, нехотя, начал улетать. — Марь Ивановна, явилась. Соскучилась, старая.

Марь Ивановна разменяла седьмой десяток, ветеран войны и труда, но об отдыхе и покое слышать не хотела. — Меня из моей плацкарты только вперед ногами вынесут.

За долгие годы работы ни один пассажир на нее не пожаловался. Случай для проводника редкий. Тем более она вечно «под градусом», в «настроении».

Юрий Антонович, принимая бригаду, заявил. — Еще раз увижу пьяной, уволю.

— Когда ж это я пьяной была? — удивилась Марь Ивановна.

— Да от вас и сейчас пахнет, — не выдержал Генерал.

— Так это я в настроении.

— В настроении? — опешил Антоныч, — как же вы тогда пьяного представляете?

— Ну, это когда ни рукой, ни ногой пошевелить не может и мать родную не узнает. А для настроения даже врач рекомендует. Нам на передовой для куражу по сто граммчиков ежедневно полагалась. Подводникам и космонавтам по сей день наливают, а уж проводникам сам Бог велел.

— Из каких же это соображений? — Язвительно спросил Юрий Антонович.

— Почем я знаю? Ему виднее.

Антоныч оставил ветерана в покое. Работала она хорошо, начальству не перечила, безропотно платила взносы во все общества — от охраны памятников старины до ДОСААФ. Во время компании по борьбе с пьянством первой записалась в добровольное общество трезвости. Бригадир поинтересовался, для чего ей это понадобилось?

— Да, как же, золотой вы наш, уважаемый? Партия сказала надо. Народ ответил — есть.

— Так вы беспартийная.

— Я — коммунист в душе, а народ и партия едины. Воля партии — воля народа, — бодро засыпала начальника Марь Ивановна «правильными словами».

Тот поспешно согласился и, если о ней вдруг заходила речь, торопливо говорил. — Работник хороший, а главное политику партии понимает правильно. — И доверительно добавлял, — ее за плевок не возьмешь.

— Васек, спишь? Прозвучал у самого уха ласковый голос.

— Нет, танцую. Чего надо? — Нехотя встал, поднял крышку полки. Марь Ивановна бросилась помогать.

— Кислородик ты наш ненаглядный. Дышать тобой не надышаться, бархатный мой, — бормотала она, кряхтя поддерживая тяжелую крышку.

— Сколько?

— Две, золотой мой, атласный. — Полезла в карман кителя за деньгами. — Для пассажиров стараюсь, пристали с ножом к горлу, — белой, мать, достань. Ну, я к тебе, ласковый.

Василий ворчал и злился для вида. Многие на старушку покрикивают, не церемонятся. Она привыкшая, не обижается, знает, не по злобе это. Марь Ивановна клиент «почетный». Каждый рейс больше всех водки покупает, без всякой для себя выгоды. А могла бы, как некоторые проводники, свой «товар» возить и навар иметь. По неписанным законам водкой в составе «разрешено торговать» ночному сторожу и электрику. Им не с кого калым получить. Но перебивают торговлю не только проводники, а свои же официанты-разносчики.

— Иди, Марь Ивановна, спать хочется.

— Меня уже нет, потерялась, только обниму и поцелую в уста твои сахарные.

— Отстань, луком от тебя несет.

— Сильно? — Она лукаво улыбнулась. — Для маскировки, нежный мой. Проверку обещали. Юрий Антонович мне наказал. — Настроение можете поддерживать на уровне, но чтобы проверяющие носа не подточили. А что, хорошо прошибает?

— Хоть противогаз надевай. Комиссия до твоего вагона не дойдет, еще в тамбуре задохнется.

— А мне бояться нечего. Она беззвучно рассмеялась, зажмурилась, наморщила лоб, пригладила седые волосы и, резко рванув полы кителя, где торчали белоголовки, закричала. — Нас за плевок не возьмешь, мы при гранатах!