Наблюдатель. Книга первая

Отто Заубер

Время от времени появляются люди, вещающие о контактах с инопланетной цивилизацией, о том, что они видели инопланетян, разговаривали с ними и даже были похищены на НЛО для каких-то целей.А что бы вы сказали, если б вам стало известно, что внеземные существа очень давно живут среди нас? Видят, как мы каждый день просыпаемся, работаем, отдыхаем, радуемся и грустим, полноценно участвуют в нашей жизни?После прочтения этой книги вы измените свои взгляды на мир.Основано на реальных событиях.

© Отто Заубер, 2020

ISBN 978-5-4485-0560-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

–… Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, во-сем-над-цать…

Он поставил штангу на стойку, поднялся со скамейки, где закончил наконец то очередной подход по восемнадцать раз, жим от груди шестьдесят килограмм, вытер лицо и шею большим белым полотенцем и решил что на сегодня достаточно занятий штангой, итак уже более двух часов длилась тренировка.

Гремел трэш-метал в беспроводных наушниках «Sony», качественная передача звука шла из ноутбука, который стоял на кухне, где он последний раз сидел за ним, выпив кофе. Он давно уже сделал себе огромный сборник на двадцать два часа беспрерывного прослушивания самых любимых и поднимающих настрой композиций различных групп. Но смена настроений в последнее время, да и вообще уже довольно долгое время почти не происходила, все было на очень ровном, без выбоин уровне, это было странно и необычно.

В комнате оборудованной полностью под спортзал гудела не очень громко вытяжная потолочная вентиляция, горел яркий свет, он хотел еще пройти на беговой дорожке километра два-три, восстановить дыхание и постепенно расслабить все занятые мыщцы в тренировке, но в это время услышал звонок по телефону. Он отложил полотенце и снял наушники, прислушался еще раз — да, действительно, звонок слышен, повесил наушники на конец грифа штанги и ушел в другую комнату, где находился телефон.

В общем то все получилось, но остались недомолвки, как будто прошедший разговор по телефону с Артуром так и остался для обоих набором слов и было чувство что он поговорил с патефоном — проговорил все в воздух и в ответ проскрипела пластинка с набором фраз на каждое его словоизлияние. Он постоял еще некоторое время около телефона, продолжая пустым взглядом на него смотреть. А потом ушел в душевую кабину чтобы принять душ и расслабиться под гидромассажем после штанги.

Сегодня он был как обычно дома, в другой комнате плотные, тяжелые темно-бордовые шторы как всегда были наглухо закрыты, он задумавшись, после душевых процедур, автоматически выкурил две сигареты одну за одной, сидя в кресле в черном толстом махровом халате с капюшоном, рука с сигаретой лежала на согнутом колене, последняя сигарета после первой затяжки так и сгорела до фильтра сама собой, изогнувшись серо-черным пеплом по всей длине. Он очнулся от своих мыслей, увидел что сигарета дотлела и уже не дымится, оглянулся в поисках пепельницы. Аккуратно и без рывков, чтобы не уронить и случайно не стряхнуть пепел, встал из кресла и донес окурок до пепельницы, которая уже оказалось почему то на столе а не рядом с ним.

«Бросать надо, слишком много курю, да и заниматься штангой очень мешает или по крайней мере ограничить до двух-пяти сигарет в сутки максимум…» — подумал он.

Он подошел к окну в комнате, приоткрыл форточку, напротив его дома стоял заброшенный и полуразрушенный больничный корпус, в последнее время он начал замечать что там стали собираться то подростки, то бомжи, то алкоголики. Вид из окна был мрачный и не наводящий позитива — люди старались обходить вообще этот больничный корпус стороной и если кого то и было видно из прохожих то крайне редко, проходили они быстро, как будто опасались что сейчас с территории больничного корпуса выбегут и начнут запинывать ногами, что вобщем было вполне вероятно. Он вдруг вспомнил как сегодня увидел в трамвае девушку, при виде которой бешено заколотилось сердце. Он сразу отвернулся и так и ехал до тех пор пока она не вышла, не готов он был к такой встрече.

Потом уже он понял что обознался, но тогда воспоминания накрыли его, ему стало опять не то чтобы стыдно а просто нахлынули картины своего поведение много лет назад. Тогда они встретились по объявлению в газете в рубрике «знакомства», причем он сознательно именно таким способом решил познакомиться. Исходил он из того что так знакомятся девушки, которых не увидишь на дискотеке, в баре или в неблаговидных молодежных сборищах, которые сидят в основном дома, много читают, учатся в институте, в душе и в помыслах чисты, в поступках и в жизни порядочны, воспитаны и интеллигентны. Он увидел ее телефон и интуиция подсказала ему что надо позвонить. Иногда раньше именно откровенное ««да» или «нет» исходящее изнутри, правда достаточно редко, при какой то ситуации определяло его поступок и было очень верным.

Позвонив, поболтали минут десять, потом еще было несколько звонков, через неделю встретились. Это была девушка невысокого роста, в очках, с обычной внешностью, правда волосы у нее были очень красивые, натурального золотисто-русого цвета, с вкрапинками белых прядей, длинные, почти до поясницы. Ему нравились именно такие волосы, она с ними попала в самую точку тогда. И по большей части как оказалось в дальнейшем — все почти сошлось. Они встречались около полугода и что то его задело сразу при встрече, уже никакого значения ее внешность не имела, ему понравилось она впоследствии как человек, ее характер, доброта, нежность и ум. Он иногда ночевал у нее, в маленькой однокомнатной квартирке, его все устраивало в интимных отношениях с ней, он честно говоря, даже не ожидал от нее такой раскованности и эмоционального выражения чувств. Хотя и это тоже можно было понять, у такого типа девушек это кроется до поры до времени, сдерживается и копится как в вулкане, в силу одиночества, чтобы потом вылиться в полной мере при встрече с человеком, в которого они влюблены.

Гуляли вдвоем они очень редко, больше были вместе у нее дома, никого не приглашали и ни к кому не ходили сами, им был никто не нужен, только быть наедине друг с другом. А потом как то с его стороны интерес стал падать — пошли уклонения от звонков, встреч и так по нарастающей. Он не видел ее рядом с собой в дальнейшем, а она (он чувствовал, видел и понимал это) любила его. До прямых выяснений не дошло, они оба понимали что и как без лишних слов и скандалов. В конце отношений он стал приезжать к ней пьяный, да еще с бутылкой водки в кармане. Она как то раз высказала ему — «… Послушай, давай договоримся, что ты приехал сегодня пьяный и с водкой, сидишь здесь пьешь, ведешь себя непонятно как, в последний раз. Мне это не нравится и я не хочу это видеть у себя дома. Да и тебя не желаю видеть в таком состоянии».

Он промолчал, не стал ругаться, выяснять что да как, просто вызвал такси, собрался, забрал спиртное и ушел. Она все это время демонстративно смотрела телевизор. Его это задело, он считал все это время что она простит ему все, раз так любит и не может без него. Глупо, очень самонадеянно и эгоистично он себя тогда вел.

Потом приехав как то раз вечером в общем то по старой памяти даже уже не надеясь на выправление отношений, зайдя в квартиру увидел на диване мужика в трусах лет сорока, обрюзгшего и толстого, с длинными, немытыми волосами почти до плеч рядом с шахматной доской. Это был ее бывший когда то, с кем она встречалась очень давно, за пять лет до него и короткое время, месяца четыре. Она как то говорила об этом в порыве откровенности мельком, вернее, он ее вывел так на этот разговор, что она все рассказала. Он тогда подумал: « Ну что ж, у всех есть своя история в конце концов» и больше к этому не возвращались.

И уже в конце их отношений она возобновила контакты с бывшим, которого звали Альберт. Имя это ему никогда не нравилось, что собственно и подтвердилось, когда он увидел на диване этого любовника. До его прихода они играли в шахматы, как потом она объяснила по телефону. Начала снова общаться с Альбертом то ли для того чтобы отомстить, думала, видимо, что он будет ревновать, устраивать театральные сцены или гладиаторские бои с соперником, то ли от обиды или одиночества и отчаяния. Скорее всего именно боялась остаться совсем одна.

Он тогда взглянул на эту картину с мужиком на диване в трусах (Альберт засмущался, стал просить ее дать ему спортивные штаны), она старалась в это время сбить с лица краску и по всей видимости ожидала что он будет драться с этим… шахматистом. Но он присел на две минуты в кресле, понял что он уже тут лишний и больше сюда никогда не зайдет после увиденного, это окончательная жирная точка в отношениях, молча не прощаясь ушел. А потом она сама ему позвонила, где то через две недели после последних событий, разговаривал он с ней грубо, жестко и вульгарно, перебивал ее все время, зашел разговор об учебе (училась на экономиста на пятом курсе в институте) и что ей надо дипломную работу делать, сроки поджимают, остается буквально 3—4 дня, объем работы очень большой, компьютера нет своего. Ну и он предложил ей приехать к нему и дома у него делать за его компьютером, хотя сам для себя уже тогда решил что просто не откроет ей дверь и знал что если она у него не сделает за компьютером дипломную — то она не сдаст ее, физически не успеет, не хватит времени, не было у ее знакомых и друзей компьютера с принтером. На дворе стояла поздняя осень 1995 года, далеко не у всех в то время была возможность приобрести и иметь дома компьютер.

Так вот, утром как они и договорились, она приехала в 8 часов, он был пьян еще с вечера и спал, хотя услышал звонок. Но так и не вставал с дивана и не открыл дверь. А она звонила с небольшими перерывами постоянно в дверной звонок минут двадцать-двадцать пять, стучала в окна (он жил тогда в другой квартире, на первом этаже). И в этом звонке и стуках в окно слышно было столько отчаяния, что оно просто физически ощущалось, просачиваясь через дверь. Потом она то ли пнула дверь, то ли рукой ударила — и все, ушла. А он просто наслаждался ее болью и так и не открыл дверь. М-да-а… Как же давно это было то, Господи…

Он снова закурил и понял что нет в нем никакого сейчас сочувствия, переживания или чувства стыда, просто ни-че-го нет внутри. Он все последнее время пытался сравнить свои ощущения с тем что было раньше, как он переживал, мучился от стыда, непонимания, психовал по пустякам, истязал себя мелочами, понимая что неправильно и жестоко себя вел по отношению к себе, с людьми вообще обращался порой как со скотом — с тем что есть сейчас. И понимал с удивлением и настороженностью, что неуловимо и пока расплывчато, без четких контуров, но что то меняется. При чем меняется без его согласия, без его выводов относительно каких то ситуаций в жизни, без его умозаключений или сознательного изменения собственных убеждений, приобретения нового опыта в жизни или извлечения уроков из ошибок в отношениях с людьми. Но тем не менее, что то неумолимо тяжелым, мощным прессом очень медленно, с каждыми прожитыми сутками выдавливало из него эмоции, чувства и ощущения. Все начало тускнеть, терять яркость и постепенно, час за часом, маленькими черепашьими шажками его мир закрашивался в даже не в черно-белые цвета с оттенками а в какой то единый светло-пепельный цвет, без полутонов и тонких различий. Причем не было никаких, во всяком случае, видимых к этому предпосылок — никаких трагических событий, длительного стресса или посттравматического синдрома после каких либо событий в последнее время, все шло как обычно в жизни, без потрясений и вхождения в штопор, за чем бы последовала реакция организма в эмоциональной области. Ему это очень не нравилось, но понять что происходит он пока не мог, даже с какой стороны к этому подойти не было никакого представления.

На улице уже начало темнеть а он все не мог зажечь свет в комнате. Очередная сигарета просто сгорела и обожгла пальцы, когда он очнулся от своих мыслей. В окно бил свет от фонаря, он затушил окурок, продолжал ждать прихода Артура. Договаривались на восемь часов вечера, время уже за полночь а он не пришел. Странно… такого раньше никогда не было. Он встал с дивана и разложил на столе по разным пластиковым папкам пухлую пачку различных договоров двух разных по виду деятельности организаций по их видам для предстоящего изучения. Судебные тяжбы только предполагались друг с другом из за долгов по поставкам оборудования и неисполнения обязательств по договорам. Пока все было на стадии подготовки каждой из сторон. Эти документы когда то принес ему Артур, проговорив с ним всю ночь и выложил в конце что нужно делать. А делать нужно было много и все было достаточно хлопотно. Нужна была его консультация по возможным юридическим ошибкам и нарушениям закона, во всяком случае пока, в дальнейшем возможно и представительство в суде по защите одной из сторон этого конфликта.

Он услышал какой то шелест, похожий на бумажный, обернулся и увидел в углу Роберта, Робку, как его все называли. Не так уж часто он приходил к нему и вроде бы уже можно и нужно привыкнуть к этому, считать это в порядке вещей — но каждый раз леденящий холод сам собой от шейных позвонков до поясницы пробирал его, да и в самой комнате становилось резко холодно. Это не был страх или ужас, просто чисто физиологически появлялось ощущение что температура упала резко примерно до минус десяти градусов. Он мог быть где угодно, в каком угодно помещении или месте и сразу понимал когда начиналось резкое похолодание что пришел кто то из них.

Сегодня это был Роберт.

Роберта он знал с детства, выросли в одном дворе и жил он в соседнем подъезде. Двадцать с лишним лет назад Роберта убил ночью в подъезде какой то парень, когда он возвращался с работы домой, одним ударом в голову. Робка драться никогда не умел, был очень похож на Кролика из мультика про Винни-Пуха, с очками точь в точь такими же, без них практически не видел, зрение было минус одиннадцать. Похороны проходили тяжело и страшно, было очень много народа, мать Роберта, уже глубоко пожилая женщина, тетя Валя, как все ее называли, падала несколько раз в обморок в день похорон. Никого так и нашли, кто это сделал так и неизвестно осталось, одни слухи, которые еще долго обсуждались, собирались и в конечном итоге через какое то время все затихло и очень редко кто об этом вспоминал а уж тем более никто старался не вести подобных разговоров при тете Вале.

Роберта многие знали и любили за его доброту, человеколюбие, природный оптимизм и веселый нрав. С ним всегда было легко и приятно общаться, иметь дела, да и просто помолчать. Причем это был не натужный оптимизм, когда человек сам по себе пессимист и в результате многочисленных тренингов психологических или духовных практик, многолетней работы над собой становится оптимистом, выдавливая не смотря ни на что позитив из себя. Это было от природы в нем, в его сути.

Из дальнего угла, где стояло кресло донесся Робкин голос:

— «… Ведь нравственным является человек, реагирующий уже на внутренне испытываемое искушение, при этом ему не поддаваясь. Кто же попеременно то грешит, то, раскаиваясь, ставит себе высокие нравственные цели, — того легко упрекнуть в том, что он слишком удобно для себя строит свою жизнь. Он не исполняет основного принципа нравственности — необходимости отречения, в то время как нравственный образ жизни — в практических интересах всего человечества. Этим он напоминает варваров эпохи переселения народов, варваров, убивавших и затем каявшихся в этом, — так что покаяние становилось техническим примером, расчищавшим путь к новым убийствам. Так же поступал Иван Грозный; эта сделка с совестью характерная русская черта…» — что то в этом есть, а? Как полагаешь?

Он медленно обернулся, всегда

зная что не нужно никаких резких движений и лишней суеты. Роберт сидел в кресле, в руках у него была огромная книга в малиновом бархатном переплете, на обложке было написано большими русскими белыми буквами: «З. Фрейд „Достоевский и отцеубийство“» какой то красивой вязью. На нем была серая куртка с большим капюшоном, под которой была синяя сорочка, древесного цвета бабочка и очень черные, с идеально отглаженными стрелками брюки и почему то ярко-желтые, почти оранжевые носки и темно-коричневые ботинки со шнурками.

— Не знаю… Никогда не думал на эту тему — сказал Игорь.

Робка захлопнул книгу, сложил на нее руки и уставился на него отсутствующим взглядом, как будто видел за его спиной совсем другое. Сколько Игорь его помнил, Роберт всегда был с книгой, мать научила его читать в четыре года, с тех пор книга сопровождала Робку всегда и везде. На кухне, в автобусе, на перемене, дома — всегда и везде в руках у Роберта была книга или журнал либо какие то газеты.

— Я вот все хотел спросить тебя, да как то никак не решусь при наших встречах…

Роберт поправил пальцем очки, у него как всегда была на лице растерянная и немного виноватая улыбка, что сопровождает многих интеллигентов по жизни, взор его начал утрачивать веселость и приобрел фокусировку на нем и сказал:

— Да, говори. Но ты же понимаешь, что далеко не обо всем я могу тебе не то что рассказывать, а просто произносить вслух…

— Что стало с тем человеком кто лишил тебя жизни?

Роберт глубоко вздохнул, отвел глаза он него и сказал:

— Ты видимо хочешь чтобы я рассказал о чертях с хвостами и трезубцами?

— Ну а что, что с ним то? Как он, получил наказание, или я не знаю, кипит в котле со смолой или что?

Заиграла на лице у Робки какая то легкая и очень глубокомысленная полуусмешка:

— Ты очень примитивно мыслишь, что впрочем и неудивительно. Как человек в средние века, когда рисовали фрески с адом и раем или по картинам Босха а может начитавшись Моуди, как там труд то его… А, да — «Жизнь после смерти»… нет… Как же… «Жизнь после жизни», точно. Смешная штука, практически на уровне Зощенко. Все очень, очень сложно и запутанно. Я понимаю твой интерес, но большего сказать не могу, мне просто не позволено. Извини.

— А-а… как там? Где ты там?

— Где… я…? В библиотеке, в очень большой, с полными собраниями сочинений в подарочных изданиях, где могу спокойно читать все что хочу. Ты знаешь, если бы я знал, то гораздо раньше бы ушел… Нехорошо об этом именно так говорить, но это правда… Мне здесь свободно и очень легко, много возможностей для, так сказать, творчества…

В этот момент вдруг зазвонил телефон, Игорь обернулся чтобы взять трубку и пока он протягивал руку к телефону, прошло два звонка и все смолкло, в трубке которая уже была возле уха слышался только длинный гудок. Он положил обратно на телефон трубку, начал медленно разворачиваться, готовясь продолжить разговор с Робкой, но уже краем глаза при развороте начал видеть что его нет. Обернувшись полностью, Игорь с облегчением увидел пустое кресло, его очень напрягали такие визиты, он понимал что добром это не закончится и будет в итоге какая то очень темная спираль действий, событий, в которую в итоге его втянут такие визитеры с подобными беседами.

— — — — —

В начале декабря они встретились в центре города, в шесть часов вечера. Сначала он не рассмотрел её толком, было темно, фонари хоть и горели, но была полутьма, приходилось постоянно вглядываться. Высокая, стройная, с длинными волосами поверх дубленки, без головного убора, погода как ни странно стояла тогда плюсовая. Звали ее Ванда, имя было какое то необычное, раньше не встречались ему такие имена.

— Послушай, я замерзла немного… у меня есть ключи от офиса, от моей работы. Может быть там пообщаемся? А?

— Ну ладно…

Они шли молча, искоса только посматривая друга на друга, зашли во дворы и она открыла дверь офиса в одноэтажном здании, зажгла свет. Спросила:

— Может чаю или кофе?

— Нет, спасибо.

— А я выпью. Да ты раздевайся, сними куртку, располагайся.

И тут произошло что то странное для него, никогда такого не видел — у нее вдруг закатились глаза, остались одни белки, левая рука в которой была дубленка замерла на полпути к вешалке, правая рука легла на шею и в самой ее позе было что то угрожающе-злобное, как будто она приготовилась к жертвоприношению и буквально через несколько секунд вспорет глотку живому существу.

Игорь стоял у двери офиса и вдруг он ощутил как в районе солнечного сплетения стала подниматься вверх к голове постепенно пустота, выжигающая и ничего не оставлявшая внутри.

Он смог только сказать:

— Ты… Послушай… Что с тобой? Тебе плохо?

Это длилось минуты три, она не ответила, он уже начал спиной продвигаться к выходу, стараясь не упускать ее из вида. Вдруг все прошло, глаза вернулись на свое место и мигом приобрели осмысленность, рука с дубленкой двинулась к вешалке, правая рука поднялась к челке и одновременно с этим она обернулась и как ни в чем ни бывало спросила:

— Ну что же ты? Сейчас я кофе сделаю, поболтаем, не стесняйся, проходи…

Он сделал вид что ничего не было, прошел, снял куртку, сел за стол.

«… Вот это номер, зачем я вообще пошел с ней, нужно было переговорить на месте и все» — пронеслись легким сквозняком мысли у него в голове.

Придавая себе непринужденное и спокойное выражение лица, он без какого либо интереса рассматривал офис. У окна стояли два стола параллельно друг другу, у двери еще один стол почему то с зеленой настольной лампой, за которым он сидел, перпендикулярно ему черный большой шкаф. Большие окна, куча беспорядочно разбросанных бумаг на столах.

Она вошла с подносом, на котором стояли две чашки кофе, села за стол напротив Игоря. Он все время старался следить за ее движениями и чувство опасности исходящее от нее прямо таки заполнило помещение, он физически начал его чувствовать и понимал что чем быстрее они поговорят, тем лучше.

— Ты кофе вообще не пьешь или сейчас не хочешь? — спросила Ванда.

— Если только с коньяком, желательно неплохим, да и то редко

— С коньяком? Коньяка, да еще хорошего, к сожалению нет. Ну да ладно. Так о чем ты хотел поговорить? И если можно, побыстрее, у меня очень мало времени, минут двадцать-тридцать, не более.

— Мне нужно знать о тех вещах, которые происходят в моей жизни. У меня пробелы с некоторого времени в памяти. А вслед за этим пошла какая то белиберда в жизни, сам не могу понять в чем дело.

— Сядь рядом со мной и дай мне свою руку. И не говори ничего минут десять.

Он пересел на свободный стул с ней рядом и протянул правую руку. Ванда взяла его ладонь левой рукой а правую положила сверху. Закрыла глаза и через несколько секунд он почувствовал как жар начинает его покрывать, он весь стал мокрым, как будто попал под дождь. А у нее забегали белки под веками, она вся вытянулась как струна и все крепче сжимала его руку. Так продолжалось около пятнадцати минут, платок которым он вытирал лицо, стал полностью влажным, вдруг все закончилось. Она отпустила руку и начала говорить.

— У тебя была сложная ситуация в жизни, какое то медицинское вмешательство где то около пяти месяцев назад, летом, вижу пух тополиный. И после операции, когда уже отошел от наркоза, ты от боли терял сознание несколько раз. И в последний случай врачи не могли тебя привести в чувство больше часа. Но это не была так называемой клинической смертью. Так?

— Ну да, операция была, да и больно было очень и сознание уходило, все верно.

— Но что дальше произошло, я не могу тебе объяснить. После этого ты почти не ощущаешь никаких эмоций или чувств. Совсем. Я правду говорю?

В этом время ее черные глаза еще больше потемнели, она даже не то что гипнотизировала его, а смотрела сквозь него, он был для нее прозрачным.

— Да, это так.

— И еще ты перестал болеть, за это время ни одной простуды, воспаления, плохого состояния организма.

— Да.

— Все это у тебя почти на нулевом уровне, эмоций и чувств нет, хотя внешне ты можешь улыбаться или плакать, огорчаться или веселиться, впадать в депрессию — но ты ничего не ощущаешь. Все это лишь снаружи, не более того.

— Да, это так. Так я и хотел узнать что со мной? Что происходит то?

— Что ты помнишь последнее до и после операции?

— Что я помню? что я помню… — он отвел взгляд в сторону и попытался перенестись туда, в ту больницу, в то время — Как поставили укол, успокаивающее что то, в палате, уже через несколько минут после него сонного состояние, практически засыпал, потом медсестра привезла каталку, я с кровати перелез на нее, накрыли простыней белой и повезли. Проехали трое дверей двустворчатых, двери были железные и тяжелые, потому что медсестра с трудом их открывала и закрывала, с маленькими круглыми окнами на каждой их половине, как иллюминатор. Грязно-желтый цвет дверей помню и то что захлопывались они с лязгом и громким щелчком. Потом сама операционная, переложили еще раз на стол, положили на лицо маску, сказали дыши медленно. Немного погодя чувствовал что отхожу, теряю сознание и уже не мог контролировать ничего, руки и ноги стали ватными и безвольными, последнее что ощутил — как привязывали руки и я не мог ничего уже сделать.

— Это была обыкновенная больница, так ведь?

— Да, простая городская больница, правда в палате я лежал один, заплатил за одноместную.

— Видел ли ты лица тех, в операционной?

— Нет, все были в масках.

Ванда отпила кофе и молча кивала головой.

— Так вы можете мне чем то помочь, прояснить ситуацию — спросил наконец он, после долгого молчания.

— Я вижу что произошло с тобой, но сказать тебе этого не могу — сказала Ванда глядя ему куда то в переносицу. Лицо ее почти ничего не выражало, холод и бездна были в ее глазах, ничего живого в них не было.

— Тогда для чего вы меня спрашиваете об этом всем?

— Я думала что могу тебе помочь. Тебе лучше поискать другого человека а еще лучше вообще не втягивать никого больше. Я имею в виду себе подобных, вряд ли кто то возьмется размотать это, очень серьезные последствия могут пойти после соприкосновения и погружения в твою историю. Всё, я больше не буду ни о чем говорить, давай закончим наш разговор и больше не ищи меня для встреч.

Игорь с минуту еще посидел, надеясь услышать от нее еще что-нибудь, но Ванда смотрела в свою чашку с кофе и больше не подняла глаз.

Он встал, снял куртку с вешалки и вышел из офиса на улицу. Закурил, не чувствуя дыма и горечи, горло было онемевшим, как после выпитого несколько секунд назад стакана водки. Надел куртку и решил подсмотреть что будет дальше делать Ванда, окно офиса было на уровне головы. Стараясь особо не хрустеть снегом, он потихоньку двинулся в сторону окна, докуривая сигарету. Когда он подошел к окну, осторожно заглянув, то увидел как Ванда, у которой в руках были три большие черные свечи, что то начала на них наговаривать, по всей видимости делая какой то заговор, потом взяла две красные свечи огромного размера, перекрутила их воедино, придав им спиралевидную форму. Дальше в руках у нее оказалась игла, которой она что то начертила на каждой из всех свечей и зажгла. В правой руке были красные свечи, в левой черные и пошла по офису в круговую, против часовой стрелки. Он не слышал что она говорила, но видел судорожные движения губ и страх на ее лице. Во время движений Ванда обносила свечами себя, стол и стул за которыми он сидел, дальше обошла вешалку, опустила свечи к полу, покрутилась у входной двери — словно изгоняя что то из того, чего он касался или ставила свою защиту от невидимых Игорю опасностей для нее. Далее Ванда вышла в коридор офиса, продолжая убирать его присутствие здесь. Он замер под окном, услышав как она открыла дверь на улицу, немного постояла, через некоторое время вернулась обратно в офис.

Игорь отошел от окна, дошел до бульвара, почувствовал приступ тошноты, развернулся и забежал за угол одноэтажного здания где он разговаривал с Вандой, чтобы его никто не видел и вдруг его неожиданно начало рвать. Его согнуло пополам, потом он присел на корточки, продолжалось все минут пять. Когда это наконец то закончилось, он распрямился, сделал два-три глубоких вдоха-выдоха, вышел из за угла офиса, прошел дальше к бульвару и постарался найти сугроб со снегом почище. Метров через пять он высмотрел такую снежную горку, раскидал верхушку, набрал полные руки белого, невесомого, свежего снега из кучи и стал им яростно натирать лицо. Народу никого не было, никто этого не видел.

Ему стало намного легче после этой процедуры, Игорь постоял еще несколько минут, глубоко и часто отдышался, увидел сквозь небольшую чащу недалеко через дорогу небольшой магазинчик. Выловив среди всякой мелочи в наружном кармане кожаной куртки пачку сигарет и открыв ее увидел, что осталась всего одна. Достал сигарету, смяв пачку выбросил в урну, закурил и направился в этот магазин.

Он встал в очередь за тремя грязновато одетыми мужичками в рабочей одежде, минут через десять подобрался к прилавку. Через стойку стояла дородная, толстая продавщица, лет тридцати.

— Скажите, есть у вас сигареты «Винстон»?

Продавщица посмотрела на него как на пьяницу, который возле магазина просит два рубля добить до бутылки водки.

— Нет, закончились, да и вообще никаких сигарет нет.

— А сгущенное молоко, белорусское?

— Нет, я же сказала что ничего в продаже нет, ни сигарет, ни сгущенки.

И тут Игорь почувствовал как рука сама тянется механически в карман куртки, где у него лежал большой складной нож. Когда то давно его привез знакомый в подарок, покупал в одном из оружейных магазинов в Америке. Это был необычный складник, такого он никогда не видел раньше, большое и широкое лезвие длиной двадцать два сантиметра, по возможной нагрузке не уступающей полноценному, с фиксированным лезвием ножу. В голове начали происходить необъяснимые вещи — для него вся окружающая обстановка пропала. Игорь видел только как продавщица после удара кулаком в нос падает, он ставит ее на колени и захватив двумя пальцами ноздри задирает ее голову, как барану, назад. А потом он наклонившись, отделяет голову в несколько сильных и резких движений ножом, увидел обрывки артерий и вен, остаток кадыка у ключицы, как кровь брызжет фонтаном и заливает пол со стеной, в деталях успел рассмотреть свои руки, ноги, обувь и свой ножище в крови. Видимо что то отразилось в его глазах и лице, в ее глазах явственно появился ужас и страх. Она вся подобралась, начала бессмысленно поправлять прическу, нервно оправила белый халат и просто убежала вглубь магазина.

А Игорь постепенно пришел в себя от этого видения, но отметил внутри: «… мне ее не жалко… Мне… е-ё… не… жал-ко… ни кап-ли…»

Он понял что мог бы отрубить ей ногу, вырезать глаз или отрезать ухо — абсолютно ничего в душе и голове он не ощущал. Был как робот, который ясно видел и знал что надо делать, чтобы распотрошить человека. Как курицу, как рыбу.

Игорь отошел от прилавка и вышел на улицу. Было все равно куда идти, на улице шел мокрый и липкий снег, неба не было видно из за серых туч и именно такая пасмурная, без солнца погода для него в была в самый раз. Только в такую погоду он чувствовал себя намного лучше физически, да и мозг работал лучше.

«… Вот именно что ««чувствовал»

— усмехнувшись,

подумал Игорь — сейчас то ведь все по другому, не так как раньше.»

За этими мыслями он понял что очутился очень далеко от дома, добрел до остановки и стал ждать автобус. Недалеко стояла компания из четырех парней и двух девушек. Все пьяные, по своему веселящиеся. От них отделился один из парней и пошел в его сторону. Нетрезвой, вихляющей походкой медленно дошел до Игоря и спросил:

— Слышь, угости сигаретой, а?

Ему было лет двадцать, очень плохо одет, разбитые кроссовки, грязные джинсы и куртка. Но в этом парне уже не было жизни, он был обречен на плохую и беспросветную жизнь с трагическим концом, типа проткнутой шилом селезенки в пьяной драке или смерти от туберкулеза в тюремной больнице. Он видел это, потому что перед его глазами прошло много таких, как этот алкоголик, все они были как тень, вроде и живет, но жизнь утекает в нем. Потерявшиеся в пространстве, в социуме, в самих себя, не имеющие умственных способностей оценить и проанализировать происходящее, включившие программу на самоуничтожение. Хотя, впрочем, он видел и другое — как молодые и талантливые, умные и порядочные спивались, потому как перестали видеть смысл в том что они делают, в самой жизни и понимая для самих себя как пройдет их путь.

Парень стоял и ждал ответа а Игорь ничего не говорил — молча смотрел ему в глаза. Даже не ждал развития событий, просто молчал и знал что любое неосторожное движение этого пьяного недоумка в его сторону даже без любой угрозы — на остановке будет куча крови и ошметки мяса. Причем если бы была возможность вырвать зубами например кусок из руки, ноги или сломать пальцы — он бы холодно и спокойно это сделал.

Пьяный парень покачался еще возле него с минуту и пошел дальше искать закурить. Это было даже не странно а необычно ощущать себя вот так. Своего рода свобода — никаких терзаний, мучений совести, раздражения или злости, депрессивного состояния — абсолютно ровное, цельное ощущение непоколебимости внутри, как будто залили жидкий металл внутрь головы и тела, выдавив таким образом все чувства и эмоции.

— — — — —

Прошло примерно три часа, как Игорь все лежал на диване пытаясь осознать что же все таки произошло и как с этим быть. Обрывки воспоминаний, которые он пытался соединить воедино никак не складывались в один общий пазл. А может быть и не нужно вспоминать это? Зачем, для чего? Решит ли это проблему и вообще нужно ли ее решать? Нет, не любил он таких вещей над собой никогда, нужно попытаться выяснить.

Игорь вспомнил медсестру в первый день оформления в больницу, когда проходил обследование по поводу сердца, месяц назад, как она встретила его в отделении больницы — милая молодая девушка, с черными длинными волосами, с еще не ожесточившимся лицом, с манерами юной косули и такими же пугливыми и осторожными движениями. Ничего необычного он не тогда не заметил и не понял — все было как всегда. Правда он лежал в отдельной палате, за которую посуточно предстояло заплатить по факту, помимо авансовой оплаты, которую он внес в кассу больницы. Терпеть он не мог общих палат в больницах, особенно после предпоследней операции. Ему проще было как волку забиться в свою нору, чтобы никто не видел его когда ему плохо, зализать раны и потом идти дальше. Итак плохо физически самому а еще рядом такие же лежат со своими болячками, разговорами будничными и незамысловатыми, шарканьем, храпением, шелестом газет и целлофана. Он никого не стеснялся и не боялся, просто ему так было легче и проще — одному, когда он болел. Никогда он не испытывал проблем с одиночеством, мог спокойно находиться долгое время наедине с самим собой, но в то же время и без людей не мог, как то у него так пятьдесят на пятьдесят выходило.

Нет, не здесь надо рыть, тут ничего чрезвычайного не было, пять дней обычного обследования и все.

Предпоследнее попадание в больницу и последующая за этим операция тоже прошло для него непросто. Он шел тогда по городскому парку, лето в самом разгаре, духота и жара вперемежку с тополиным пухом, который забивался в нос, обволакивал волосы на голове и попадая в глаза. Прошел мимо дискотеки, которая проходила летом каждые выходные с шести вечера до двух ночи. Собирались там все дворовые пацаны и девчонки в основном. Перед походом на дискотеку было правило хорошего тона у них распить по бутылке портвейна на каждого перед этим для разогрева, да с собой взять литр или полтора водки на троих-четверых. Вменяемые девушки и парни там не появлялись или были, но очень редко, единичные случаи. Сама дискотека представляла собой огороженный высоким забором из листового железа круг на высоте около полутора метров с полом из покрашенных толстых досок, вход был обозначен ступеньками, где стояли одна или две тетки лет пятидесяти, проверяя билеты. Естественно, что всякой швали там было полно — местные алкоголики, дворовые авторитеты с разных районов со своей пристяжью, наркоманы, студенты техникума местного., недавно освободившиеся из мест заключения., гопота всякая отмороженная, которая находила здесь вариант напиться, погулять, снять хорошую вещь с кого нибудь, деньги забрать или часы, да просто избить из спортивного интереса, запинать толпой в кустах. Обычно вокруг дискотеки происходили местячковые разборки, кто то компанией распивал водку, кто то пытался в пьяном виде прорваться без билета на дискотеку.

Он был здесь пару раз, да и то приходил не один, как минимум человек восемь-десять с ним было. Да и то не нравилось ему здесь, как он про себя называл это место — «в эфире передача в мире животных».

Проходя мимо дискотеки тогда, он протиснулся сквозь курящую, гогочущую толпу, разбитую на группы по несколько человек возле внешней стороны дискотеки, прошел сквозь них как в трамвае — аккуратно и стараясь никого не задевать, даже случайно. Дальше под уклон шла небольшая аллея, с тополями по обеим сторонам и скамейками, на которой он увидел знакомую. Звали ее Алёна, как то они были вместе в одной компании на дне рождении около года назад, потом еще несколько раз встречались в городе, здоровались и легко, ненавязчиво могли немного поговорить или обменяться шуточками. Она была по летнему одета, коротенькая ярко-желтая юбочка, туфли с высокими каблуками, белая маечка, иссиня-черные волосы, стрижка каре, красивая и длинноногая, шла впереди него, метрах в сорока. Он сначала присмотрелся — не обознался ли а потом ускорил шаг и догнал ее. Как обычно тогда он делал — легонько стукнул по правому плечу, сдвигаясь в противоположную, в левую сторону. Алёна повернулась вправо — никого, потом в обратную сторону, увидев его, улыбнулась:

— Привет!

— Привет, привет! Ты как здесь?

— Да от сестры иду домой, а ты?

— Да я так, по делам брожу.

И пока они обменивались такими ничего не значащими фразами, ни он ни она не заметили как перед ними буквально в двух метрах на их пути словно материализовались из воздуха троица. Двое были как два брата близнеца — лет по двадцать пять, одетые в черные широкие джинсы и майки, в кроссовках «Adidas», с лицами злых и голодных хорьков, мускулистые, поджарые и в татуировках, начиная от ключиц и по всем видимым местам. Они были пьяны, в руках один держал бутылку водки с надетым на нее пластиковым белым стаканом. У одного из них была перебита переносица, бритый налысо, на пальцах рук татуированные перстни, купола церквей на груди с крестом и ангелами, паук в паутине на плече ползущий вверх в сторону шеи, на руках игральные карты, тюремная решетка с человеком за ней, черепа, смерть с косой.

Второй с прической «полубокс», темные волосы падали на глаза, на груди под ключицами «Gott mit uns», эполет с кистями на левом плече, на правом костлявая рука смерти, как бы обнимающая его, если бы сидела смерть рядом слева, перстни на пальцах, палач с топором возле большого пня, джин вылетающий из бутылки, пробитый ножом уголовный кодекс и большие кандалы на обеих руках.

А третий, примерно двадцати лет, был одет в летние светлые брюки и белую рубаху, с обычной прической с челкой, лицо его ничего не выражало кроме досады, что он оказался рядом с ними в это время, выглядел обычным домашним парнем и скорее всего был у них в качестве прислуги.

Игорь сразу как только их увидел, пока они шли друг другу навстречу, успел рассмотреть за такое короткое время это все, понять кто из них кто и почувствовать что им со знакомой так просто не разойтись будет с ними.

Когда они их увидели а вернее Алёну, то лысый с перебитой переносицей начал аж подпрыгивать и дергаться от нетерпения, пошел еще быстрее и оказавшись перед ними, гадливо улыбаясь, заканючил гнусаво, то и дело оборачиваясь назад:

— Гиря, ты погляди, какая шкурка то аппетитная, может пока суть да дело — полонём девчонку на дурное дело?

Гиря подошел и встал рядом с ним, его глаза вообще ничего не выражали, были как у сонной рыбы, сказал Игорю:

— Ну чё барбос, сам отсюда низом юркнешь или тебе прежде чем кадык вырвать может печень отстегнуть? А?

У Игоря, как это ни странно, чувства страха не возникло, просто он почувствовал как всё внутри сжимается стальной мощной пружиной, краем глаза увидел как Алёна, которая стояла справа, спряталась за его спину, испуганно вжавшись в Игоря, напряженно вцепилась в руку и произнесла срывающимся голосом:

— Игорь…

Людей рядом никого не было, только издалека громыхала музыка на дискотеке, вся вселенная в один миг сузилась и потемнела до одной точки в пространстве — он, Алёна и эти трое.

Вернее двое, третий так и стоял позади Гири и видно было что он перепугался не хуже Алёны.

Игорь толкнул несильно её в сторону и сказал «… Беги!…», Алёна резко рванула в право, Гиря попытался схватить ее за руку, но не получилось и она как смогла побежала на своих высоких каблуках, только слышался удаляющийся стук каблуков. Алёна бежала вдоль аллеи, к выходу из парка, частично видневшийся сквозь ряд кустов, к двум железным калиткам в узорчатом длинном стальном заборе, который перемежался железобетонными сваями, высотой около трех метров.

Гиря радостно и хищно улыбнулся и сказал, посмотрев на лысого:

— Ну чё, Спиря, на кубики эту мразоту мутнорылую пошинкуем или с подножки брызгами пустим?

Спиря ощерил свои гнилые, черные зубы, поставил на бортик бутылку водки и они вдвоем злобно скалясь как гиены, пошли на Игоря с двух сторон.

Игорь молча дождался пока Гиря подойдет первым, резко и почти без замаха ударил его носком ботинка в пах. Тот согнулся пополам, заорал «… А-а-а!!!… Па-а-д-ла-а-а!!!…», упал на колени, ухватившись за свою ширинку руками а Игорь тут же от души и с силой ударил Гирю коленом снизу в вверх в нос, одновременно с ударом послышался четкий хруст раздробленных носовых костей. Гиря пронзительно завизжал, его откинуло вправо и назад, он упал на спину, только теперь Гиря закрыл ладонями лицо, сквозь пальцы полилась кровь, скорчившись закрутился по асфальту, сквозь частое всхлипывание послышались чавкающие звуки.

Спиря немного обалдел от такого быстрого исхода, но быстро сориентировался и набросился на Игоря, ухватившись одной рукой за шею, второй рукой ударил несколько раз в живот, быстро достал небольшой нож, длиной лезвия сантиметров тринадцать, с рукояткой из наборных цветных колец из оргстекла из правого кармана, два раза ударил ножом правой рукой в живот Игоря, отпустил его шею и отпрыгнул в сторону. Нож и рука Спири были в крови, но Игорь этого не заметил и побежал на него. Спиря ушел в ближние кусты, послышался только его топот ног и громкий шелест кустарников, сквозь которые Спиря прорывался как слон.

Третий, в светлых брюках, побежал по аллее, Игорь рванул за ним, Гиря остался валяться возле урны рядом со скамейкой. Бежали быстро, Игорь отставал от третьего метров на пять, тот неожидано как заяц резко свернул в сторону от аллеи между тополей и скрылся из виду. Игорь пробежал еще метров десять по инерции и вдруг почувствовал резкое жжение, сбоку слева. Он начал замедлять шаги, закружилась голова, прижав руку к животу он почувствовал что то горячее и липкое, когда поднес руку к лицу, то увидел что она вся была в крови, опустив глаза вниз он увидел что левые бок и нога были мокрыми и красными. В горячке, пока он пытался высвободиться от зажатой Спирей шеи и дальнейшим бегом Игорь не понял что его ударили ножом.

Ему становилось все хуже, он уже опускался на колени, потом упал на спину, видел только кусок белого облака на летнем вечернем небе и провалился в темноту. Очнулся он от того, что на него капает что то. Открыв глаза, Игорь увидел Алёну, которая стояла перед ним на коленях и плакала, он сквозь боль еле смог произнести «Чего ревешь то, звони в скорую беги». Недалеко, минутах в десяти от выхода из парка, стоял телефон-автомат, она поднялась, сняла туфли и побежала к нему. Примерно через пятнадцать минут подъехала скорая, остановившись у парковых ворот, вышли два врача в белых халатах и с красными чемоданчиками с белым крестом, с ними шла зареванная Алёна. Она уже не могла ничего говорить, только всхлипывала и сильно плакала, один из врачей отвел ее в сторону и повел к машине скорой помощи, видимо дать успокоительное и оставить там же, пока они не помогут Игорю. Врач, молодой парень, начал осматривать Игоря, поставил обезболивающий укол, зажал рану марлевым пакетом, крикнул второму врачу, который уже приближался к ним, чтобы он взял носилки из машины, тот побежал обратно, потом Игоря аккуратно погрузили в машину. Ему стало еще хуже, боль после укола не проходила, он чувствовал как кровь не останавливается, несмотря на то что Игорь зажимал сам уже рану, вся марля была влажной, под ним тоже было все липкое и водянистое, все было в крови. Алёна спросила только куда его повезут, один из врачей сказал в какую больницу и она все еще плача, поцеловала Игоря в щеку и вышла из машины, он же буквально через минуту после того как хлопнула дверь за Алёной, потерял снова сознание. В больнице Игорь тогда после двухчасовой операции под общим наркозом провалялся около двух недель в общей палате на шесть человек. Ночью он пришел в себя, голова жутко кружилась, перед глазами все плыло, тошнота заполняла полностью всю грудь и нарастающей волной подкатывала к горлу, он попытался приподняться с кровати, но резкая боль в животе откинула его назад и заставила Игоря глухо застонать.

Сосед справа, большой толстый лысый мужчина лет пятидесяти услышал стон Игоря, осторожно поставил включенный маленький переносной телевизор, стоявший у него на груди на свою тумбочку возле кровати, подошел к нему:

— Что земляк, плохо тебе? Может медсестру позвать?

Игорь смог только кивнуть и почувствовал как боль становится все резче, горячей, бешено раскручиваясь по какому то винтовому пламенному кругу. Пришла заспанная медсестра с помятым лицом, спросила у Игоря:

— Что беспокоит?

Он через силу смог только выдавить из себя:

— Пожалуйста, поставьте какой-нибудь укол, очень больно…

Она вышла из палаты, минут десять ее не было, потом вернулась со шприцем в одной руке и с проспиртованной ваткой в другой, смачно смазала спиртом сгиб правой руки Игоря, с трудом нашла подходящую вену и поставила, как потом оказалось, морфина гидрохлорид. Сказала подержать согнутой руку, посмотрела его повязку на животе и ушла. Не прошло и нескольких минут, как Игорь начал чувствовать что боль начала притухать, потом что-то произошло с ним, сознание начало уходить куда то в сторону, звуки пропали, было яркое ощущение что он прыгнул с разбега в пропасть и падает с большой скоростью вниз с завывающим, низким звуком «У-у-у-у-у-у-х-м-м-м». Продолжалось это недолго, но ему стало очень легко, все ушло — боль, чувства, внешние звуки и ощущения, немного погодя Игорь провалился в темноту окончательно и как потом рассказывал сосед, который звал медсестру, он проспал восемнадцать часов подряд.

Артур приходил и приносил фрукты, хлеб и мясо в разных видах — вяленое, жареное, всякие соки, если бы не он, на больничной еде которую Игорю приносила санитарка в первые дни после операции можно было окончательно сгубить желудок. А это бесплатная еда была ужасающе простой и приторной — одни сплошные каши (гречневая, перловая и пшенная) без соли, масла и на воде из под крана, явно чувствовалась ко всему прочему водопроводная вонь, это невозможно было есть.

Игорю еще повезло — попалась кровать, которая одной стороной была к стене около входа в палату. Так можно было хоть иногда, когда совсем становилось муторно от самой больничной атмосферы, стен, наполовину выкрашенных в темно-зеленый цвет, другая половина была в серой и с желтыми разводами побелке или когда физически невыносимо было больно — отвернуться к стенке и не видеть тех кто рядом был, некая иллюзия отграничения от запахов, вида соседей и самого больничного пространства. Да и посчастливилось ему, что ничего задето из жизненно важных органов не было, приходил участковый, спрашивал об обстоятельствах дела, Игорь сказал как есть, заявление писать отказался.

Алёна так в больнице за это время и не появилась, про него ничего не узнавала, хотя Игорь и не ждал этого, но все таки где то в глубине души ему бы очень хотелось увидеть её в больнице. Через полгода, перед Новым годом они снова случайно встретились, Игорь просто сказал «привет» и прошел быстрым шагом дальше, не продолжая разговора. Успел только увидеть как Алёна смотрела на него виноватыми глазами, видно было что она хотела что то сказать, но как то либо не решалась, либо просто не было на то желания.

Глава 1

Продолжение

В тот вечер он находился на кухне, за окном шел снег, пушистый и густой, еще было светло на улице, наливал себе кофе из медной турки, когда услышал стук в дверь, тихий но настойчивый. Подходя ко входной двери, Игорь почувствовал как у него изо рта пошел пар и температура начала опять падать, он начал понимать что пришел снова кто то из них и резко остановился перед дверью, решая заглянуть в глазок или нет, прежде чем вообще что то делать. С минуту стоял перед дверью, слушая как нарастает стук по громкости и частоте, потом все таки заглянул в глазок и холод в коридоре стал еще больше — он увидел свою маму, которая умерла двенадцать лет назад. Она была в белой короткой куртке, у нее на голове был капюшон, нос и губы закрывала повязка темного цвета. Она смотрела в глазок с другой стороны двери и молча стучала правым кулаком сверху вниз, далеко отводя назад руку сильней и сильней, стук уже переходил просто в грохот. Глаза у нее были как в жизни — серые и красивые, но только очень-очень злые.

Игорь отпрянул от двери, опустился на стул в коридоре, закрыл лицо руками и только одна мысль крутилась в его голове «… я не смогу ей открыть… я не смогу ей открыть… я не смогу ей открыть…». Вдруг все прекратилось, хлопнула дверь подъезда, он побежал к окну на кухне, сбил при этом турку с плиты и через щель в шторах увидел как мама прошла под его окном, смог только увидеть сверху часть лица и полностью белую куртку с капюшоном и белоснежный широкий саван под курткой, фиолетовые тупоносые туфли. Он посмотрел на стол — налитый из турки в чашку кофе, незадолго до этого кипящий превратился в лед, темно-коричневый и принявший сферическую форму. Закрыл полностью шторы на кухне, поднял турку с пола, автоматически начал вытирать остатки кофе с плиты и с паркета, все еще перед его глазами стояла эта картина, что в увидел в дверной глазок. Минут через десять Игорь почувствовал как температура начала подниматься, понял что это начало уходить и только тогда смог сесть в кресло, относительно спокойно закурить в комнате, но перед этим включил свет во всей квартире — в коридоре, ванной, туалете, кухне и комнате. Хотя отлично понимал что это не решение и не спасение от таких гостей, но чисто психологически так ему стало полегче.

В комнате было очень светло, высвечивался каждый угол и вся мебель, правда ее было немного — двуспальная резная черного цвета дубовая кровать посередине комнаты, перпендикулярно окну стол который заказывал по своему дизайну с большим ноутбуком и тумбой тоже из дуба с темным покрытием и настольной лампой, рядом со столом вмонтированный в стену среднего размера зеркальный раздвижной шкаф, на окне темно-бордовые светонепроницаемые шторы с подхватами, кистями и бахромой, начинавшиеся с самого потолка, высотой три метра и до паркета.

В углу у окна стоял высокий оружейный сейф c кодовым электронным замком и прикрученный к стене, с документами на оружие, коробками патронов и гладкоствольным укороченным дробовиком «Mossberg». Два кресла, большая хрустальная люстра да персидский ковер ручной работы в светло-серых тонах, очень красивый и мягкий на темном, почти черном паркете из венге, выложенным по всей квартире.

Вторая комната в квартире была оборудована под спортзал, со скамейкой и стойкой для штанги и дисками различного веса, беговой дорожкой, турником для подтягивания на стене, ну и остальной всякой всячиной спортивной — упоры для отжимания, стойки для гантелей разборных с обрезиненными дисками для разных весов, напольные брусья, силовой грузоблочный тренажер для тренировки ног, спины, рук и груди.

Третья комната была полностью оборудована под рабочее пространство, черное комфортное кресло с дубовыми коричневыми подлокотниками и основанием из дуба на колесах, с обивкой натуральной кожей, черный огромный стол буквой «Г» под прямым углом — одной стороной к стене, другой к окну, с небольшой лампой в цвет мебели. Крупный рабочий ноутбук, принтер и сканер в одном устройстве на столе, у одной стены обитый черной кожей диван, два черных резных стула, сейф с шифровальным замком для хранения документов спрятанный в одной из тумб стола и укрепленный в стене, у другой стены шкаф от стола до двери с папками из пластика с бумагами, документами по текущим и прошедшим гражданским делам, на окне деревянные горизонтальные жалюзи темно-коричневого цвета. Все в рабочем кабинете, включая жалюзи была исполнена из массива дуба а стены везде с шероховатым покрытием, светло-серого цвета, с холодными оттенками.

Мебель хоть и была из дуба, но не имела давящего и тяжелого вида — где то немножко вычурна, где то наоборот в классическом стиле.

Другая часть мебели выполнена в минималистическом стиле, все сочеталось в бело-серых и черных тонах, для проекта по квартире он приглашал дизайнера, который за два месяца комплексной работы свел все в единый интерьерный образ.

«Нужно привыкнуть к этому, поменять отношение, ведь это не прекратится а будет все время» — эти мысли были в его голове сейчас явно не его, они прозвучали грубым мужским басом, медленно и очень четко.

Игорь встряхнул головой, затушил сигарету в стеклянную прозрачную пепельницу, поставил ее на пол и встал с кресла. В это время он услышал как у соседей на втором этаже, в квартире над ним, в комнате (планировка квартиры наверху была точно такая же как у него) начал разгораться скандал, сначала по нарастающей послышался мужской голос, громкий, низкий и грубовато-раскатистый, через полминуты подключился визгливый подростковый, они кричали друга на друга одновременно, выговаривая судя по интонации какие то претензии, но он никак не мог понять о чем они говорят, о чем эта непрерывная и быстрая перебранка, обычно все было слышно что творится у соседей — стены и потолки были тонкие, различался практически каждый громкий разговор а уж скандалы тем более. Игорь стоял, вслушиваясь в эти крики, это продолжалось минуты две, не больше, последним был какой то несвязный вопрос с истерично-высокой интонацией подросткового голоса, потом наверху что-то хлопнуло, упало на пол, все затихло. Он пожал плечами, пошел в сторону кухни и вдруг осознал, что ведь в квартире над ним уже как с полгода никто не живет, те соседи которые жили там, уехали в командировку на год за границу по работе, квартира стояла на сигнализации в частном охранном предприятии а жили там две родные сестры, лет за пятьдесят пять уже обеим и никогда там не было мужчин и подростков, сколько он жил в этом доме, никогда…

Его отвлек звонок параллельного телефона, который висел на стене в коридоре. Телефон был старый, из черного карболита, с царапинами на корпусе, с отколотым уголком на корпусе внизу, с цифрами и буквами на диске, с витым длинным шнуром в текстильной оплетке длиной около метра, рядом на полке лежал толстый большой блокнот для записей. Этот телефон остался еще от дедушки, его поставили в дом, когда провели телефонную линию, по семейным рассказам в тысяча девятьсот сорок седьмом году, с тех пор менялся пару раз шнур, да один раз микрофон в трубке и все, работал просто отлично. Он очень любил этот телефон, помнил его с детства и не поменял бы на современный никогда а уже тем более не продал бы как раритетную вещь.

— Да, я слушаю.

— Игорь, приветствую, это Артур.

— Да, привет.

— Послушай, есть разговор, надо бы встретиться.

— Я дома, приходи.

— Часов в девять вечера?

— Да, нормально.

— Ну все, до встречи.

— Пока.

Он положил трубку, постоял некоторое время возле телефона, задумавшись о том, что нужно будет подготовиться к вечеру. Артур был его самый близкий друг в жизни, они знали друг друга еще с ясельной группы, потом сидели за одной партой всю школьную жизнь, да и после школы почти всегда, везде и во всем они были вместе.

Пока до встречи с Артуром он решил съездить в фирму, которая хоть и находилась на краю города и добираться до нее было часа полтора, если без пробок в городе, но его заинтересовала их деятельность — они занимались бронежилетами скрытого ношения, у них была услуга, которая ему была необходима. Фирма могла предложить на выбор верхнюю одежду, например, кожаная куртка, пуховик, в которую вшит бронежилет. Возможно было купить свою кожаную куртку, но на один-два размера больше, у них было свое швейное производство, они полностью разбирали, собирали куртку, работали с бронежилетами по российским ГОСТам, как с келавром, так и с СВМПЭ (сверхмолекулярным полиэтиленом высокой прочности) или как он назывался по другому — «баллистический полиэтилен». Он посоветовался с разными людьми, кто понимал в этом толк, его убедили что СВМПЭ лучше и практичнее келавра, так как в том числе при прочих своих свойствах келавр при попадании во влажную среду теряет свои защитные свойства, да и ограничения по времени эксплуатации у него имеются, в общем не очень надежно и безопасно. А «баллистическому полиэтилену» попадание во влажную среду абсолютно никакими последствиями не грозило. Конечно это при всех других плюсах и минусах келавра и СВМПЭ окончательный перевес был на стороне последнего в материалах по защите. Различия шли по классу защиты, были варианты обеспечения защиты от холодного оружия, либо от пистолета «Макарова», пистолета АПС (Стечкина) или все вместе, от холодного и огнестрельного оружия. Причем внешне сложно было догадаться что в куртке бронежилет — и внешне и внутренне это была просто куртка. Отшивали все очень качественно, но и цена была соответствующая, довольно высокая. Это то что было ему нужно, по крайней мере на осенне-зимне-весенний период. Игорь давно уже задумывался на эту тему, ему было понятно что от пули или другого способа преднамеренного убийства более-менее профессиональным киллером ничего не спасет, если захотят убить и зададутся целью, то сделают это. Но от стихийной и непредсказуемой встречи всяких неадекватных маргинальных личностей, у которых с собой может быть нож или огнестрельное оружие — все таки шансы на выживание повысятся в несколько десятков раз как минимум. Остается конечно много других участков тела для ударов ножом и повреждений, шея, голова, ноги к примеру, но и закрыть жизненно важные органы тоже было немаловажно при таких предполагаемых стычках и возможном развороте событий, когда могут неожиданно засадить нож в почку. Если бы он это сделал летом, соответственно по сезону заказал себе такой бронежилет, то возможно и не оказался в больнице. Хотя с другой стороны это хороший урок для него, по своему отличный, если можно так выразиться, жизненный опыт.

Он стал собираться потихоньку, размышляя обо всем этом, надел широкие спортивные штаны и водолазку, свою любимую кожаную короткую куртку с мехом и зимние кроссовки, все в черном цвете. Постоял перед зеркалом во всю стену в коридоре, ввел код на небольшом пульте охраны на стене возле двери, вышел в подъезд, хлопнув входной тяжелой стальной дверью толщиной почти в восемь миллиметров — таких дверей уже не делали, он заказывал эту дверь, стальную коробку и установку еще в 1994 году, взломать или вскрыть такую ее было бы очень тяжело. Потом дождался сигнала, что поставлена квартира на пульт вневедомственной охраны, закрыл дверь на три замка и вышел из подъезда.

На улице стоял обычный рабочий день, середина недели, но народу как всегда было очень много. Трамвайная остановка была в двадцати минутах ходьбы от его подъезда, он дошел до нее пробираясь сквозь то малую толпу, то обгоняя ускорив шаг по тротуару мам с колясками, молодых парочек или тех кто шел медленно прогуливаясь, одновременно разговаривая по телефону.

Подошел практически пустой трамвай, который был ему нужен, он вошел и встал на задней площадке, закрывая спиной часть стекла. Он всегда так делал и ездил в общественном транспорте, будь то метро, троллейбус или автобус для того чтобы контролировать всю обстановку, людей входящих и выходящих, к тому же у него всегда таким образом была закрыта спина, в том смысле что за ней никого нет, таким образом исключается получение неожиданного удара сзади. Игорь никогда не ездил сидя, тем более не садился к окну на двойных сиденьях, чтобы был перекрыт быстрый выход в проход, так терялась динамичная маневренность в случае какой-либо конфликтной ситуации. Да и к тому же если бы он находилсся в положении сидя, на него можно было легко налечь, надавить, придавить, при этом нанося удары сверху, снизу или сбоку. Очень невыгодная позиция, достаточно сложно из нее выпрыгнуть, теряются драгоценные секунды, тратятся лишние силы на эту борьбу, нет возможности нанести удары так как требуется и нужно.

Игорь старался не привлекать к себе внимание ни прохожих, ни милиции, ни кого бы то ни было еще — одевался неброско и аккуратно, чтобы было практично, удобно (бежать, идти, скакать или прыгать). Следил за чистотой одежды и обуви, на голове у него были очень короткие черные волосы, с небольшой косой челкой (вообще предпочитал стричься наголо когда то давно, но это бросается в глаза и запоминается сразу, поэтому со временем немного изменил прическу), всегда был чисто выбрит. На лице очки с очень хорошими французскими фотохромными линзами с диоптриями, в безободковой оправе из стекла на минус пять, которые почти мгновенно меняли свою прозрачность на черный, насыщенный, непроницаемый цвет, за которыми уже при всем желании было не разглядеть глаз и почти невозможно отличить от солнцезащитных, после так же быстро становились прозрачными в помещении. В свое время очень много перебрал оправ, линз из различного материала — просто пластик, пластик с различным покрытием, обычные российские стекла, потом пошли в ход фотохромные линзы из стекла, из пластика как наши, так и зарубежные. В итоге последние два года носил очки со стеклянными линзами, которые его полностью и во всем устраивали.

Обычно держался вежливо, корректно, предупредительно и сдержано, крайне редко, что называется, выходил из себя — не допускал торопливой и громкой речи, резких жестов, несдержанных движений и выразительной мимики, бурных эмоциональных вспышек. Всегда оплачивал, например, за проезд в транспорте даже если ехать было одну-две остановки и можно было вполне успеть не заплатить, пока кондуктор пробирается через толпу пассажиров. Избегал скандалов и конфликтов в магазинах, на рынках и в любых общественных местах, всегда переходил перекрестки только на зеленый свет во избежания встреч с сотрудниками ДПС и составления административного протокола, при себе всегда имел паспорт. Не участвовал ни в каких общественных мероприятиях — митингах, маршах, демонстрациях, собраниях а так же не выступал никогда публично. Не носил с собой никаких запрещенных предметов — огнестрельного или холодного оружия, колющих и режущих предметов, ни других любых наркотических и психотропных, взрывчатых веществ и многого, многого другого — то есть абсолютно всего того, что могло, допустим, при проверке документов и последующем осмотре вызвать интерес или вообще подозрение со стороны правоохранительных органов. И само собой, не появлялся в общественных местах в нетрезвом виде, не говоря уже о хулиганских действиях и оскорбительном поведении.

Почти всегда был с собой только складной большой, надежный нож, немецкий отличный газовый баллончик достаточно приличного и нестандартного объема — семьсот пятьдесят грамм в сумке, ну иногда еще очень неплохой зарубежный мощный электрошокер с парализующим эффектом. Но физическое воздействие, то есть доведение ситуации до драки было для него самой крайней мерой, он старался так выстроить свое поведение изначально, чтобы вообще такого не произошло в принципе или по крайней мере приложить все усилия для того чтобы свести на самый максимальный минимум, не важно где это было, в любом коллективе и любой обстановке среди людей. Естественно, что порой было сложно как мужчине удержаться, не реагировать и не отвечать на провокации или те обстоятельства, которые возникали перед ним. Но тем не менее существовали границы для него, за которые другим не стоило переступать, очень редко все же бывали случаи когда ему нужно было это сделать.

Для него это было некой неприятной процедурой, как будто он у врача-стоматолога в кресле и ему удаляют зуб, когда не больно, но очень гнусно, примерно так он себя чувствовал, когда возникала необходимость ударить или бить человека. Все таки в большинстве своем, примерно в 96—97% случаях Игорь относился к людям вполне доброжелательно, терпимо и спокойно, ко многим испытывал вполне обычную человеческую симпатию, даже к совершенно незнакомым индивидам. Были буквально единичные моменты на его памяти, когда какая нибудь личность вызвала в нем резко отрицательные эмоции и отсутствие всякого желания дальнейшего любого общения и ведения совместных каких либо дел. Во всяком случае так было раньше.

В быту старался поддерживать уважительные отношения с соседями, не допускать беспокойства со своей стороны — следил за тем чтобы нигде не подтекало в ванне, на кухне, поменял все батареи отопления во избежания угрозы затопления соседей, не мотал никому нервы длительным ремонтом, громкой музыкой и стуками в позднее время, не держал собаки дома, не устраивал шумных пьяных вечеринок с визгами и криками до утра.

Даже если возникали какие то конфликты или недопонимания где либо в организациях, предприятиях частного бизнеса, не важно что это было — приемная федеральной службы судебных приставов, суд, прокуратура, магазин, банк, муниципальный общественный транспорт или завод — он старался не провоцироваться на слова и действия, предпочитал не заниматься выяснением отношений на месте, закатываясь в истерике, теряя энергию, силы и время на пустое а общаться с ними письменно через руководство и контролирующие их по закону структуры. Это не было трусостью или нерешительностью, нет. Сформированная, продуманная, четкая линия поведения, выработанная за счет многолетней работы над собой, которой в последние лет пятнадцать он придерживался, его более чем устраивало — скорее так можно выразиться.

Как Игорь и рассчитывал, чуть больше чем через полтора часа он добрался наконец то до офиса фирмы, который находился на довольно оживленной улице. Он вышел из трамвая на круговой конечной остановке, напротив огромного и высокого двухэтажного, с гербом СССР и четырьмя колоннами Дома культуры в бело-зеленых тонах, построенном еще в пятидесятые годы пленными немцами. Игорь прошел около пятисот метров от Дома культуры, перебежал дорогу и почти сразу увидел вход в в одноэтажном здании офиса, с вывеской названия фирмы. Встретили его вежливо и доброжелательно, он выяснил для себя все вопросы, договорились о том что он покупает свою куртку на два размера больше, в течении месяца после того как заключат договор услуг по пошиву бронекуртка будет готова. Его уверяла молодая девушка консультант в очках с линзами на большой плюс, что немного увеличивало ее глаза, на белой блузке которой была небольшая железная табличка медного цвета с выбитыми на ней белыми буквами «Ирина Александровна Соколенко», что в договоре все будет указано, начиная от срока и заканчивая стоимостью работ, материалов, способом перевода денег и ответственностью сторон.

В восемь вечера он был дома а ровно в девять часов раздался звонок по домофону — это был Артур. Он нажал кнопку домофона открывающую входную подъездную дверь и остался в коридоре, открыв ключами свою дверь в квартиру. Послышались нарастающие тяжеловатые шаги в подъезде и Артур приоткрыв дверь, заглянул в квартиру:

— Привет! — Артур улыбнулся и зашел в коридор.

— Привет, привет! Давненько не было тебя, проходи! — Игорь тоже изобразил что то наподобие улыбки, но не то чтобы он не рад был его видеть, просто ничего не чувствовал при встрече.

Так за последующими взаимными беззлобными, дружескими шутками понятными только им обоим, Артур снял дубленку и обувь, они прошли на кухню. Высокий, широкоплечий, с четко обозначенными мышцами груди, бицепсов, спины и рук под черной водолазкой с воротом и верхней группы мускулов ног под темно-синими джинсами, с небольшой бородой и усами, с жестким, тяжелым и проницательным взглядом, бритый наголо он нисколько не изменился за последние много лет, которые знал его Игорь.

— Может ты голоден? Я сегодня приготовил индейку, пожарил полностью, очень вкусно, могу еще свинину запеченую предложить и салат из крабов.

— Нет, благодарю, я недавно обедал.

— Ну тогда по кофе ударим?

— Да, вот от этого не откажусь.

Потом пили кофе, который сварил Игорь, болтали о всякой всячине, пока наконец разговор не придвинулся к серьезным вещам.

— Послушай Игорь, ты смотрел документы которые я тебе оставлял?

— Ну я только начал, так, по диагонали пробежался.

— Есть какие то мысли по этому поводу?

— Пока нет, четко обозначить свою позицию я на сегодня не могу, да и сам понимаешь что это дело не одного дня и требуется время. Меня на самом деле интересует размер вознаграждения за эту работу, я так понимаю что это обсуждаемо, так ведь?

— Да, конечно.

— Отлично. Я тогда прикину в ближайшие дня два объем работы и затраты по времени и тогда уже по цене обговорим все.

— Хорошо, не вопрос. Тут есть еще вариант очень прилично заработать — и Артур начал рассказывать про одного коммерсанта, известного им обоим.

Про его проблемы и трудности в юридическом плане, за которые он готов при положительном исходе заплатить неплохую сумму. Но коммерсант был довольно темной личностью, связанным с криминалом и имеющим плохую репутацию в своей среде, за ним тянулся целый шлейф грязных скандалов, уголовных дел, некоторые находились на стадии принятия решения, иные в процессе расследования или уже доведенных до суда и вынесения приговора а так же при странных обстоятельствах прекращенных, причем при наличии неоспоримых доказательств, озвученных публично, в местной прессе и телевидению.

Известно Артуру об этом стало от знакомого знакомых, через десятые руки, что нужен профессиональный гражданский юрист.

Игорь с Артуром учились в одном институте, мало того, в одной группе на факультете юриспруденции. Артур после пятилетней работы в большой государственной организации уже как несколько лет открыл свою юридическую фирму, правда сам теперь не занимался юридической работой, был на должности директора. Набрал юристов по разным направлениям и в общем то все удачно у него сложилось, связи были у него после работы в госструктуре неплохие, клиенты тоже постоянно обращались.

Ну а Игорь после окончания института практически сразу ушел в частную практику, что ему очень подходило, как то завязалось тоже очень быстро — сначала одно дело провел, потом клиент привел человека которому нужно было решить свои проблемы в юридической сфере — так помаленьку, через несколько лет, оброс очень хорошей клиентской базой. Иногда Артур мог подбросить какой нибудь заказ по его профилю и он в свою очередь тоже так же к нему обращался.

— Так как, Игорек, что думаешь по этому поводу?

— Ты знаешь, я за это не возьмусь, сразу тебе говорю. От всего этого слишком дурно пахнет. И тебе, кстати говоря, искренне советую не лезть в эти дебри.

— Подожди, но ведь сумма значительная, позволит и тебе и мне очень долгое время жить припеваючи, ни о чем не думать? Тут наполовину мой профиль, по корпоративному праву я готов на себя взять, все что связано с его фирмами и предприятиями. По недвижимости тут уже, как мне кажется, полностью твоя область, ты в этом как рыба в воде, сколько удачных дел было проведено и выиграно тобой. Поэтому я и говорю что можно денег поднять нам двоим, да еще такое количество, полностью в долларах оплата пойдет, если все сделаем правильно. А мне деньги очень нужны, семья и дети, да и кому они не нужны, если уж на то пошло. Про свой трехэтажный дом, мою мечту, ты тоже в курсе, я мог бы в случае выполнения таких заказов купить себе такой дом а не грезить им. Мне нужна именно твоя работа, твоя голова.

— Ты не понял. Дело не в деньгах и даже если я соглашусь, все получится с моей стороны, нет никакой уверенности что я эти деньги вообще получу и окажусь при своём на воле, что меня не подставят и не закроют в тюрьму. Зная этого человека, такая вероятность есть, причем высокая. Это во-первых. Во-вторых — я и так живу, как ты изволил выразиться, припеваючи. И можно сказать что ни о чем не думаю в финансовом плане, мне достаточно того что есть, тем более я не буду гнаться за деньгами такими экстремальными способами, способными изменить мою жизнь далеко не в самую лучшую сторону, мягко говоря. В-третьих, мне свобода дороже денег, ему не составит труда, как мне кажется, найти юриста в своей среде, кто живет и зарабатывает таким способом, для которого без разницы где он будет завтра, в камеру ли его заколотят на два года или десять лет и он найдет способ выскользнуть на свободу либо через неделю загорать в Испании, как уже постоянно место жительство его, ну или другая страна, неважно. Методы, хитрые схемы, средства и приемы этого всего примерно известны, но это не моё, не моя жизнь, я не хочу так вести свою деятельность, совместно участвовать в этом серпентарии и таким образом жить. Далее, ты должен понимать, что в такое влететь легко а выйти практически невозможно — вход рубль а выход три, так просто развернуться и уйти не получится. В-четвертых, я призываю тебя все таки не погружаться категорически в эту мутную историю и сказать что нет никого по этому вопросу, с кем ты общался, кто мог бы помочь в этом плане и взяться за решение этих заморочек и продолжать жить более-менее спокойно, решая на своем уровне свои жизненные проблемы и задачи. И последнее — зная меня, ты мог бы вообще не начинать такую беседу, предлагая подобное.

Артур начал сбивчиво и горячо его убеждать, перешел уже на более детальный разговор, раскрывая некоторые подробности, но Игорь перебил его быструю речь и стоял на своем:

— Ты мне для чего рассказываешь? Я не хочу знать никаких нюансов и деталей его деятельности в том числе для своей собственной личной безопасности, ты понимаешь о чем я говорю? Если тебе стали известны какие то обстоятельства того чем он занимается, я имею в виду достоверную информацию по его счетам, делам, по обстоятельствам ведения бизнеса, назовем это так — не распускай язык, забудь про то что слышал или тебе сообщили, я даже не спрашиваю и не хочу интересоваться от кого ты это слышал. Послушай пожалуйста моего совета, включи голову, то куда ты заглядываешься — очень скользкая дорожка, да ты и сам это должен понимать в конце концов, далеко ведь не дурак, я тебе уже какие то прописные истины расжёвываю. Я не хочу слышать всего этого, меня абсолютно не интересует тот про кого ты говоришь, не затягивай меня в эту грязь, сказал нет — значит нет и все, тема закрыта окончательно.

Артур помолчал некоторое время, опустив голову, помешивая автоматически чайной ложечкой в чашке с кофе, видно было что он рассчитывал на другой исход разговора, что они смогут договориться, потом сказал:

— Я понял, согласен с тобой, ввязываться не буду. Просто я подумал что можно срубить деньжонок. Ну ладно, ладно, не хмурься… Все, больше ни слова об этом, обещаю.

Они посидели еще примерно с полчаса, поговорили о жене Артура — красивой и молодой, практически всегда позитивно настроенной несмотря ни на что Светке, родившей ему двух замечательных, добрых и жизнерадостных детишек с разницей в два года, беззаветно и преданно любящей Артура и детей, месяц назад отметившей свое двадцатичетырехлетие, празднование ее дня рождения в ресторане отмечал и Игорь.

Дочь Алена уже пошла в первый класс в этом году, сыну Антону только на днях исполнилось четыре года. Когда речь зашла о них, он еще раз попросил Артура, как друга, в том числе помнить о своей семье в первую очередь и помнить то о чем они говорили.

Игорь любил их по своему, выстраивание отношений до последнего времени прошло у него перед глазами, он был свидетелем на их свадьбе, крестным их детей, периодически мирил их по мере возможности, иногда они встречались все вместе, будь то выезд на природу, поход в кино или просто поужинать в ресторане. Света относилась к их дружбе с Артуром хорошо, никогда не строила препятствий, понимала отсутствие Артура, постоянные разъезды по городу по инстанциям и судам, одобряла их общие дела по работе, все хлопоты и заботы по дому, хозяйству и детям взяла полностью на себя. Бывало что разругавшись Артур ночевал у него, с долгими разговорами на тему в духе «… Жутко все задолбало, но люблю ее, не могу…», бывали истерики, слезы Светланы по телефону с просьбой повлиять на Артура, когда он совсем уже перекручивал в своих действиях и поступках.

Они еще потрепались о всяких ничего не значащих мелочах, о том как устает Светлана с Антошкой, что надо бы нанять домработницу и переложить на нее все эти тяготы быта, чтобы было намного легче Светке, да и в отпуск не мешало бы улететь, куда нибудь в Альпы, к примеру. Как Алена привыкает к школе, об ее отметках по разным предметам, о радостях и горестях школьной жизни в первом классе.

Потом снова выпили еще по одной чашке кофе, после которой он угостил Артура настоящей кубинской сигарой «Cohiba Esplendidos» формата «Churchill», достав ее из новехонького хьюмидора. Величественная, почти восемнадцать сантиметров длиной сигара, чуть-чуть не дотягивающей до двух сантиметров в диаметре, с ароматным, мягким обволакивающим дымом, средней крепости и естественно ручной скрутки, требовавшая само собой особого отношения к себе.

Артуру очень понравился хьюмидор:

— Ух ты, классная вещь! Где такой приобрел?

— Ну это итальянский хьюмидор на 200 штук, мой эксклюзивный заказ, в виде знаешь такого а-ля старинного сундучка с замком. Размер и объем как и обговаривали изначально на вид как… даже с чем сравнить то… как средняя микроволновая печь наверно. Да, примерно так, доставили всего две недели назад прямиком из Милана.

— А как доставили, без всяких происшествий?

— Да на удивление все обошлось. Пару дней держал определеную влажность, поскольку хьюмидор новый, чтобы не вытягивал влагу из сигар.

— А внутри из чего сделано, из какого дерева?

— Внутри все выполнено очень качественно, каждый миллиметр, можно сказать, обнюхал. Все по классическим канонам изготовления хьюмидора — из массива испанского кедра, который прекрасно поддерживает влажность. Фурнитура с двухэтажной конструкцией, сейчас, подожди секунду, покажу. Вот та-а-к, выд-ви-га-ет-ся она

.А наружная отделка из красного дерева, тут как видишь инкрустация, какой то хитроватый рисунок, лаковое покрытие в несколько слоев.

— А вот это что такое, изнутри на крышке?

— А это, братец ты мой, неотъемлемая часть хьюмидора — электронная система индикации влажности и температуры, тут можно регулировать относительную влажность от 40 до 80%. Если от заданного заранее уровня влажности пошло отклонение более чем на 1%, приводится в действие мощная система вентиляции, нагнетающая воздух насыщенный влагой внутри хьюмидора. Ну а для лучшей сохранности сигар требуется соблюдать некоторые оптимальные условия — диапазон температур 16—21° C, относительная влажность около 70%. Если не обращать никакого внимания на эти параметры, хранить как попало, то если температура будет выше шестнадцати-двадцати одного градуса, в сигарах заведется табачный жучок, который попортит основательно и постепенно все до чего дотянется. Если влажность будет выше, то появится плесень, при низкой влажности табак начинает пересыхать и если воду еще возможно будет восстановить, то эфирные масла будут безвозвратно утрачены. Пока правда не придумал куда лучше поставить, стоит у меня в здесь в шкафу, выделил отдельный отсек, как раз по размеру подошел.

Все это он рассказывал Артуру, пока тот обрезал конец сигары двухлезвийной ручной гильятиной для сигар, уже сидя на стуле, прикуривал длинной, в девять с половиной сантиметров сигарной шведской спичкой из кедра, не дающей запаха, раскуривал минуты две и наконец начался сам процесс наслаждения курением истинно кубинской сигары. Игорь тем временем принес внушительных размеров хрустальную пепельницу, отдельно предназначенную для сигар и поставил на стол перед Артуром.

— Ну как, что скажешь? — спросил Игорь

— Впечатляет, честно скажу — ответил Артур, выпуская постепенно изо рта мощную струю дыма. — А ты? Не куришь сигары?

— Очень редко, ты знаешь, поддавливает мотор потом. Могу когда долговременная работа сделана на отлично, клиент доволен, деньги получены — вот тогда можно и выкурить сигару, раз в месяц-полтора может быть. А так предпочитаю сигареты, полегче все таки для сердца.

Так они еще проговорили почти час о всякой мелочи по работе, о том что творится у Артура в фирме, о новых сотрудниках которых он принял на работу, что не могут пока войти в ритм круговерти юридической работы и в режим многозадачности, динамики принятия решений. Причем Артур был из тех руководителей, кто не стоял над душой, отдав распоряжение или поставив задачу. Ему было неважно как именно и каким способом это будет сделано, если срок допустим 2 недели — ты можешь закончить и положить на стол, например, договор поставки объемом в двадцать два листа, на тринадцатый день, можешь сделать это за 5 дней. Как ты это сделаешь, уже твои личные предпочтения и методы, на работе, после окончания рабочего времени остаешься в офисе, заканчиваешь дома по ночам, пользуешься электронными юридическими справочными системами или нет, отдаешь кому либо из юристов если не успеваешь или не хватает знаний — абсолютно не имело никакого значения.

Артур не указывал как именно нужно делать, не проверял ежечасно или ежедневно, критикуя и поправляя. Он определял круг вопросов которая должны быть решены и оформлены в срок а еще лучше если раньше обозначенного дня и времени будет все исполнено с юридической безупречностью. Естественно, при все прочем требуя от юристов оказания качественного, профессионального оказания услуг в при правовом сопровождения и консультировании. Но, надо было отдать должное, при всех тех категоричных и строгих требованиях Артур на редкость порядочно, справедливо, никогда не обманывая, не увиливая, не крутя хвостом оплачивал тяжкий, иногда длительный труд юриста — весь этот трудоемкий и энергетически затратный умственный процесс. Правда при одном условии, имеющем для него первостепенное значение — от уровня профессионализма и результативности юриста, который у него трудился, непосредственно зависел размер финансового вознаграждения за конкретную работу. Потому как напрямую от этого зависела и репутация его как директора, значимость и авторитетность фирмы, соответственно и уровень клиентов, которые приходят или возвращаются к нему для решения своих проблем. Конечно, право на ошибку есть у всех и человеческий фактор никак не исключишь, всякое бывает, юрист может устать, заболеть, быть излишне загружен работой, подготовкой к судебному заседанию и так далее, это все понятно. Но по возможности минимизировать ошибки и последующие за этим масштабные негативные последствия в первую очередь для клиента и разумеется для доброго имени юридической компании было архиважно. А для заинтересованности юриста в безупречном процессе своей деятельности и достижения высоких результатов в своей работе Артур хотел ввести для тех юристов, кто у него уже очень долго работал и были проверены как профессионально, так и в плане личностных характеристик за несколько лет каждодневного общего труда, один способ для стимулирования и повышения личной мотивации в эффективной работе. И поэтому вопросу тоже хотел посоветоваться с Игорем.

— Вот смотри, юристы имеют долевое участие в управлении фирмы, которую либо получают, либо выкупают, занимают командные посты и участвуют в том числе в перераспределении прибыли, ну а сами выплаты происходят в виде премий, гонораров, заработной платы — тут нужно хорошенько покумекать, в связи с налогообложением, как лучше сделать. Это все пока все неопределенно, некие туманные задумки, но я считаю что все таки к этому тем не менее придется придти, если держать и просчитывать дальнейшие перспективы развития самой юридической фирмы и стараться ее выводить на другой, более высокий уровень. Мне интересно было бы услышать твои мысли, твое мнение по этому поводу? Может быть какой то совет или другой взгляд совсем с другой стороны, как ты это видишь?

Игорь глубоко вздохнул, достал из ящика в столе пачку своих любимых сигарет «Winston», которые доставляли ему удовольствие как всякому истинному курильщику последние лет пять, несколько минут сосредоточенно и с чувством занимался процессом курения, поглядывая иногда на Артура.

— Ты знаешь, сложно что то так сказать навскидку. Мое мнение — собственник бизнеса должен быть один единственный, так проще на самом деле, ты отрубаешь от себя сразу очень много возможных проблем, интриг и хитрые, как могут думать те, кто их придумал, ходы. Решать то в итоге тебе, но лично я бы не стал так поступать. Лучше всестороннюю поддержку сделать юристам, которые хорошо делают свою работу, то есть повысить процент денежной выплаты существенно с каждого проведенного дела, например. Или подарки к праздникам детям, полностью оплачиваемая туристическая путевка на неделю во Францию, более комфортные условия труда в офисе, дополнительно принять в штат еще одного служебного водителя на хорошей иномарке. У тебя же есть такие возможности и ты делаешь кое-что, можно даже сказать многое. Тут так сразу не скажешь, тебе должно быть виднее, ведь ты с этими людьми все таки бок о бок каждый божий день. Человека можно знать 10—15 лет очень хорошо, как считаешь, да и то такое выкинет, что только диву даешься, как такое возможно.

С одной стороны это где то правильно, потому как и выводить свое дело в любом случае нужно на новый виток и держать людей рядом с собой совершенно иначе, чем платить просто зарплату. Мотивация, по всей видимости взлетит, как и уровень личного дохода а само такое повышение в прямой зависимости от качества работы и объема. Такая организация труда наверное позволит лучше управлять юристами — что как ты сам уже давным-давно убедился является очень непростым делом. Распределение ответственности в таком случае только на пользу, так как партнеры отвечают не только именем фирмы, но и в большей степени своим собственным. Все это в идеальном свечении видится так.

Но и подводных камней тут целая гора — ты должен понимать, что вводя, например, в руководящий состав людей, которые имеют свой пай, неважно каким образом у них образовавшийся, сделал ли ты такое благое дело в виде подарка или вы заранее обговорили различные способы выкупа, то ты уже теряешь часть своей собственности, единовластия и принятия решений в одном лице. Задумайся и представь что все глобальные и не очень вопросы будут решаться коллективно, так же как и передел общей и вносимой лично от текущей деятельности прибыли, учитывая точку зрения и оглядываясь еще на двух, трех человек. Тут нельзя исключать столкновение мнений, интересов и подковёрной игры, даже если распределишь, как тебе покажется, справедливо доли определенному числу твоих юристов.

И скорее всего, без иерархической лестницы тут не обойтись изначально, у кого то наверняка будет больше финансовых ресурсов для оформления своей части фирмы, кто то не сможет прямо сейчас выкупить и придется в случае полной заинтересованности в этом специалисте рассматривать другого рода способы вхождения его в бизнес. У всех будет разный вклад в общую копилку, исходя из отличий в опыте, характере, подходов к своей работе, личных и профессиональных качеств.

Кроме того, даже если представить что все всех устроило, тебя в том числе, все условия обговорены, приняты и уже твой партнер практически на одной линии с тобой, вдруг просчитывая свои шаги заранее решает выйти из дела — всякое может быть, будь то личные, семейные проблемы или вообще созреет до открытия своего юридического бизнеса.

При его выходе он видит одну стоимость своего участия и полагающегося пакета, ты вероятнее всего исходя из многих нюансов совместной деятельности, как вариант, наоборот совершенно иную планку предлагаешь. Пошли ссоры, инциденты, выяснение отношений и скатились до судебных разбирательств в итоге, что нежелательно обеим сторонам. Необязательно что произойдет, но исключать подобного я бы не тоже не стал. Замечательно если будут, как говорится и овцы целы и волки сыты, но так очень редко или вернее сказать почти никогда не происходит а уж тем паче если смотреть на то как отношения выстраиваются, поддерживаются и проходят непосредственно через призму денег. А это, мой юный и непосредственный друг — чуть заметно улыбнувшись сказал Игорь заканчивая свою речь — во все времена накрывалось причудливой паутиной самых темных сторон хомо, прости Господи, сапиенса.

— М-да… Спешить тут явно не стоит. Есть над чем подумать, короче говоря.

Артур посмотрел на часы, время уже приближалось к одиннадцати часам вечера, положил сигару в пепельницу, позволяя ей самой затухнуть.

— Ладно, Игорек. Я, честно тебе скажу, был рад тебя видеть и слышать, еще бы с тобой пообщался с удовольствием, хоть до утра, но надо показаться дома, Светка меня точно уже придушит, если совсем поздно приеду.

Игорь улыбнулся, они оба встали и пожали друг другу руки, потом пока Артур одевался в коридоре, Игорь успел через общую, не несущего никакого смысла взаимную болтовню дать Артуру свой новый номер сотового телефона, Артур записал его в записную книжку, они еще раз обменялись искренне любезностями и Артур ушел.

Глава 2

Весь последующий месяц, пролетевший как неделя, Игорь занимался своей работой. Отгремел Новый год с мандариновым и елочным ароматом, который он встретил в одиночестве, выпив в двенадцать ночи 31 декабря бокал шампанского и почти сразу завалившись спать после тяжелого, но очень продуктивного дня, проведенного за своим рабочим столом. Постепенно закончились все праздники, но Игорь их практически не заметил, для него все прошло как дата в календаре и не более. Встречи с клиентами, подготовка исковых заявлений и выходы в суд до Новогодних праздников, составление апелляционных жалоб, подготовка договоров и многочисленные консультации отнимали очень много времени, он порой засиживался в офисе до двух-трех часов ночи, но уже с утра, обычно в девять-десять часов погружался полностью в работу. За все это время он все больше и больше укреплялся в убеждении что те пертурбации которые явно обозначились раньше, продолжают свой непонятный ход, свою невычислимую механику. В воскресенье, в свой выходной занимаясь дома штангой, при навеске на гриф весов выскользнул из рук железный блин весом 5 кг и как в замедленном кино упал ребром сначала на пальцы правой ноги, прямиком на первую фалангу и большей своей частью на ногти, ну а затем перекатившись боком по полу, покружившись по своей оси с небольшим грохотом закатился в угол.

Игорь инстинктивно зажмурил глаза от предстоящей боли еще в процессе падения блина, но ничего не произошло. Не было боли, причем ее не было совсем. Ощущение веса присутствовало, как будто кто то сильно наступил на ногу и тут же убрал а резкой и обжигающей боли при таких ударах никак не почувствовалось. Пальцы ног словно заранее были обколоты обезболивающим средством, неприятное впечатление хирургической анестезии и операционного стола, когда чувствуешь как скальпель с сухим, поскрипывающим звуком рассекает кожу и мясо — вот именно такая первая ассоциация сразу пришла ему в голову. Он в непонимании с минуту смотрел на ногу, на железный блин в углу, потом отошел на спортивную скамью, которая стояла возле окна, поставил на нее ногу и прощупал все пальцы, которые попали под удар. Почти сразу покраснела кожа и опухоль начала разрастаться, точно кто то невидимый надувал каждый палец маленьким насосом, но при давлении рукой — ровным счетом никаких даже малейших признаков болевого очага и последующая утихающая постепенно сильная боль полностью прошла мимо. Попробовал пройтись по квартире, осторожно наступая на стопу, чувствовались только опухшие пальцы, да и то впечатление было как будто между ними напихали ваты, не более того.

Игорь дошел до кресла в комнате, закурил сигарету и никак не мог понять как относиться к тому что произошло. Ради эксперимента он щелкнул газовой зажигалкой для сигар, тройное высокое синевато-красное пламя под давлением вскинулось вверх и зашумело, освободившись из небольших ребристых стальных жерл, он отложил сигарету в пепельницу и сначала издалека начал подносить к ладони левой руки зажигалку. Все ближе и ближе огонь приближался к коже, потом две-три секунды Игорь держал вплотную ладонь над верхушкой огня, после потушил и положил зажигалку на стол, с интересом прислушиваясь к своим чувствам и наблюдая за разрастающимся волдырем на ладони. Но всё закончилось как и с ногой — абсолютное невосприятие боли. Он дошел до своего кабинета, в груде бумаг на столе отыскал ежедневник в черном кожаном переплете и пролистав почти половину страниц нашел телефон практикующего доктора, которому помог по рекомендации месяцев восемь назад с оформлением документов на поставку медицинского оборудования в негосударственную клинику. Хлопотливое дельце на тот момент, но и заработал Игорь прилично, они остались довольны совместной проделанной работой, обменялись визитками и впоследствии не теряли контакта, периодически напоминая о себе созванивались по большим и не очень праздникам. Он хотел позвонить и согласовать время приема, чтобы обрисовать свою ситуацию и возможно таким способом попытаться ее решить, может быть дело в чисто медицинских причинах, пройти всестороннее обследование, подлечиться у хороших докторов с огромным опытом и все пройдет, наладится и войдет в свою колею, все будет как прежде, без этих киданий в сторону.

Игорь за всеми этими мыслями оказался уже в коридоре, с ежедневником в руках и только он протянул руку к трубке телефона, как вдруг он оказался словно в картонном доме, без крыши, с двумя стенами, перпендикулярно друг другу. Одна стена была сплошная по левую руку а вторая с окном без стекла и разделенным на четыре части белым штапиком из дерева и двумя высокими половинками двери, с покрытием из темно-красного цвета кожи, набитые гвозди с большими шляпками образовывали на каждой из дверных половин ромб вверху и внизу, примыкая друг к другу. Он как будто перешагнул некую черту и переместился в игрушечный недостроенный домик огромных размеров, словно сначала заглянув внутрь, запустив полностью голову а потом влился весь и стены стали выше его в несколько раз.

Игорь сделав несколько шагов по белому картону очутился возле окна, за которым на серых холмах искусственный снег и елки из бумаги подсвечивались изнутри разноцветными огнями а небо закрыто куском фиолетового бархата. Он несколько секунд смотрел на подсветку, потом решил открыть дверь. Как только он потянул на себя одну из дверей и в открывающуюся щель увидел как издалека, то опускаясь, то поднимаясь по холмам к нему бежит толпа веселых и улыбающихся людей в темных балахонах с капюшонами, они бежали и неразборчиво вопили что то, в руках у них были черные воздушные шарики, ветряные вертушки из блестящей фольги на высоких пластмассовых палочках. Он в замешательстве смотрел как они бегут, очень быстро они оказались возле двери и попытались ввалиться через нее все разом. Игорь начал закрывать дверь, сначала ему это удавалось с трудом, люди кричали, громко смеялись, стучали в дверь и пытались дотянуться до лица Игоря своими игрушками. Наконец ему удалось захлопнуть дверь и все разом стихло, как обрезало. Он увидел на правой половине двери три скошенных налево, вбитых на половину в дверную кожу со следами ржавчины железные пластины и понял что это система замков. Начал поочередно нажимать на них, дверь после первой пластины открывалась в обе стороны свободным ходом, после второй пластины только наружу, после нажатия на третью оказалась закрытой. Он снова надавил на пластину посередине, дверь открылась, он выглянул и увидел как трое детей вдалеке пытаются съехать с холма на санках. Игорь хотел крикнуть им чтобы они этого не делали, так как холм очень крутой, но вместо слов у него из горла вырвался низкий и оглушающий звук тепловозного гудка, дети разбежались, он захлопнул дверь.

Обернувшись он увидел справа возле стены железную кровать с грязным матрасом, на которой распласталась лежа на животе и уткнувшись правой стороной лица в необъятную руку толстая, с отвратительными жировыми складками по всему телу и ногам, небольшим пучком кудрявых волос на голове какая то омерзительная пожилая афроамериканка в сплошном купальнике из блестящей резины ярко-малинового цвета. Другая сторона лица, повернутая к нему вся была покрыта множеством прыщей с желтым гноем, она косила на него одним глазом снизу вверх сквозь растопыренные, похожие на коричневые сосиски пальцы левой руки со съехавшими набок синими ногтями. Он хотел крикнуть «… Да что происходит то…", но вместо слов полился заполняющий все окружающее пространство придавливающий рёв тепловоза, который длился с полминуты. После чего он словно пройдя сквозь облако пара вновь оказался возле телефона в своей квартире. Еще несколько минут он приходил в себя, растирал виски, встряхнул головой несколько раз, но в глазах так и стояла последняя картина с кроватью.

«… Неужели вот так и сходят с ума?» — почему то именно такой была самая первая мысль после всего увиденного.

Он наконец протянул руку к телефонной трубке, начал набирать номер, накручивая диск и тут раздался настойчивый, беспрерывный звонок в дверь. Игорь одновременно прижимая к уху трубку и кинув на полку ежедневник подошел к дверному глазку. За дверью стояла молодая девушка, не отпускавшая кнопку звонка.

— Кто? — громко спросил Игорь.

— Откройте пожалуйста, мне очень нужно с вами поговорить.

— По поводу? Что вы хотели? Если по юридическим вопросам, я не принимаю дома, звоните завтра в течении дня и мы согласуем встречу в офисе.

— Игорь Петрович, я по личному и очень важному делу, которое касается вас, я вам все объясню, только не на лестничной площадке и не через дверь.

Он с полминуты постоял в раздумье, решая открыть или нет, положил трубку телефона, потом сказал:

— Подождите минут пять.

Быстро переодевшись в джинсы и натянув тонкий свитер с треугольным вырезом на шее, он приоткрыл входную дверь. В проеме показалась девушка лет девятнадцати-двадцати:

— Добрый день, Игорь Петрович. Я вас уверяю, разговор не терпит отлагательств. Разрешите войти?

— Хорошо, хорошо… Проходите.

Перед ним в коридоре стояла совсем юная, высокая, около 175 сантиметров ростом красивая девчонка, с правильными, почти идеальными чертами немного узкого и вытянутого лица со спокойным выражением на нем, с чистой, нежной кожей и легким макияжем, чуть припухлыми губами, в уголках которых поселилась еле заметная ироничная усмешка. Черные с тёмно-синеватым отливом волосы, прическа каре с немного скошенной челкой почти доходящей до прямых бровей средней ширины, в короткой темно-коричневой норковой шубке с капюшоном и поясом, обхватывающим ее тонкую талию стройной фигурки, концы которого опускались до середины бедер ее длинных ног, в темных чулках и черных сапогах-ботфордах чуть выше колен. Но больше всего его внимание сразу остановилось на ее глазах — большие, серьезные, зрачки которых утонули в непроницаемой бархатисто-черной, глубокой и гипнотизирующей воронке, в которую начинало затягивать с первых секунд обмена взглядами.

— Разговор предстоит долгий, Игорь Петрович, могу я вас попросить угостить меня чашечкой кофе? Уж простите ради Бога за нахальство — голос ее звучал мягко и женственно.

Он пожал плечами:

— Хм… Однако… Какая милая непосредственность… Вы так уверены, что мы будем с вами долго общаться?

— Да, я убеждена в этом — сказала она, лучезарно улыбнувшись и открыв при этом свои безукоризненно ровные, иссиня-белые среднего размера зубки.

— Н-ну что ж, прошу — раздевайтесь, вот здесь можно повесить вашу шубку — подождав пока она сняла верхнюю одежду и сапоги, он провел ее на кухню, закрыв перед этим общую дверь в остальных комнаты.

В чистой кухонной зоне у него всегда была вымыта посуда, живя один он приучил себя всегда после любой трапезы мыть за собой сразу все что использовалось — будь то приготовление чего либо или же сразу после того как поел, неважно одна это чашка или полная раковина тарелок. Потом пытаясь не упускать из поля зрения свою неожиданную гостью и не поворачиваться к ней спиной быстро сварил в турке кофе на две чашки, которые впоследствии расположились на серебрянном подносе с хрустальной сахарницей, керамическим кувшинчиком со сливками, двумя маленькими ложечками и несколькими бумажными салфетками. Она сидела боком на диване перед небольшим столом, в черной мини-юбке и нежно-розового цвета кофточке, молча наблюдая за ним.

— Я слушаю вас внимательно — произнес Игорь, после того как выяснил что ей нужно три ложечки сахара и немного сливок, подав ей кофе а сам присаживаясь в кресло.

— Спасибо, так вот, Игорь Петрович. Вам не нужно никуда звонить с просьбой о психиатрической помощи, как впрочем и кому либо другому рассказывать о том, что с вами происходит.

Рука Игоря с ложкой размешивающая кофе тут же застыла над чашкой.

— Откуда вы… узнали…?

— Начнем с того, что меня зовут Алёна. Я к вам по поручению одной… как бы это лучше то выразиться… скажем так… организации. Да, пусть пока будет такое название, «организация» — она перекатывала это слово во рту, точно конфетку.

— Нет, вы мне скажите…

— Не спешите, Игорь Петрович, не нужно бежать впереди паровоза, вы всё, ну или то что вам необходимо знать на данный момент вашей жизни узнаете. Мы знаем о ваших проблемах с психикой в последнее время, как и о тех, кого давно нет в живых, которые вас преследуют, так и о последнем случае с ногой, потере боли. Этому есть причины и своё объяснение, сейчас от вас потребуется только выслушать меня спокойно, попытаться воспринять то что я вам сообщу, попробовать после того как я уйду переварить информацию и сделать свой выбор. Я говорю «мы», так как полностью и безраздельно отождествляю себя с теми, от кого пришла и от кого мне поручено донести до вас некоторые сведения. Специально не употребляю слово «люди», потому что ни я, ни они таковыми не являются. А вернее, в человеческом обличии находится внеземная сущность. С какой галактики, название планеты ну и так далее — все эти данные абсолютно ни о чем вам не скажут. Если перевести на человеческий язык, то это будет просто набор цифр и букв для вас, не более того.

А так же, предвосхищая возможные вопросы, например, где ваша летающая тарелка, в каком месте вы приземлились, о зеленых человечках с непропорциональной фигурой и головой — проговаривая это, ее лицо устало сморщилось на секунду — и тому подобные глупости, возмущения, крики о моем сумашествии. Сразу вам хочу сказать, пожалуйста, огромная просьба, выкиньте из головы все что вы видели в фантастических фильмах, читали в книгах и возможно смотрели по телевидению до этого на тему посещения, завоевания инопланетянами планеты Земля. Все это является бурной и неиссякаемой человеческой фантазией самого низкого пошиба, не имеющей никакого отношение к тому, что на происходит на самом деле. Хотя… в общем где то можно это понять, только и остаются выдумки за неимением реальных материалов и отсутствия осведомленности. Я слишком измождена таким наивным интересом за последнее время, общаясь на первоначальном этапе с теми, кто нам нужен. Поэтому еще раз прошу — избавьте меня от подобных речей, я вам полностью обрисую ситуацию максимально доступными для понимания терминами и словами, больше мне добавить будет нечего, во всяком случае сегодня, дальше вы сами в случае положительного решения сотрудничества с нами многое поймете и узнаете. Чудесный кофе, кстати говоря, вы отлично его готовите, благодарю вас — Алена поставила пустую чашку на стол — можно вас еще попросить, стакан чистой воды, если не трудно?

Игорь поднялся с кресла, налил воды из графина в прозрачный, ребристый стакан и подавая его в руки Алены увидел что на несколько секунд глаза ее полностью, вместе с белками, стали одним фоном, угольного цвета, еще больше потемнели, остались естественными только красноватые уголки глаз, через секунд десять все возвратилось в обычное состояние, белки вновь стали белыми, с голубоватым оттенком. Игорь видел как то такие глаза, это было похоже на работу татуировщика, когда прокалываются с помощью шприца или татуировочной машинки поочередно глазные яблоки, вводится красящий пигмент в оболочку глаза, заливая его весь одним тоном. А больше все таки было похоже на так называемые декоративные склеральные контактные линзы, надевая их, глаза становились абсолютно черными, в том числе и белки. Он задержал руку со стаканом в это время вместе с ее рукой, которой она уже взялась, Алена вопросительно на него посмотрела, Игорь же словно очнувшись отпустил свою руку и отдал стакан, сел опять в кресло напротив нее.

Конец ознакомительного фрагмента.