Самые сильные силы

Олег Аркадьевич Белоусов

Автор книги пытается ответить на вопрос, который часто задавала ему младшая дочь, и на который отец захотел ответить спустя десять лет, написав эту повесть.

ГЛАВА 3

Немного проехав вниз, лифт неожиданно замер, и в кабине погас свет. Наступила темнота, которая немедленно приходит после отключения яркого освещения. Домников крепко зажмурился до появления цветных кругов, затем быстро открыл глаза, но темнота по-прежнему казалась беспросветной. Спустя минуту глаза начали привыкать, и постепенно исчезло ослепляющее яркое пятно от погасшего плафона на потолке. Стало еле видно маленькую щель между дверями, через которую едва пробивался дневной свет из больших окон лифтовых площадок. Остановка произошла между этажами, так как полоска света в центре имела значительный разрыв, а значит, выбраться наружу представлялось не очень простым делом.

— Приехали! — сказал Филипп и машинально попытался просунуть пальцы между дверными створками, но они не поддавались, и только немного увеличилась узкая полоска света, более отчётливо освещая девушек на противоположной стороне кабины лифта. Филипп не очень опасался опоздать на встречу, поэтому смирился с безысходностью и стал спокойно дожидаться, когда включат электричество. Домников решил безропотно ждать того момента, когда лифт сможет продолжить движение вниз, уверенно полагая в первую минуту, что отключение продлится не очень долго. Филипп чувствовал себя неловко. Чем дольше все молчали в темноте, тем более гнетущим казалось это молчание, а о чём говорить с незнакомыми девочками в такой ситуации, — Домников не находил. Он убрал пальцы из проёма дверей, и опять вернулась прежняя темнота. Притихшие подруги зашевелились и послышался шёпот:

— Танечка, сейчас дадут свет. Подожди чуточку, — Филипп подумал, что попутчицам, возможно, не понравилась усилившаяся темнота, и он опять попробовал просунуть насколько возможно пальцы между дверей. Благодаря незначительному люфту между створками, снова образовалась чуть большая полоска света. Филипп смог с трудом разглядеть, что ту девушку, которую он отметил как предпочтительную для знакомства, обнимала за шею её подруга и успокаивала, а та, прижав ладони к глазам, тихо плакала. Филиппу показалось странным, что девушка расстроилась из-за остановившегося лифта. Домников не видел ничего опасного во временной остановке. Вдруг плачущая девушка вырвалась из объятий подруги и бросилась на Филиппа. Прежде чем услышать её панический крик, Домников почувствовал, что девчонка быстро просунула руки ему под мышки и прижалась к нему всем телом. Испуганная девушка рыдала и кричала ему в грудь, но это, казалось, слышала вся гостиница:

— Сделайте что-нибудь! Скорее! Я прошу вас! Мне страшно! — Её громкие грудные рыдания обескуражили Филиппа. Внезапно он ощутил резкую боль оттого, что ногти девушки впились ему в спину. Филипп предположил, что его тонкая рубашка прорезана, и он начал явно ощущать кровяную мокроту под лопатками. С трудом сдерживая боль, Филипп крепко обнял испуганную попутчицу, и это чуточку утихомирило её, а боль в спине от впившихся ногтей несколько уменьшилась. Как только Филипп ослаблял свои объятия, Татьяна опять до нестерпимости сильно впивалась в его тело.

— Тихо-тихо… — сказал Домников ей успокаивающим шёпотом в ухо и легонько похлопал по спине. Несчастная буквально вросла в Домникова. Стыд оттого, что он не сможет выдержать глубоких царапин от ногтей девушки, заставил его, стиснув зубы, с трудом сдержаться, хотя в первое мгновение Филипп чуть не закричал от пронизывающей боли. Какой бы сильной не оказалась боль, мысленно Филипп решил, что без малейшего звука вытерпит все, что ему придётся сейчас испытать от плачущей девочки. Более спокойная подруга рыдающей девушки, тоже напуганная, беспомощно стояла позади плачущей Тани и в растерянности утешала её, поглаживая ту по плечу. Только теперь до Филиппа дошло, что Татьяна, возможно, больна. Какая-то фобия присутствовала у девушки. Спустя мгновение Таня опять начала плакать, её тело сотрясала дрожь. Филипп вновь почувствовал знакомую боль от её не ко времени ухоженных и длинных ногтей. Теперь пораненная спина стала более отзывчива на бессознательные истязания, но Домников терпел. Здоровая девушка, опасаясь остаться одной в темноте, тоже прижалась к Филиппу с Татьяной, и Филипп был вынужден одной рукой обхватить и другую девушку. В таком положении Домникова осенила догадка, что возможно, где-то на этажах есть люди, ожидающие лифт. Филипп попытался чуть придвинуться с девушками к проёму дверей, но ничего не получилось — он не мог оторвать ноги от пола. Прильнувшая к нему девушка, а он из-за боли в спине не обратил сразу на это внимание, стояла на его туфлях, и пальцы его ног начали понемногу ощущать неприятную сдавленность. Домников громко крикнул:

— Эй! Есть кто-нибудь там?! — Внизу слышался едва различимый разговор жильцов или работников гостиницы, но никто не ответил. — Люди! — опять крикнул Филипп ещё громче. — Здесь человеку плохо! Сходите кто-нибудь вниз к администратору и скажите, что здесь в застрявшем лифте человеку плохо! — Из-за длины фразы Филипп предположил, что разобрать и услышать могли только первое слово — «Люди!». Между тем, его крик помог ему перенести боль в спине и неприятную тесноту придавленных пальцев на ногах, подобно тому, как вырвавшиеся проклятия помогают сильно споткнувшемуся человеку заглушить боль ушибленного места. Вдруг откуда-то рядом в ответ женский голос негромко и спокойно произнёс:

— Уже ушли. Потерпите. — По всей видимости, это была этажная уборщица. Она сказала три слова с такой интонацией, словно обращалась к шалившим детям, которые дурачатся и раздражают её беспричинно громким шумом. Филиппу захотелось грубо выругаться, чтобы уборщица реально представила серьёзность положения, но он сдержался, опасаясь напугать девушек. Немногочисленные жильцы наполовину пустого отеля, поняв, что лифты не работают, стали ходить по лестничным маршам, чтобы не терять времени. Филипп предположил, что все исчезли, и их никто больше не услышит. Мысленно он молил бога, чтобы флегматичная работница, проходившая мимо и знавшая о них, тоже напомнила администратору, что в застрявшем лифте кому-то плохо. В его объятиях плакали уже обе девочки. Домников стоял и не знал, как подруг утешить или убедить, что помощь скоро придёт. Все его увещевания не оказывали никакого действия — девушки плакали, не переставая. Ещё некоторое время назад подружки смеялись беззаботно, а он строил планы о том, как бы заполучить эту плачущую особу в свои объятия. Теперь это случилось. Филипп чувствовал сплошное и плотное от коленей до груди прикосновение всего её вздрагивающего от рыданий тела и на удивление не терял мужского желания к несчастной. Филипп умышленно начал думать о безобразных, уродливых и беззубых старухах, чтобы его желание к молодой плачущей девушке вдруг случайно не проявилось. Сейчас преобладали жалость и сострадание к испуганной девице, но интерес не пропадал, несмотря на то, что с детства Филипп не мог переносить чье-то страдание.

Обнимая двух рыдающих подруг, Домников невольно припомнил свою плачущую покойную бабушку. В дошкольном возрасте однажды с соседом Сережей они пришли к тому в огород, где стали срывать с грядки ещё неспелые, колючие, но пахучие первые огурцы. Сережа был на год моложе, и ему всегда хотелось дружить с Филиппом. Соседский мальчик использовал любой повод, чтобы Филипп обратил на него внимание. Вот и тогда он позвал Филиппа в свой огород попробовать их огурцов, рискуя быть побитым дома. Как назло их поход не остался незамеченным. Из дома выбежал отец Сережи с багровым лицом, сердито и громко крича на них. Отец Сережи увидел в окно, которое выходило в огород, что ребята подошли к огуречным грядкам. Филиппу тогда показалось, что отец друга был пьян. Перепугавшись от страха дети с запозданием присели под огромные огуречные листья за высокой навозной грядкой. Филиппа охватила паника. Ребята спешно, не сговариваясь, начали вынимать из-за пазухи огурцы и бросать их обратно в лунки. Филипп трясущимися руками быстро выкидывал огурцы и очень надеялся, что дядя Боря не поймёт, что огурцы сорваны. Отец друга сердито потребовал, чтобы друзья перестали прятаться и подошли немедленно к нему. Маленького нескладного Сережу отец за непослушание иногда бил ремнём, а Филиппа никто дома не наказывал за проступки, и он предположил, что сейчас его могут впервые побить вместе с товарищем, дружбы с которым он особенно не искал. У Филиппа в своём огороде поспевали огурцы, а он польстился на приглашение «очкарика», как он презрительно про себя иногда называл соседа, и сейчас, очевидно, получит тумаков за это. Филипп очень боялся какой-либо боли и возможные предстоящие побои пугали его до дрожи. У Филиппа по всему телу прошёл озноб. Сергей первый поднялся из-за листьев и неуверенной походкой пошёл к отцу. В глазах друга отчётливо виделся огромный страх (глаза по размеру походили на коровьи из-за очков с большим плюсом). Очки не имели одного ушка и крепились на затылке белой резинкой от трусов. Линзы очков особенно подчёркивали испуг мальчика на побледневшем лице. Казалось, что Сережа шёл на полусогнутых ногах, и они его плохо слушались. Когда сын поравнялся с отцом, то последний резко схватил Сережу за руку и с силой хлопнул того ладонью по затылку, отчего очки перекосились на лице мальчика, но не слетели, благодаря резинке. Сережа вырвался и выбежал в открытую калитку на улицу. Мальчик бежал и громко ревел, а губы его посинели от нехватки воздуха. Перекошенные очки мешали ему хорошо видеть дорогу перед собой, и поэтому дружок Филиппа бежал почти вслепую. Сережа боялся остановиться и поправить очки, потому что не был уверен, что отец его не преследует.

Конец ознакомительного фрагмента.